Морозная заря раскрасила иней на деревьях в мерцающий розовый и искрящийся голубой. Город засверкал, как роскошный бриллиант. Даже черные полосы мерзлой земли не портили настроения.
Тягостное ощущение, которое оставил день предыдущий, почти прошло. Жители радостно сновали по своим делам, ободренные хрустальной свежестью прелестного утра.
И только следователю районной прокуратуры майору Бахареву было не до радости. Разбирая вновь поступившую корреспонденцию он наткнулся на письмо, выбившее его из колеи сразу и надолго.
Все реквизиты скучно правильные. Отправитель – некий Тревма Аркадий Маратович, адрес местный: переулок Лазо, дом 7а. Печать почтового отделения соответствует району адреса отправки. Адрес доставки тоже верный: Московская, 15, прокуратура… Но только текст письма составлял явный идиот. Или вредитель. А может, и то, и другое.
Бахарев перечитывал послание несколько раз, но ничего не менялось ни на бумаге, ни в голове.
«Как самый темный час бывает перед рассветом, но не всегда самый светлый перед закатом. А время настало случиться такому. В ярком свете возрадуетесь, не видя тьмы в следующем шаге. Доколе дрожит земля прежде тихая, прощенная, нет вам покоя и умиротворения. Искры яркие не видят глаза слепые, дымом затянуло дорогу. Скоро, скоро все случится».
Кофе остывал в пятый раз, причем теперь уже даже и вовсе забытый в микроволновке. Почему-то майора это письмо заинтересовало, взволновало и напугало гораздо сильнее всех остальных. Разумеется, за годы службы ему приходилось и не такое читать, например: «Господин прокурор! С моего потолка инопланетяне во главе с президентом НАТО посылают в мой глаз сжигающие лучи…»
Но именно эта депеша чем-то выбивалась из потока безумных фантазий не совсем здоровых граждан. То ли непонятной метафоричностью, то ли чем-то еще… Бахарев не понимал, а оттого нервничал очень.
Сначала он подумал, что это предупреждение какого-то злобного террориста-поджигателя о готовящемся пожаре. Но отсутствие координат предполагаемого места преступления, да и еще что-то в самом стиле послания подсознательно разубедили следователя.
В отчаянии он забросил письмо в ящик своего стола и открыл интернет-карту города. «Лазо, 7а». Оп-ля! Точка, которую отметил бесстрастный и бесчувственный поисковик, указывала совсем не на то, что ожидал увидеть детектив. Настолько не на то, что Бахарев тихо выругался и откинулся на кресло, не в силах больше размышлять и сопоставлять.
«К черту, – подумал он. – Чей-то глупый, гадкий розыгрыш. Забыть немедленно. Дел по горло, а тут еще на Перекопской явный висяк нарисовался…»
И, вспомнив про томящийся в микроволновке кофе, следователь постарался переключиться на более практичные и насущные дела.
Если бы не покусывающий носы мороз, можно было бы подумать, что в город вместо зимы приходит ясная весна. Даже вечно неторопливые троллейбусы словно оживились и прибавили ходу. Казалось, какая-то эссенция радости разлилась по ослепительно сияющим улицам и невысоким домишкам.
И только к вечеру, когда солнце, словно стыдясь своего дневного пьяного веселья, покраснело и захотело спрятаться за холмы, радость начала сменяться странным унынием.
Звуки обострились, воздух стал колким и агрессивным.
Что-то надвигалось на город. Что-то мрачное и жуткое…
В половине первого ночи молодая мама Юля Ливицкая внезапно проснулась от того, что к ней в кровать забрался ее сынишка, четырехлетний Артём.
– Артёмка, ты чего не спишь у себя?
– А около моей кроватки тетя стоит, – серьезным голосом ответил мальчик.
– Чего? Какая еще тетя? – непонимающе спросила Юля.
– Плохая. У нее глазок нет. И я ее боюсь.
Женщина вскочила в кровати и растормошила мужа.
– Дим, проснись! У Артёмки, кажется, галлюцинации!
– А? – мгновенно раскрыв глаза и собравшись, отреагировал глава семейства. – То есть?
– Ему какая-то тетка без глаз привиделась возле кроватки.
– Не виделась, – возразил мальчуган. – Она там взаправду есть. Стоит и качается, а еще песенку поёт.
– Какую? – в один голос спросили родители.
– Странную, – невозмутимо ответил малыш. – Я ее не понимаю.
– Тихо! – шепнул отец. – Слышите?
И в самом деле, за стеной кто-то тихо пел. Слов было не разобрать, но голос был удивительно красивым, только невероятно грустным.
Дмитрий аккуратно слез с кровати и подошел к двери. Прислушался.
– Черт меня разбери, если я знаю этот язык, – прошептал он. – Где мой диктофон?
Стараясь не шуметь, он открыл свой ящик в столе, нащупал в темноте прибор и поднес его вплотную к дверному полотну. Засветился красный огонек, и нежный звук, упакованный в бесчувственные пакеты цифр, лег в глубину микросхем.
Минуты через две все стихло. Дмитрий осторожно повернул ручку и медленно открыл дверь. И в ту же секунду отпрыгнул назад с едва сдержанным воплем.
Прямо на него смотрела женщина. Со спутанными седыми волосами, странными клочками торчащими из серой головы. Впрочем, «смотрела» – это, пожалуй, не то слово. Глаз у нее и вправду не было. Вместо них на лице зияли два черных провала со рваными краями.