Глава 2

Напряжение вчера сбросил и теперь спокойный сижу, жую котлету. Из кабинета, как и было обещано Журбиной, не выхожу. Оформил принесенные мне за утро материалы и теперь под бубнеж радио обедаю.

На днях в паре кварталов от дома случайно наткнулся на кулинарию и с удивлением обнаружил, что в ней продавали не только выпечку, но и полуфабрикаты и даже готовую еду.

Сам я готовить не особо люблю, тем более заниматься этим изо дня в день. Поэтому с ходу затесался в ряды постоянных клиентов. Моя необычная для этого времени приветливость оказалась полезна и в общепите. Вчера, задержавшись на работе, я пришел в кулинарию, когда там уже все раскупили. Можно было разворачиваться и уходить, но тут передо мной явилось чудо. Продавец, суровая баба в теле, расцвела при моем появлении и, проворковав грудным голосом «Минутку, молодой человек», вынесла из подсобки специально для меня собранный набор продуктов. Я аж обалдел от такого сервиса. Успел уже поотвыкнуть и вот нарвался. Пришлось благодарить и делать комплименты, от которых продавщица вся зарделась, а я под обстрелом призывных взглядом начал пятиться к выходу.

По радио закончился концерт, и дикторы, мужчина и женщина, вновь принялись поздравлять сотрудников милиции с их профессиональным праздником, но в это раз зачитывали слова благодарности уже не от руководителей страны, а от простых советских тружеников: ткачих, сталеваров и далее по списку.

Минут десять и с поздравлениями закончили, но вместо продолжения концерта началась передача о детско-юношеском туристическом клубе с непонятным названием Чергид.

Я как раз доел последнюю котлету, вышел из-за рабочего стола и собрался прогуляться до туалета.

– Расшифровывается очень поэтично «Через реки, горы и долины», – задорным голосом продолжала вещать ведущая. – Вот уже десять лет, как участники клуба, юные пионеры ходят в походы по Ставропольскому краю, где их учат ставить палатки, разводить костер и готовить на нем еду. А руководит этим замечательным клубом мастер спорта по горному туризму Сливко Анатолий Емельянович. Товарищ Сливко является членом коммунистической партии с 1973 года…

Возле самой двери я словно завис, пытаясь выудить из памяти что-то глубоко в ней засевшее.

– Сливко, Сливко, – проговаривал я, начав расхаживать по кабинету. – Да это же маньяк! – я резко остановился.

На криминологии мы изучали серийные убийства и психологию лиц их совершающих, а Сливко, наряду с другими маньяками, был одним из наших учебных пособий.

И что мне с этим знанием делать? Поделиться с кем-то или самому отрабатывать? Вот только законных оснований влезть в расследование убийств у меня не было. Служу я не в Ставрополе, где живет Сливко и я не прокурорский следователь.

– Чертово радио, – сплюнул я и вновь принялся наматывать круги по кабинету. И без того проблем выше крыши, еще и это. Лучше бы не слушал его.

Сгонять что ли в Ставрополь? Хотя Сливко вроде не из столицы края. Впрочем, узнать его местожительство не проблема. Больше волнует, как я объясню местным правоохранителям свои знания. И как их убедить провести у него обыск и найти киноматериалы, которые маньяк наснимал за десять лет истязаний и убийств? Прикинуться случайным свидетелем его зверств тоже не выход. Я банально не помню точных дат совершения им преступлений.

Неожиданно заработала громкая связь, следственно-оперативную группу вызвали на кражу и мысли о маньяке пришлось отложить.

То, что дело сильно запутано, я понял, как только мы прибыли по адресу. На первый взгляд ничего необычного коммунальная квартира, куда мы вошли, в себе не таила. Но так думалось ровно до того момента, как старуха, что нас вызвала не подвела к своей комнате.

Мы со Скворцовым и экспертом-криминалистом Котляр в недоумении уставились на дверную ручку, что была опутана нитками.

– Это что? – первой спросила о непонятном Инна.

– Пряжа. Я из нее носки вяжу, – охотна пояснила старуха-божий одуванчик. Маленького роста, сгорбленная, с морщинистым лицом и седыми волосами под головным платком. Кроме цветастого платка на ней был старый потертый плащ. Опиралась Лукерья Матвеевна Прошкина на тросточку, а на пол возле ее комнаты была сгружена заполненная продуктами холщовая сумка.

– Вернулась я, значит, из магазина, – принялась она объяснять дребезжащим от старости голосом, – а узелков-то не десять, а всего восемь! – посмотрела она на нас со значением. – Я давно Катьку подозреваю, что та у меня вещи ворует, – старушка обвинительно качнула тростью в сторону соседской двери.

Та мгновенно открылась и на пороге материлизовалась дородная женщина лет пятидесяти с накрученными на бигуди волосами и в домашнем, длиною до самых тапок, халате.

– Да что вы слушаете эту ненормальную?! Она уже всех замучила с этими узелками! Вы у участкового нашего спросите, сколько раз он с ней их пересчитывал. Уходит – завяжет, приходит – считает. Жизни совсем от нее не стало! – последнее соседка уже кричала.

– Узелки я завязываю, чтобы точно знать, лазила ты в мою комнату или нет! Вот сегодня я завязала десять, а пришла – узелков восемь. Значит лазила! Чего украла, говори!

– Ничего я у тебя, ненормальная, не крала! – выпучив глаза, закричала соседка.

– Товарищи милиционеры сейчас разберутся! – в ответ победно крикнула старуха.

А мы втроем стояли и хлопали глазами, смотря на эту перепалку.

– Лукерья Матвеевна, что у вас пропало? – вспомнил я о том, зачем мы сюда приехали.

– Так я, милок, не знаю, – неподдельно удивилась старуха моему вопросу.

– Вы позвонили в милицию и заявили о краже, – терпеливо напомнил я ей.

– Да, звонила, – и не подумала она отпираться. – Я же вам объясняю, – посетовала старуха на нашу несообразительность, – когда я уходила, завязала десять узелков, а пришла – их уже восемь! А значит в комнату опять эта прошмандовка лазила! – потерпевшая ткнула в сторону соседки основанием клюки.

– По-моему она не в себе, – к моему уху наклонился Скворцов.

А то я не вижу. Но просто так уйти тоже не могу.

– Лукерья Матвеевна, открывайте дверь. Будем устанавливать, была ли кража, – не обращая внимания на вытянутые лица коллег, попросил я старуху.

Да, я тоже не в восторге от того, что вместо разоблачения маньяков, должен какими-то узлами на нитках заниматься. Но, если начал, то надо доводить дело до конца.

Провозившись с мифической кражей больше часа, мы наконец покинули нехорошую квартиру и вышли во внутренний двор, где царила вечерняя тишина. Еще бы куривший рядом с машиной сержант Крапивин не загрязнял воздух, было бы совсем умиротворяюще.

Заработавшая рация прервала короткий отдых, и пришлось возвращаться к работе.

– Какая баба? Ничего не понял, – водитель пытался дознаться до сути сообщения. – Голая? По улице бегает? Ну а мы тут при чем? Патрульных к ней посылай. Ясно. Едем, – Крапивин матюкнулся, но уже не в прямой эфир, – Все машины заняты, а мы ближе всех, – огласил он нам результат переговоров с дежурной частью.

– Ну хоть на голую бабу посмотрим, – отозвался с заднего сидения Скворцов.

– Ага, больше с этой гребанной работой голых баб и увидеть негде, – поддержал его хохотом Крапивин.

– Ты же женат, – напомнила ему Котляр.

– Жена с крохой к теще уехала. Сказала, что ноги ее в этой общаге больше не будет. Так что мне кровь из носа надо малосемейку получить. А то буду как Скворцов каждой голой бабе радоваться, – вновь заржал сержант.

Котляр, поморщив носик, уставилась в окно.

Минут через пять мы увидели, ту, которую искали. В глубине квартала из пятиэтажек по второстепенной дороге бежала девушка. Преследующие ее двое парней, играя с жертвой, то и дело хватали бегунью за руки, дергали за косу, пихали в спину, от чего девушка спотыкалась, но упорно двигалась вперед. Абсолютно голой она не была. Но не считать же за полноценную одежду разодранный свитер, что едва закрывал ее бедра. Обувь у нее и вовсе отсутствовала, и по стылому асфальту она бежала в носках.

Позади странной процессии на малой скорости ехали белые жигули, светили фарами и время от времени подавали сигналы, заставляющие девушку вздрагивать и ускоряться.

Откуда-то с обочины раздавались возмущенные женские крики, но из-за темноты самих женщин, что требовали прекратить безобразие, видно не было.

– Они что охренели? – Крапивин резко затормозил, а мы со Скворцовым выпрыгнули из автомобиля.

– Милиция! Всем стоять! – Вадим двинул наперерез странному трио.

– Какие-то проблемы, ментяра? – один из парней, в причудливом мексиканском пончо с бахромой дернулся в сторону Скворцова и тут же напоролся на точный удар в солнышко. Хекнув, он сложился пополам. А Вадим уже разбирался со вторым, который начал замах – незатейливо пробил ему в подбородок, и подельник «мексиканца» поплыл.

Вот только праздновать торжество правопорядка было пока рано. Тачка, что катила позади девушки и преследующих ее парней, резко затормозила и оттуда выпрыгнули еще двое. Такие же молодые и наглые, в модных джинсах-клеш. И с ходу принялись качать права, угрожая нам расправой.

– Стоять, бояться! – это уже я достал пистолет и выстрелил в воздух, сетуя про себя, что опять придется отписываться за применение оружия.

Модники затормозили, не спуская взглядов с наставленного на них ствола.

– Да ты знаешь кто мой отец?! – восстановив дыхание, «мексиканец» сразу же принялся угрожать Скворцову, который как раз паковал его в наручники. – Завтра же на улице окажешься!

– Не с теми вы, ментяры, связались! – брызгал слюной один из тех, кто был у меня на прицеле. – Мой батя лично с вас погоны сдерет!

– Сержант, подкрепление вызывай! – крикнул я, не оглядываясь, чтобы не выпускать никого из местных мажоров из виду.

– Уже! – сзади отозвался водитель.

– Я Сергей Пахоменко! – не унимался закольцованный.

Крапивин подошел со вторыми наручниками, и они со Скворцовым надели их на того, что словил удар в челюсть.

В это время подъехал наряд ППС, и только тогда я убрал ствол.

– Рассказывайте, что случилось? – подошел я к потерпевшей. Но та меня словно не видела и не слышала.

– Да она пьяная, – фыркнула Котляр, что вылезла из служебного авто.

– В больницу ее надо, – принял я решение. – Сержант вызывай скорую, – повернулся я к нашему водителю, что уже курил возле уазика.

Тот кивнул и полез в салон за рацией.

– У вас у всех будут проблемы! Я вам это обещаю! – местные мажоры все никак не желали утрамбовываться в служебную машину патрульно-постовой службы.

– Чего с ними делать? – подошел ко мне старший наряда.

– В отдел вези, оформлять будем, – отвечая, я смотрел на приближающуюся к нам парочку женщин. Это именно они кричали, требуя отстать от девчонки.

– Ну смотри, старший-то ты, – напомнил мне сотрудник ППС.

– Помню, помню, – моим вниманием полностью завладели подошедшие свидетели. Те как раз принялись выливать на меня свое возмущение за творившиеся на улицах города бесчинства.

– Девчонка из их машины на ходу выпрыгнула, – показывала одна из свидетельниц на белые жигули. – А эти за ней погнались, – ткнула она пальцем в служебную машину, куда запихивали мажоров.

– Вы ее знаете? – спросил я свидетельниц.

Обе женщины потерпевшую не опознали, как и преследовавших ее парней.

– Не наши они, пришлые, – уверенно заявили они и вновь начали причитать о падении нравов у молодежи.

– Заявление о нарушении общественного порядка будем писать? – включил я на полную свое обаяние.

Это заявление от неравнодушных граждан понадобится мне, чтобы отбить первый удар начальства. А он обязательно на меня обрушится, как только с Моховым свяжутся папаши местных «золотых мальчиков».

Нафига мне потребовалось злить городских бонз? На то у меня было сразу три причины. Первая, она же официальная, то есть для широких масс – служебная. Сотрудники милиции должны пресекать нарушения общественного порядка. Вторая – личная. Я услышал знакомую фамилию. Ту самую, что была в заявлении эмигрировавшего на историческую родину Олейника. А третья причина была напрямую связана с Шафировым. Чтобы выстраивать с ним отношения мне было нужно понимать, реально ли тот настроен на борьбу с коррупцией или ограничится лишь теми мздоимцами, что мешают ему или его дружку Свиридову. У меня ведь тоже есть свои планы, и чтобы их осуществить мне придется тщательно просчитывать все свои шаги. А для этого надо знать с кем я имею дело. И желательно к тому моменту, когда мы с ним начнем обговаривать условия нашего сотрудничества. Тот разговор в парке был лишь предварительным. Тогда полковник, по идее, лишь вербанул меня. А вот предметно мы с ним пообщаемся чуть позже. Шафиров обещал организовать встречу после праздников. На ней, по его задумке мы должны будем обсудить работу будущего подразделения по борьбе с коррупцией.

Когда вернулись в отдел, я первым делом проконтролировал, чтобы дежурный зарегистрировал заявление от гражданки Мальцевой. Одну из свидетельниц хулиганства, я сделал потерпевшей. Описал ее моральные страдания от увиденного на половину листа. Вторая половина была посвящена перечислению преступных действий представителей золотой молодежи, а заканчивалось заявление требованием привлечь виновных лиц к уголовной ответственности.

Затем засадил всех сотрудников, участвовавших в задержании писать рапорта. После чего отозвал Скворцова в сторону.

– Вадик, дуй в больницу, куда потерпевшую увезли, – озадачил я его. – Нужны хоть какие-то медицинские документы о ее состоянии. Даже справка об ушибах подойдет.

– Может лучше я с этими поработаю? – он кивнул на клетку, куда запихали мажоров. Те спокойно не сидели, бесновались и грозились всех уволить.

– Не надо, ты уже отличился, – я усмехнулся, глядя на опухшую челюсть одного из них.

– Сам-то, блин. Думал опять за трупы придется отписываться, – в ответ поддел меня Скворцов.

– Чапыра, нахрена ты их сюда притащил?! – подошел ко мне Коля Кравцов, старший дежурный.

– Отпустить надо было? – не понял я наезда.

– В медвытрезвитель надо было их сбагрить!

– Не додумался, извини, – покаялся я.

Кравцов вздохнул, покачал головой, выражая так мне свое недовольство, назвал салагой и, наконец, взял деловой тон:

– Ладно. Сейчас отправлю. И еще. Я буду вынужден сообщить о них Мохову.

– Делай, что должен, – теперь уже вздохнул я, понимая, что разборок с начальником райотдела все равно не избежать, а значит надо готовиться к ним придется более основательно. Для этой цели перехватил намылившуюся улизнуть из дежурки Котляр, и потащил ее осматривать машину хулиганов.

Расплата явилась ко мне утром. Было шесть утра, о чем радостно пропиликало радио, а в мою дверь уже стучали.

– Чапыра, открывай! – узнал я голос Головачева.

Встал с разложенного кресла-кровати, широко зевнул, потянулся, сделав пару разворотов корпусом, надел ботинки и пошел сдаваться.

– Докладывай! – начальник следствия влетел в мой кабинет.

Еще раз зевнув, я встал по стойке смирно и начал вещать сплошь служебными формулировками, правда, спросонья изрядно разбавил их выражениями из своего времени.

– Согласно справке дежурного врача районной больницы, у гражданки Беловой многочисленные ушибы мягких тканей по всему телу. Согласно показаниям граждан Мальцевой и Семенюк, побои нанесли Беловой задержанные Пахоменко и Шилов. Согласно осмотра автомобиля ВАЗ 2106 г/н… в салоне обнаружены женская одежда со следами бурого цвета.

– Девка та протрезвела, – перебил меня Головачев, – и сейчас говорит, что они просто играли с друзьями, никаких претензий она к ним не имеет и заявления писать не будет.

– Понятно, – пожал я плечами. Такое развитие событий я и предполагал с самого начала.

– Стрелял-то ты в них зачем? – перешел к другому вопросу подполковник.

– Я стрелял в воздух, – отмел я оговор.

– А они утверждают, что ты в них целился!

– Вы верите пьяным хулиганам, а не вашему сотруднику? – удивился я.

– Ты, кстати, зачем их в вытрезвитель отправил?! – нашел новый повод придраться подполковник.

– Так чтобы алкогольное опьянение засвидетельствовали.

– Отпустили их оттуда, выдали родителям на руки, – просветил меня Головачев.

– Кругом коррупция, – посетовал я.

Мою фразу подполковник проигнорировал, зато выкатил новую претензию.

– Неужели нельзя было без мордобоя обойтись?

– И стрельба в воздух, и применение физической силы – это вынужденные меры для сдерживания агрессивно настроенных правонарушителей, – глубокомысленно заявил я.

– Опять умничаешь, – Головачев смотрел на меня без симпатии. – Рапорт пиши, да к Мохову пойдем, он нас уже ждет, – подполковник вздохнул и опустился на стул.

– Написал уже, – найдя на столе напечатанный рапорт, я протянул его начальнику.

– Принуждение к правопорядку? – прочитал он еще одну из моих формулировок.

– Так точно, – подтвердил я.

Головачев что-то проворчал себе под нос, поднялся со стула и направился к двери.

Мохов бушевал. Дежурная смена в полном составе ему молча внимала. Здесь были все: и водитель, сержант Крапивин, и Вадик Скворцов, и Коля Кравцов из дежурки, и старший наряда ППС старший сержант Ермолаев.

– Потерпевшие требуют, чтобы вы все были наказаны! – далее полковник наградил нас всех эпитетами, исключительно из матерных слов.

– Потерпевшие? – уточнил я.

– Да, потерпевшие! Которых вы избили, в которых вы стреляли, на которых вы незаконно надели наручники и отвезли в медвытрезвитель!

– По документам они проходят как лица, участвующие в преступлении, предусмотренном частью второй статьи двести шестой уголовного кодекса, – изложил я свою версию.

– Не было никакого хулиганства! – прокричал мне в лицо Мохов.

– А заявитель и свидетели есть, – не отвел я взгляда.

– Ты, Чапыра, доиграешься до сто семьдесят первой, – предупредил он меня. – Хочешь сесть за превышение служебных полномочий?

– С чего вдруг я сяду? Мне есть, что сказать и прокурору и суду, и общественности, – ровно ответил я.

– Вижу, ты не понимаешь! – процедил он и вновь принялся материться. – Завтра же! Слышите?! Завтра же, чтобы извинились перед людьми! – полковник обвел нас всех гневным взором. – Иначе Пахоменко надавит на свои связи в прокуратуре и даст делу ход! – озвучил он последствия.

Выходили из кабинета начальника РОВД все подавленными.

– Ну все, малосемейку мне не видать, – сплюнул с досады Крапивин и первым зашагал в сторону лестницы.

– Вот объясни мне, Альберт, почему возле тебя постоянно творится какая-то хрень? – устало спросил меня Головачев.

– Не могу знать, товарищ подполковник, – я тоже устал, а надо было еще одно дело провернуть. – Вы мне рапорт на отгулы взамен неиспользованных выходных подпишите? – не стал я тянуть.

– Какие у тебя могут быть неиспользованные выходные?! – вновь начал заводиться Головачев.

– По закону положенные. После каждого дежурства мне полагается два выходных, а я беру только один день. Поэтому четыре дня у меня накопилось, – доходчиво объяснил я, пока мы поднимались на свой третий этаж. – Так я принесу рапорт? – добавил я в голос просительных нот.

Подполковник хотел высказать мне все, что думает о моих доводах, но неожиданно махнул рукой.

– Неси. Нам тоже от тебя отдохнуть не помешает. Да и будет лучше, если пару дней ты в отделе не появишься.

– Спасибо! – обрадовался я и понесся к своему кабинету, пока начальство не передумало. Поездку лучше не откладывать.

Загрузка...