В дверь негромко, даже словно с каким-то стеснением постучали.
– Открыто. Входи… – отозвался на стук князь Войномир.
Дверь открылась. Сначала мягкой неслышной походкой вошел дворовый человек из дворцовой прислуги, и принес поднос с двумя жбанами меда. Тот самый человек, что уже приносил мед раньше. И потому он уже не спрашивал, куда поставить поднос, сразу устроив его на широкой скамье у стола. А следом за дворовым человеком в рабочую горницу, так же неслышно, вошел волхв Ставр, а за ним, уже тяжелой поступью воя, которую и было слышно в рабочей горнице, перешагнул порог и сотник Волынец.
Дворовый человек вышел до того, как дверь закрылась. Хорошо понимал свое место на общественной лестнице. Ставр высунулся в коридор, и проследил, как тот выйдет за наружные двери, где находился пост охраны, через который просто так никого не пропускали, тем более, в темное время суток. Порядок установил Славер, он же и сказал, кого можно пускать, кого вообще нельзя, о чьем приходе требуется предварительный доклад.
– Не люблю, когда под дверью подслушивают, – объяснил волхв свое поведение князьям. – А здесь, кажется, это принято. Не от предательства, а просто от любопытства. Узнать новости желают, потому что их самих спрашивают, что новый князь делает, как строить жизнь людей на острове думает? Кто во Дворце служит, всегда считаются самыми осведомленными. Они и стараются такими быть. Это не порок, хотя подслушивание и наказуемо. Я так и сказал вечером дворцовому управителю Вешняку, чтобы он своим людям передал. Кто попадется под дверью, того на правеж… Надеюсь, подействовало. Со страхом посматривают…
– А вчера кто-то подслушивал?
– Сначала сам Вешняк, потом глашатного Славер застал. Хотя сам говорит, что с глашатным могло и показаться. Выговаривать не стал. Только мне сказал, а я Вешняку выговорил. Не обессудь, княже, что распоряжаться начал в твоем Дворце.
Войномир молча кивнул, соглашаясь с необходимостью таких действий, и, словно бы, разрешение волхву этим дал на подобные строгости в дальнейшем.
– Рассказывай, – волхв несильно подтолкнул Волынца посохом в бок.
– Вот такое дело… – начал Волынец. – Последняя стража, что пропускала этих воев, на улице перед городской площадью. Оттуда четыре улицы идут. На каждой стоят рогатки, и стража. Ни на одном из постов этих воев не видели. Но между площадью и постами стражи четыре боярских дома. Вои могли войти к любые из четырех ворот. Одни из этих ворот – двора, где живет боярин Улич, человек из Арконы, член боярского совета от Арконы. От Арконы кроме двух бояр только сам верховный волхв Вандал в совет входит.
– Старый Улич… – усмехнулся князь-воевода Дражко. – Я думал, он давно уже умер. Он еще пару лет назад даже по своему дому ходить не мог. Его по пути в столовую дворовые люди под руки поддерживали. Ему уже больше века давно. Неужели он на боярский совет приехал? Помнится, мне говорили, что он уже ничего и не слышит…
– Да. Это он. Но я проверил, княже, – сообщил Волынец. – Улич прибыл последним. Незадолго до того, как меня воевода послал на поиск. Это и привратная стража подтвердила.
– Ты уже и до ворот добрался? – удивился Дражко.
– У моего коня, княже, быстрые ноги… – скромно ответил сотник. – А что ты, княже, так на меня смотришь? Не веришь?
– Отчего же… Верю. Просто смотрю, и кажется мне, что встречались мы с тобой где-то. Не в тот раз, когда ты нас с князем Войномиром на дороге встретил, а еще раньше. Лицо знакомое. Или похож на кого-то…
– Скорее, похож, – подтвердил Волынец. – Я в ваших краях человек новый. А если бы мы встречались, я бы тебя, княже, признал обязательно.
– Ну-ну, ладно. Пусть так будет. А как ты узнал о приезде Улича?
– Увидел… Свет на всех трех этажах горит. Везде свечи не жалеют. Бояре это любят. Не смотрят, что дорого. Считают, что, чем больше света, тем человек больше значит. Друг перед другом так вот «светятся». И дым из каминных труб. Только-только, видно, затопили. Для утренней топки еще рано. Да и к чему все камины в доме сразу топить! Если только дом промерзлый, давно не топленый. Я привязал коня, чтобы копытами не стучал, подошел потихоньку к воротам. За воротами голоса. Издалека их слышно, только вот издалека не разберешь, что говорят. Пришлось подойти. Дворовые люди разговаривают, не стесняясь. Обсуждают, ляжет боярин спать или не ляжет. Если ляжет, его утром будет не поднять. А не поднимешь на боярский совет или на службу в храме, будет слуг на правеж отправлять. Не поверит, что добудиться не смогли, скажет, сами проспали. Если не ляжет, тогда трудно его будет после боярского совета разбудить. Придется сонного в носилки переносить, и так домой отправлять. Я так понял, что было уже подобное. А по разговору и понял, что только приехали. Поскакал к воротам, там подтвердили. Но я допускаю, что те двое воев, что раньше приехали, как раз в дом боярина Улича явились. Он мог с дороги пару человек наперед себя послать. Хотя тут тоже сомнение есть.
– Какое? – спросил князь Войномир. – В чем сомнение?
– Если бы они раньше боярина явились, они уже успели бы дом протопить, чтобы боярин в тепло сразу приехал. Обычно так и делается. Потому и допускаю, что они не к Уличу прибыли, а в другой дом. Из трех других боярских домов только в доме боярина Тишислава кто-то есть. В двух других никто пока не живет. Не приехали еще хозяева, хотя дворовые люди ходят, дом уже протапливают. Хозяев к утру ждут. Но те не спешат. Они в боярский совет не входят.
– С чего взял, что не приехали? – спросил Дражко. – Может, спят спокойно… Ночь на дворе.
– Все одинаково, княже. Как в первый раз. Через ворота слушал.
– И что у нас получается? – спросил Войномир. – Они могли только к Тишиславу приехать? Я вообще такого боярина не знаю, и, кажется, даже не слышал о нем. Чем у нас в совете Тишислав занимается?
– Вместе с Мниславом заведует таможенными сборами. Мнислав главный, Тишислав помогает, но и сам хочет главным стать. Доносы на Мнислава Годославу пишет. Себя при этом не называет, никак доносы не подписывает, но Годослав приказал Ставру, помнится, – князь посмотрел на волхва-разведчика, – допытаться, кто пишет. И Ставр узнал…
– Узнал, – коротко подтвердил командир разведчиков. – Если писал не сам, то других людей заставлял. И подписываться заставлял других. Чтобы, якобы, многие на Мнислава жаловались. Хитрый лис этот Тишислав. Хитрый и трусливый. Такие могут только исподтишка в спину ударить, и подлости от него ждать можно. Хотя, при его трусости, эта подлость не может быть решающей и кардинальной. Он очень боится ответственности.
– Могли к нему приехать люди, которые в стрельца Квашню, а потом князя-воеводу стреляли? – не пожелал отвлекаться на другие вопросы князь Войномир. – Тишислав заинтересован в отсутствии управления?
– Заинтересован, – согласился Дражко. – Сильно заинтересован. Не меньше того же Мнислава, под которого он подкапывает. Значит, могли и к нему неудавшиеся убийцы пожаловать. Больше в этом месте не к кому…
– Есть к кому, – сказал сотник Волынец так конкретно, словно знал что-то категоричное.
Все повернули к нему головы.
– Там, прямо на площади, стоит самое большое среди других здание – храм Яровита. Я говорил с женщиной, что безвестных умерших к костру готовит. Она как раз в храме была, и не видела никого, но, когда вышла, слышала, как кто-то верхом торопливо подскакал, и сразу в ворота. Когда женщина вышла, ворота были уже закрыты. А ворота тяжелые, чтобы их быстро закрыть, нужно очень торопиться. Она не видела, сколько было всадников, но уверена, что несколько человек. Может, два, может, даже больше. Женское ухо неопытное. Не различает по звуку, сколько копыт стучат – обычное дело, и винить ее здесь не в чем. Но я, поговорив с ней, дальше искать стал. Пытался с младшими волхвами у ворот пообщаться, так там на меня чуть драться не бросились. Я уж руку на кряж[10] положил, тогда только отстали. А то ведь и побить могли. Простого человека, с улицы, не воя, вполне могли бы побить за лишний интерес… Почему они никого туда не подпускают? Почему прячут что-то? И даже говорить на эту тему не хотят…
– Почему? – вопросительно поднял брови Дражко.
– Потому что им есть, что скрывать…
– Возможно… У тебя все, сотник? – спросил князь Войномир.
– Все, княже…
– Тогда можешь идти. Прими мою благодарность за службу. Ты хорошо справился. Отдыхай, и будь готов по первому моему зову явиться. У меня скоро будет для тебя дело. И будь готов после службы в храме вместе со Славером сопровождать меня на заседание боярского совета. Ты там будешь нужен.
Волынец приложил руку к груди, поклонился, и вышел…
– Мы тебе нужны, княже? – спросил Дражко.
– Есть какие-то соображения по поводу тех двух воев?
Князь-воевода допил мед из отставленной было второй баклажки.
– Я так думаю, что они одинаково могли заявиться и в дом боярина Тишислава, и в храм к волхву Духославу.
– Волхв Духослав показался мне наиболее лояльно к нам настроенным человеком из всех, с кем мы здесь встречались. Кроме слуг, естественно. По крайней мере, все советы, которые он нам давал, были дельными. И еще мне показалось, что он очень боится волхва Вандала. Боится враждовать с ним. По отдельным репликам я бы подумал, что он и мне советует быть с Вандалом осторожнее. А что о Духославе скажет Ставр?
Командир разведчиков только посохом пошевелил вместо ответа. Такая форма разговора была, видимо, хорошо знакома Дражко. И потому князь-воевода сказал, как перевел с чужого языка понятными для Войномира Словами:
– Он ничего про волхва сказать не может, но, если ты его попросишь, он узнает.
– Я попрошу его… – словно Ставр здесь не присутствовал, сказал Войномир. – А у самого Ставра нет для нас сообщений?
– Есть, – твердо сказал волхв.
– Говори, – потребовал Дражко.
– Ко мне несколько минут назад прискакал гонец из Обенро[11]. Туда по приказу Готфрида приплыло еще двадцать свейских и пятнадцать норвегских драккаров. Команды сразу высадились, и ушли одной колонной в закатную сторону. Я напомню, что в порту уже стояло одиннадцать норвегских и семнадцать свейских лодок. Тоже без команды, которая ушла к Готфриду в сторону Хедебю. Сейчас на каждой лодке осталось по пять человек охраны, и больше никого. Сейчас там шесть с лишним десятков лодок – целый флот. Мои разведчики опасаются, что, по возвращению команды, этот флот отправится в сторону Руяна. Сейчас лодки стоят плотно одна к другой, и будут хорошо гореть, если найдется смельчак…
– Я понял, Ставр. Это хорошее сообщение. Поблагодари от меня своего разведчика. Мы с князем Войномиром подумаем, что предпринять.
Это прозвучало так, будто князь-воевода отправляет волхва из рабочей горницы. Но Ставр уходить не спешил, и только перебросил свой блинный и тяжелый посох из руки в руку. Дражко все понял по его взгляду.
– Есть еще новости?
– Есть, – Ставр говорил ровным голосом, и его лицо при этом совершенно ничего не выражало, словно он не умел ни осуждать, ни хвалить.
– Говори.
Волхв мрачно посмотрел на князя-воеводу Дражко, потом перевел взгляд на князя Войномира, словно проверяя из на возможность принять неприятное сообщение. Убедился, что и один, и другой в состоянии собой управлять, и только после этого сказал:
– В Венедине[12] уже собралось три тысячи ратников-лютичей. Стоят лагерем под городом. Живут не в палатках, а в срубах, где домовая торговля идет[13]. Палатками не хотят себя выдавать. От людей прячутся, стараются без надобности не выходить. Ждут прибытия двух пятисотенных стрелецких полков с франкской границы. Стрельцы, предположительно, прибудут через Поладеницу. После этого лютичи планируют сразу начать поход на Штржелово. В Штржелово у нас войска почти нет. Только городская стража. Не более пяти сотен. И три десятка стрельцов. Городских стен там тоже нет. Город, вероятно, будет взят с ходу. Если, конечно, лютичи подойдут к нему. А Руян тогда будет отрезан от княжества. Но в Штржелово лютичи надеются захватить и даже планируют это сделать, большое количество лодок и паромы, и с ходу переправиться на остров.
– Ты верную фразу сказал, Ставр, – сердито пошевелил Дражко усами, – «Если, конечно, лютичи подойдут к нему». Стрельцов у них пока нет. Значит, у нас в запасе целая Поладеница. Слышишь, княже…
Князь-воевода повернулся к Войномиру.
– Но, то ли от жадности неуемной, то ли от недоумия, наши противники сами дают князю Войномиру возможность установить на Руяне порядок.
– Это как? – не понял сам Войномир.
– С моря готов выступить на нас Готфрид со своим флотом. Оставим пока в стороне вопрос о том, сумеет Готфрид или не сумеет победить Годослава и графа Оливье. А с суши готовятся к выступлению лютичи. В условиях угрозы существованию княжества, князь имеет право объявить осадное положение, и принять на себя всю полноту власти. Объявить княжескую власть единственной! Любой ослушник в это время должен рассматриваться, как предатель интересов княжества, и отправлен на виселицу. И все, кто имеет в своем распоряжении дружины, обязан предоставить их в распоряжение князя. На моей памяти такое однажды случалось в княжестве бодричей, когда отец Годослава воевал одновременно с ваграми, с лютичами, с саксами и с данами. И вынужден был объявить осадное положение. Иначе с бояр было невозможно вытребовать их дружины. Нескольких бояр тогда пришлось повесить, несколько сбежали к врагу, хотя дружины их навечно перешли в подчинение князя. Мера эта – осадное положение – жесткая, но иногда необходимая.
– Но этот закон касается всего княжества, – напомнил Ставр. – Имеет ли право удельный князь острова пользоваться этим законом?
– А разве Войномир не правитель острова? – удивился Дражко. – Я, со своей стороны, как соправитель Годослава, готов взять на себя согласие с таким решением. И уверен при этом, что сам князь Годослав меня поддержит. Мера эта считается чрезвычайной, и применяется не часто. Но применялась же… Значит, может примениться и теперь!
– Часто она применяется в отдельных приграничных городах, – напомнил волхв. – Трижды по указу князя Годослава применялась в Свентане, когда город был в осаде. Наверное, и здесь можно, но нужен, я думаю, указ князя бодричей. Как другая мера, возможно провести народное собрание. По закону решение собрания имеет больший вес, чем княжеский указ. Но даст ли собрание желаемый результат? Это еще вопрос. Влияние бояр слишком велико. Князя Войномира на острове еще плохо знают. И люди побоятся предоставить ему всю полноту власти. Решение Годослава будет самым верным шагом.
– Достаточно будет и решения самого князя острова и соправителя княжества бодричей! – взял Дражко на себя смелость. – Я решаю! Я – соправитель Годослава! А решение самого Годослава мы получим в дополнение. Согласен со мной, Войномир? Не побоишься взять на себя все полноту власти? Только имей ввиду, что в случае поражения виноват во всем будешь только ты, и тебя сместят уже решением того же народного собрания, которое можно организовать за несколько дней. Согласен?
– Я в своих силах уверен, и ответственности не боюсь, – Войномир даже встал из-за стола – Но кто и как доставит весть об этом моему дядюшке, и его подтверждение на Руян?
– Вероятно, только я, – принял решение князь-воевода. – И только я смогу объяснить ему необходимость такой редкой меры.
– Ты покинешь меня в такой трудный момент?
– Я вынужден это сделать, и уже много раз говорил тебе об этом. Я собирался уехать сразу после заседания боярского совета.
– Но раньше, когда ты это говорил, еще ничего не было известно ни о флоте Готфрида, к которому, думаю, готовы присоединить и данские лодки, ни об армии лютичей, которые, я слышал, в сече тоже стоят немалого.
– Лютичи – такие же, как мы сами, люди. И даже характером с нами слегка похожи. С ними ты будешь драться, как дрался во главе варягов-русов со словенами. Сразу предупреждаю, что лютичи не создают отдельные стрелецкие дружины. Считают это неправильным. Объясни им, что они ошибаются. А меня ждет Годослав. При этом, по пути к Годославу, я хочу взять на себя уничтожение флота Готфрида.
Волхв Ставр в удивлении поднял брови, и даже свой тяжелый посох снова перебросил из левой руки в правую.
– Княже, ты мои мысли читаешь?
– Я твои слова услышал. «Лодки плотно стоят, и будут хорошо гореть, если найдется смельчак…» Смельчаков я найду, а наши лодки поведу сам. Конечно, место кормчего не займу, я не умею с кормилом справляться. Но все остальное я умею. И сразу оттуда, когда дело сделаю, и лишу данов флота, отправлюсь к Годославу. Он должен меня ждать. А мой брат Войномир тем временем плотно займется лютичами. Не мне его учить, как предупреждать нападение противника. Он эту науку хорошо освоил в Бьярмии. Не будем, Ставр, мешать Войномиру. Ему нужно подготовиться к боярскому совету. Пойдем…
Князь-воевода первым покинул рабочую горницу князя. Ставр устремился за ним своими широкими шагами. В каждом из этих шагов длинноного волхва было больше двух шагов человека нормального роста.
Перед дверью в свою спальную светлицу Дражко обернулся, и сделал рукой приглашающий жест. Ставр молча, и никак не показывая удивления, вошел вслед за князем-воеводой.
– Я видел, что ты посматривал внимательно и на князя Войномира, и на сотника Волынца. Что скажешь?
– Братья, – коротко и категорично ответил волхв.
– Почему так решил?
– Лицом братья могут быть не похожи, хотя общие черты обычно им присущи, но ухо всегда показывает родство. Сама форма уха. Уши у них полностью одинаковы. И глаза тоже. Разрез глаз, взгляд. Такое только у братьев бывает. Хотя, может быть, братья только по одному из родителей. Скорее, по отцу.
– Почему, именно по отцу?
– Мальчики обычно бывают больше похожи на мать, девочки наследуют черты лица отца, – объяснил командир разведчиков. – Потому схожесть есть только в отдельных чертах, а не во всем лице. Иначе они были бы больше схожи.
– Годослав говорил, что Войномир очень на его сестру похож. На свою мать. Не наше, конечно, это дело, но ты, Ставр, присмотри за этим сотником. Чтобы неприятность нашего князя не постигла. Князь, видимо, знает, и опекает Волынца. А Волынец, если и знает, то молчит. К Войномиру в родственники не набивается. Ладно. Это дело даже не второе по важности, и не третье. А нам следует заниматься первым. Первое у нас – боярский совет…
– Это второе. Первое у нас – служба в храме Яровита.
– Ты будешь там?
– Конечно.
– Помнишь, что я тебе говорил о безопасности князя?
– Его будут везде окружать мои люди. И в виде нищих, и в виде простых горожан, и в виде стражников. Только вот на заседании боярского совета… Моих людей туда не пустят, даже если они боярами вырядятся.
– Там рядом с ним будем и я, и ты, и Славер, и Войномир…
Князь-воевода вернулся в рабочую горницу князя Войномира, когда пора уже было выходить, чтобы не опоздать на службу в храм Яровита. Хотя без князя служба все равно начаться не должна была. Но и появиться князь должен был последним. Не он должен ждать. Ждать должны его. Это закон всех владетельных особ.
– Я готов, – сообщил Войномир, взял со стола, и сунул в карман только один свиток бересты, куда он наносил писалом свои пометки.
– Ты так и пойдешь, в чем приехал? – спросил Дражко.
– Я пока не обзавелся большим гардеробом. Думал, просто багряный плащ на плечи накинуть. Это все принадлежности моего княжеского гардероба. Да что я рассказываю, при тебе же мне в Рароге дядюшка этот плащ подарил, а у меня самого даже в Бьярмии ничего особенного не было. Тоже багряный плащ – от отца достался, и все. Но я тот плащ с собой возможности взять не имел. Я же ехал, как пленник Гостомысла. А в Бьярмии у меня имелось только все, что для сечи необходимо. Правда, оружия выбор был большой. Я трофеи собирал. Люблю хорошее оружие. И всякое необычное. Всегда ищу, чем можно свои дружины дополнительно вооружить. В этот вот раз мне Воевода Славер привез хозарские щиты. Конечно, они дороже в изготовлении, чем наши простые, но удобны для отражения удара. Меч знатного воя и простого тоже в цене разнятся. И кого-то можно щитами на манер хозарских вооружать. Здесь подумать надо, стоит ли связываться.
– Покажи мне, вместе подумаем. А пока пойдем, я одну свою парадную кольчугу тебе уступлю. По размеру, мне сдается, она подойдет.
– Сейчас Славер с Волынцом придут. Славер те хозарские щиты принесет. Я попросил посмотреть. Может, сгодятся для наших…
– Пока переоблачишься…
Они перешли коридор, зашли в спальную светлицу Дражко. Князь-воевода открыл крышку большого сундука, оттуда вытащил тяжелый кожаный мешок, и протянул Войномиру.
– Примеряй. Мне она слегка длинновата, на твой рост, думаю, впору будет.
Князь вытащил кольчугу. Это, конечно, была кольчуга не боевая, а праздничная, которую было бы в бою жалко изувечить. Сами кольца с внешней стороны были позолочены, а изнутри для контраста чернены. На груди кольчуги были нашиты стальные поперечные пластины, образующие встроенный бехтерец. Такие же пластины, только более широкие, были нашиты со спины. И все пластины, что спереди, что на спине, были красиво изузорены растительным орнаментом, но орнамент этот был не славянским.
– Откуда такая? – облачившись в доспех, и пошевеливая плечами, словно проверяя, насколько он в состоянии в этой кольчуге руками управлять, спросил Войномир.
– Доспех знатного аварского воина. Из аварского похода короля Карла Каролинга. Вот, тут еще… – Дражко вытащил из мешка золоченый и богато украшенный шлем с подшлемником из тонкого белого войлока, и наручи[14], разукрашенные в стиле кольчужного бехтерца. Сами наручи были из многослойной толстой кожи, к которой крепились стальные черненые пластины, с нанесенным на чернение золотым рисунком. На руку они надевались плотно, и туго зашнуровывались с внутренней стороны. Князь Войномир быстро облачился, и в таком вооружении выглядел празднично, вот только шлем для его крупной головы оказался маловатым, и потому князь отложил его в сторону, предпочитая держать голову непокрытой.
– Шапки подходящей, какой-нибудь, собольей у тебя не найдется? – спросил Дражко, убирая шлем в мешок.
– Я шапки с раннего детства не ношу. Привык: или в шлеме, или с непокрытой головой. Да и перед кем рядиться! Не на свадьбу идем. И без шапки можно[15].
Войномир встряхнул копной длинных русых волос, вполне заменяющих ему шапку.
– Пойду плащ возьму…
Едва он вернулся уже в багряном княжеском плаще, и закрыл за собой дверь, как в коридоре послышались шаги. Пришлось дверь снова открыть, чтобы пришедшие не стучали в рабочую горницу, где никого уже не было.
В открытую дверь, повинуясь жесту князя-воеводы, вошли бургграф воевода Славер, сотник Волынец, не понимающий, зачем он нужен на заседании боярского совета, и командир разведчиков волхв Ставр. Славер с Волынцом принесли пару небольших щитов, внешне достаточно легких, хотя и обвешанных металлическим усилением. Но, возможно, щиты сами по себе легкими не были, и только в сильных руках воев казались такими. Но Славер, в дополнение к щиту, принес и посконный[16] мешок, не показывая еще, что в этом мешке находится.
Первый щит взял в руки князь-воевода, сразу продел левую руку в ременные петли, сжал, стал рассматривать. Сами петли крепились не как обычно, жестко к основанию щита, что позволяло вою управлять щитом без проблем, а к деревянным дощечкам. Эти дощечки, в свою очередь, крепились к шарниру, который позволял щиту быть подвижным на руке, и смещаться на целый вершок в одну, и в другую сторону.
– При ударе копьем или мечом, – объяснил сотник Волынец, щит смещается, и оружие соскальзывает в сторону. Правда, это хозарам не очень помогло, когда мы их атаковали, Но им тогда уже ничто помочь не могло. Их была только неполная сотня против нашего полка…
Войномир вертел в руках, рассматривая, второй щит.
– Я вообще не понимаю, зачем такое нужно. Во-первых, щит теряет управляемость, во-вторых, чтобы сделать это приспособление, нужно дополнительное время и дополнительные затраты, то есть, щит становится слишком дорогим, в третьих, когда вой с детства обучается пользоваться щитом правильно, он сам выполняет то, что делает этот щит, и не теряет управления схваткой. Мне такой щит откровенно не по душе…
– Мне тоже, – князь-воевода положил на пол второй щит. – К своим мы больше привычны. А что там еще в мешке?
Воевода Славер сделал загадочное лицо, и вытащил из мешка простую длинную рубаху из посконной ткани. Но поверху рубаха была по кругу обшита обыкновенным морским пеньковым канатом[17]. Следом за рубахой из мешка показалась точно такая же обшитая канатом шапка.
– Ну и что? – спросил князь Войномир.
Он сам, как и все другие, многократно видели такой «доспех» самых бедных воев, которые не имели возможности заиметь доспех металлический. Смерды, когда вставали на защиту своих земель от какого-то внешнего нашествия, одевали такие же доспехи, и вооружались при этом своими же сельскохозяйственными орудиями, чаще всего, вилами, косами, и цепами.
– А вот наш сотник Волынец ночью подсмотрел, что за щиты у двух боярских воев…
– Рассказывай, сотник, – потребовал князь-воевода.
– Я не просто подсмотрел, я даже спросил… Это не щиты воев. Для сечи они слишком тяжелы. Эти щиты навешивают на борта драккаров, чтобы они гребцов прикрывали от стрельцов. Сам щит двойной, деревянный. А в середине точно такой же канат накручен. Вои говорят, что в этом щите даже стрелы наших стрельцов вязнут. И копье его не пробивает. Втыкается так, что его не вытащишь. Гребец высовывается, и обрубает копье топором.
– И что? – спросил князь Войномир.
– Я просто подумал, что вся тяжесть морского щита от толстых досок. Борт драккара пробить стрелой легче, чем щит. На борту доски тоньше. Но стрелу держат не доски, а пенька, канат. Он упругий. А если середину делать из каната, можно разной толщины, а верхний и нижний слои из тонких досок.
– Я понял… – задумался князь Войномир. – Но это необходимо будет сначала испытать. Конопли на Руяне выращивается достаточно. Даже даны и свеи у нас покупают. И ненамного меньше, чем зерна. Будем думать. Будем пробовать. А теперь – пора идти на службу.
– Только сначала – неприятная, как сказал жалтонес Рунальд, процедура. Налейте князю стакан воды.
Дражко вытащил из нагрудного кармана под кольчугой полученную от Рунальда склянку. Горлышко было узкое, и противоядие из него так и капало по капле в подставленный сотником Волынцом стакан с водой.
– Строго пять капель. Ни больше, ни меньше… Десять дней, брат княже, придется потерпеть. Я уеду, Славер будет за тобой присматривать, чтобы не забывал, – князь-воевода заметил, как Войномир заранее морщится, даже не попробовав противоядие, имеющее довольно едкий запах, разлившийся по всей светлице. – Твоя жизнь сейчас – не твоя собственность. И ответственность ты несешь перед своим дядей князем Годославом за весь остров. Потому о своей жизни заботиться ты просто обязан, если дядюшку подвести не хочешь…