И вот тут надо заметить, что все эти роскошные угодья достались морковному мандарину по наследству. А вернее будет сказать, что он их получил в виде приданого за своей женой красавицей, очень милой, кроткой женщиной. Но, к сожалению, так уж вышло, что его дорогая супруга очень рано покинула этот мир. Она успела лишь родить ему крошку доченьку и её практически сразу не стало. Что поделать, в те дремучие времена подобное случалось довольно часто.
Разумеется, мандарин очень переживал, корил себя и не находил места. Но с годами скорбная боль поутихла, а любимая доченька, подрастая, стала для него великим утешением. Кстати, ей не так давно исполнилось шестнадцать лет, возраст, когда девушки расцветают в полную силу. И надо ли говорить какой красавицей она была, вся в матушку. Чёрные, жгучие локоны обрамляли её бледно-розовое лицо, на котором, словно алые розы, сияли слегка припухшие кукольные губки. А её прелестный носик пимпочкой в гармонии с ярко-карими, большими глазами делали из неё непревзойденно-милую очаровательницу. А какая лёгкая, грациозная была у неё фигурка, даже самая стройная лань не смогла бы с ней сравниться. Ну а звали юную прелестницу – Чунхуа, что означает весенний цветок.
Чунхуа была и гордостью, и проклятьем своего отца сановника. Он хоть и вёл себя высокомерно с прочими людьми, но с ней был мил, мягок и во всём ей потворствовал. Однако в тоже время отец не давал ей и шагу свободно ступить. Боялся, что кто-нибудь покуситься на неё или сглазит, наведёт порчу. Впрочем, его можно понять, ведь все отцы-одиночки такие. Они до последнего дня будут опекать своих дочерей, и отгонять от них назойливых женихов. Для них лишь бы их доченька подольше оставалась в родительском доме, а по возможности, так и вообще не покидала его никогда. А это значит, что практически все отцы-одиночки невероятные эгоисты. Они только о том и думают, чтобы их чада не влюбились в какого-нибудь «охламона». И держат бедных дочерей в зоне своей видимости. Шаг в сторону, расценивается ими, как прямая попытка к бегству.
Кстати, у этого отца-сановника даже и имя было подходящее, звали его – Шенхен, что означает осторожный, подозрительный, всегда начеку. Но что ещё интересно, у него к тому же имелась чересчур мнительная привычка – он никому не верил. Однако и в этом сановник был не совсем честен. Ведь это он только так говорил, что не верит, а на самом деле кто его знает, чего у него там, на уме было. Одним словом, Шенхен являлся коварным хитрецом, и, невзирая на всё своё добродетельное отношение к дочери, с другими был груб, безжалостен, и не проявлял ни малейшего уважения к окружающим. А слово «сочувствие» ему было и вовсе незнакомо. Притом случаев доказывающих это, имелось огромное количество. Бывало, приедет он в те угодья, где взращивают морковку, и начинает с тамошними крестьянами, работающими на него, спорить.
– Сегодня, как я погляжу, вы меня опять надуть хотите,… снова несвежей моркови насобирали,… ни аромата, ни сочности!… Выходит, плохую мне подсунули, а хорошую сами съели!… Ух, негодники!… – раскричится он на них, ногами растопается, хотя сам прекрасно знает, что предоставленная ему морковь наивысшего качества. Ну, крестьяне к таким его кривляньям были уже привычны, понимали, что как бы он не орал, до телесного наказания дело не дойдет, а потому спокойно ему возражали.
– Нет, что ты, великий мандарин,… мы не смеем поедать императорскую морковь,… для себя мы растим рис,… да и когда нам кушать,… мы с утра до ночи работаем,… спины не разгибаем… – с поклоном отвечали они. На что Шенхен никак не унимался. Ох, и спорщик был, свет ещё не видывал таких спорщиков.
– Ах вы, плуты!… Обманываете меня!… Разжалобить хотите!… Покаяния от меня требуете!… А я вам всё равно не верю!… Не верю, и всё тут!… А ну говорите правду, куда хорошую морковку девали!?… – опять разорялся он, и кричал так почти целый час. Только потом, довольный устроенным им скандалом, забирал ту же самую морковь, что крестьяне предлагали ему сразу, и спокойно уезжал. И такое повторялось, чуть ли не каждое утро, ведь поставлять свежую морковь ко двору, требовалось ежедневно. Благо климат в этих местах был исключительный и позволял выращивать свежую морковь круглый год. Ну а крестьяне, в связи с его такой напускной недоверчивостью, так его промеж себя и прозвали – «Шенхен-неверя» в одно слово.