Камилла
Почти неделю телефон не подавал признаки жизни. Джаред не появлялся на горизонте и никак не напоминал о себе, из-за чего чувство вины грызло изнутри. Ко всему прочему, вестей от Тайлера ровно столько же, сколько от Джареда. Отныне дни обуславливаются утекающими сквозь пальцы деньгами. Итого: семь тысяч к пяти, равноценные месяцу работы без еды и крыши над головой.
Люди, жалующиеся на жизнь с полными карманами денег, вероятно, бесятся от скуки. Им не приходится выбирать между новой футболкой и едой, между такси и лишним центом за неоплаченные счета. У них нет необходимости выбирать ничего, кроме коктейлей у бассейна. Мы живем в веке, когда всё решают деньги. Покажи людям толщину кошелька, и они вмиг предложат дружбу и любовь. Но жаль, не всё можно купить. Те, кто действительно думает, что, владея миллионами, может позволить абсолютно всё, то смело расстрою. Настоящую любовь и верных друзей не купить. Они быстро найдут кошелёк побольше и, не моргнув, променяют. Как только останешься с ветром в карманах, им вдруг станет некогда позвонить, ответить на сообщение или встретиться.
Я натягиваю шорты и рассматриваю собственное отражение.
На левом плече тонкий шрам благодаря острию ножа, чуть выше груди идентичный. На правом бедре несколько рубцов, а на запястье то, чего стесняюсь; то, что уродует; то, на что обращают внимание в первую очередь. Я не чёртова суицидница, но разве докажешь? Каждый делает свои выводы. Косые взгляды медицинского персонала до сих пор живы в памяти. Клянусь, если бы в крови нашли хоть унцию алкоголя или наркотиков, всё выводы были бы сделаны, а я, вероятнее всего, сейчас находилась в одной из психлечебниц за тягу к суициду и страстью к запрещённым веществам.
Ненавижу собственное тело. Оно напоминает о том, кто я есть. Что я не совершенна. Что никогда не буду совершенной. Я больше не могу надеть купальник без страха подвергнуться обсуждению и осуждению. Людям не нужно рассказывать и объяснять, они проявят смекалку и добавят капельку фантазии.
Бледную выпуклую отметину на руке скрываю под толстым браслетом и накидываю фланелевую рубашку поверх белой майки.
Жёлтые стены комнаты сравнимы с солнцем, с тёплой погодой, с вечным летом, с отпуском. Это цвет счастья, цвет дня, а я приближённее к Луне, к тусклому свету, которым она освещает тернистый путь, где двигаешься с вытянутыми вперёд руками и лишний раз прощупываешь почву под ногами, чтобы сделать новый шаг, не провалившись в бездну. Небольшой кровати, прижатой к стене, с тумбочкой, где разместился ночник, мне вполне достаточно, но кто-то решил, что свободное пространство обязательно требуется устранить, и поэтому поставил громоздкий шкаф с зеркалом на одной двери. Полки в нём практически пусты, а из-за зеркала периодически вздрагиваю по ночам. Неприятно видеть себя после пробуждения. Порой кошмаров не избежать, из-за чего последнее время дверцу оставляю открытой, прижав к стене, как ночник, который включаю с наступлением темноты. Вряд ли это спасёт, то же самое, что прятаться под одеялом надеясь остаться в живых.
Остаётся ещё немного времени до рабочей смены, и планирую провести его на берегу, как застаю там Лизи. В этом нет ничего удивительного, но каждый раз удивляюсь.
Чтобы не напугать, подхожу к ней со словами:
– Не думала, что увижу тебя сегодня.
Она резко оборачивается и в следующую секунду улыбается.
– Внеплановые выходные? – пожав плечами, предлагает она.
– Как себя чувствуешь? – я приземляюсь на расстоянии руки и вытягиваю ноги, моментально согреваясь на тёплом песке.
– Лучше, чем можно представить.
– Мне жаль, что с тобой такое случилось.
– Что не делается, всё к лучшему?
– Джаред говорил, что ты оптимистка, но я не подозревала, что настолько. Кстати, где он?
Лизи издаёт смешок и расставляет руки за спиной, найдя в них упор.
– Пошёл за мороженым, работаешь сегодня?
Я киваю.
– Всегда прихожу сюда перед сменой, тут так спокойно, особенно сейчас.
– Любишь одиночество? – я чувствую её изучающий взгляд на себе, поэтому поворачиваюсь и немного улыбаюсь.
– Приятно, когда не задают дурацкие вопросы типа: а какой тут соус? А он не жирный? А его можно на диете или голодании? А я потолстею воздушно-капельным путём?
Лизи тихо хихикает и качает головой.
– Скорей всего, атрофировался мозг, потому что долгое время не подвергался напряжению.
– Да уж, – я соглашаюсь не раздумывая. – Издержки работы, но питаю надежды на интеллектуальное развитие. Если верить теории, обезьяны прошли эволюцию и стали людьми, значит, не всё потеряно.
Она снова хохочет, на этот раз звонко.
Наш разговор сопровождает шум прибывающих к берегу волн. Ветер играет с локонами и ими же щекочет изгиб шеи, что провоцирует ёрзание и лёгкую улыбку. Какой раз понимаю, что Лизи из тех людей, с кем ощущаю себя комфортно и безопасно.
Я разглядываю перистые облака на чистом голубом небе и некоторое время размышляю о погоде, которая бросает пыль в глаза. Знаю, что к вечеру обещали штормовое, только на данный момент на серость и мрачность нет ни единого намёка. Если повезёт, не будет перебоев электричества, а от дождя останутся только прогнозы синоптиков.
– Ваше мороженое, – гремит над головой голос Джареда, а перед лицом Лизи появляется рожок.
В качестве благодарности, он получает поцелуй в щёку и лучезарную улыбку.
– Привет, – стараюсь прочистить горло, прокашлявшись, чувствуя, как стыд приливает к щекам. Мы плохо расстались последний раз, и я не знаю, чего ожидать. Не хочется терять друга из-за внутренних демонов и мешка проблем на плечах. Мы оба хотим, как лучше, и оба имеем разные взгляды на счёт их решения.
Джаред подмигивает и улыбается, оголяя ямочки.
– Привет, подруга.
Я поднимаюсь на ноги и отряхиваюсь, намереваясь оставить их наедине. Люди, в статусе «отношения на расстоянии» вряд ли хотят принимать в свой мир третьего, а быть наглой не умею. Наверное, я слишком трепетно отношусь к чувствам других, забывая о собственных.
– Мне пора.
– Всегда сбегаешь, когда я прихожу, – шутливо замечает Джаред.
Я наиграно закатываю глаза.
– Ты всегда приходишь, когда я должна уходить. Пунктуальность – не твой конёк.
– Враньё, спроси у Лизи. Я всегда приезжаю минута в минуту.
– Ну… было пару раз, – поддразнивает она, смотря на него с озорным блеском в глазах.
– Заткнись, Майерс, ты должна защищать мою честь и достоинство.
– Да, если не нужно прибегать ко лжи.
Джаред поднимает бровь, нацепив маску деланой обиды.
– Всегда.
– Ладно, – Лизи капитулирует, подняв руки в воздух.
Я не прощаюсь с ними, зная, что так или иначе увижу, шагая в сторону кафе.
Одиночество стало привычным явлением и самое главное, я привыкла, пускать в личное пространство достаточно сложно. Одновременно пугает до чёртиков и радует до глубины души. Не всегда одиночество – мука. Это своеобразная свобода действий и мыслей. Понимание, что никто не предаст, не причинит боль, если совершу ошибку, не останусь должной и не подведу никого, кроме себя. Ты принадлежишь только себе. Ты в ответе исключительно перед собой.
Я меняю одежду на форму и как только выхожу в зал, натыкаюсь на мистера Силивана.
– Камилла, нужно поговорить.
В его серо-зелёных глазах без труда распознаю досаду и обеспокоенность, от чего тяжелеют внутренности. Желудок сжимается и к горлу подступает тошнота на фоне страха лишиться работы. Это всё, что у меня есть. Буквально. Я на грани отдать последние трусики и самоуважение.
На дрожащих ногах следу в его кабинет, опустив голову в пол, чтобы не шлёпнуться на ровном месте.
– Присаживайся, пожалуйста, – он делает отмашку в сторону кресла напротив рабочего стала, за который усаживается сам.
Просторный кабинет вдруг становится до невозможности маленьким. Таким крошечным, что потолок задевает макушку, а стены царапают кожу. Приятный постельный оттенок голубого тускнеет. Обивка кресла кажется жёсткой, словно уселась на иголки.
Слёзы жгут глаза, но проглатываю слабости, как делаю всегда, и поднимаю голову. Не время для слабостей.
Мужчина вздыхает и отклоняется на спинку. Он проводит пальцами по каштановым локонам, где местами пробивается седина. Морщинки вокруг глаз выдают возраст, который переступил через половину века.
– Камилла, что происходит?
– Ничего.
Мистер Силиван сверлит меня проницательным взглядом, и на миг кажется, что он узнаёт всё, что хочет. Я прячу мрачные стороны от всех, а моя жизнь на девяносто девять и девять процентов состоит из проблем и борьбы с ними. Существуют светлые полосы, но они меркнут среди чёрного. Чёрный всегда подавляет.
– Возможно, я могу помочь.
– У меня всё в порядке, – я остаюсь беспристрастной, имея сумасшедшее желание кричать и биться головой о стол.
– В таком случае я не понимаю, как и все остальные, что происходит с твоим внешним видом и не только внешним видом.
Ещё немного и меня вывернет.
– Я всё исправлю, – удаётся промямлить.
Он поддаётся вперед и древесный одеколон ударяет по носу.
– Дорогая, если случилось что-то нехорошее, ты всегда можешь поговорить со мной, – мужчина добродушно улыбается, а я на секунду задумываюсь, есть ли у него внуки. – Я всегда готов выслушать и помочь. Со всеми сотрудниками выстроены доверительные отношения, не хочется портить их между нами. Твой вид не подобает заведению.
Спустя несколько дней, где все приёмы пищи можно сосчитать на пальцах одной руки, ощущаю приступ животного голода. Не новости, что скоро достигну финиша, когда кости начнут просвечиваться сквозь кожу, но разве это то, что беспокоит сегодня? Сомневаюсь. Пару недель назад удавалось скрывать всё дерьмо за плечами, сейчас оно начинает просачиваться.
– Я всё исправлю… – тихо выдавливаю в ответ.
– Можешь идти, но помни, что я всегда готов выслушать и пойти на встречу.
Я бубню что-то напоминающее спасибо и выскальзываю за дверь, где прижимаюсь к холодной стене в пустом коридоре и закрываю глаза. Я потеряю работу, если продолжу в том же духе.