– Вы знаете, я даже был знаком с ним лично… – доверительным тоном начал мой Кот, чинно восседая на столе и подмяв под себя хвост. Он смотрел в глаза гостям одновременно презрительно и интригующе и мурлыкал мягким, с хрипотцой, басом: – В те годы я ещё был молод, мог позволить себе независимость от человеческого дома и много путешествовал. И вот в одном из своих вояжей в дальние края я и познакомился с ним…
До Синьцзяна я добирался долго, методом, который нынче прозвали «автостопом». Тогда всё было проще: заскочи в приоткрытую дверь, напросись под тёплую шубку к какой-нибудь милой даме, в крайнем случае – спрыгни с дерева в кузов грузовика. Самое главное – это не проспать свою развязку и, конечно, иметь гибкое понятие слова «гордость». Сейчас я бы не позволил воняющему духами существу засунуть меня под шкуру, но в юности, сами понимаете, ценности другие… К тому же, от многих женщин, как от маминого брюшка, пахнет ещё и молочным теплом.
А тогда, доехав, я просто валялся на улице без сил. Чуть ли не блох подпустил к своей шерсти, а рыночные задворки – к желудку, пока наконец не оправился. И, может, я бы так до сих пор и был дворовым китайским котом, позволил глазам смешно расползтись, а морде – округлеть, если бы не эта чудесная встреча тогда. Он в буквальном смысле вытащил меня с помойки.
Сначала я, конечно, долго смеялся, а может, кашлял, это как посмотреть, окружающим различить было сложно. Подумайте: к вам, задиристому молодому коту, блюдущему извечный принцип «назвался панком – живи… хотя бы живи», подходит холёный толстый хомяк с заплывшими от жира щеками. И не просто бесстрашно подходит, но милым тоном предлагает свою помощь.
Разумеется, первым делом я, решил попугать глупого зверя. Поиграл мускулами, оскалил битый клык… Но хомяк оказался таким бесстрашным и голубоглазым, что… я принял его помощь. От самого себя такого не ожидал.
Привёл меня хомяк в какие-то не по-звериному роскошные хоромы, накормил, указал, где отмыться. В юности я, не то что сейчас, к данной процедуре нормально относился – главное, чтоб не струёй из шланга в упор. Прожил я в этом раю недели две, может, и дольше. Потом стал постепенно выбираться погулять по городу, но съезжать не торопился – я же не дурак. Только когда хозяин завёл речь о необходимости освободить жилплощадь, чтобы он подобрал другого несчастного, я собрал своё брюхо и отправился в обратный путь. Да, это сейчас я такой замечательно круглый, а тогда у меня был первый в жизни жирок. И меня это даже беспокоило – боялся девушкам разонравиться. Зря! Как говорится, толстый кот – любимый кот.
Уже прощаясь, обратился ко мне хомяк с первой за всё время общения просьбой. «У меня такая традиция, – говорит. – Я у каждого гостя прошу принести мне его самое любимое лакомство. В идеале – сладкое, конечно, но я уже заметил, что ты больше по рыбе. Можешь сейчас не отдавать. Просто, когда у тебя будет лишний кусочек, собери какую-нибудь яркую штучку и там оставь. А я обязательно найду!»
На том мы и расстались. Ещё не скоро, на полпути домой, я вспомнил об этих словах. В районе Перми меня угораздило влюбиться. И не просто поорать под окнами белошёрстной красавицы пару ночей, а всерьёз так влипнуть. И ладно бы – в принцессу, а так даже я со своим «мой живот – моё имущество» был богаче её. И симпатичнее. А она ещё и считалась, вроде как, замужем: была фавориткой вожака местной дворовой стаи. Короче говоря, чувства мои мне самому были необъяснимы, но страдал я как следует.
Однажды притащил ей угоститься любимые крабовые консервы, а она заявила, что не ест морепродукты. Расстроился, конечно, даже разозлился – это вам не гречки с говядиной достать! Аппетит совсем пропал, но не выбрасывать же… Вспомнил слова хомяка, над своей наивностью посмеялся, но в угол комнаты, где тогда жил, натащил всяких ярких вещей: обрезок какого-то пледа, парочку фантиков, зелёное пёрышко. И даже вырвал зачем-то клочок своей шерсти. Ну что может быть ярче и красивее моего рыжего хвоста?
Краба я тоже туда вывалил. А утром его не оказалось. Я решил было, что лакомство тараканы растащили, но не всю же банку … В тот день ко мне вернулось умиротворённое настроение Синьцзяна. А всего через пару встреч возлюбленная сказала, что от вожака своего уходит, влюблена в меня по уши, все дела. Я с ней даже жил с год, пока пути наши не разошлись. И даже довёз обратно до Москвы мальчишку-котёнка.
Конечно, тогда я не связал свою радость с крабовыми консервами в углу. Но уже сильно после, дома, услышал историю о Синьцзянском Божественном хомяке, в милости щедром на счастье, а в злости таком смешном, что недоброжелатели его частенько погибали от хохота… О покровителе голодных странников, отчаянных бунтарей и непослушных детей. Я и сейчас периодически откладываю ему кусочек того или иного ужина. Как старому другу, он прощает мне отсутствие специального алтаря. И посылает счастье.
Больше нам не привиделось встретиться. Но скажи мне кто-нибудь из знакомых сейчас, что срывается автомобилем в Китай, я бы тут же собрал свои вещи и забил место в машине. Жаль, что так далеко никто не ездит, а самолёты, вы знаете, я не люблю.
На этом Кот закончил свой рассказ, и, хотя в иных обстоятельствах каждый из нас почёл бы это за редкостную чушь, все мы почему-то ему поверили. С той боязливой стеснительностью, с которой атеист крестится, попав в поражающий красотой храм, я вечером возвёл в углу дома небольшой алтарь, который выкрасил в яркие цвета, и возложил туда с десяток засахаренных орехов. Не могу сказать, какова тут доля самовнушения, но на следующее утро я проснулся куда счастливее, чем кто-либо за всю мировую историю, вынужденный вставать в семь утра под ненавистную мелодию будильника и собираться на работу.