Смотреть в глаза Жоре было тяжело. Но он просил прийти, и я пришла.
Мы говорили по телефону, между нами было стекло, но я видела все: как ему плохо, как он устал и его решимость держаться до победного конца. Это вызывало уважение. Меня мучило раскаяние за всю причиненную его семье боль.
Разговор начинался банально:
– Здравствуй, как ты? – робко спросила я.
– Здравствуй, – ответил он безлично. – Я в порядке.
– Жора, мне нет оправдания! Это я во всем виновата. Я лгала тебе каждый день с того момента, как мы познакомились.
– Я знаю. – Правой рукой он держал телефонную трубку, а левой ладонью нервно постукивал по стеклу, разделяющему нас. – Мир рассказал мне все. И как ты позвонила ему, и как кинула меня на бабки. И как вы трахались на квартире Эллы. И все про похищение. Ты просто шлюшка. Права была Альбина. Ты просто лживая шлюшка.
По мере продолжения разговора Жора начинал раскаляться. Я пыталась удерживать процесс повышения эмоциональных температур.
– Ты просил меня прийти, чтобы оскорблять?
– Да! Чтобы оскорблять! – Теперь его крысиная мордочка покраснела, и он стал похож на свою сестру. – Чтобы оскорблять, блин. И еще: ты гадина, но я хочу, чтобы ты, блин, знала: я тебя люблю.
Зачем это вообще говорить, если говорить в таком тоне?
– Любимых принимают такими, какие они есть, поверь мне, – миролюбиво поделилась я личным опытом с мужем.
– А я и принимаю тебя такой. Альбина рассказала мне, что давно уже знает: между вами что-то есть. Это было наутро после первой ночи. Ей тогда позвонили в отель. Кто-то сказал по-французски, что Мир снял комнату, чтобы тебя там… Она не знала, что делать, и рассказала мне. Они потом мне звонили, и мы встречались. Я, блин, напился, чтобы только не думать, как вы с Миром трахаетесь. Хотел сразу, в отеле, тебя пришить, но они посоветовали ждать. Пусть бы вы расслабились, и мы бы вас накрыли. Потом тебя похитили. – Он хмыкнул. – Я выследил его по тому адресу, что они, блин, дали. Все понял. Я бы выплатил денежки, а вы бы потом на них жили. Тогда решил накрыть его с поличным. Мир мне врал. Ты во всем виновата!
– Да он врал тебе не из-за меня, а из-за вашего чертова бизнеса! Это вы деньги не поделили, а не меня! – не выдержала я. В конце концов, как бы ни была виновата, но Вторая мировая не на моей совести.
– Деньги? Что ты плетешь! Мы всегда ладили! Проблемы начались, когда ты появилась. Мир замутил фигню, чтобы с тобой жить. Вы сговорились, вы вместе, а я один против всех. Он не хотел мне верить, блин… Верить, что это ты виновата. Я озверел, когда все узнал, там, в кафе. Потом хотел убить его, но в последнюю секунду передумал и выстрелил в руку. Одно хорошо, что не убил его.
Меня всегда удивляло, что с разных точек зрения одно и то же событие выглядит как несколько совершенно разных. И снова я попыталась уйти от разборок и поговорить о деле без эмоций:
– Ты сказал следователю, чей это был пистолет?
– Нет, – нехотя ответил он. – Надо было. И на пленке в банке есть кадр, как я достаю пистолет из кармана Мира. Но там непонятно. Мы боком стояли к камере. Она была слева, а я пистолет достал справа. Можно подумать, что это мое оружие.
– А ты сказал, что это пистолет Мира? – Меня волновало только одно: насколько влипнет Мир.
– Беспокоишься, блин? То был другой пистолет. Нет, выбросил я его. В реку. По дороге.
Я совсем запуталась:
– После ареста, что ли?
Жора смотрел на меня как на дуру.
– После ареста, блин, я был в наручниках и в машине! – издевательским тоном сказал он. – Тогда, когда тебя убить собрался, выбросил.
Ничего не прояснялось.
– А чем меня убивать собирался?
– Другим пистолетом.
– Каким? Так было два пистолета? Ты тоже привез оружие из России?
– Мне Альбина дала.
Я просто обалдела. Вот как все было серьезно! Она и вправду все знала и собиралась мстить! Это просто чудо, что я осталась вообще жива.
– А у нее откуда пистолет?
– Ей дал тот мужик в кафе. Следили за вами давно. Наверно, это Альбина их наняла. Она была в бешенстве, когда ей рассказали про квартиру и все такое.
Тут кое-что мне пришло на память:
– И ты спал со мной, уже зная, что я тебе изменяю? Утром, после того скандала…
– Да не мог я отказаться! Я и сейчас, блин, хочу тебя.
– Жора, я развожусь с тобой.
– Из-за него? – Его ладонь на стекле, разделяющем нас, задрожала.
– Думаю, нет. – Я не знала слов оправдания. Как же жестоки мы бываем к нелюбимым! – Я просто ухожу. Мир не любит меня. А после этого кошмара… Нет, я делаю это для себя.
Он вдруг рванулся к стеклу, и я увидела его больные глаза – мутные, покрасневшие. Боже мой, да у меня самой такие глаза!
– Не бросай меня! Знаешь, как страшно здесь! Они убьют меня! Не бросай меня!
– Не могу. Нельзя смешивать любовь и жалость. Они не имеют ничего общего. Постарайся простить меня, – сказала я и поднялась, уже вешая трубку, не услышала, а поняла по движению его губ:
– Сука!
Ну что мне стоило не бросать его хотя бы в тот день! Сказать что-то простое и ободряющее, так ли необходима была в тот момент правда? Надо было солгать, потом, наверное, было бы легче жить.