С этой истории все началось.
© Диана Билык
Сквозняк легкой прохладой резвился в кабинете: с тихим шелестом цеплял жалюзи, хлопал страницами блокнота, будто крыльями птицы, и растаскивал по столу старые вырезки из газет: «Призрак Туманной долины вернулся!», «Очевидец лишился дара речи», «Туманные аномалии», «Что скрывает Туманная долина?», «Детские шалости закончились трагедией»… Через открытое окно с дороги доносилось расшаркивание машин и редкие взвизгивания клаксонов. Ветер трепал густые шевелюры каштанов, отчего они ворчливо перешептывались.
От волнения и сосущего под ложечкой предчувствия Анна работала вяло, в который раз перечитывала заготовку статьи и была недовольна результатом. Все поглядывала на стопку газет и не могла понять, почему ее так трясет. Бережной поручил новое рядовое задание, но ехать придется в юг, в Прибрежный. Совсем не хотелось.
Она так углубилась в раздумья, что подскочила, когда на столе пронзительно звякнул мобильный. Увидев имя на экране, хотелось забросить телефон подальше, но Анна потянулась к нему и пальцами случайно зацепила вырезки. Те расплылись под ногами серым озером, выхватив наверх один из самых диких опусов, что можно было придумать: «Призрак забирает души грешников».
– Да?! – прикрыв глаза, Анна не стала поднимать бумаги, откинулась затылком на кресло и приготовилась выслушать очередной маразматический выпад напарника.
– Савина, – проскрипел голос Максима, – Не берись за статью в Прибрежном! Скажи, что не потянешь. Об остальном я позабочусь… – в трубке коротко пикнуло, повисла тишина.
Камаев! Как же задолбал! Что б тебя!
Водитель издания и частый сопровождающий Анны в командировках. Макс вечно придирался к любой мелочи, путался под ногами и мешал. Когда нужно было опросить очевидцев, пугал их, отчего люди замыкались. Простые люди натурально шарахались от мужика с хмурым взглядом и кучей претензий. Подозрительный, как олень, сверкающий пятками от шороха в кустах. Савина всегда считала его трусом, не более.
Судя по звонку – у великовозрастного придурка опять включилась паранойя. Анна лишь отмахнулась на телефон и, скрипя зубами, продолжила работать.
На подоконник спикировал белый голубь. Хохлатая голова с любопытством сунулась в открытое окно, а глазки-бусинки серьезно взглянули на Анну. Слишком серьезно. Создалось впечатление, что пернатый решил поговорить по душам.
Савина потянулась к спинке стула, отчего голубь насторожился и, шаркнув коготками по пластику, бросил несколько невнятных птичьих слов.
Задержав дыхание, Савина аккуратно вытащила фотокамеру из чехла и, не делая резких движений, запечатлела пернатого гостя.
Голубь, долго разглядывая кабинет и хлопающий на столе блокнот, прошелся по жестяному водосливу. Коготки неприятно заскрипели.
– Кыш! Фотосессия окончена! – взмахнув рукой, пригрозила Савина.
Пернатый, вальяжно расправив крылья, тут же сорвался с карниза. Напоследок обронил обиженное «Урр».
Пока Анна чистила неудавшиеся фото, задумалась.
Было в предстоящей поездке в Прибрежный нечто настораживающее, только не получалось понять, что именно. Ощущение не отпускало с самого утра. Оно сковывало мышцы, даже пальцы стали холодными и влажными. Сложив камеру на место, Анна смахнула невидимые пылинки со стола и зависла.
Призраки! Как же. С десяток. Летающие по крыше в белых простынях. У-у-у… Хотелось истерически засмеяться. Надоело сочинять сказки, вот бы чего-то настоящего, таинственного. Но это скучная жизнь. Откуда тут взяться мистике? Из опасностей лишь антисанитария.
К обеду стало душно. Понимая, что из текущей статьи все равно ничего достойного не выйдет, Анна выбросила листы с наметками в корзинку и подошла к окну, чтобы глотнуть свежего воздуха.
Знакомый голубь сидел на проводах и чистил перья.
Над головой что-то щелкнуло, оглушая. Анна подскочила и прижала к груди ладони. Птица камнем полетела вниз, угодив в куст жасмина. Ветки закачались будто на пружине, а тельце голубя с раскрытыми белоснежными крыльями застряло между ними. В окно потянуло запахом паленых перьев.
Савина сглотнула и с трудом переставила онемевшие ноги, чтобы запереть окно. Как назло, кондиционер в ремонт забрали, придется в духоте сидеть. Жутко-неприятное зрелище и вонь отвратительная. Сердце тревожно забилось в груди.
Вытянув из сумочки влажные салфетки, Анна аккуратно протерла лицо, шею и декольте. Казалось, что запах облепил кожу и впитался в поры. Ощущение грязи не покидало и через пятнадцать минут после.
Все сегодня раздражало: невнятное задание, звонок Макса, жара и духота, а еще эта мертвая птица… Для полного счастья осталось сходить к шефу в кабинет, пропахший старой рыбой.
Савина достала из сумочки раскладное зеркальце и проверила: ровно ли уложены волосы. Улыбнулась через силу измученному отражению. Перетерпеть всего несколько минут. Взять папку и пройтись в конец коридора. Всего-то.
Голубые глаза смотрели из отражения недоверчиво, брови сходились на переносице. Анна еще сильней растянула фальшивую улыбку, отчего родинка спряталась в морщинке возле губ. Хлопнув зеркальцем, бросила его на столешницу и поспешила к двери.
Все равно другого выхода нет. Нужно идти!
В кабинете главного редактора ожидаемо разило лежалой рыбой. Поморщив нос и стараясь ни к чему не прикасаться, Анна прошла дальше.
Шеф взглядом пригласил ее сесть.
– Анна, отнесись серьезно к поездке в Прибрежный. – Бережной отклонился на спинку, отчего кресло взвизгнуло. – А не как в прошлый раз. Последний шанс тебе даю.
Савина аккуратно опустилась на стул, зажав в руках бумаги. Она не заметила, как пальцы побелели. Одернулась, когда боль прострелила кисти.
– Я все сделаю, – тихо пробормотала.
Редактор наклонил голову, его едва прикрытая лысина блеснула на солнце. В желтых выцветших глазах читалась глубокая усталость.
– Очень надеюсь, потому что на твое место тысячи желающих. Не справляешься – бросай работу, выходи замуж, нянчи детишек. Кто мешает?
– Я справлюсь.
Бережной кивнул и на некоторое время замолчал, словно думал, что такое придумать для подчиненной, чтобы веселей было.
– Ладно. – Шеф тяжело выдохнул, будто ничего экстраординарного в его лысую голову так и не пришло. – Съездишь, посмотрим, как напишешь отчет и статью, а потом буду думать, что с тобой делать.
– Максим со мной? – чисто для проформы спросила Савина, в душе радуясь, что не потеряла работу. Сейчас любая копейка дорога, она должна взять себя в руки и сделать невозможное.
Геннадия Петровича хорошо дернуло.
– Одна поедешь.
– Вы озеро имеете в виду? – уточнила Анна после некоторого промедления.
– Конечно, как всегда, – сказала, приподняв бровь. – Вы же меня знаете, – Анна мягко улыбнулась, пытаясь расслабиться и не накручивать себя лишними мыслями. Напряжение, исходившее от шефа, чуть не искрило в воздухе. Она его всегда опасалась, сама не знала почему. Внутреннее чутье какое-то.
– Я тебе попозже на е-мейл пришлю еще одно небольшое задание. Личное, – Бережной говорил сухо, четко расставляя ударения. От его слов по телу бежали мурашки. Вечно Максим наговорит глупостей, а Анна подсознательно сражается с его же страхами. Та-а-ак! Нужно успокоиться. Что ж в груди так сдавило?
– Все сделаю, – тихо ответила Савина и собралась уже уходить, но шеф остановил жестом.
– Справишься, выделю тебе кабинет и подниму зарплату. Я знаю, как для тебя это важно сейчас. Все, иди. Бумаги оставь на полке.
Уложив документы в ровную стопку, Анна быстро пошла к двери. Бережной бросил в спину:
– Но никто не должен знать, что я дал тебе еще задание. Ясно?
Она кивнула, а в душе было такое смятение, что хотелось отказаться. Спокойно. Нужно просто дышать.
– Анна? – Геннадий Петрович встал и шагнул ближе. – Это очень серьезно. Я надеюсь, ты не будешь рисковать и не станешь болтать лишнее? – последние слова звучали угрожающе. Она знала его связи и возможности. Сглотнув горечь во рту, кивнула и быстро покинула кабинет.
Выдохнула в конце коридора.
Кто-то неожиданно потянул за рукав блузы. Обернулась – Максим.
– Чего тебе?! – выдавила Савина и отстранилась.
– Аня, я не шучу! Я знаю, что ты скептически относишься к моим предупреждениям, но поверь сейчас, прошу тебя, – он с опаской оглянулся, словно ожидал увидеть за спиной чудовище, но там было пусто.
– Отстань, параноик! – Анна попыталась высвободить руку, но Камаев еще крепче сжал пальцы и оттянул ее ближе к окну, в тупик коридора.
– Откажись! – как змея, прошипел водитель. Несколько черных прядей его волос упали на глаза, от этого он выглядел еще более сумасшедшим. – Думаешь, просто так тебя одну отправляют? Это сговор, настоящий сговор. Ну, что ты такая доверчивая? Аня!
– Макс, отпусти, а то закричу, – сипло выдавила Савина. Все еще подкашивались ноги, грудь сжимало тисками. Нужно просто дышать.
Водитель ослабил хватку, подошел к окну и открыл его.
– Подыши, белая стала, как молоко. Я ведь прав, ты знаешь, и потом будешь жалеть, что не послушалась, – он приблизился. – Я всегда готов помочь. Позови меня, если нужно будет, – Анна отодвинулась. С одной стороны, ее возмущало, что он вмешивается, с другой – откуда он знал, что шеф даст ей личное задание? Но относиться серьезно к словам ненормального она все равно не могла, последние месяцы у Максима было слишком параноидальное поведение. Надоел.
От свежего воздуха стало легче.
– Все, я ушла, не хочу больше тебя слушать, – Анна развернулась, когда Макс совсем тихо, прошептал:
– Ты вспомнишь меня, но будет поздно.
Вернувшись в кабинет, Савина долго не могла прийти в себя. Снова появилось ощущение сладкого сиропа на руках: пальцы склеивались, кожу стягивало. Это безумно раздражало.
Она поплелась в уборную и долго натирала ладони мылом, но это не особо помогло. Вернувшись к столу, Анна разложила бумаги стык в стык, поправила ручки и карандаши, чтобы стояли ровным веером в стакане, одернула кривую полоску жалюзи. Но состояние покоя не возвращалось. Пальцы дрожали, в груди стояло противное ощущение непорядка и неправильности. Словно ее окунули в чан с грязной водой и заставили стоять на солнце и обсыхать.
Анна вернулась домой поздно ночью и сразу завалилась спать. Чемоданы стояли под стенкой, документы и билет лежали на тумбочке. С будущим проводником связались, договор был подписан еще в офисе.
***
Луна освещает долину и четырех людей в серых плащах, стоящих полукругом на каменной площадке. Их лица скрыты капюшонами.
В центре, на небольшом постаменте, видны очертания широкой чаши, отливающей серебром.
Ветер блуждает между людьми и путается в ткани их одеяний.
Над площадкой возвышается силуэт, как тень, и сквозь его эфирное тело можно увидеть деревья и очертания гор. Силуэт колышется, выгибаясь в сторону, и раздваивается. Затем съезжает в комок, едва ли похожий на фигуру человека.
Накатывает шорох. Кажется, звук идет со стороны долины, напоминая шум ливня.
Это шепчутся люди.
Тень утробно рычит и отходит назад, пропуская к чаше остальных. Их тела движутся плавно, словно летят в воздухе.
Шепот не прекращается.
Усилившийся ветер играет плащами, отчего они раскрываются за спинами людей, как крылья раненых птиц.
– Шее… – хрипит тень и взмахивает руками-рукавами, будто из черной шифоновой ткани, разрезанной на тысячи полосок.
Первый человек выходит вперед, поднимает правую руку. В зажатых пальцах ярко вспыхивают искры – на лезвии клинка танцуют блики лунного света.
– Прими мою кровь! – восклицает он, протягивая левую ладонь над глубокой чашей. Голос сливается с громким ритуальным шепотом, утробным рычанием тени и шелестом леса.
Резкий рывок. Бурая в полутьме кровь течет ручьем из кулака, огибает запястье и стремительно капает в чашу. В черном днище эти капли почти незаметны. Они скворчат, напоминая звук воды, падающей на раскаленный лист железа.
Вздыбливаются клубы белесого дыма. Они кружат внутри чаши и, переваливаясь через край, сползают вниз и тянутся к ногам силуэта.
Соприкосновение и толчок. Фантом качается, но не падает, а вырастает в размерах почти вдвое.
– Ше… – шипит создание.
Человек опускает окровавленную руку и, передав клинок следующему участнику ритуала, отходит во мрак. Беспрерывно слышится его надрывный, искаженный болью, говор.
Остальные повторяют за первым, выходя вперед по очереди. Они продолжают шептать бессвязные слова, похожие на нестройную трагичную песню. Их голоса звучат волнообразно: то громко, то почти неслышно, а иногда шепот перетекает в крик.
Тень уже высится над чашей густым черным мороком с лохматыми лентами рук, и все таким же полупрозрачным силуэтом, через который просвечивает луна и долина. Тонкая нитка реки, что словно пронзает черный туман, кажется трещиной на холсте с живописным пейзажем.
Белое марево, вытекающее из чаши, меняет цвет на густой серый, а после смешивается с пламенным, разбавляется синим и фиолетовым, вскоре и вовсе становится непроглядно черным.
И уже антрацитовый едкий дым стелется по земле, связывая все пять фигур.
Тень делает шаг вперед, берет кинжал из рук последнего человека, поднимает лезвие вверх, выкрикивает неясное слово и рывком вонзает клинок себе в грудь.
Яркий всплеск слепит глаза. Гортанный вой смешивается с криком людей.
Черная волна из груди тени захлестывает ее и толчками, похожими на гейзер из смолы, вырывается вперед, в чашу. И, когда тьма набирается до краев, она соскальзывает с кромки сосуда и устремляется к людям. Их тянет к постаменту черной ниткой, все ближе и ближе, как марионеток. Они сникают: кто-то падает, кто-то выгибается, кто-то расслаивается и распадается на куски. И лишь остатки тел пропадают с густым черным туманом.
Хлопок, и все стихает. Ни ветра, ни крика, ни шороха. Только черный великан смотрит вниз и воет неземным, чуждым голосом.
Тень понемногу растворяется: стекает густым вязким потоком на площадку. Вверх поднимается пар, и долина окунается в непроглядную серую мглу. Кажется, мир замирает, время замедляет ход, в какой-то миг совсем останавливается, и наступает…
Первый луч солнца касается верхушки горы, затем устремляется в самый центр сосуда, освещая пустую площадку из черного камня. Только сейчас можно заметить тысячи тонких трещин – паутину времени – рассекающих чашу.
Туман рассеивается. Он проникает в каждую клеточку бытия. Природа выдыхает, и осторожно продолжает ход. Ветер нежно касается верхушек деревьев, кружева листьев кротко перешептываются, река всхлипывает берегами и убегает за горизонт, разрезая долину на две части.
И уже теряется интерес, и сон начинает пропускать Анну в реальность, как в последний момент она замечает эфирную дымку в стороне, летящую в сторону мрачного леса. Кажется, не по вкусу ей солнечный свет.
***
Перрон был окутан утренним туманом. Плотный холодный воздух забирался под одежду и уничтожал сон. Бросало в дрожь, не то от неприятной влажности, не то от неоправданного волнения.
Анна выдохнула, обняла себя за плечи, снова посмотрела на двери, ведущие к вокзалу. Никого.
Несколько человек пробежали мимо, волоча тяжелые сумки по плитке. Проводница с шикарной грудью сказала, что у провожающих есть еще пять минут, чтобы попрощаться с родными. В стороне обжималась парочка влюбленных.
Савина натянуто улыбнулась, все эти яркие отношения – иллюзия. Все заканчивается, когда начинается быт. Вот в чем надо проверять любовь. Дисциплина, порядок, контроль. А сейчас так мало мужчин с хорошими качествами. А терпеть носки под кроватью и незакрытый тюбик зубной пасты – это выше ее сил, лучше уж быть одной.
Девушка обняла парня за шею и прошептала «люблю тебя», да так громко, что и Анна и проводница расслышали. Хотелось прыснуть смешком, но Савина сдержалась. Кому нужен скептицизм? Пусть верят в сказку, если им хочется. Жаль только больно потом разочаровываться. Проводница заулыбалась, даже кашлянула в кулачок, отошла в сторону, поправляя темно-синюю форму, что почти трещала по швам от ее полноты. Тоже еще одна из палаты «верю в любовь». Только Анна для себя уже давно все решила.
Отбросила мысли о приторных отношениях и снова уставилась на вокзальные двери. Савина надеялась дождаться Карину, которая обещала проводить, но жутко задерживалась. Уезжать на две недели и не увидеться – было жестоко даже для Анны. Хотя она не особо привязывалась к людям, но Карина единственная мирилась с ее бзиками и никогда не упрекала в навязчивой чистоплотности.
Савина разочарованно выдохнула и шагнула в сторону вагона.
– Аня!
Оглянулась. Подруга бежала со стороны перехода, перепрыгивая через несколько плиток сразу, и махала усиленно рукой. Уже вблизи Анна рассмотрела ее раскрасневшиеся щеки. Вороньи волосы беспорядочно торчали. Давненько она не видела Кори такой. Может, около полугода назад, когда ее бросил очередной придурок.
– Опоздала. Сори-сори! Плохо спала всю ночь, – протараторила Карина и небрежно чмокнула Анну в щеку. Затем вытерла бусинки пота со лба, все еще хватая ртом воздух. Выцветшая, наспех одетая, футболка, давно уже смирилась с участью тряпки, измятые джинсы, которые потерлись на коленях, будто умоляли отправить их на помойку, а еще запыленные кроссовки, мечтали о хорошей щетке.
– Я заметила, – буркнула с улыбкой Анна, – действительно торопилась.
– Так! Даже не начинай! – взъерошилась Карина и полезла обниматься. – Я буду скучать, Савуня. Обещай, что не встретишь там красавчика, не влюбишься, а вернешься в Центральный. Ко мне. Мы лучше здесь поищем себе жениха. Город же большой, на всех хватит. Я без тебя жить не смогу.
– Это признание? – захихикала Анна, пожимая плечи подруге и осторожно отстраняясь. Не хотелось ехать измятой.
Несколько секунд они молчали. Савина засмотрелась: в соседний вагон опоздавшие пассажиры грузили бесформенные баулы. Зачем столько брать с собой в дорогу? В голову впилась знакомая мысль: на тот свет все с собой не утащишь. Хмыкнула, а ведь и правда. Зачем тащить то, что не можешь поднять? Может проще оставить и забыть?
Карина задумчиво переводила взгляд с Анны на поезд. Савина потерла ладони, сбивая ощущение грязи.
– Что-то сказать хочешь? – спросила она, а сама мысленно уже была в купе и доставала влажные салфетки. До колик и раздражения по телу растекалось ощущение немытости, будто через переполненный кипящий котел выплескивается и проливается на пол лишний бульон.
Карина блеснула темными глазами и закусила губу.
– Сон приснился нехороший, предчувствие такое… гадкое, – промямлила она.
Анна прыснула смешком. Подруга решила заделаться родственницей Камаева?
– Ты же не суеверная. Никогда не думала, что веришь в сны, – Савина потрепала девушку за плечо. Карина опустила голову и медленно выдохнула.
– Как знаешь. Но будь осторожна. Обещай.
Проводница негромко шмыгнула носом, показала знак рукой, что пора уже зайти в вагон.
– Кори, конечно! Даже не сомневайся. Я с таким гидом заключила договор! С ним ничего не страшно. Соседка посоветовала, говорила, что лучшего мне не найти.
– Иногда опасности есть там, где мы их не ждем.
Анна вгляделась в глаза Карины. На густо-черных радужках танцевали солнечные зайчики.
– Кто украл мою подругу? Где бесстрашная Карина? А ну, возвращай ее!
– Что-то сердце не на месте, – тревожный взгляд Карины скользнул по лицу и впился в глаза. – Прямо горечь во рту после ночи. Никогда такого не было, – она приложила руку к груди и снова выдохнула.
Анна поцеловала подругу в щеку и со словом «глупости» забралась в вагон.
– Спасибо, что успела! Не забудь, что сенполии поливать нужно раз в три дня, остальные цветы по необходимости.
– Помню-помню, – махнула ладонью Кори и отвернулась, показывая свой точеный профиль. Так жаль, что ей не везло с ухажерами. Вечно одни циники попадались. Анне хотелось верить, что девушка обязательно встретит того самого. Иначе и быть не может. Сама хоть и не верила в любовь, но подруге желала лучшее.
Из громкоговорителя скрипучий женский голос объявил об отправлении. Анна отступила глубже в тамбур, но Карина вдруг притормозила ее:
– Отменить поездку нельзя?
Брови поползли на лоб от удивления, голова мотнулась из стороны в сторону. Карина глянула вдоль вагона и нервно пригладила растрепанные волосы. Снова посмотрела в глаза: во взгляде читалась искренняя тревога.
– Как приеду на место, позвоню, – бросила напоследок Анна и отошла за проводницу.
Поезд тронулся, Савина осталась в тамбуре одна: долго смотрела в грязное запотевшее окошко, за которым мелькали столбы и деревья. Утреннее солнце пронизывало стекло и засвечивало глаза. Анна зажмурилась, выдохнула неприятный осадок от встречи с Кариной, и побрела к своему купе. Теперь уже поездка не казалась такой радужной. Да и еще этот Камаев со своими страстями. А от подруги, тем более, такого не ожидала. Прямо сговорились!