Дорога до заречного поля была непростой. Она виляла сообразно руслу реки и только на одном участке шла по прямой. И тогда можно было спокойно наблюдать, что находится по ту сторону реки, на противоположном берегу. А там открывалась настолько захватывающая панорама, что трудно было удержаться от восхищения. Невдалеке красовался роскошный бамбуковый лес, а на его фоне раскинулись огромные участки, засеянные всяческими культурами. Тут и там виднелись разноцветные квадраты грядок, диапазон цветов которых, был так велик, что казалось это какой-то мозаичный калейдоскоп, а не сельхозугодия.
Чунхуа невольно залюбовалась всей этой радужной гармонией. Однако долго любоваться ей не пришлось, впереди показался мостик. А спустя всего несколько минут повозка оказалась уже на другой стороне. Её тут же окружили крестьяне. Они принесли ящики с урожаем и ждали, что их похвалят за упорный труд. Но напрасно они этого ждали. Шенхен сходу осмотрев пару ящиков, по привычке пустился в долгие пререкания.
– Ну, что вы мне подсовываете,… вы говорили у вас изумительная морковь,… но что я вижу,… цвет не тот, аромат испорчен, а ботва вообще высохла… – тут же начал он свои обычные рассуждения, что незамедлительно вызвало ответную реакцию крестьян.
– Ах, ну что ты такое говоришь достопочтенный мандарин,… ну разве тебе не нравиться наша морковь?… И чем же тебе не угодили цвет и запах?… За что ты нас так обижаешь?… Мы так старались… – взволнованно загомонили они.
– Ну, неужели не понятно?… Да вы только понюхайте, как она у вас пахнет!… Она же насквозь пропитана земляничным ароматом!… А цвет?… Ну где вы видели у морковки такой цвет?… Это же больше похоже на клубнику!… Ну, вот откуда такой цвет?… Это же морковь!… А коли так, то она должна быть оранжевой!… Да и пахнуть должна тоже как морковь!… А вы мне что суёте?… Нет!… Я не верю, что вы старались!… – как всегда не унимался Шенхен и корчил откровенно злобные гримасы.
Хотя со стороны было прекрасно видно, как он доволен необычным урожаем. У него даже слюнки потекли. Однако Шенхен был предан своим привычкам и без скандала никак не мог. Кричал, ругался, спорил и опять использовал своё излюбленное «не верю». Бросал его, то направо, то налево. И всё время пока он разорялся, Чунхуа спокойно сидела в повозке и наблюдала за реакцией крестьян. Она, конечно, понимала, что крестьяне реагировали на выкрики её отца тоже по привычке, они уже полностью приспособились к его скандалам. Более того для них это стало даже каким-то ритуалом, или даже церемонией. Порой они с нетерпением ждали, чтоб их немного поругали. Впрочем, чему уж тут удивляться, у каждого народа свои приметы. Так что каждый сейчас соблюдал свои условности. Мандарин поругивал, как ему и положено, а крестьяне оправдывались со свойственной им покорностью.
Но вдруг взгляд Чунхуа невзначай выхватил из толпы крестьян одного очень приметного юношу. Он был намного выше остальных и держался чуть в сторонке от центра событий. До этого момента полная фигура отца стоявшего на возвышенности перекрывала его. Но стоило отцу успокоиться и сойти с пригорка, как юноша тут же попал в поле зрения Чунхуа. Сказать, что он был красив, выразителен и резко отличался от прочих, это значит, вообще ничего не сказать.
Разумеется, Чунхуа и до этого видела много юношей; и в городе, простых прохожих, и в деревнях, сыновей ремесленников, и, конечно же, в императорском дворце, отпрысков высших сановников. Но все они и в подмётки не годились этому юноше, до того он был хорош собой. Было даже удивительно, как это у крестьян мог появиться такой ребёнок. Мало того что высок, строен и опрятен, так ещё и обаятелен, словно сам Будда. Такого одухотворённого и благородного лица Чунхуа не видела ещё никогда, даже во дворце императора.
И вполне понятно, что Чунхуа впилась в него глазами так, будто это был единственный юноша на всём белом свете. Сердце её дрогнуло, а по душе пронеслось то самое лёгкое смятение, которое обычно бывает в преддверии большой и чистой любви. И чем дольше Чунхуа смотрела на юношу, тем сильней ей хотелось приблизиться к нему, взять его за руку и пойти с ним далеко-далеко, за леса за горы, туда, где океан встречается с рассветом. В девичьем сознании Чунхуа уже появились чудесные картины их волшебного путешествия. А её трепетное сердечко всё больше и больше наполнялось любовью. Но вдруг отец резко прекратил скандалить и велел крестьянам погрузить урожай в повозку. Разумеется, тот стройный и сильный юноша сразу вызвался помочь своим собратьям. Одним ловким движением он прихватил самые тяжёлые ящики и понёс их к повозке. И тут надо немного пояснить, что повозка та была не совсем обычная. Её специально изготовили для доставки моркови.
С виду она, конечно, казалась вполне респектабельной таратайкой достойной китайского мандарина высшего сословия. Однако сзади у неё имелась просторная ниша для перевозки ящиков с императорским урожаем. А впереди под палантином располагались места для двух пассажиров и возницы. Одним словом примечательная была повозка. Кстати все крестьяне её прекрасно знали и оттого при её приближении всегда были готовы к встрече с Шенхеном. Но вот встретить его дочь никто не ожидал.
А потому, когда красавец юноша привычным шагом подошёл к повозке, и уже было собрался поставить в неё ящики, с ним чуть обморок не случился. Увидев сидящую в тени палантина Чунхуа, бедняга так выпучил глаза и раскрыл рот, что стали видны все его тридцать два белоснежных зуба. Естественно такой его потешный вид тут же рассмешил Чунхуа, и она прыснула лёгким, весёлым смешком. Глядя на неё, юноша тоже расплылся в симпатичной, располагающей улыбке. Он еле совладал с собой, чтоб не уронить ящики с морковкой.
В следующую секунду глаза молодых людей встретились, и они с замиранием сердца стали разглядывать друг друга. Оба невероятно красивы, юны и чертовски обворожительны. Так что нет ничего удивительного, что юноша тут же без памяти влюбился в Чунхуа. Его чувства вспыхнули подобно молнии, ярко и обжигающе. И лишь окрики крестьян, идущих за ним, смогли отвлечь его от внезапного замешательства. Однако было поздно, всё уже свершилось, теперь в сердце юноши пылал неугасаемый огонь любви. Он машинально поставил ящики в повозку и отправился за оставшимися.
Все свои последующие передвижения юноша сопровождал томными вздохами и украдкими взглядами в сторону Чунхуа. Душа его уже сейчас рвалась к ней. Конечно же, Чунхуа заметила это его рвение, и чуть уловимыми экивоками дала ему понять, что он тоже её интересует. А пунцовый румянец смущения, вмиг покрывший её щёки, был тому прямое доказательство. Юноша также ответил ей еле заметным движением глаз, при этом недвусмысленно обозначая, что он восхищён её красотой. Такие знаки внимания могут быть понятны только самим влюблённым, посторонний человек ничего не заметит и врядли в чём-либо разберётся. А потому никто не обратил внимания на их молчаливую беседу. Однако надолго их беседа не затянулась. Ящики были погружены, всякие пререкания с крестьянами прекращены, и Шенхен быстро заняв место рядом с дочерью, направил повозку в обратный путь. Вот только она была на этом берегу, и раз, её уже и след простыл. Всё произошло настолько быстро, что ни юноша, ни Чунхуа не успели понять, как разлучились, зато их сердца теперь были вместе навсегда.