Как раз, когда Матвею нужно было идти в первый класс, Зойка преподнесла новый сюрприз. Матвей больше всего на свете любил деда, несмотря на регулярную порку. Моте лучше было несколько минут пострадать под ударами розог или ремня, чем выслушивать нудные нравоучения. Впрочем, в этом они с дедом были солидарны. Да и не умел Иван читать морали, потому что толком не знал, как правильно это делать. Что попусту языком молотить, если все равно никто ничего не поймет… Иван был по-простому честен, он не таил от внука своей точки зрения на происходящие события, потому Мотя иногда тоже называл маму именем, которое часто употреблял дед Иван. Однажды вечером залез к деду под мышку и, доверчиво заглядывая в глаза, спросил:
– Деда, а почему Курва так надулась? Она же лопнет.
Иван немного прищурился, сдерживая смех, и, стараясь быть как можно более серьезным, ответил:
– Сдуется твоя Курва скоро… Когда ты у нее в животе сидел, не лопнула же…
Мотя вдруг закатил истерику – уж больно не хотелось ему думать, что он сидел у кого-то в животе. Он представил, как там неприятно, темно, тесно, ни побегать, ни поспать…
– Нет, – заверещал он, – я не сидел ни у кого в животе. Скажи, что я не сидел. – Он умоляюще сжал дедову руку.
– Ну ладно, – сжалился Иван. – Ты, может, и не сидел, а сейчас там кто-то точно сидит.
С этой минуты тот, кто проживал в животе у Зойки, превратился для Матвея в монстра – непонятного, тихого, неповоротливого и злобного. Матвей несколько раз пытался подслушать под дверью матери, как она разговаривает с монстром. Та и правда иногда беседовала. Только очень кратко. Мать, судя по всему, очень уставала на работе и появлялась дома только, чтобы поесть и поспать. А этот монстр внутри нее колотился, потому что она часто одергивала его словами: «Да не колотись ты!» Колотящийся таинственный монстр, от которого раздувало живот, стал для Матвея предметом постоянных раздумий и анализа. Кроме деда, Матвею некому было задать вопросы, поэтому, собравшись с мыслями, он подлез к Ивану еще раз:
– Дед, а за что это ей такое?
Дед удивился, он совершенно не понял вопроса. Не мог же он подумать, что голову сорванца Матвея 24 часа в сутки занимают мысли о мамином животе.
– Кому? Про кого ты спрашиваешь? – доверительно спросил Иван.
– Да про мать. – Матвей не привык называть Зойку мама, он почти не видел ее, а когда видел, та или была не в себе, или спала, или, как сейчас, была в ужасном положении – почти готовая лопнуть. Конечно, ей было не до него… – Она что, плохо себя вела? – По мнению Моти, такое страшное наказание можно было заслужить только непристойным поведением, да еще каким!
– Гм, – хмыкнул дед. – Если честно, то неважно. Плохо. Очень плохо! – Иван вздохнул, видно, накатило.
– А что ж ты ее розгами не оприходовал? – изумился Матвей. Он всерьез думал, что розги – верное и универсальное наказание от всех грехов.
– Понимаешь, бывает, что розги иногда не лечат…
Мотя крепко задумался. Потом, горько подперев кулаком щеку, попросил:
– Деда, дед… – Иван вопросительно взглянул на внука, – дедуль, лупи меня почаще! – Матвей уткнулся в широкую дедову грудь и вдруг заплакал, как самый настоящий маленький ребенок.
Иван растерялся до такой степени, что как будто окаменел. Он не знал, что делать. Положил огромную ладонь на голову пацану и осторожно начал поглаживать по макушке.
– Не плачь, Мотя, не плачь, милый. Ребенка она родит. Так дети получаются, не плачь.
Так они просидели почти час – стар и млад. Матвей, нарыдавшись вволю, заснул, уткнувшись носом в Ивана, а тот боялся разбудить пацана и пошевелиться. Он думал, как могло так получиться в жизни, что огромный здоровый мужик должен заниматься всю жизнь выращиванием младенцев. Странная судьба…
Утром проснулись как ни в чем не бывало, упросили соседа Виктора подбросить их до универмага, чтобы купить все, что нужно для школы. Через три дня, в среду, должен был прозвенеть первый звонок в жизни Матвея.
В универмаге дед чуть не прослезился, увидев Мотю в школьной форме.
– Как солдат, – прокомментировал Иван, – нет, лучше – как школьник.
Матвей не особо волновался по поводу школы, его больше заботило, как будет выглядеть монстр, который выберется из живота матери. Он по-прежнему думал, что ужасное существо будет отравлять жизнь и пугать всех, если вдруг появится на свет, и про себя молился, чтобы монстр не вылезал как можно дольше, хотя бы до тех пор, пока он, Матвей, не вырастет и не станет достаточно сильным, чтобы бороться с ужасным созданием. Не тут-то было. Как раз накануне первого сентября Зойку увезли в роддом. Мотя услышал, как дед напутствовал дочь, и испугался еще больше.
– Я тебя предупреждаю: кроме Моти, никого не приму и помогать не стану. Сама выкормишь или отца приводи, пускай занимается.
Скорая уехала, трясясь на колдобинах. Иван, думая, что его никто не видит, перекрестил машину вслед. Матвей наблюдал из-за кустов шиповника и с трепетом думал, каким должен быть отец монстра, если маленький монстр такой ужасный… А дед еще и домой его пригласил. Потому, наверное, и крестил «скорую».
В отсутствие Зойки и за школьными хлопотами мысли о чудовище отошли на задний план. В школе Матвею понравилось, потому что было много нового и интересного. Раньше Мотина жизнь состояла только из двух людей, огорода, котов, собак и рыбалки. Теперь он понял, что вокруг этого маленького мира есть другой, огромный, со множеством людей, у каждого из которых свой мир. У многих детей, оказывается, были семьи, которые включали родителей – маму и папу. То, что его семья – дед Иван, вызывало смех и ухмылки, поэтому Матвею приходилось наказывать пересмешников, и он практически с первых дней пребывания в школе попал в особый список. Драчун, забияка, неуч. С первого сентября не прошло и недели, а у Моти уже сложилась неоднозначная репутация. Матвей немного переживал, но старался не подавать виду. Ему очень хотелось быть суровым и добрым, как дед. Правда, Иван заметил, что у Моти пропал аппетит, и всячески пытался ублажить внука разносолами. Мотя не поддавался, потому что мысли о школе не давали покоя. Зачем это нужно…
К тому же мать вернулась из роддома со свертком розового цвета, внутри которого орал и шевелился монстр. Их привез тот самый сосед Виктор. Сначала Мотя думал, что Виктор – добрый человек, но усомнился в своем отношении, когда услышал короткий, не совсем понятный мужской диалог.
– Принимай! – радостно провозгласил Виктор, открывая дверь стареньких жигулей и помогая Зойке выбраться из машины.
– Дочь приму, – серьезно отреагировал дед, – а ты чего стараешься? По-соседски? – В голосе Ивана звучала недружелюбная угроза.
– Да вроде и по-соседски. – Виктор как-то сжался, а Зойка с розовым свертком на руках злобно сверкнула глазами в его сторону. – Ну, и не по-соседски… – промямлил Виктор.
– А по-каковски?.. – Дед Иван умел задавать короткие вопросы грозным тоном, после чего казалось невозможным лукавить, изворачиваться или врать…
– Отец я… – Виктор чуть не уткнулся головой в траву.
– Какой ты, на хрен, отец, – сплюнув на землю, молвил Иван, – ты просто гнида.
После этого разговор прекратился. Матвей с ужасом наблюдал, как Зойка уложила розовый кулек на стол и принялась осторожно разворачивать одеяло. Ничего более страшного за всю жизнь пацан не испытывал – все происходило, как в замедленной съемке. Вот один розовый угол улегся на деревянный стол, другой… Третий сам аккуратно выправился из свертка и свалился на коричневую поверхность. Никто не выскочил с диким криком – чудовище было запаковано тщательно. Следующим на очереди было белое покрывало, которое предусмотрительно опутывало монстра, не давая ему свободы. Зойка почему-то не боялась, она резко выдернула заправленный конец и одним махом раскрыла страшное пучеглазое создание, у которого все туловище было покрыто синими прожилками и имело противный красный цвет. Матвей заинтересовался. Кажется, у монстра были руки и ноги с пальцами, лысая голова и – вот это да!!! – у него не было зубов! Но самое отвратительное – ему было нечем писать!