Не застав своего друга Эркюля Пуаро дома, миссис Оливер прибегла к телефону.
– Вы, случайно, не собираетесь сегодня вечером быть дома? – спросила она.
Она сидела у телефона и с некоторой нервозностью барабанила пальцами по столу.
– Это говорит?…
– Ариадна Оливер, – сказала миссис Оливер, которую всегда удивляло, что нужно называть свое имя, так как предполагала, что все друзья узнают ее голос, как только услышат.
– Да, я весь вечер буду дома. Означает ли это, что я буду иметь удовольствие от вашего визита?
– Очень мило с вашей стороны так выразиться. Не знаю, будет ли это таким уж удовольствием.
– Видеть вас – всегда удовольствие, chère madame[2].
– Не знаю, – сказала миссис Оливер. – Может быть, я собираюсь… ну, немножко вас потревожить. Задать вопросы. Я хочу узнать, что вы думаете кое о чем.
– Это я всегда готов рассказать любому.
– Тут кое-что случилось… Кое-что беспокоящее меня, и я не знаю, что с этим делать.
– Значит, вы придете, и мы увидимся. Я польщен. Очень польщен.
– Какое время вас устроит? – спросила миссис Оливер.
– В девять? Может быть, мы вместе попьем кофе, если только вы не предпочитаете гренадин или Sirop de Cassis…[3] Впрочем нет, вы его не любите. Я помню. Джордж, – обратился Пуаро к своему бесценному слуге, – вечером нам предстоит удовольствие принять миссис Оливер. Я думаю, кофе и какой-нибудь ликер. Не уверен, какой она любит.
– Я видел, как она пила кирш[4], сэр.
– И crème de menthe[5]. Но я думаю, она предпочтет кирш. Прекрасно, – сказал Пуаро. – Значит, пусть будет так.
Миссис Оливер прибыла пунктуально в назначенное время. За ужином Пуаро гадал, что заставило миссис Оливер навестить его и почему она так сомневается в том, что делает. Приберегла для него какую-то сложную задачу или собирается сообщить о каком-то преступлении? Как ему было хорошо известно, от миссис Оливер можно ожидать чего угодно – от самого банального до экстраординарного. Можно сказать, и то, и другое было в ее духе. Она показалась ему встревоженной.
Что ж, он умеет ладить с миссис Оливер, подумал про себя Пуаро. Он всегда умел ладить с миссис Оливер. Иногда она бесила его. И в то же время он был очень к ней привязан. Они вместе многое пережили и многое испытали. Кстати, он прочел о ней что-то в газете только сегодня утром – или это была вечерняя газета? Нужно постараться вспомнить, пока она не пришла… И Пуаро вспомнил – как раз когда Джордж сообщил о ее прибытии.
Когда Ариадна вошла, Пуаро сразу заключил, что его диагноз о ее тревоге был достаточно верен. Ее прическа, довольно замысловатая, была растрепана оттого, что миссис Оливер взбешенно и лихорадочно теребила ее, как это у нее иногда бывало. Он принял гостью со всеми проявлениями удовольствия, усадил в кресло, налил ей кофе и протянул стаканчик кирша.
– Ах! – воскликнула миссис Оливер со вздохом человека, испытавшего облегчение. – Наверное, вы подумаете, что я страшная дура, но все же…
– Я вижу или, точнее, видел в газете, что сегодня вы присутствовали на литературном ленче. Для знаменитых писательниц. Что-то в этом роде. Я думал, вы никогда их не посещаете.
– Обычно не посещаю, – ответила миссис Оливер, – и больше никогда туда не пойду.
– Ах, вы много там натерпелись? – посочувствовал Пуаро.
Он знал, чем можно досадить миссис Оливер. Чрезмерные восхваления ее книг всегда выводили ее из себя, потому что, как однажды ему призналась Ариадна, она никогда не знала, как на это реагировать.
– Вам не понравилось?
– До какого-то времени нравилось, – сказала миссис Оливер, – но потом случилось нечто очень неприятное.
– Ага, и после этого вы решили навестить меня…
– Да, но я в самом деле не знаю зачем. То есть это не имеет к вам никакого отношения, и не думаю, что это вас как-то заинтересует. Мне и самой это не очень интересно. Хотя, наверное, это меня все-таки заинтересовало, иначе мне не захотелось бы прийти узнать, что вы об этом думаете. Узнать, что… в общем, как бы вы поступили на моем месте.
– Это очень трудный вопрос. Я знаю, как в любой ситуации поступил бы я, Эркюль Пуаро, но как поступили бы вы, я не могу сказать, хотя и хорошо вас знаю.
– К этому времени вы уже должны это представлять, – сказала миссис Оливер. – Вы знаете меня достаточно давно.
– Сколько же уже? Лет двадцать?
– О, не знаю. Никогда не запоминаю лет и дат. Знаете, у меня все мешается. Я помню тысяча девятьсот тридцать девятый, потому что тогда началась война, а другие даты помню из-за всяких чудны̜х событий там и сям.
– Как бы то ни было, вы пошли на тот литературный ленч. И он вам не очень понравился.
– Ленч мне понравился, но потом…
– Кто-то вам что-то сказал, – предположил Пуаро с мягкостью доктора, выясняющего симптомы.
– Ну, мне готовились что-то сказать… На меня вдруг набросилась одна из этих огромных требовательных женщин, которые всегда умудряются подавлять всех и от которых становится не по себе, как ни от кого другого. Знаете, она как будто ловит бабочек или других букашек, ей бы еще сачок. Она словно окружила меня со всех сторон и затащила на канапе, а потом начала говорить. Сначала о моей крестнице…
– А, да. О вашей любимой крестнице?
– Я не видела ее много лет, – сказала миссис Оливер. – Ну, я же не могу поддерживать связь с ними со всеми. А потом она задала мне самый неприятный вопрос. Она хотела, чтобы я… О, боже, как мне трудно это сказать…
– Что же тут трудного? – возразил Пуаро. – Это очень просто. Рано или поздно все рассказывают мне всё. Видите ли, я всего лишь иностранец, и потому это не важно. Это легко, потому что я иностранец.
– Да, рассказывать вам довольно легко, – признала миссис Оливер. – Видите ли, она спросила меня об отце и матери этой девушки. Спросила, что именно случилось: ее мать убила ее отца или отец убил мать?
– Прошу прощения? – произнес Пуаро.
– О, я понимаю, что это звучит дико. Ну, мне показалось это совершенно диким.
– Ее мать убила ее отца – или отец убил мать?
– Совершенно верно, – подтвердила миссис Оливер.
– Но это факт? То, что то ли ее отец убил мать, то ли мать убила отца?
– Ну, обоих нашли застреленными, – сказала миссис Оливер. – На вершине скалы. Не помню, то ли в Корнуолле, то ли на Корсике… Что-то в этом роде.
– Так, значит, она сказала правду?
– Да, в этой части – правду. Это случилось много лет назад. Ну, и я… Почему она обратилась ко мне?
– Это ясно: потому, что вы пишете детективы, – объяснил Пуаро. – Несомненно, она сказала, что вы знаете всё о преступлениях. А то, что случилось, – оно было реально?
– О да. Не из таких вопросов: «что бы сделал А», или «какая процедура была бы уместна, если б ваш отец убил вашу мать». Нет, это реально случилось. И я подумала, что лучше рассказать эту историю вам. То есть я не могу вспомнить ее в точности, но в свое время она была широко известна. Это случилось… О, надо думать, как минимум около двадцати лет назад. И, говорю вам, я вспомнила имена этих людей, потому что знала их. С женой мы вместе учились в школе, и я знала ее очень хорошо. Мы дружили. Этот случай был широко известен – знаете, о нем писали все газеты и все такое прочее. Сэр Алистер Рейвенскрофт и леди Рейвенскрофт. Вполне счастливая пара: он был полковником или генералом, а она следовала за ним, и где только они не побывали! Потом купили где-то тот дом – кажется, за границей, но точно не помню… А потом вдруг в газетах появились эти сообщения. То ли кто-то убил их обоих, то ли они убили друг друга. Думаю, использовался револьвер, который всегда лежал у них в доме, и… Лучше я расскажу, что помню.
Собравшись с мыслями, миссис Оливер сумела более-менее ясно изложить то, что слышала. Пуаро время от времени уточнял ту или иную деталь.
– Но почему, – спросил он, когда рассказ подошел к концу, – почему та женщина так хочет это узнать?
– Ну, вот это я и хотела бы выяснить, – сказала миссис Оливер. – Думаю, я могу добраться до Селии. Я знаю, что она по-прежнему живет в Лондоне. А может быть, в Кембридже или в Оксфорде… Кажется, она защитила диплом и то ли читает там лекции, то ли преподает где-то еще… в общем, что-то в этом роде. И, знаете, она очень современная. Водится с длинноволосыми молодыми людьми в странных нарядах. Но не думаю, что употребляет наркотики. Она в полном порядке, и… Я слышу о ней лишь изредка, случайно. То есть она присылает мне открытки на Рождество, и все такое. Знаете, о своих крестниках не думают постоянно, а ей уже двадцать пять или двадцать шесть.
– Не замужем?
– Нет. Очевидно, она собирается замуж – или у нее есть такая мысль… Миссис… Как же звали ту женщину? Опять забыла. Ах да – миссис Бёртон-Кокс. За ее сына.
– И миссис Бёртон-Кокс не хочет, чтобы ее сын женился на этой девушке, потому что ее отец убил ее мать или мать убила отца?
– Ну, наверное, – сказала миссис Оливер. – Больше я ничего не могу предположить. Но какая разница, кто кого убил? Если один из твоих родителей убил другого, неужели для матери молодого человека, за которого ты собираешься выйти, так важно, кто именно совершил убийство?
– Об этом можно подумать, – сказал Пуаро. – Знаете… Да, это действительно интересно. То есть не то, кто убил: сэр Алистер Рейвенскрофт или леди Рейвенскрофт. Кажется, я смутно припоминаю что-то подобное… а может быть, и тот самый случай. Но странность кроется в самой миссис Бёртон-Кокс. Может быть, у нее что-то с головой… Она очень любит своего сына?
– Наверное, – сказала миссис Оливер. – Вероятно, она вообще не хочет, чтобы он женился на этой девушке.
– Потому что она могла унаследовать предрасположенность к убийству мужчины, за которого вышла, или что-то такое?
– Откуда мне знать? – сказала миссис Оливер. – Она, кажется, думает, что я могу все ей сказать, а сама рассказала мне не все, верно? Но почему, как вы думаете? Что стоит за всем этим? Что все это означает?
– Будет очень интересно это выяснить, – сказал Пуаро.
– Что ж, потому я к вам и пришла. Вы любите выяснять такие вещи – в которых поначалу не видите никакого мотива. То есть никто не видит мотива.
– Вы думаете, миссис Бёртон-Кокс отдает предпочтение какому-то варианту? – спросил Пуаро.
– То есть муж убил жену или жена убила мужа? Не думаю.
– Что ж, я понял вашу проблему, – сказал Пуаро. – Это меня очень заинтриговало. Приходишь домой с какого-то приема. Тебя просят сделать что-то очень трудное, почти невозможное, и – ты задумываешься, с какого конца взяться за это дело.
– Ну, и с какого же? – спросила миссис Оливер.
– Мне не так легко это сказать, – ответил Пуаро. – Ведь я не женщина. Не женщина, которую вы по-настоящему не знаете, которую вы встретили на ленче и которая поставила перед вами задачу и попросила решить ее, никак не объяснив своего мотива.
– Верно, – согласилась миссис Оливер. – И что теперь делать Ариадне? Иными словами, что теперь делать А., если б вы прочли об этой проблеме в газете?
– Ну, я предполагаю, у А. есть три пути. Можно написать записку миссис Бёртон-Кокс со словами: «Мне очень жаль, но я чувствую, что действительно не могу помочь Вам в этом вопросе», – или можете выразить это как-нибудь по-другому. Вариант Б: вы связываетесь с вашей крестницей и рассказываете ей, что спросила у вас мать ее парня, или молодого человека, или как там это называется, за которого она думает выйти замуж. От нее вы узнаёте, действительно ли она собирается за него замуж. Если да, то нет ли у нее какой-нибудь догадки, или не говорил ли ей этот молодой человек, что взбрело в голову его матушке. И тут появятся другие интересные моменты – например, выяснится, что думает девушка о матери молодого человека, за которого хочет выйти замуж. И третье, что вы можете сделать, – сказал Пуаро, – и что я настоятельно рекомендовал бы вам…
– Я знаю, – сказала миссис Оливер. – Одно слово.
– Ничего, – закончил Пуаро.
– Именно. Я знаю, что это было бы просто и правильно. Ничего. Это большое нахальство – пойти и сказать девушке, своей крестнице, что собирается рассказывать людям ее будущая свекровь и о чем расспрашивать. Но…
– Я знаю, – сказал Пуаро. – Человеческое любопытство.
– Я хочу узнать, почему эта противная тетка подошла ко мне и все это сказала. Когда узнаю, смогу успокоиться и забыть обо всем этом. Но до тех пор…
– Да, – сказал Пуаро, – вы не сможете заснуть. Или будете просыпаться среди ночи, и, если я действительно вас знаю, вам в голову будут приходить самые экстраординарные и экстравагантные идеи, из которых вы, пожалуй, некоторое время спустя сможете сочинить очень неплохую детективную историю. Детектив с убийством – триллер. Что угодно.
– Что ж, пожалуй, могла бы, если взглянуть с этой стороны, – согласилась миссис Оливер, и ее глаза слегка сверкнули.
– Бросьте это дело, – сказал Пуаро. – Это будет очень трудно. К тому же, похоже, для этого у вас нет никаких серьезных оснований.
– Но я хочу убедиться, что для этого нет никаких оснований.
– Человеческое любопытство, – повторил Пуаро. – Такая интересная штука… – Он вздохнул. – Подумать только, чем мы обязаны ему на протяжении истории. Любопытство. Не знаю, кто придумал любопытство. Говорят, что оно связано с кошкой. Кошку погубило любопытство[6]. Но я бы сказал, что любопытство изобрели греки. Они все хотели знать. До них, насколько я знаю, никто не хотел знать лишнего. До них люди лишь хотели знать, каковы правила той страны, в которой они жили, как избежать отсечения головы, или посадки на кол, или еще какой-нибудь неприятности. Но они или подчинялись, или не подчинялись этим правилам. Они не хотели знать почему. Но с тех пор многие захотели знать почему, и из-за этого много что произошло. Корабли, поезда, летающие аппараты, и атомные бомбы, и пенициллин, и методы лечения различных заболеваний. Маленький мальчик смотрит, как на мамином чайнике от пара подпрыгивает крышка – и мы узнали железную дорогу и поезда, которые со временем породили забастовки железнодорожников и многое другое. И так далее, и так далее.
– Но скажите, – поинтересовалась миссис Оливер, – вы считаете, что я люблю совать нос не в свое дело?
– Нет, не считаю. Я вообще не считаю вас очень любопытной женщиной. Но вижу, что на том литературном ленче вы впали в возбужденное состояние, защищаясь от излишней любезности и избыточных похвал. И из-за этого попали в другую неловкую ситуацию и страшно невзлюбили ту женщину, которая вас в нее поставила.
– Да. Это очень надоедливая женщина, очень неприятная.
– Это давнее убийство мужа и жены, которые будто бы прекрасно ладили, и не было известно ни о каких ссорах между ними. По вашим словам, нигде не писали про возможную причину убийства?
– Они были застрелены. Да, застрелены. Это могло быть самоубийство по сговору. Наверное, полиция так сначала и решила. Конечно, после стольких лет этого уже не выяснишь…
– Не скажите, – возразил Пуаро. – Думаю, я смогу кое-что выяснить.
– Вы хотите сказать – через ваших невообразимых друзей?
– Ну, пожалуй, я бы не стал называть их невообразимыми. Это определенно осведомленные друзья, которые могут получить доступ к определенным архивам, посмотреть на отчеты о преступлениях того времени – и дать и мне доступ к определенным записям.
– Вы сможете кое-что разузнать, – с надеждой сказала миссис Оливер, – и потом рассказать мне.
– Да, думаю, в любом случае я могу вам помочь узнать все факты, касающиеся этого дела. Хотя это и займет некоторое время.
– Я считаю, что если вы займетесь этим – а я очень этого хочу, – то и мне нужно будет предпринять что-то со своей стороны. Например, встретиться с этой девушкой. Я посмотрю, знает ли она что-то об этом, предложу выразить от ее имени недовольство ее потенциальной свекрови или же помочь каким-либо другим способом. И еще мне хочется посмотреть на молодого человека, за которого она собирается замуж.
– Совершенно верно, – одобрил Пуаро. – Превосходно.
– И я предполагаю, могут быть люди… – Миссис Оливер осеклась и нахмурилась.
– Не думаю, что люди очень помогут, – сказал Эркюль Пуаро. – В свое время, возможно, это было cause célèbre[7]. Но что такое cause célèbre, если подумать? Если только оно не заканчивается удивительной развязкой, а в данном случае развязки не было. Никто о нем не помнит.
– Да, – признала миссис Оливер, – это истинная правда. В газетах было много шуму, и иногда этот случай упоминали, а потом все просто забылось. Что ж, так теперь делается. Как с той девушкой на днях – знаете, которая вышла из дому, и ее нигде не могли найти. Ну, то есть это случилось пять или шесть лет назад, а потом вдруг маленький мальчик играет в куче песка, или в яме с гравием, или что-то в этом роде – и находит мертвое тело. Через пять или шесть лет.
– Это верно, – согласился Пуаро. – И также верно другое: зная, сколько времени пролежало тело и что случилось в тот конкретный день, вернувшись к разнообразным событиям того дня, о которых остались записи, можно, наконец, найти убийцу. Но в вашем случае это будет труднее, поскольку, похоже, ответ будет одним из двух: либо муж не любил жену и хотел избавиться от нее, либо жена ненавидела мужа или имела любовника. Поэтому это могло быть убийство из ненависти или нечто совсем иное. В любом случае будет, так сказать, нечего разыскивать. Если полиция ничего не нашла в свое время, то мотив может оказаться сложным, который нелегко разглядеть. Потому оно и осталось сенсацией на неделю, не более того.
– Наверное, я навещу свою крестницу. Пожалуй, та ужасная женщина этого от меня и хотела. Она думает, что моя крестница знает – ну, может знать, – сказала миссис Оливер. – Знаете, дети осведомлены о таких вещах… Они ведают самое невероятное.
– Вы имеете представление, сколько лет было вашей крестнице в то время?
– Ну, да, если посчитать… но сразу не могу сказать. Наверное, девять или десять, но, возможно, и больше, не знаю. Думаю, она в то время была в школе. Но, может быть, это моя фантазия, воспоминания о том, что я когда-то читала…
– Так вы думаете, миссис Бёртон-Кокс хотела, чтобы вы получили информацию от своей крестницы? Возможно, девушка что-то знает, может быть, говорила что-то ее сыну, а сын сказал матери… Подозреваю, миссис Бёртон-Кокс пыталась сама расспрашивать девушку и получила отпор, но потом подумала, что знаменитая миссис Оливер, которая к тому же ее крестная мать и полна криминальных знаний, может выудить из нее информацию. Хотя почему ей так это важно, я не могу понять, – сказал Пуаро. – И мне не кажется, что те, кого вы туманно называете «люди», смогут помочь через столько лет. Неужели кто-то что-то помнит?
– Ну, в этом случае, я думаю, могли запомнить, – сказала миссис Оливер.
– Вы удивляете меня. – Пуаро озадаченно посмотрел на нее. – Разве люди что-то запоминают?
– Ну, на самом деле я думала о слонах.
– О слонах?
Как это частенько бывало и раньше, Пуаро подумал, что миссис Оливер действительно самая непостижимая женщина. С чего бы вдруг о слонах?
– На том ленче я думала о слонах.
– Почему? – с любопытством спросил Пуаро.
– Ну, на самом деле я думала о зубах. Знаете, это штуки, которыми пытаются жевать, а если у вас в некотором роде зубы ненастоящие – ну, вы не можете делать это очень хорошо. Понимаете, приходится помнить, что можно есть, а что нельзя.
– Да, – глубоко вздохнул Пуаро, – Да, да. Дантисты – они могут сделать многое, но не всё.
– Совершенно верно. А потом я подумала, знаете ли, что наши зубы – это просто кости, и они не так уж прочны, а как хорошо быть собакой, у которой зубы гораздо крепче. А потом я подумала о других, у кого такие твердые зубы, – о моржах и других животных. И вспомнила о слонах. Конечно, когда думаешь о слоновой кости, то думаешь и о слонах, не так ли? Об огромных слоновьих бивнях…
– Истинная правда, – признал Пуаро, так и не понимая, к чему ведет миссис Оливер.
– И потому я подумала, что нам нужно обратиться к людям, которые похожи на слонов. Потому что, говорят, слоны ничего не забывают.
– Да, я слышал такую фразу, – сказал Пуаро.
– Слоны ничего не забывают, – повторила миссис Оливер. – Вы знаете ту детскую сказку? Как какой-то индийский портной засунул иголку или что-то такое слону в бивень… нет, не в бивень, а в хобот – конечно же, слону в хобот. И в следующий раз, проходя мимо портного, слон набрал полный рот воды и окатил его, хотя не видел этого портного несколько лет. Он не забыл. Он запомнил. В этом все и дело. Слоны все помнят. Нам нужно только связаться с какими-то слонами.
– Я не уверен, что правильно понял вас, – сказал Эркюль Пуаро. – Кого вы классифицируете как слонов? Вы говорите так, словно собираетесь обратиться за сведениями в зоопарк.
– Ну, не совсем так, – ответила миссис Оливер. – Я имела в виду не собственно слонов как таковых, а то, как люди до некоторой степени могут напоминать слонов. Некоторые люди умеют помнить. Ведь люди запоминают все необычное. Например, я многое помню очень хорошо. К примеру, свой день рождения, когда мне исполнилось пять лет; помню розовый торт – прекрасный торт розового цвета, а на нем сидела сахарная птичка. И помню день, когда улетела моя канарейка и я плакала. Еще я помню другой день, когда вышла в поле, а там был бык, и кто-то сказал, что он меня забодает, и я перепугалась и хотела убежать. Да, я очень хорошо это помню. Это тоже было во вторник. Не знаю, почему я запомнила, что был вторник, но тогда точно был вторник. Еще помню чудесный поход за ежевикой. Помню, что кусты ужасно кололись, но я набрала ежевики больше всех. Это был чудесный день! Но тогда, кажется, мне было уже девять… Но зачем возвращаться так далеко? Я хочу сказать, я в жизни присутствовала на сотнях свадеб, но, когда гляжу назад, вспоминаются только две. Одна – когда я была подружкой невесты. Я помню, что это было в Нью-Форест, но не помню, кто там был еще. Наверное, выходила замуж моя кузина. Я не очень хорошо ее знала, но она хотела побольше подружек на свадьбе, ну, и я, наверное, показалась подходящей. А помню и другую свадьбу. Там был мой друг, военный моряк. Он чуть не утонул на подводной лодке, но спасся, а потом обручился с девушкой, чьи родители не хотели, чтобы она за него выходила, но он все же женился на ней, и я опять была среди подружек невесты. То есть я хочу сказать, всегда что-то запоминается.
– Я вас понял, – сказал Пуаро. – Мне кажется, это интересно. Значит, вы отправитесь a la recherche des éléphants?[8]
– Именно. Нужно только правильно установить дату.
– В этом я могу вам помочь.
– А потом я подумаю, кого знала в то время, кто имел те же знакомства, что и я, кто, вероятно, был знаком с генералом. Некоторые могли познакомиться с ними за границей, но я могла быть знакома и с такими, хотя и не видела Молли столько лет. Знаете, ведь можно навестить людей, с которыми долго не виделся. Потому что людям всегда приятно увидеть кого-то из прошлого, даже если они не очень хорошо тебя помнят.
– Очень интересно, – сказал Пуаро. – Похоже, вы хорошо подготовлены для своей задачи. Люди, хорошо или не очень хорошо знавшие Рейвенскрофтов, жившие в той же части мира, где произошел тот случай, или, может быть, до сих пор там живущие. Это труднее, но, думаю, нужно за это взяться. Так или иначе, нужно попробовать разные пути. Начните как бы невзначай разговор о том, что случилось тогда, что они думают об этом, что говорят другие, как это могло случиться. Думаю, вы можете раскопать много интересного.
– Ох, боюсь, я в самом деле просто сую свой нос не в свое дело.
– Вам дали задание, – сказал Пуаро. – И дал его не тот человек, который вам нравится, не тот, которому вы хотите помочь, а женщина, крайне вам неприятная. Это не важно. Вы по-прежнему в поиске – в поиске знания. Вы идете своим путем. Это путь слонов. Слоны умеют помнить. Bon voyage[9].
– Прошу прощения, – сказала миссис Оливер.
– Я посылаю вас в путь, сулящий открытия. A la recherche des éléphants.
– Наверное, я сошла с ума, – печально сказала миссис Оливер и еще раз провела руками по волосам, отчего стала похожа на картинку в книжках про Растрепку. – А я только задумала написать рассказ про золотистого ретривера… Но что-то не пошло. Никак не могла начать, если вы понимаете, как это бывает.
– Хорошо, бросьте золотистого ретривера. Сосредоточьтесь только на слонах.