Строительство клуба закончили к осени, как и обещали. Но только на год позже. Место было выбрано удачно: в гуще деревьев, бывших не то парком, не то остатками леса; и не на окраине, и не в центре. Единственное, что портило окружающий пейзаж – развалины какого-то древнего здания. Сквозь обрушившуюся рыжую кладку давно проросли деревья, отчего руины приобрели загадочный, но печальный вид. Внимательный наблюдатель мог бы заметить потерявшуюся в жухлой траве дорожку, когда-то давно вымощенную серым камнем. Изгибаясь несколько раз почти под прямыми углами, этот сто лет назад забытый путь вел от развалин к окраине парка, где, наконец, терялся в каких-то кустах. Еще совсем недавно ничто не нарушало этой грустной идиллии, но теперь все поменялось.
Прямо посреди этого мирного царства вековых дубов громоздилось яркое, до отвращения технологичное здание клуба. Танцпол, ресторан, бар, боулинг и бильярд – всё к вашим услугам, милости просим, прожигатели жизней! По ночам гремела музыка, бабахали фейерверки, в небо уносились клубы табачного дыма.
Впрочем, жители окрестностей парка к нововведению отнеслись спокойно. Шум гасился деревьями, пьяные компании в жилые кварталы не забредали.
И только странные ощущения порой овладевали аборигенами: то внезапно тоска охватит, то сердце защемит какой-то необъяснимой грустью, то проснется невесть откуда взявшийся страх. Но в целом все шло своим чередом, и появление нового злачного места не особо отразилось на жизни маленького квартала, сотканного из строений разных эпох.
До поры.
Одной мрачной ноябрьской ночью, когда обезумевший ветер объявил войну уличным фонарям, а деревья молили жестокое небо о снеге, студент Федя Белоглазов пришел домой позже обычного. Он был в некотором подпитии, что, впрочем, только улучшило его настроение. Всё в его жизни складывалось как нельзя лучше: от хороших оценок до взаимности от обожаемой им девчонки. Федя расшвырял вещи по комнате, брякнулся носом в подушку и уснул. Но где-то часам к трем ночи сон его стал нервным, каким-то дрожащим и неспокойным. Странные видения окружили Федю, захватили его в дьявольский хоровод. Изогнутые деревья, чьи-то безумные глаза, какие-то черные буквы на белом фоне… Он попытался было проснуться, но кто-то буквально схватил его за руку и втащил обратно в безумную галлюцинацию.
Перед ним возникла молодая девушка, замотанная в белую ткань. Черноволосая, глазастая. Бледная.
– Тяжко мне, – глухим голосом со страшной модуляцией в хрип сказала она. – Черен гроб мой, давят доски. Молот стучит по земле, звенят колокольчики. Холодна земля моя, уже чужая.
Федя попытался осенить девушку крестным знамением, но не смог.
Видение ушло, сменившись набором черно-серых контуров, перетекающих друг в друга. Студент громко икнул и проснулся. «Глюканет же с пьяни, – подумал он. – Но прямо как будто реально…»
Этой же ночью пенсионерка Валентина Дмитриевна наоборот, никак не могла заснуть. Хлопоты дня не давали ей покоя. Масло дорожает, зелени нормальной днем с огнем не сыщешь, внук третью неделю не звонит… А еще в ванной кран подтекает, отчего звук на всю квартиру такой мерзкий, будто ходит кто-то рядом. Старушка ворочалась с бока на бок, взбивала подушку, поправляла перину. Сон не шел.
Окно вздрагивало от налетавших порывов ветра. Неровные тени скользили по потолку, теряясь друг в друге. Комната наполнилась странными скрипами. Валентина Дмитриевна, захваченная безотчетным страхом, села на кровати. Вот стакан с водой, который она всегда ставила рядом на тумбочку, медленно пополз сам собой к краю и рухнул вниз, расплескав всё по ковру. И книжка про лечение овсяными отрубями тоже сама по себе раскрывает страницы…
Бабушка ойкнула и забилась в угол, пытаясь закутаться в одеяло. «Сгинь, нечистая! – шептала она. – Сгинь, пропади!»
В воздухе разлилась мелодия. Чарующий консонанс гитары, флейты, рояля и виолончели отражался от старинного хрусталя, плавал под потолком, заставлял позвякивать в такт фамильное столовое серебро.
Тысячи синих искорок рассыпались по полу, словно волшебный калейдоскоп. Завороженная дивным видением, Валентина Дмитриевна уже не шептала и не крестилась.
– Бархатная тень накроет их, и в страхе пропадет благородство, и гробовая тишь станет прибежищем их, – внезапно услышала старушка. Голос! О, этот голос… Мягкий и глубокий, потрясающий и отрешенный… – Ушедшие вдаль простить не могут. Когда третья игла сломается, спасения уже не жди…
– Чего?.. – только и смогла вымолвить напуганная бабушка.
Все исчезло гораздо быстрее, чем появилось. Стихла колдовская музыка. Погасли искорки на полу. И снова тени от веток чертят кардиограммы на потолке…
Утром город содрогнулся от хлестких ударов ледяного дождя. Машины покрылись бугристой коркой, торопливые пешеходы очередями выстраивались в травмпункты. Вместо долгожданного умиротворяющего снега на людей обрушились колючие и мерзкие ледяные осколки.
Ди-джей Миррор, в обычной жизни именуемый Андрюхой Нечитаевым, торопился домой. Его «Шкода» полностью оправдывала свое название: не слушалась, хулиганила и озоровала на самых гадких и ответственных участках дороги, отчего и без того мрачное настроение музыканта испортилось окончательно. Гнусный клуб! И зачем он только согласился играть в нем? Хозяин – мерзавец, аппаратура – дрова, аудитория – сплошь пьяные жлобы. Всю ночь приходилось бороться с обстоятельствами. То кроссфейдер затрещит, то микшер не те частоты начнет резать, а под конец и вовсе игла на левой вертушке сломалась. Всё ни к черту. А как все было заявлено! «Осенний бал! Играет DJ Mirror! Драйв и настроение гарантированы!» Брехня собачья! Оркестр унитазных бачков под управлением царя троллей – вот что в итоге получилось. Напиться и забыться. Слава Богу, с деньгами не обманули. Хотя в этом клубе лично он, Нечитаев, играть больше никогда не будет, предложи пусть даже втрое больше. Паскудная там атмосфера. Как в церкви на отпевании.
Даже на звонок любимой ди-джей отреагировал плохо. Собрав волю в кулак, переступая через отборный мат, он все-таки смог сказать: «Милая, не сегодня. Чертовски гадкая ночь получилась. Хочется только портвейна и подушку. Извини».
Благо дело, ни портвейн, ни подушка не сопротивлялись выбранному музыкантом решению. Поэтому уже через полтора часа виртуоз электронного звука спал себе тихонечко, не нарушая ни тишины, ни порядка.
И не подозревая, какую важную роль он сыграл этой ночью в одном жутком демоническом спектакле.
В час, когда открылись супермаркеты, на одной из лавочек возле дома номер 16 по Парковой улице собрались четверо представителей самой влиятельной власти. Анна Николаевна, Валентина Дмитриевна, Вера Ивановна и Мириам Мингазимовна (впрочем, благосклонно откликающаяся и на простецкое «Марьям»). Обладающие самой полной информацией о жителях микрорайона, а также о курсе доллара, евро и товарных валют; о мировых трендах и личной жизни Брэда Питта, о планах ЕС по сокрушению России и расширению НАТО, словом – обо всем.
И в первый раз за всю свою долгую жизнь они понимали, что разговор не клеится. А все из-за заявления Валентины Дмитриевны о том, что она видела полтергейст, который играл ей на арфе и читал Шекспира.
Самую жесткую позицию заняла Вера Ивановна. «Валька, признайся! Водки, чай поди, вчера хлопнула, а с твоим-то давлением разве можно?»
Анна Николаевна выбрала чисто христианский путь. «Валь, да всё бывает! Чего только сатана в глаза не напустит! Ты покрестись перед сном, молитвочку прочти, оно и отстанет!»
На возражение о том, что не так уж будет и плохо, если не отстанет: «Да ты чё, Ань, красиво-то как было, Господи!» незадачливая миссионерка ответа не нашла.
И только Мириам задумчиво поглядела на Валентину Дмитриевну, вздохнула и тихо произнесла: «Ну, вот и началось…»
А что именно началось, узнать не получилось. Тут как раз мимо них проехал полицейский «Уазик» с мигалками, и проблемы метафизические сразу же были вытеснены материальными: «Эт чё? Не иначе, как Вовка Фофан опять жене настучал! А айда посмотрим!»
К вечеру погода успокоилась. Небо прояснилось, отчего еще сильнее похолодало. Город засыпал в томительном ожидании начала зимы. А кошмар только начинался.