Жили себе дед да баба. Однажды говорит дед бабе:
– Ты напеки пирогов, а я за рыбой поеду.
Запряг он лошадь в сани и поехал к реке.
Сидит, ловит рыбу. Пробегала мимо лисичка-сестричка по своим делам. Увидела она деда, и захотелось ей рыбкой полакомиться. Недолго думая забежала лисичка вперёд по дороге, где должен был дед проехать, легла, свернулась калачиком и прикинулась мёртвой. Была она большая мастерица притворяться.
Лежит, сама одним глазом посматривает: не едет ли дед.
А дед на реке ловит да ловит рыбу.
Вот наловил он целую кадушку и поехал домой. Видит: на дороге лисица, слез дед с воза и подошёл к ней, а лисичка-сестричка не шевельнётся, лежит себе будто неживая.[1]
– Вот славный подарок жене будет! – обрадовался дед, поднял лисицу, положил на воз, а сам пошёл впереди.
А лисичка-сестричка улучила минутку и стала потихоньку выбрасывать из кадушки рыбку за рыбкой, рыбку за рыбкой – так всю рыбу и выбросила, а затем сама незаметно с саней спрыгнула.
Приехал дед домой.
– Ну, старуха, – говорит жене, – и рыбу тебе привёз, и воротник лисий на шубу.
Старуха обрадовалась, не столько рыбе – рыба не диковинка, – сколько лисьему воротнику.
Спрашивает она деда:
– Где ж ты воротник добыл?
– На дороге нашёл, да ты иди сама посмотри. Там в санях – и рыба, и воротник.
Подошла баба к возу – ни воротника, ни рыбы.
Начала она бранить мужа:
– Ах ты, посмеяться надо мной решил!
Догадался дед, что лиса его обманула, притворившись мёртвой; погоревал, погоревал, да уж ничего не поделаешь.
«Ладно, – думает, – наперёд осторожнее буду».
«ВОТ СЛАВНЫЙ ПОДАРОК ЖЕНЕ БУДЕТ!»
Лиса же тем временем собрала разбросанную по дороге рыбу, уселась и давай есть. Ест да приговаривает:
– Ай да дедушка, какой вкусной рыбы наловил!
В ту пору мимо голодный волк пробегал, услышал он лисицу, подбежал поближе.
– Здравствуй, лиса!
– Здравствуй, волк!
– Что это ты ешь?
– Рыбку.
– Дай и мне немного.
– А ты поди сам налови и ешь сколько душе угодно.
– Да я не умею.
– Эка невидаль! Ведь я‐то наловила… Ты, братец, как стемнеет, иди к реке, сядь и опусти хвост в прорубь. Сиди, жди да приговаривай: «Ловись, ловись, рыбка, большая и маленькая! Ловись, ловись, рыбка, большая и маленькая!» – рыба сама на хвост и нацепится. Да смотри, не забудь приговаривать: «Большая и маленькая!» – а то если одна большая наловится, так ты и не вытащишь.
– Спасибо тебе, лиса, за науку.
Дождавшись вечера, пошёл волк на реку, отыскал прорубь, опустил в воду свой хвост и ждёт, когда рыба сама ему на хвост нацепится.
А лисичка-сестричка, съев всю рыбку и отдохнувши как следует после сытного обеда, тоже отправилась на реку – посмотреть, что там волк поделывает.
«ЧТО ЭТО ТЫ ЕШЬ?» – «РЫБКУ»
Пришла она к реке и видит: сидит серый у проруби, опустил свой хвост в воду, замёрз, дрожит весь, от холода зубами стучит. Она и спрашивает волка:
– Ну что, братец, хорош ли улов? Потяни-ка хвост, может, много уж рыбы на него нацепилось.
Вынул волк из воды свой хвост, видит – нет на хвосте ни одной, даже самой маленькой, рыбки.
– С чего бы так? – говорит лисичка. – Да ты, наверное, не говорил то, чему я тебя учила.
– Нет, не говорил…
– Эх, какой ты, братец, беспамятный! А глубоко ли у тебя хвост опущен?
– Глубоко, сестрица.
И вот начал волк говорить:
– Ловись, ловись, рыбка, всё большая, всё большая.
А лисичка в то же время рядом тихонько приговаривает:
– Крепче, крепче, мороз! Мёрзни, мёрзни, волчий хвост!
– Ты что это, лиса, говоришь? – спрашивает волк.
– Да я тебе помогаю… – отвечает лисичка-сестричка, а сама всё: – Мёрзни, мёрзни, волчий хвост!
Волк твердит:
– Ловись, ловись, рыбка, всё большая, всё большая!
А лисичка приговаривает по-своему:
– Крепче, крепче, мороз! Мёрзни, мёрзни, волчий хвост!
– Что ты, сестрица, говоришь?
– Тебе, братец, помогаю: рыбку зазываю…
И снова начинают: волк – про рыбку, а лиса – про волчий хвост.
Только волк захочет свой хвост из проруби вытащить да посмотреть, сколько уже рыбки на нём, лисичка-сестричка отговаривает:
– Погоди, братец, ещё рано; мало рыбки наловилось!
И опять начинают каждый своё… А спросит волк: «Не пора ли, сестрица, хвост тащить?» – она ему в ответ: «Посиди ещё, братец, побольше наловишь!»
Так всю ночь и провели: волк сидит, а лисичка-сестричка похаживает вокруг него да хвостом помахивает, дожидается, когда вода в проруби морозом схватится и примёрзнет волчий хвост.
Наконец видит лисичка – утренняя заря занимается, и уж бабы потянулись из деревни на речку за водой; вильнула она хвостом и – прощай! – только её и видели…
А волк и не заметил, как лисичка ушла.
– Ну, не довольно ли, не пора ли уж идти, сестрица? – говорит волк. Осмотрелся – нет лисички; хотел приподняться – не тут-то было! – приморозило его хвост к проруби.
«Вон сколько рыбы привалило, и верно, всё крупная, никак не вытащишь!» – думает волк.
А бабы заметили серого у проруби и закричали:
– Волк, волк! Бейте его, бейте! – Бросились к нему и давай колотить чем попало: кто ведром, кто коромыслом.
Рвётся волк, а примёрзший хвост его не пускает. Бедняга прыгал, прыгал, видит: делать нечего, не до хвоста уж тут, живым бы уйти. Рванулся он изо всех сил и, оставив чуть не половину хвоста в проруби, пустился бежать без оглядки.
«Ладно, – думает, – уж и отплачу я тебе, сестрица!»
Тем временем лисичка-сестричка захотела попробовать ещё что-нибудь стянуть и отправилась в ближайшее село.
Пронюхала кумушка, что в одной избе хозяйка блины печёт, забралась туда. Отыскала квашню[2] с опарой[3] и решила свежим тестом полакомиться. Полезла головой в квашню, наелась и вся тестом вымазалась. Выскочила из дома и к лесу побежала. А навстречу ей избитый волк:
«ВОЛК, ВОЛК! БЕЙТЕ ЕГО, БЕЙТЕ!»
– А, сестрица, чему же ты учишь! Меня всего исколотили, живого места не осталось!
– Эх, братец милый, тебя хоть до крови поколотили, а меня так по голове стукнули, что мозг наружу вышел. Мне-то побольнее твоего: я теперь насилу плетусь, не знаю, жива ли останусь…