Лето, которое вроде бы только-только началось, стремительно катилось к своему финалу. И дело даже не в календаре, с него какой спрос? Просто вроде и вечера еще теплые, и уличные кафе, даже несмотря на будний день, забиты людьми, но только вот все равно уже ощущается скорая осень, есть этот еле уловимый холодок в летнем, казалось бы, ветерке. Ну и темнеть начинает куда раньше. Когда уезжал на Урал, в это время еще совсем светло на улице было, а сегодня вон даже уже не сумерки, а вполне себе темнота наступила. Правда, я и ехал от Внуково до центра, конечно, не быстро. Час пик, все такое.
Впрочем, все эти отвлеченные мысли вылетели у меня из головы сразу после того, как я дернул ручку входной двери и понял, что она закрыта. Ничего подобного за все то время, пока я обитал в этом здании, мне видеть не доводилось. Нет, пару раз морили какую-то местную живность, ибо дом старый, в нем кто только не водится, от вурдалака до мышей, но это форс-мажор. Все остальное время дверь открыта, ибо жизнь в некоторых офисах не замирает даже ночью. Например, трейдеры, что обитают на третьем этаже, вообще раньше обеда не появляются, а домой сваливают посреди ночи, а то и совсем никуда не уходят. И при этом постоянно бегают на улицу курить свои стики, ибо их главный конкретно повернут на ЗОЖ и в помещении дымить не дает.
– Не понял, – произнес я, еще раз подергал дверь, а после понял, что это не единственная странность. Окна. Ни в одном света не было, та часть здания, в котором обитал я и мои остальные соседи, абсолютно темна. – Очень интересно!
Ясное дело, закрытая дверь меня остановить не могла, так как у каждого арендатора имелся от нее ключ. Впрочем, если логично продолжить абсурдный ряд происходящего, наверное, не сильно удивлюсь, если замок тоже поменяли.
Но нет, обошлось, ключ провернулся три раза, и дверь открылась, подарив мне еще одно до того ни разу не виданное зрелище – абсолютно темную лестницу, ведущую наверх. Раньше тут в любое время светились лампы дневного света.
– Уехал ненадолго, называется, – проворчал я, включил фонарик, встроенный в смартфон. – Бардак, блин!
– Хозяин! – Как только распахнулась дверь моего офиса, из мрака метнулась маленькая фигурка и облапила мою ногу. – Вернулся! А я уж думал – все, сгинул ты! Обещался-то вернуться быстро – и с концами. И ты, и Гелька! Сижу тут, думаю, кто я теперь, на каком свете обитаю, как дальше быть? Как одному дом наш оборонить?
Если там, внизу, я был просто удивлен, то здесь и сейчас испытал если не шок, то чувство близкое к тому. Дело в том, что никогда, даже в самых непонятных и пиковых моментах, Арсений никогда не демонстрировал столь яркие эмоции и тем более не лез обниматься. Последнее вообще нонсенс, ибо домовые в принципе не склонны к подобным выражениям чувств, они по природе своей степенны, рассудительны и относятся к хозяевам дома как к некоей данности. Есть они и есть, и ладно. Эти помрут – дети их хозяевами станут, а там и внуки подоспеют, стены и добро под свою руку примут. Люди меняются – домовые остаются.
А тут – гляньте-ка!
– Для начала успокойся. – Я щелкнул выключателем, внутренне будучи готовым к тому, что свет в помещении не загорится. Это было бы логичным продолжением творящегося в здании бардака. Но – ошибся, от сетей, похоже, наше крыло дома не отключили. – Я тут, Геля в Турции, живы-здоровы. Сень, чего происходит-то? Где все, отчего темнота везде?
– Так выселяют! – всплеснул руками домовой, горестно шмыгнув при этом носом. – Окромя нас да Модеста никого в дому уж и не осталось. Все съехали! Неделю назад последние соседушки отбыли, те, что в дальние страны людей отправляли. У них главный еще лысый, с носом.
А, ну да, точно. Незадолго до отъезда он же мне и говорил, что, мол, народ офисы освобождать начал. И Геля о чем-то таком упоминала, только у меня тогда голова о другом болела, я все это мимо ушей пропустил.
– И нас хотят выставить за порог! – выпучив глаза, продолжил изливать душу Арсений. – Аккурат сегодня какие-то у двери нашей топтались, ругались, мол, из-за одного придурка… Это они так сказали, не я. Так вот – из-за нас, мол, все дело встало. А один вообще орал, дескать, надо вызвать мастера, чтобы тот замок вскрыл, да вещи все на улицу выбросить. Вроде как мы сами виноваты.
– Их счастье, что не рискнули. Ох, я бы разозлился!
– Ага, – кивнул домовой. – Другой так и сказал. Мол – у него аренда до конца месяца оплачена, потому права не имеем, потом нас по судам затаскают. Вот месяц кончится, тогда вскроем по праву. Постояли еще и ушли.
– Резонно, – заметил я без особой радости.
– В том и беда-горюшко! – взвыл Сенька. – Тебя нет, Гельки тоже, добро хозяйское, выходит, мне нужно защищать, а как? В старые времена, в деревне – другое дело. Мне старшаки рассказывали, что всякое случалось, бывало, если враг нагрянет или мытари, то имущество и в землю зарывали, и в колодец прятали. А если летом беда случалась, иные даже с лесным Хозяином за мзду умудрялись договариваться, и у него до поры до времени скарб сберегали. Но то раньше и не в городе, здесь так не получится! И главное, месяца того осталось всего ничего. Я, конечно, самое важное на чердак перенес, Модесту под пригляд, но все не спрячешь, находники поганые и там шастают.
Ну да, нет хуже провинности для домового, чем в подобной ситуации хозяйское добро не сберечь, это как расписаться в полной профнепригодности, причем без возможности реабилитации. А главное, такую оплошность от своих не скроешь, как ни старайся, она будет за бедолагой тащиться следом весь остаток его жизни. Ну да, в наше время подобные житейские нюансы, как по мне, должны рассматриваться более лояльно, ибо помимо воров, теперь есть еще судебные приставы и коллекторы, Поконом не предусмотренные. Только вот все суседушки изрядные рутинеры и ретрограды, потому весьма устойчивы в своих суждениях и плевать хотели на чье-то там мнение.
А если еще припомнить и без того капитально подмоченную в глазах московских домовых репутацию Арсения, то его обеспокоенность более чем объяснима.
– Не переживай, завтра попробую выяснить, что к чему, – успокоил нервничающего домового я. – Если все совсем плохо, если не договорюсь, то начну искать другой офис. Хотя, конечно, очень не хотелось бы. Удобно тут, центр как-никак. Да и Модеста Михайловича мне будет сильно не хватать, привык к нему. Ну а переезжать он точно откажется.
– Полностью подтверждаю, – раздался голос из дальнего угла приемной, и я увидел вурдалака, сидящего в кресле. Когда он в нем устроился – не знаю, вроде когда зашел, в приемной точно пусто было. Хотя это же Модест, подобные штуки в его стиле. – Все так, я никуда из своего дома уходить не собираюсь.
– Было бы странно, – подходя к вурдалаку и протягивая ему руку, усмехнулся я. – Скорее поверю, что новые владельцы здания отсюда вашими трудами скоро сбегут.
– Возможно и такое развитие событий, – согласился со мной Модест Михайлович. – Мне они вообще не понравились. Нет, первое лицо пока не появлялось, я бы подобное не пропустил, по дому бродят только поверенные невысокого пошиба. Я их до поры до времени не трогаю, но, повторюсь, они мне неприятны. И сразу предваряя твой вопрос – нет, имя нового владельца ни разу не прозвучало, я бы такой факт зафиксировал. Но один из них обмолвился, что здесь, скорее всего, станут обустраивать дамский салон.
– Хм, – озадачился я. – В смысле послушать Асти под «Асти» и поплакать в унисон или тот, в котором красоту наводят? Куафер, косметолог, шоколадное обертывание?
– Второе, – кивнул вурдалак. – Хотя, если говорить правду, мне совершенно не ясно, кто такие эти Асти.
– Сложно и долго объяснять, – произнес я, после подумал пару секунд и добавил: – Да оно вам и ни к чему. Ладно, надеюсь, одна знакомая мне завтра более-менее ситуацию подсветит. Хотя если все случится так, как сказано, то нам здесь остаться точно не дадут. Не мытьем, так катаньем выживут.
Вот он, минус длинных командировок. Вернешься домой, ан дома-то почти и нет. И претензию выкатить некому.
Татьяну я набрал в районе девяти утра, сразу после того, как уселся в такси. Оно, конечно, можно было добраться до дома, где припаркован мой «фортунер», на метро, но лениво, блин. Да и звонить разным людям из такси удобнее, чем из-под земли.
– Привет, одноклассница! – бодро проорал я в трубку, когда в ней послышалось отрывистое «слушаю». – Как твое «ничего»?
– Батюшки! – В голосе Антоновой, до того деловито-суховатом, мигом прорезались ироничные нотки. – Чарушин объявился! А я уж думала – все, думала, на тебе волки слабиться уехали, причем с концами. Телефон молчит, в квартире света нет, офис не отвечает.
– Почти угадала, – хмыкнул я. – Не то чтобы волки, но… Да ладно, все обошлось, я вернулся в столицу нашей родины живой и почти здоровый.
– Рада за тебя. Чего хотел?
– Слушай, помнишь, ты говорила, что некто выкупил здание, где мой офис квартирует, а после обещала узнать детали случившегося?
– Было такое, – после небольшой заминки подтвердила Танька. – И?
– Узнала?
– А что случилось-то?
– Так расселяют здание, – пояснил я. – Всех уже разогнали, один мой офис остался, и то лишь потому, что меня в городе не было, а государство у нас, кто-то бы что ни говорил, правовое. Тань, мне неохота с Садовой-каретной съезжать. Мне там нравится. Все рядом и ресторанов много.
– А что ты хотел? – удивилась моя одноклассница. – Недвига в центре Москвы, историческое здание, деньги за его выкуп по-любому были заплачены огромные, как в «белую», так и нет, теперь их отбивать нужно. Кто ждать станет себе в убыток?
– Да оно ясно, – поморщился я. – Но хотелось бы понять – может, есть какие-то варианты? Если человек собирается там по примеру дореволюционных дворян забабахать городскую усадьбу и обитать в ней с семьей, детьми, кухаркой, горничными и кучером – вопросов нет. Но если есть перспективы коммерческого использования, так, может, мы с ним как-то договоримся? Даже с условием, что арендная плата будет выше, чем раньше. А она и без того немаленькая, уж поверь.
– На Садовом низкой не бывает, – на автомате ответила Танька. – Ладно, для друга детства чего не сделаешь, потому дай мне денек, а там будет тебе расклад. Кстати! Завтра мне надо на одно важное мероприятие наведаться, из числа тех, которые не пропускают, а одной тащиться туда скучно и грустно. Нет желания составить компанию одинокой красивой женщине? Заодно расскажу о перспективах дальнейшего твоего бытия в пределах Садового Кольца. Со всеми подробностями!
– Тань, ты же знаешь мое отношение к вашей ярмарке тщеславия, – мигом пошел в отказ я. – Мне предыдущих мероприятий за глаза хватило. Как вспомню тамошнюю публику – так вздрогну. Со стула вставать страшно – вдруг кто со спины уже подкрался и момент выжидает?
– Слушай, это не меня выселяют, а тебя, – чуть похолодел голос моей собеседницы. – Я вообще могу ничего ни у кого не расспрашивать и ничего для тебя не делать. Не хочешь – не надо.
– Хорошо, подумаю, – пообещал я, поняв, что она уперлась. – Давай ближе к делу созвонимся.
На том мы с ней и распрощались. Ясен пень, все она уже знает, но из принципа не желает объяснять, что к чему. Силен в Таньке соревновательный момент, ей важно, чтобы все случилось так, как хочет она, а не кто-то другой. Хотя, может, это вовсе и не он, а обычная дурь. Она всегда такой была, если что не по ее, то все, гори мир с человечеством в аду.
В любом случае по поводу офиса можно все хлопоты отложить до послезавтра. Выселить нас не выселят, а там Татьяна изложит, что к чему. Как ей самой было сказано – в деталях.
А мероприятие… Если совсем клин наступит – схожу. Нет – вечером получу несколько звонков от школьной подруги, уровень злости которой на меня будет расти в соответствии с количеством принятого спиртного, после она заявится ко мне в ночи с тем, чтобы рассказать, какая я скотина, тварь и так далее. Ну а дальше дело техники.
Так что можно выкидывать эту тему из головы и заниматься другими делами. Например, созвониться с господином Ровниным, от которого мне в конкретный данный момент пользы будет, пожалуй, побольше, чем от какого-то другого моего знакомца. Главное, чтобы он находился в Москве и захотел со мной пообщаться.
– Ба-а-а, Максим! – начальник отдела ответил мне довольно быстро, после третьего гудка. – Рад слышать. А то ведь запропал совсем. И наша общая знакомая тоже на связь давненько не выходит. Я, знаешь ли, волнуюсь. Опять же начальство ее обеспокоено – сотрудница пропала, причем неизвестно – собственной волей или помогли? Если копать начнут, то быстро до тебя доберутся. Пока ситуацию контролирую, но если…
– Она позвонит, – верно распознал я не особо и скрытый вопрос. – Обязательно. Не прямо завтра, но на днях. И вам, и начальству.
– Хорошая новость, – одобрил мои слова Олег Георгиевич. – Не скажу, что места себе не находил, это не так, но мы со Светланой знакомы давно, потому не хотелось бы получить о ней дурные вести. Как съездил? Удачно?
– Все относительно. Да и не расскажешь вот так, на ходу. Как насчет позднего завтрака? Попьем кофейку, съедим по круассану с лососем под голландским соусом, в ходе трапезы все и поведаю.
– Приятно, что ты помнишь мои гастрономические слабости! – вроде как растрогался немного Ровнин. – Заманчиво, заманчиво… Вот только наверняка ведь не все, а только то, что сочтешь нужным. Так?
– Самое интересное – расскажу, – пообещал я. – Слово.
– Тогда не стану отказываться. Давай через два часа на Сухаревской, в том кафе, где мы с тобой в мае обсуждали вопросы, связанные с перстнем княгини Саврасовой. Помнишь?
– Разумеется. До склероза вроде пока далеко.
Два часа в запасе – это хорошо. Это значит, что я успею заскочить к одному своему доброму знакомцу и переговорить с ним. Не хочется мне эту встречу из числа обязательных в дальний ящик задвигать, поскольку времени не так много, как хотелось бы. Если верить деду Геннадию, то Аркашку проклятие уже совсем скрутит не по-детски, а это значит что? Значит, он вынужден будет действовать быстро и без особой скрытности, потому где-то да засветится. Вот только на след этот могу встать не только я, и к этой неприятности надо подойти во всеоружии.
Москва, конечно, за последние лет двадцать-тридцать здорово изменила свой облик. Я ту, совсем старую столицу, какой она была в двадцатом веке, то есть без небоскребов Москва-Сити, кучи транспортных развязок и монорельса, толком не помню, но так говорил мой отец, а ему не верить нельзя. Но все же в старых районах, которые еще не полностью освоили как крупные корпорации, так и «точечные» застройщики, пока встречаются места, в которых, кажется, время остановилось невесть когда и вовсе не движется. Их мало, но они существуют. Например, не слишком далеко от моего дома находится здание из тех, которые называют «поздними сталинками», эдакий дом-квадрат с двором-колодцем, а в глубине его, за детскими площадками, лавочками со старушками и расписанной граффити бойлерной, притулился десяток гаражей. Не каких-то жестяных коробок по размеру машины, а капитальных, просторных, больше похожих на приземистые домики с добротными дверями, которые тараном не пробьешь, и украшенных индивидуальными антикварными табличками, с единой для всех надписью «ДОСААФ СССР. КНГ 18/547». Номера, правда, у каждого гаража были свои. Конкретно мне нужен пятый, в котором, надеюсь, уже находится мой старый приятель Петя Мечников, обладатель золотых рук и невероятно добродушного характера.
– Здоров, Максим! – вытирая руки тряпкой, заляпанной какими-то темными пятнами, произнес Петя, когда я появился на пороге места, которое он в шутку называл своим логовом. – Прошел по городу слушок, что вроде ты спекся, но я в него не поверил. Ты если и гикнешься когда, то с таким грохотом, что небесам станет жарко. Ты тихо не умеешь.
– Не люблю банальностей, но, как говорил классик, слухи о моей смерти сильно преувеличены, – я протянул ему руку. – А кто так переживал о моей судьбинушке, если не секрет? Кто этот скорбящий добрый самаритянин?
– Ну, не сильно скорбящий и вовсе не самаритянин, – усмехнулся Мечников. – Кукушкина тут ко мне наведывалась, приносила хрустальный шар, просила грани на нем наметить так, чтобы они при любом, даже самом скромном освещении давали сильный блеск, а попутно душу излила. То слезами заливалась, вспоминая свою лучшую подругу, которая исчезла невесть куда и находится вне доступа уже невесть сколько времени, то с довольным видом ухала, что выпь над болотом, когда про тебя речь заходила. Радовалась, стало быть, что Максима Чарушина на свете больше нет.
А, ну тогда не удивлен. Наталья Кукушкина, она же экстрасенс Ровена, доверенное лицо, а иногда и напарница Майи, всегда отличалась как повышенной эмоциональностью, так и редкостной нелюбовью ко мне. Замечу – взаимной. Терпеть не могу эту особу, с ее воплями, вечной уверенностью в личной правоте и нечесаными волосами.
– Буду рад, когда она узнает, что все со мной не так плохо, как хотелось бы, – фыркнул я. – И вообще – чего ты с ней работаешь? Она же наверняка тебе ни копейки не заплатила, отделавшись стандартным «через неделю заеду и отдам».
– Да неудобно как-то, – отвел глаза мастер. – Опять же человек мне вроде как не чужой.
– С хрена ли? Ты с ней что, переспать успел?
– Нет, – совсем уж смутился Петя, отличавшийся, помимо всего прочего, совершенно несвойственной нашему веселому времени стеснительностью в вопросах физиологического общения полов. – Ты чего?
– Так какая она тебе своя? – ответил вопросом на вопрос я. – Просто эта наглая особа поняла, что ты не умеешь говорить «нет», шустро забралась тебе на шею и ножки свесила.
– Гляди, какую штуку надыбал, – решил перевести разговор в другую плоскость Мечников, очень не любящий, когда кто-то указывает на слабости его характера, особенно если по делу, – ЗИС-101, ее по приказу Сталина разработали, чтобы свой народный автомобиль на поток поставить. Ну и сам собирался на такой ездить, он в этих вопросах был демократ. Не получилось, но машинка вышла что надо – восемь цилиндров, двухкамерный карбюратор.
И он хлопнул ладонью по крыше крайне потрепанного временем черного автомобиля, внешний вид которого говорил о том, что отец народов на такой если и катался, то делал это еще до Второй мировой.
– Вещь, – решил подыграть приятелю я. – Правда, выглядит не очень. На свой возраст, скажем так. Где взял?
– Марфа Петровна подарила, – заулыбался Петр. – Я ей одну штуку до ума довел, она расплатилась честь по чести, а машину бонусом отдала. Та у ее соседки, тоже ведьмы, в сарае с сороковых годов стояла. Вещь же! Вот отлажу, покрашу, хромированные части новые поставлю – конфетка получится!
– А потом что? – не удержался от того, чтобы немного подколоть Петюню, я.
– Потом? – озадачился тот и почесал затылок. – Потом не знаю. Наверное, как-то пригодится?
В этом весь он. Для него важен процесс изготовления, сборки, ремонта, ковки, доводки до ума, причем неважно чего – машины, которой сто лет в обед, хрустального шара, ножа из обломков старинного клинка, амулета редкостной красоты. Он истинный мастер, обладающий даром слышать вещи и видеть их внутреннюю суть, но любой, даже самый необычный предмет, становился для него неинтересным в тот момент, когда его уже никак не улучшишь.
Собственно, потому он не мог не попасть в поле зрения тех, кто живет под Луной. Его талант первым разведал Арвид, причем совершенно случайно. Как-то вечером он оказался в этом самом дворе, был зол и голоден, потому решил полакомиться тогда еще совсем юным Петром, который за полночь засиделся в своем гараже, мастеря какую-то очередную поделку. И уже почти вцепился глава вурдалачьей семьи в шею молодого умельца, да тут ему на глаза попалась копия камеи Гонзага, вырезанная не из сардоникса, разумеется, а чуть ли не из булыжника, но от той, эрмитажной, ничем не отличающаяся. Она валялась среди хлама на верстаке, что поразило Арвида, сразу понявшего, что за данный репликант неплохие деньги можно получить. А то и вовсе тот, что в Петербурге находится, упереть, а этот вместо него положить.
Вот так и вышло, что сначала он, а потом и многие другие обитатели Ночи стали то и дело наведываться сюда, в этот гараж, каждый со своей надобностью. Петр никогда никому не отказывал, особенно радуясь наиболее сложным заказам, цены не ломил и голову свою хитросплетениями внутренних отношений между работодателями не забивал, в любых ситуациях сохраняя нейтралитет. Причем, что любопытно, он просто как факт принял новость о том, что мир не совсем таков, как он считал до того всю жизнь, но никакого душевного трепета по этой причине не испытал. Ну так – и так. Чего теперь, повеситься?
Обитатели же сумерек быстро и без споров присвоили ему неприкосновенный статус, прекрасно понимая, что другого такого мастера поди поищи, потому даже самый недалекий гуль теперь не посмеет Мечникову даже для острастки свой гнилозубый оскал показать.
Меня с Петей познакомил наставник, незадолго до своей смерти, и мы как-то сразу поладили. Ему было по сердцу то, что не он один такой, оказывается, есть и другие обычные люди, которые обитают в этой странной системе координат, мне же нравилась его невероятная для нашего нервного времени незлобливость и то, что он никогда не разбрасывается фразами вроде: «Это сделать невозможно» или «Подобные вещи не чинятся, можешь выбрасывать». Нет для него невыполнимых задач в той области, где нужны острый разум, точный глаз и умелые руки.
– Как-то пригодится, – кивнул я. – Если что, то знаю я одного любителя старых машин, он ее за хорошие деньги возьмет. Сведу, отрекомендую, все пройдет в лучшем виде.
И даже процент не возьму за посредничество, ибо грех на таких, как Петюня, наживаться. Я же не Кукушкина какая-нибудь? Не в смысле – на дураках, а на людях, у которых душа ребенка осталась. Такая, к которой грязь не липнет.
– Спасибо, – заулыбался мастер. – Ладно, теперь вываливай, зачем пожаловал?
– Что скажешь? – Я вынул из рюкзака мешочек, в котором лежал подарок Хозяйки, из него достал один камушек и протянул Петру.
– Медь, – мгновением позже ответил тот, после подбросил его на ладони и отметил, – но тяжелее обычной. Любопытно.
Он вытащил из кармана некую фигулину, вставил ее наподобие монокля в правый глаз и начал осматривать полученный предмет со всех сторон.
– Ладно, не ломай голову, – рассмеялся я. – Это небесный металл, сиречь метеорит, который когда-то в Уральских горах упал, а теперь вот к тебе приехал. Ну и еще один не очень добрый не совсем человек его усилил кое-чем. А ты мне, дружище из него, будь любезен, пуль понаделай и сразу ими патроны снаряди.
– Пули – это можно, – задумчиво ответил мастер, не отрывая взгляда от тускло поблескивающего металла. – Труд невелик. Только вот как бы усиление при плавке с дымком не ушло.
– Мне было сказано, что такого не случится, – мигом ответил я. – Одно другому не помеха.
– Тогда не вопрос. – Петя вынул из глаза окуляр. – Я помню, ты в вопросах оплаты всегда принципиален и подарки не принимаешь, потому в качестве гонорара попрошу себе вот этот камушек и еще один. Вдруг когда зачем понадобятся? Ты не против? Не жалко?
Жалко, чего скрывать. Хозяйка мне отсыпала метеоритной меди по принципу «на кошку широко, на собаку узко», но есть моменты, когда жадность надо выжигать из себя сразу и беспощадно. Сейчас как раз такой. Тем более что все равно к нему ушло две трети подарка, а еще одну я приберег на потом. Мало ли когда подобная экзотика мне еще пригодится?
– Бери, – протянул я мешок Мечникову, – хоть три.
– Ты тем же пистолетом пользуешься, что и раньше? – уточнил Петя. Я отвел полу куртки, показывая ему рукоять оружия. – Ага, вижу. Хорошо, завтра заезжай, забирай. Тебе обычные лить или как?
– В смысле?
– Могу еще «дум-дум» сделать. В смысле – экспансивные, – пояснил мастер. – Медь для такого вполне пригодный материал.
А я как-то на эту тему и не думал. И зря. В свете того, для чего мне подобные патроны нужны, пуля, которая, попав в тело противника, разворачивается подобно цветку, самое ведь то. Ее так просто из мяса не вынешь, будь ты хоть трижды Голем.