Том смотрел с улицы, как Марджори Шоу и Дон Пуато пересекают двор. Люсия думала, что Марджори прониклась симпатией к Лу Арриндейлу, а она – пожалуйста – идет с Доном. Тот, разумеется, отобрал у нее сумку со снаряжением. Если бы он ей не нравился, она не отдала бы…
Вздохнув, Том провел рукой по редеющим волосам. Он любил фехтование, любил, когда приходили люди, но вечные интриги и выяснения отношений в группе с годами утомляли все больше. Он хотел, чтобы в их с Люсией доме люди раскрывали потенциал по максимуму и в спорте, и в общении, но иногда ему казалось, что у них во дворе ошивается кучка вечных подростков. Ученики то и дело приходили к нему поныть и пожаловаться на одногруппников.
Или вываливали свои проблемы на Люсию. Это в основном женщины. Подсаживались, изображая интерес к вязанию или фотографиям, и изливали душу. Том с Люсией часами обсуждали, что происходит в группе, кого поддержать, как помочь, как не взять на себя лишнюю ответственность.
Когда Дон с Марджори подошли ближе, Том увидел, что девушка недовольна. Дон, как обычно, ничего вокруг не видит, что-то тараторит и размахивает ее сумкой, воодушевленный собственной речью. Ну началось, подумал Том. Сегодня он обязательно услышит, чем Дон не угодил Марджори и как Марджори холодна.
– …Еще он хранит вещи в одном и том же месте, не может положить в другое! – говорил Дон, когда они подошли ближе, и Том стал различать слова.
– Это называется аккуратность! – ответила Марджори, тон у нее был чопорный, значит, она сердилась всерьез. – Ты разве против аккуратности?
– Я против одержимости, – сказал Дон. – Вот вы, миледи, проявляете здоровую гибкость: паркуетесь иногда на этой стороне улицы, иногда на той, носите разную одежду. На Лу всегда одинаковая одежда – чистая, надо признать, но одна и та же… и странная привычка хранить снаряжение.
– Ты переложил его вещи, а Том заставил тебя вернуть их на место, да? – спросила Марджори.
– Да, чтобы Лу не расстроился… – обиженно буркнул Дон. – Это нечестно!
Том видел, что Марджори готова накричать на Дона. Он сам был бы не прочь. Однако кричать бесполезно. Бывшая девушка Дона, серьезная и работящая, восемь лет его воспитывала, и все без толку.
– Я тоже люблю порядок, – вмешался Том, стараясь убрать из голоса негодование. – Легче для всех, когда каждый знает, где лежат его вещи. Между прочим, потребность все разбрасывать где попало так же смахивает на одержимость, как привычка класть на одно и то же место.
– Брось, Том! Забывчивость и одержимость – разные вещи!
Тон у Дона был не сердитый, а снисходительный, как будто Том – маленький глупый мальчик. «Интересно, а на работе Дон так же себя ведет? Если да, то понятно, почему у него сплошные дыры в резюме», – думал Том.
– Правило придумал я, Лу просто его выполняет, не в чем его винить, – сказал Том.
Дон, пожав плечами, пошел за снаряжением.
Несколько минут покоя перед началом… Том сел рядом с Люсией, которая начинала растяжку, и потянулся к пальцам на ногах. Раньше это было легко. Марджори, опустившись на землю по другую сторону от Люсии, сложилась вдвое, пытаясь дотронуться лбом до колен.
– Сегодня должен прийти Лу, – сказала Люсия, косясь на Марджори.
– Надеюсь, я его не сильно напрягла поездкой в аэропорт, – заметила Марджори.
– Не думаю, – заметила Люсия. – По-моему, он был очень доволен. Там что-то случилось?
– Нет. Встретили мою подругу. Потом я привезла Лу сюда. Вот и все. Дон говорил что-то о его снаряжении…
– Много вещей осталось во дворе, Том попросил Дона подобрать, и тот хотел рассовать все по полкам как попало. Том заставил убрать по местам. Дон столько раз видел, как правильно раскладывать, пора бы уже запомнить, но он… не хочет учиться… Как расстался с Хелен, опять дите неразумное – совсем, как раньше. Когда он уже вырастет…
Том слушал не вмешиваясь. Он знал, куда клонит Люсия: сейчас она все выведает о чувствах Марджори к Лу и к Дону. Тому вовсе не хотелось при этом присутствовать. Закончив растяжку, он поднялся навстречу Лу, который как раз появился из-за угла.
Проверяя освещение и последний раз обходя площадку на предмет потенциальных опасностей, Том смотрел, как Лу растягивается, как всегда методично и тщательно. Некоторые считали Лу занудой, но Том находил его бесконечно интересным. Тридцать лет назад Лу не смог бы влиться в нормальную жизнь, пятьдесят лет назад вообще не вышел бы из специального заведения. Однако новые методы раннего воздействия, методики обучения и компьютерные программы для развития органов чувств дали ему возможность найти хорошую работу, жить самостоятельно, почти полноправно существовать в реальном мире.
Разве не чудо? Однако Тому было немного грустно за Лу. Людей помладше, рожденных с тем же неврологическим расстройством, полностью излечивают от аутизма в первые два года жизни – с помощью генотерапии. Лишь те, чьи родители отказались от лечения, долго и упорно нарабатывают навыки, подобно Лу. Будь он помладше, не мучился бы так. Ведь Лу тоже мог бы быть нормальным – что бы это ни значило…
Тем не менее он фехтует! Том вспомнил о дерганых, неловких движениях Лу поначалу – долго казалось, что Лу никогда не сможет фехтовать по-настоящему. Долгое и трудное вхождение на каждой стадии развития и медленный рост – от учебной рапиры к шпаге, от шпаги к настоящей рапире, затем учебная рапира и кинжал, шпага и кинжал, рапира и кинжал и так далее.
Без врожденного таланта, все своим трудом. Но сейчас, развив физические навыки в достаточной степени, Лу всего за несколько месяцев начал мыслить так, как иные фехтовальщики не могли научиться десятилетиями.
Перехватив взгляд Лу, Том подозвал его.
– Помнишь, что я сказал? Дерись с сильными противниками.
– Да… – Лу кивнул и салютовал.
Поначалу двигался неловко, но затем быстро приноровился, выгодно используя отрывистость своих движений. Том кружился, менял направление, делал ложные выпады, наступал, нарочно открывался, чтобы подловить. Лу отражал каждый выпад и тоже искал уязвимые места. Есть ли у Лу свой замысел, или он просто реагирует на противника? Том не знал. Однако ученик раз за разом предугадывал атаки и едва не пробивал защиту учителя. Значит, Лу просчитывал его шаги наперед – раскусил его, Тома, тактику.
– Анализ закономерностей! – воскликнул Том вслух, когда Лу, обведя клинок, ткнул тренера в грудь.
– Прости, – сказал Лу и смутился.
Он на все говорил «прости».
– Хороший укол! – похвалил Том. – Я отвлекся, пытался понять, как ты это делаешь. Ты ведь распознаешь закономерности?
– Да, – ответил Лу.
Тон у него был удивленный, вроде «разве не все его используют?».
– Я, например, не могу сделать это во время поединка, ну, разве что логика противника очень проста.
– Это нечестно?
– Очень честно, главное – уметь! – ответил Том. – Это признак хорошего фехтовальщика, ну и шахматиста тоже. Ты играешь в шахматы?
– Нет.
– Что ж… давай посмотрим, отыграюсь ли я, если не буду отвлекаться!
Том кивнул, они возобновили поединок, но сосредоточиться по-прежнему не получалось. Мысли возвращались к Лу: как он научился правильно использовать отрывистость и резкость движений, как Том впервые понял, что Лу далеко пойдет, когда заметил, как тот предугадывает движения более слабых соперников. Что это говорит о его манере мыслить? А о нем самом?
Лу открылся, и Том, сделав выпад, тут же почувствовал ощутимый укол в грудь.
– Черт, Лу, продолжишь в том же духе, отправлю тебя на турнир! – воскликнул Том полушутя.
Лу напрягся, втянул голову в плечи.
– Я тебя расстроил? – забеспокоился Том.
– Мне… нельзя драться на турнире, – ответил Лу.
– Как хочешь! – Том вновь салютовал.
Интересно, почему Лу выразился именно так. Одно дело «не хочу», другое – «нельзя». Будь Лу нормальным (Том возненавидел себя за такую формулировку, пусть даже в мыслях), он уже года три выступал бы на турнирах. Побежал бы соревноваться, толком не подготовившись, как часто делают другие. Том заставил себя сосредоточиться на поединке, отразил удар и попытался сделать собственные атаки более непредсказуемыми.
В конце концов у него занялся дух, и пришлось остановиться.
– Все, передышка, Лу… Пойдем повторим… кое-что…
Лу послушно последовал за учителем и сел на каменный бортик террасы, а Том устроился на стуле. Он отметил, что Лу, хоть и вспотел, дышал вполне ровно.
Том прерывает бой, ловит ртом воздух и объявляет, что устал. Отводит меня в сторону, наше место занимает другая пара. Он дышит очень тяжело, делает большие паузы между словами – мне так гораздо понятней. Я рад, что Том мной доволен.
– Смотри-ка, ты даже не запыхался! Иди пофехтуй с кем-нибудь еще! Я отдышусь немного, и мы поговорим.
Я смотрю на Марджори, она сидит рядом с Люсией. Я заметил, что она наблюдала за мной, пока мы фехтовали с Томом. Сейчас она опустила глаза, щеки порозовели от жары. У меня живот сводит от волнения, но я поднимаюсь и подхожу к ней.
– Привет, Марджори! – говорю я.
Сердце колотится. Марджори улыбается – и губами, и глазами.
– Привет, Лу! – говорит она. – Как дела?
– Хорошо! – говорю я. – Может быть… ты хочешь… пофехтуешь со мной?..
– Конечно!
Она надевает маску. Теперь мне не так хорошо видно ее лицо, я опускаю сетку, и она перестает видеть мое. Зато можно наблюдать из укрытия; сердце бьется ровнее. Начинаем с повторения связок из учебника по фехтованию Савиоло[1]. Шаг за шагом, вперед, в сторону, мы кружим, пробуя защиту противника на прочность. Это своеобразный ритуал и одновременно диалог: она нападет – я парирую, я нападаю – она парирует. Интересно, она тоже так чувствует? Марджори двигается мягче и осторожней, чем Том. Шаг – шаг, вопрос – ответ, разговор клинков под музыку в моей голове.
Она делает неосторожное движение, и я колю. Случайно.
– Извини! – говорю.
Музыка замолкает, ритм сбивается. Я отступаю, прерывая разговор, опускаю острие вниз.
– Нет!.. Ты молодец! – говорит Марджори. – Не надо было зевать!
– Тебе не больно? – Судя по дрожи в кисти, укол был сильным.
– Нет! Давай продолжим!
Под сеткой маски блеснули зубы: она улыбается. Я салютую; она отвечает, мы возобновляем танец. Я стараюсь быть аккуратней и сквозь прикосновение стали о сталь чувствую, что Марджори теперь тверже, сосредоточеннее, быстрее. С этого момента я пытаюсь фехтовать в ее темпе, чтобы продлить поединок как можно дольше.
Вскоре, слишком скоро, я слышу ее учащенное дыхание – Марджори пора сделать перерыв. Мы благодарим друг друга, скрестив шпаги; у меня кружится голова.
– Было здорово! – говорит она. – Чувствую, хватит изобретать отговорки и не ходить в зал! Надо тренироваться с весом, а то рука болит!
– Я хожу в зал три раза в неделю, – говорю.
Потом понимаю, что это звучит так, будто я даю ей указания или хвастаюсь, но я просто хотел сообщить, что поднимаю гири три раза в неделю, чтобы руки не болели.
– И мне надо бы! – отвечает она.
Голос довольный и спокойный. Я тоже успокаиваюсь. Она не рассердилась, что я сказал про зал.
– Раньше я тоже занималась, но теперь работаю над новым проектом, и он съедает все время!
Проект представляется мне неким живым существом, которое грызет часы. Вероятно, это и есть исследование, о котором говорила Эмми.
– Понятно. А что за проект? – Жду ответ, затаив дыхание.
– Я занимаюсь нейромышечной системой, – говорит Марджори. – Мы разрабатываем различные виды терапии для нейромышечных заболеваний, которые нельзя исправить генным воздействием.
Она смотрит на меня, и я киваю.
– Как мышечная дистрофия?
– Да, например! – говорит Марджори. – Между прочим, так я и попала в фехтование.
Я чувствую, как морщится лоб – я озадачен. Как фехтование связано с мышечной дистрофией? Люди с медицинским образованием не обязаны учиться фехтовать.
– Так и попала в фехтование?..
– Да! Много лет назад я шла на встречу и срезала путь через дворик, где Том как раз проводил пробную тренировку… Помню, я стояла, смотрела, как люди фехтуют, и думала о биохимии мышечных клеток, и Том вдруг предложил мне попробовать. Думаю, он решил, что я заинтересовалась самим спортом, а я-то наблюдала за работой ножных мышц.
– Я думал, ты фехтовала со студенческих лет.
– Так и есть. Я тогда училась в аспирантуре.
– Надо же… И ты всегда занималась мышцами?
– Так или иначе. Поскольку генная терапия успешно справляется с заболеваниями, причина которых лишь в самих мышцах, я переключилась на нейромышечные связи… ну то есть мой работодатель переключился, я ведь там не главная.
Она долго смотрит мне в лицо, мне приходится отвести взгляд – слишком острое чувство.
– Это ничего, что я позвала тебя в аэропорт, Лу? С тобой было спокойней.
Мне становится жарко.
– Да… Ничего… Я хотел… – С трудом сглотнув ком в горле, восстанавливаю контроль над голосом: – Я был рад съездить с тобой.
– Хорошо, – говорит Марджори.
Больше ничего не добавляет; я сижу рядом, потихоньку расслабляясь. Вот бы сидеть так весь вечер. Сердце замедляется, и я начинаю оглядывать остальных. Макс с Томом и Сюзан дерутся двое на одного. Дон, ссутулившись, сидит на стуле на другом конце двора; быстро отводит глаза, когда я перехватываю его пристальный взгляд.
Том помахал на прощанье Максу, Сюзан и Марджори, они уходили вместе. Оглянувшись, увидел, что Лу остался. Люсия скрылась в доме, а за ней, как обычно, потянулись желающие излить душу.
– Есть одно исследование, – сказал Лу. – Или даже метод лечения.
Том больше обратил внимание на тон – резкий и напряженный, чем на сами слова. Лу был испуган не на шутку – в спокойном состоянии он так не разговаривает.
– Экспериментальный или уже действующий?
– Экспериментальный, но они… на работе… хотят, чтобы… Начальник сказал… чтобы я попробовал.
– Экспериментальное лечение?.. Странно! Оно же не входит в страховку компании?
– Там… они… его разработали в Кембридже, – произнес Лу отрывисто и механически. – Они его купили. Мой начальник говорит, что его начальник хочет, чтобы мы прошли процедуру. Мой начальник не согласен, но не может помешать своему начальнику.
Тому резко захотелось врезать кому-нибудь из начальников. Лу напуган, на него явно давят! «Лу не ребенок», – напомнил себе Том. У него, Тома, в данном случае нет никаких прав. Однако есть обязанности, ведь Лу его друг.
– Ты знаешь, как этот метод работает? – спросил он.
– Нет еще, – покачал головой Лу. – О нем написали в интернете на прошлой неделе, местное общество аутистов устраивало собрание, но они не знают… Думают – до использования на людях еще далеко. Мистер Алдрин, мой руководитель, сказал, что метод будут тестировать, а мистер Крэншоу хочет, чтобы мы записались в добровольцы.
– Чушь! Они не могут заставить тебя проходить непроверенное лечение, Лу! Это незаконно.
– Они могут лишить меня работы.
– Они угрожают уволить тебя, если не согласишься? Быть не может!
Нет, Лу не уволят, в университете такое не прокатило бы. Однако в частных компаниях свои порядки. Неужели?..
– Тебе нужен юрист! – заключил Том.
Стал вспоминать знакомых юристов. Гейл, пожалуй, подойдет. Она давно занимается правами человека и, более того, зарабатывает на этом. «Лучше найти, к кому обратиться за помощью, чем размышлять, кому дать в морду», – попытался образумить себя Том.
– Да… нет… Я не знаю. Я волнуюсь. Мистер Алдрин тоже сказал, нам нужно нанять… юриста…
– Правильно! – сказал Том.
Затем засомневался, стоит ли давать Лу дополнительную пищу для размышлений, но все же добавил:
– Насчет турниров, Лу…
– У меня еще не тот уровень, – быстро вставил тот.
– Вообще-то, как раз тот! И еще я думаю, что выступление на турнире поможет и с другой проблемой тоже… – Том подумал, как лучше донести свою мысль, и добавил: – Судиться с работодателем – это все равно что поединок. Турнир придаст тебе уверенности, а уверенность точно пригодится!
Лу смотрел на него почти без всякого выражения.
– Не понимаю, при чем тут фехтование…
– Ну, может, и ни при чем… Просто тебе было бы полезно попрактиковаться с кем-то кроме нас.
– Когда турнир?
– Ближайший местный – через пару недель, – ответил Том. – В субботу. Мы тебя подвезем, мы с Люсией будем рядом, поддержим, познакомим с хорошими людьми.
– А что, там бывают плохие?
– Ну… да. Плохие бывают везде, даже в фехтовании попадаются экземпляры. Но в основном все хорошие. Тебе понравится!
Нельзя настаивать, хоть Том и убеждался с каждой минутой, что Лу необходимо более тесное взаимодействие со здоровыми людьми (если можно так назвать сборище любителей исторических реконструкций). Да, в повседневной жизни они были нормальными, просто любили наряжаться и понарошку убивать друг друга шпагами.
– У меня нет костюма, – возразил Лу, опустив глаза на свою кожаную куртку с обрезанными рукавами.
– Мы тебе что-нибудь подберем, – пообещал Том (Лу наверняка подойдет один из его костюмов. У него их больше чем достаточно – в семнадцатом веке никто не мог позволить себе столько). – Люсия поможет!
– Ну я не знаю… – пробормотал Лу.
– Подумай до следующей среды и скажи. Надо будет заплатить вступительный взнос. Не хочешь идти сейчас, скоро будет еще один.
– Я подумаю, – согласился Лу.
– Хорошо… И насчет твоего дела… Я, кажется, знаю подходящего юриста. Свяжусь с ней. А что там в вашем центре? Ты к ним обращался?
– Нет. Мистер Алдрин мне позвонил, но официального заявления не было, думаю, пока не будет, не стоит ничего говорить.
– Однако не помешает заранее узнать свои права, – заметил Том. – Я точно не знаю: законы много раз менялись, и я не в курсе текущих положений насчет клинических исследований на людях. Тебе нужен специалист.
– Это дорого! – сказал Лу.
– Возможно, – ответил Том. – Это тоже нужно выяснить. Пусть тебе скажут в центре.
– Спасибо, – сказал Лу.
Том смотрел, как Лу удаляется, тихий, сдержанный, иногда немного пугающий, но совершенно безобидный Лу. От одной мысли, что над ним будут ставить эксперименты, Тому стало дурно. Лу – это Лу. Он хорош как есть.
В доме он обнаружил Дона – тот растянулся на полу под вентилятором и, как обычно, болтал без умолку. Люсия вышивала, всем видом умоляя «спасите меня!». Дон повернулся к Тому.
– Значит, ты считаешь, что Лу готов выйти на открытые соревнования? – спросил он.
Том кивнул.
– Подслушивал? Да, думаю, готов. Он очень вырос. Фехтует с лучшими в группе и выигрывает.
– Для таких, как он, это большая нагрузка! – заметил Дон.
– «Таких, как он», то есть аутистов?
– Ну да. Насколько я понимаю, они не сильно-то любят шум, скопление людей и тому подобное. Я читал, например, что среди них много талантливых музыкантов, которые не выступают на публике. Лу хороший парень, но не думаю, что надо отправлять его на турнир. Он свихнется.
Том, сдержав резкие слова, вертевшиеся на языке, спросил:
– Ты помнишь свой первый турнир, Дон?
– Ну да… Я был очень молод. Провалился с треском…
– Вот именно. Помнишь, что ты сказал мне после первого поединка?
– Нет… не очень… Помню, что проиграл. Ужасно расстроился.
– Ты сказал, что не смог сосредоточиться, потому что вокруг было много народу.
– Ну да. А у Лу будет еще хуже.
– Хуже, чем у тебя, не будет, Дон!
Дон покраснел.
– Ну… я… для него же хуже! Проиграть… Я-то что…
– Ты-то выпил шесть бутылок пива и блевал за деревом! – отрезал Том. – А потом плакал и говорил, что это худший день в твоей жизни.
– Я был маленьким! Зато я все выплеснул, чтобы потом не переживать. А он будет долго страдать.
– Как мило, что ты за него волнуешься! – ядовито сказала Люсия, и Том невольно поморщился, хоть замечание было и не в его адрес.
Дон нарочито небрежно пожал плечами, хотя глаза его сузились.
– Конечно, волнуюсь. Он же не такой, как мы.
– Не такой! – подтвердила Люсия. – Как спортсмен Лу гораздо сильнее, чем большинство из нас, и человек он получше некоторых.
– Черт возьми, Люси! Да ты, я смотрю, не в духе! – шутливо проговорил Дон, но по тону было понятно, что ему вовсе не смешно.
– Неудивительно, после разговора с тобой! – заявила Люсия, поднимаясь и убирая вышивание.
Том и слова не успел сказать, как она вышла за дверь. Он терпеть не мог, когда жена высказывала кому-то горькую правду, которую он сам не решался высказать, а ему приходилось утешать. Как и следовало ожидать, Дон заговорщицки смотрел на него, будто хотел сказать «ох уж эти женщины!», а Том его взгляды на женщин не разделял.
– У нее что? Кризис среднего возраста, что ли? – спросил Дон.
– Нет, – ответил Том. – Она просто выразила свое мнение.
Которое Том, между прочим, разделял, но вряд ли стоило это говорить. Пора бы уже Дону вырасти! Одни проблемы от него!
– Слушай, я устал, и завтра урок с утра…
– Ладно-ладно… Намек понял… – Дон с трудом поднялся на ноги, картинно морщась и держась за поясницу.
Проблема была в том, что ничего он не понял и проторчал еще добрых пятнадцать минут, Том торопливо захлопнул дверь и погасил свет, чтобы Дон не вернулся еще что-то досказать, что с ним часто случалось. На сердце было неспокойно. Когда-то давно Дон был очаровательным увлеченным мальчиком, и Том должен был помочь ему стать зрелым мужчиной, а не тем, кем он стал… Для чего еще нужны старшие друзья?
– Это не твоя вина, – сказала Люсия из коридора (голос ее теперь звучал мягче, и Том немного расслабился – ему вовсе не улыбалось успокаивать разъяренную жену). – Если бы не ты, было бы хуже.
– Вот уж не знаю… Я мог бы…
– Прирожденные учителя, как ты, всегда полагают, что должны спасти ученика от самого себя. Подумай сам: Маркус в Коламбии, Грейсон в Мичигане, Владьянов уехал в Берлин, они все твои мальчики, и все стали лучше благодаря тебе. Дон – не твоя вина.
– Ладно уж, сегодня куплюсь… – буркнул Том.
Люсия в проеме освещенной спальни смотрелась волшебно.
– Я надеялась, ты еще кое на что купишься… – лукаво проговорила она, сбрасывая халат.
Никак не пойму, почему Том второй раз заговорил про участие в турнире, когда я рассказал про экспериментальное лечение аутизма. Думаю об этом по дороге домой. Понятно, что я развиваюсь и не уступаю самым сильным в группе. Но при чем тут лечение или законные права?
Люди, которые выступают на турнирах, подходят к делу серьезно. Они готовятся. Покупают снаряжение. Хотят выиграть. Я не уверен, что хочу выиграть, хоть мне и нравится предугадывать чужие ходы и, исходя их этого, планировать свои. Том считает, что я должен хотеть выиграть? Или думает, что надо захотеть выиграть на турнире, чтобы захотеть выиграть в суде?
Эти две вещи не связаны между собой. Можно хотеть выиграть поединок или выиграть в суде, необязательно желать и того и другого.
Что же общее? В обоих случаях соревнование. Есть победитель, есть проигравший. Родители всегда подчеркивали, что не все в жизни соревнование, что бывает командная работа, тогда выигрывают вместе. Фехтовать приятней, когда люди сотрудничают, вместе получают удовольствие от процесса. Когда я наношу удар, я не думаю, что выиграл, я думаю, что удачно сыграл.
Ладно, допустим, в обоих случаях требуется подготовка. Но подготовка требуется везде. В обоих случаях… Я резко беру в сторону, объезжая велосипедиста, – у него нет фонарика сзади, и я его еле заметил.
…В обоих случаях нужно предугадать действия соперника, выявить закономерность. Наблюдение. Анализ. Вывод.
Мне хотелось бы порадовать Тома. Когда я помогал с покрытием и снаряжением, он был мной доволен. Я бы очень хотел, чтобы Том опять был мной доволен, но не уверен, что мое участие в турнире его порадует. А вдруг я буду плохо фехтовать и проиграю? Он расстроится? Чего он от меня ждет?
Было бы интересно фехтовать с новыми, незнакомыми людьми. Я не знаю их логики. Они нормальные и не знают, что я не нормальный. Или Том им расскажет? Почему-то мне кажется, что не расскажет.
В следующую субботу я пойду в планетарий с Эриком и Линдой. Через субботу – третья суббота месяца, а в третью субботу я делаю генеральную уборку. Турнир – в субботу после третьей. На нее у меня ничего не запланировано.
Придя домой, вписываю карандашом «турнир по фехтованию» на четвертую субботу месяца. Думаю позвонить Тому, но уже поздно, и, кроме того, он сказал сообщить на следующей неделе. Вешаю на календарь памятку на клейкой бумажке: «Сказать Тому “да”».