Никто, собственно, и не сомневался, что Артур опоздает. Что-то в этом мире действительно не менялось. Стабильность как она есть.
Недовольно хмыкнув, Марина передёрнула плечом и, окинув быстрым взглядом городскую площадь, направилась к единственной свободной скамейке у клёна, бросающего густую тень. Там наверняка было прохладнее, чем на этом палящем солнце.
Последний месяц лета выдался на удивление знойным. Душный спёртый воздух ощущался открытой кожей лица и рук. Чаще всего такая духота раздражала, но сегодня почему-то нет. По крайней мере, она прельщала больше, чем дождь, который по обыкновению своему в это время года обильно поливал город недели две-три кряду. Лето не спешило уходить, и этим определённо нужно было пользоваться.
Девушка опустилась на скамью и откинулась назад, запрокидывая голову и тяжело вздыхая. Несколько русых прядей тут же соскользнули с плеч на спину.
Ладно. Она подождёт. Что ей ещё остаётся?
Подождёт.
В последний раз.
Марина всё-таки решила расстаться со своим молодым человеком, и решение это далось девушке на удивление слишком просто. Ей не хотелось задумываться, почему, хотя причин на то в самом деле было более чем достаточно. Просто раньше она зачем-то продолжала наивно верить, что всё обязательно изменится.
Что между ними снова всё будет хорошо.
Конечно. Ведь так оно и бывало всегда – практически все истории заканчивались хеппи-эндом. Стабильно, привычно настолько, что сейчас такие концовки казались правильными. Ведь если не закончилось хорошо, значит, это ещё не конец. Значит, нужно ещё немного подождать. Всё проходит, и это пройдет.
Но не прошло. Не проходило, сколько бы она не ждала.
Если первые полтора-два месяца отношений ещё доставляли ей радость и какой-то фальшивенький намёк на счастье, то следующие три не приносили ничего даже отдалённо схожего. Были только отчаяние и раздражение. Гнетущие, отягощающие. Которые обычно тянут вниз и не дают вдохнуть полной грудью.
И ещё было её терпение. Много терпения, чаша которого с каждым днём наполнялась всё больше и больше. А потом в один момент – это произошло относительно недавно – Марина вдруг резко осознала, что несколько капель уже рванули вниз через край.
Дальше трепать нервы было бессмысленно.
Кому нужны отношения, из которых не льётся свет? Вместо него уже на протяжении долгих трёх месяцев мрачно сгущался и вился душными кольцами негатив. Напряжение, усталость, давление. Которые она сначала упрямо прятала на самую глубину своего сознания, считая это всё временным, непостоянным, проходящим, а потом, когда уже, наконец, нашла в себе смелость принять это, существующее и извивающееся в ней, жила бок о бок, лелея слабо бьющуюся надежду когда-нибудь избавиться от тяготящих чувств.
Дожилась.
Она поговорит с ним об этом. Сегодня. Максимум, завтра-послезавтра. Девушке абсолютно не хотелось затаскивать проблему на школьное время, до которого, между прочим, оставалось едва ли чуть больше недели. Потому что потом навалятся другие заботы, дела и мысли. Проблемы стоит решать по мере их поступления, считала Марина. И сейчас над ней висела одна единственная, давящая и громоздкая, а оттого – напрягающая.
Она освободит себя от этого. Она уже давно пришла к такому выводу, осталось лишь воплотить его в жизнь.
Марина с ленцой перевела взгляд на наручные часы, белоснежной лентой охватившие тонкое запястье. Он опаздывал уже на восемь минут.
Чудовище непунктуальное.
Непунктуальность, кстати, была одним из его недостатков. А еще упрямство, самолюбие, невежество, эгоизм и полное отсутствие контроля над собой. Кажется, девушка могла перечислять столь лестные качества часами.
Вопрос – скучала ли она по нему всё то время, что они не виделись? – бился в голове, словно мотылёк – о нагретую лампу. И каждый раз воображение невольно рисовало лицо молодого человека, которое, кажется, въелось в сознание слишком глубоко. Серо-зелёные глаза часто смотрели с толикой пренебрежения, холодного и лишне-нелепого. Полноватые губы кривились в ухмылке, отталкивающей и претенциозной.
Какой будет их встреча сейчас? Наигранно-тёплой, как будто ничего не происходит? Или наоборот, холодной настолько, что проберёт до костей? Рискнут ли они вообще прикоснуться друг к другу? Что уж говорить о поцелуе.
Воспоминания почти против воли подсказали, что вкус его губ всегда отдалённо напоминал бергамот. Немного терпкий, до ужаса противный. Артур имел привычку пить чёрный чай с бергамотом. Именно с этой травой. И Марина будто бы случайно всегда забывала сказать ему, как сильно ненавидит бергамот.
Она передёрнула плечом, с досадой закусывая губу. Мысли застыли в голове безобразной кучей, а разгребать её девушка не стала. Сейчас всё выяснится. Сейчас.
Когда он, наконец, соизволит притащить себя сюда.
Если быть до конца честной, она ведь действительно не скучала по нему. Даже наслаждалась днями, в которых не было его. Дикая, пульсирующая свобода. Дурманила голову, подпитывала лёгкостью. Марина, наконец, не ощущала это мерзкое ощущение постоянного давления, словно бы её держали в рамках. Словно она находилась в стеклянном кубе, беспомощно тарабанила по его стенкам и в ответ получала только тишину. Она ощущала себя загнанной рядом с этим человеком, подавленной и иногда, чего греха таить, почти несчастной.
Девушка долго старалась разобраться в причинах этих мыслей и ощущений, а в итоге всё оказалось до банального просто: Артур позволял себе считать её практически своей собственностью, а она устала мириться с этим. Извечный контроль, неуважение к себе, своему личному времени и пространству мало кого могли порадовать. Марина не стала исключением.
Меру надо знать во всём, и всему есть предел. Именно к такому выводу пришла девушка ещё перед своим отъездом в отпуск. А когда смогла наполнить грудь воздухом без него, окончательно осознала, что с этим пора заканчивать. Заканчивать обманывать его и, в первую очередь, себя саму.
Это было правильно, и не имело значения, как он отреагирует и что ей скажет. Она так решила. Он должен уважать её решения.
Девушка опустила взгляд на часы. Минутная стрелка отсчитала уже тринадцать минут, и Марина шумно выдохнула через нос. Злость была бы совершенно некстати. Тем более эти опоздания не являлись чем-то из жанра фантастики, так как повторялись из раза в раз.
Она сложила руки на груди и снова оглянула площадь, почти не поворачивая головы, привычно приподняв подбородок. И на этот раз уже увидела его. Заметила знакомые жесты и походку в кагале других людей, ощущая, как высоко подскочило в груди сердце от неожиданности.
Артур подошёл к фонтану и, приподнимая солнцезащитные очки на макушку, заскользил по площади равнодушным взглядом. Искал её. Мозг с какой-то отстранённой медлительностью отметил, что Артур пришёл не один. Рядом с ним, сунув руки в карманы светло-бежевых джинсов, стоял незнакомый темноволосый парень.
Марина мрачно усмехнулась, поднимаясь со скамейки, и неспешно двинулась в сторону фонтана, на ходу немного нервными движениями оправляя футболку, просто чтобы занять чем-нибудь руки. Гордеев заметил её, когда между ними оставалось около десяти метров. Его брови взметнулись вверх, и Марина разглядела в серо-зелёном взгляде удивление вперемешку с толикой заинтересованности.
Он тут же указал другу на неё кивком головы, и оба молодых человека неспешно направились ей навстречу.
Марина остановилась так резко, будто врезалась в невидимую стену. Артур тоже затормозил. Расстояния между ними было прилично – они бы коснулись друг друга, только если б вытянули вперёд руки. Девушка заметила, как скользнули по её фигуре его глаза. Несколько раз снизу вверх и обратно, выцепляя ненароком каждый участок открытой кожи и каждый изгиб. Это покоробило, и она едва сдержалась, чтобы не скривить губы.
И откуда вдруг взялись все те неприятные чувства, что буквально выжирали остатки ощущаемого доселе умиротворения? Досада, раздражение, отвращение… Бились, дрожали под кожей, нарушая внутреннее спокойствие, и это раздражало. И отдавалось пульсацией где-то в районе затылка.
И, кажется, начинал дёргаться глаз.
За два месяца Артур почти не изменился. За исключением того, что сменил причёску. Она шла ему в разы больше, кстати. Ранее закрывающие лоб орехового цвета волосы теперь были аккуратно уложены чуть вверх и вбок из-за взбитой чёлки. Это визуально удлинило его лицо и смягчило грубоватые черты. Очки перекочевали с макушки на серо-голубую футболку-поло, зацепившись дужкой за воротник.
Марина почти против воли посмотрела ему в глаза, внезапно почувствовав где-то за рёбрами совершенно неясное толкнувшееся волнение.
Она прокручивала эту сцену в голове сотню раз. В ней девушка была невозмутима и равнодушна, без каких-либо сомнений гордо глядя Артуру в глаза. И уж однозначно не испытывала какое-то непонятное беспокойство, которое могло всё только испортить. В какой момент всё пошло не по плану?
– Даже не обнимешь меня? – Артур вопросительно вскинул брови и округлил глаза, таки сделав нарочито возмущённый взгляд.
Актёр чёртов.
Марина недоверчиво прищурилась, но всё же шагнула навстречу, неуверенно коснувшись пальцами плеч, обтянутых тканью. А через мгновение впечаталась носом в массивную шею и ощутила на талии мужские руки, немного сильнее, чем положено, прижимающие к себе.
В нос забился резкий запах одеколона. Создалось впечатление, что Артур отвинтил крышечку флакончика с туалетной водой и просто вылил на себя всё содержимое.
Ситуация начала напрягать.
– У твоей девушки, однако, хороший вкус. Ей тоже не нравится та дрянь, которой ты брызгаешься, – приятный низкий голос, тут же разрезавший прилипшее к ней раздражение, заставил поднять глаза. И на миг забыть обо всех тех неприятных ощущениях, из-за которых она чувствовала себя неуютно.
Замечание принадлежало парню, которого она изначально заметила рядом с Артуром. По правде сказать, девушка уже напрочь забыла о его существовании, стоило ей только столкнуться лицом к лицу со своим молодым человеком и растерять всё своё внутреннее равновесие.
А незнакомец был симпатичным. Даже привлекательным.
По-другому и не скажешь.
Возвышался над Мариной сантиметров на двадцать пять, не меньше. Её макушка как раз оказалась на уровне жилистой шеи. Тёмно-русые волосы были уложены вверх, при этом находясь в небольшом косметическом беспорядке, что выглядело вполне себе эффектно. Эта причёска подчёркивала его острейшие скулы.
По ним хотелось провести кончиком пальца, чтобы убедиться в этой остроте.
Полные губы незнакомца растянулись в лёгкой ухмылке. Чуть прищуренные, что придало взгляду резкой пронзительности, из-за яркого солнца глаза, и разлившийся в них молочный шоколад. Пылающий. Живой. Такой пристальный и такой густой.
Прямые брови резко взметнулись вверх, и ухмылка тут же превратилась в приятную улыбку, придавшую выразительному взгляду тепла и чистоты, стоило ему встретить её взгляд.
– Заткнись, Егор, – буркнул где-то у уха девушки Артур.
И эта улыбка опять насмешливо скривилась. Егор закатил глаза.
Артур ухмыльнулся и немного отстранил от себя девушку, однако его рука осталась лежать на её плече, прижимая к себе и не позволяя сделать ни шагу в сторону. Она словно находилась на коротком поводке, опять. И опять ощущала давление, от которого уже, к счастью, успела отвыкнуть. И потому сейчас оно чувствовалось в разы сильнее.
С этим определённо нужно было что-то делать.
Марина аккуратно обхватила пальчиками его запястье и скинула с плеча, растягивая губы в немного нервной улыбке. Но ладонь переместилась на талию, и грубоватые пальцы скользнули под ткань укороченной футболки, огладив голую кожу.
– Познакомься, детка, это Егор, – Артур без особого энтузиазма кивнул в сторону своего знакомого. – Егор, это Марина. Моя девушка.
Не хвались, это ненадолго.
Она уже даже не ощущала сожаления. Оно переросло в откровенную жалость. Да, наверное, это была жалость. К человеку, что светился самодовольной улыбкой и даже подумать не мог, что быть его девушкой ей оставалось не так уж и долго.
– Приятно познакомиться, малышка, – Егор поднял бровь, и уголок его губ дёрнулся в усмешке, обнажая идеально ровные зубы. – Хотя, знаешь, я представлял тебя куда ниже, и твои реальные данные привели меня в небольшое замешательство. Я реально думал, что ты не больше метра пятидесяти… ну, пяти.
Какие мы остроумные.
Он в открытую смеялся над ней, чёрт. Марина вскинула подбородок.
– Мне тоже приятно познакомиться и знать, что ты заблуждался в своих предположениях на мой счёт, – растянула губы в нарочито милой улыбке и протянула ему ладонь.
Егор не смог не улыбнуться. Она выливала свою наглость в ответ на его наглость, хоть и очень завуалированным способом. И это, пришлось признать, ему немного понравилось. Он мельком оглянул стройную фигуру и милое лицо, вылавливая всё новые и новые детали. Аккуратный, чуть вздёрнутый нос. Пухлые искусанные губы как последствие привычки. Прямые блестящие волосы, русые концы которых касались тонкой талии.
Ну, да. Хорошенькая такая.
Однако больше всего привлекали её глаза. Они были просто восхитительными из-за необычного оттенка, которому вторило лишь небо над их головами: радужки окрасились в изумительный лазурный. И Егор однозначно не мог оторвать прикипевшего взгляда от её глаз, которые тоже смотрели прямо на него. Немного недовольно, но однозначно смело, бросая будто бы вызов.
Повстанческий огонёк.
Он действительно представлял Марину куда ниже, чем она была на самом деле. Анализируя рассказ Гордеева, прозвучавший пятью минутами ранее, о том, как она вообще выглядит, он воображал совсем крохотную девчонку ростом метр пятьдесят пять максимум. Однако русоволосая доставала макушкой до его шеи и лишь немного не дотягивала до среднего женского роста.
– А ты бойкая для своих ста шестидесяти сантиметров, – Егор протянул свою руку в ответ и немного сжал маленькую ладонь. Малость прохладную.
Марина почувствовала необъяснимую лёгкую волну мурашек, невесомым потоком пробежавших вдоль позвоночника, стоило ей прикоснуться к нему, и тут же невольно скосила взгляд на Артура. Его глаза приковались к их с Егором рукопожатию. В серо-зелёных радужках она различила неприязнь. Тягучую, густую. Перетекающую липкой кипящей патокой в ярость. Об которую определённо можно было обжечься.
И, кажется, она действительно обжигается, потому что спешит уставиться в другие глаза – карие.
Красиво-карие.
Выразительно-карие.
Сейчас, при свете солнца, горящие ярким пламенем. Такого слишком насыщенного цвета. Будто несущего в себе какой-то определенный смысл. Или намного больше смыслов – Марина не бралась считать.
Просто смотрела, растягивая момент.
– Вообще-то сто шестьдесят три, – она деловито подняла брови, гоня прочь мысли о его глазах. Ругая себя за то, что смотрит на него слишком долго, а это было определённо не комильфо, ведь они знакомы всего ничего. Две минуты.
Красивые две минуты.
– А ведь это дела вовсе не меняет, согласись, – он дёрнул бровью, улыбнувшись.
И это было просто…
А.
Большое и громкое «А». Соблазнительное, жгуче-притягательное.
Таять перед ним было вовсе необязательно, но Марина уже, кажется, начала, чувствуя, как взгляд намертво прикипает к красивой улыбке, практически идеальной. Да чёрт возьми, она в самом деле была идеальной!
И выражение лица, хитрое, но доброжелательное, немного заинтересованное. Он располагал к себе, и харизма, которую он источал, буквально сбивала с ног. В его глаза хотелось смотреть сильнее, больше, глубже, потому что открытый взгляд тянул на себя с бешеной силой.
А голос, густой, плавный, тягучий, что-то успокаивал в её грудной клетке. Убаюкивал, утихомиривал, и казалось, что его можно было слушать бесконечно. А если не бесконечно, то хотя бы очень долго.
Ровно до тех пор, пока что-то не щёлкнуло в её мозгу, оглушая. Вынуждая девушку моргнуть. Мысли, все до единой, покинули голову так резко, будто испарились в одно мгновение.
Осталась лишь режущая по сознанию догадка. Прозрение. Понимание.
Марина знала таких людей. Прекрасно знала – не раз общалась с юношами, подобными ему.
Играющие с окружающими. Включающие этот свой самый обольстительный образ. Привыкшие выигрывать на одном лишь впечатлении, которое производили. И поддаваться этому в действительности было бы настоящим идиотизмом, ведь Егор… был такой абсолютно со всеми. Ему наверняка хватало одной такой улыбочки, чтобы влюбить в себя табун девчонок. И, наверное, он гордился этим так же сильно, как Артур – своей новой причёской.
Эта бешеная харизма играла ему на руку – глупо отрицать, что он вероятнее всего пользовался ею ради своей выгоды. Ради того, чтобы произвести впечатление, чтобы обратить к себе, развернуть буквально лицом, а затем – вытягивать необходимое. Пользоваться людьми вокруг себя.
Это ведь и ежу понятно, правда?
Марина вытянула свою руку из его пальцев, до сих пор сжимающих её. Не прерывая зрительного контакта. Поднимая подбородок и натягивая дежурную вежливую улыбку.
Не поддаваться.
Артур, видимо, решил напомнить о своём существовании и вновь по-хозяйски притянул к себе девушку за талию, да с такой силой, что она чуть не потеряла равновесие. И вновь Марина скинула его руку со своего тела, стараясь сохранить невозмутимо-радостное лицо и не дать раздражению с головой поглотить её.
Краем глаза замечая негодование во взгляде Артура. Делая вид, что совсем не видит, ничего не видит. Ей в самом деле хотелось не видеть.
Егор наблюдал за девушкой, явно не терпевшей посягательства на своё личное пространство, с долей иронии. Но что-то подсказывало ему, что дело было далеко не в ней самой, а в объекте, так и норовившем притянуть её к себе как можно ближе и оставить без кислорода вовсе.
Что-то не особо было заметно безмерное счастье от встречи с любимым, по которому она жутко тосковала всё то время, что они были на расстоянии. Создавалось совсем обратное впечатление, однако Егор решил не вдаваться в подробности. Это ведь не его дело вовсе. Сами разберутся, не маленькие.
– Мы будем шататься по улицам втроём? – Марина сложила руки на груди, приподнимая тонкую бровь, однако вопрос всё же разрядил напряжение, повисшее в воздухе.
– Нет, мы всего лишь проводим Егора до дома.
– А что, Егор страдает топографическим кретинизмом?
Брови взметнулись вверх, и Егор уставился на девушку, сдерживая рвущийся смешок за лёгкой ухмылкой и стараясь говорить как можно более миролюбиво:
– А ты не забыла, что я ещё стою здесь, солнышко?
Марина мило улыбнулась в ответ.
– Могу спросить ещё раз, но думаю, что ты и так расслышал вопрос.
Вот же… Слов нет.
Егор склонил голову набок, продолжая сверлить её взглядом. Девушка за словом в карман не лезла, к тому же была легка на подъём. Точнее, на взаимные подколы, по всей видимости. К тому же он был совершенно точно уверен, что она таким образом просто мстила ему за его шутку про её рост.
Приподнятый подбородок тонко намекал о наличии львиной доли гордости. Девушка без сомнений была милашкой, но всё же лучше не рисковать и не класть ей пальчик в ротик. По локоть ещё отцапает. Если не по плечо.
Поэтому Егор только сильнее усмехнулся. Подался немного вперёд, наклоняясь к ней, удовлетворённо отмечая, что Марина тут же соизмерила взглядом расстояние между ними, и парировал.
– Спроси ещё раз.
Девушка прищурила глаза – совсем немного, но это не осталось незамеченным, и промолчала, только сильнее приподнимая подбородок. Это слегка позабавило.
Она позабавила.
– Он приезжий и не знает города, – голос Артура звенел. Стало ясно: сложившиеся переглядки и обмен любезностями между его девушкой и другом не сильно ему нравились. – Мы просто проводим его до дома.
Марина пожала плечами. Надо, так надо.
– В какую школу идёшь? – возобновила разговор девушка, когда они направились сквозь толпу к концу улицы – туда, где заканчивалась площадь. На этот раз в голосе не было иронии или наигранности, ей просто было любопытно с ним пообщаться.
– В твой класс, – раздался вдруг резкий голос совершенно с другой стороны.
Марину почему-то покоробило, что ответил ей не тот человек, которому был адресован вопрос, но она постаралась сохранить на лице невозмутимость и не зацикливать на этом особого внимания.
– Тоже социально-гуманитарный профиль?
– Да, – кивнул Егор, поднимая руку и спуская на глаза солнцезащитные очки. – История – это одновременно моя слабость и сила.
Внимание девушки привлекли его руки. Тонкие, изящные, с длинными пальцами, аккуратными запястьями и выступающими волнами костяшек. Марине захотелось поинтересоваться, играет ли он на фортепиано. Скорее всего, он бы имел успех, если бы играл. Девушка зачарованно наблюдала, как кончики пальцев смыкаются на дужке очков, а затем расслабляются, и он снова убирает кисти рук в карманы джинсов.
– Да, – поспешила покивать она, искренне растягивая губы в улыбке от того, что у них нашлось что-то общее, но не понимая, почему её так обрадовало это. – У меня тоже.
Артур – Артур Гордеев – учился в параллельном, уже одиннадцатом «А» классе, специализирующемся на физико-математическом профиле. Не сказать, что он идеально разбирался в точных науках, но как-то выезжал на вечном везении и хитростях. Марина же ничего не смыслила в этом направлении от слова «совсем» и потому после средней школы подала документы в гуманитарный класс. Все углублённо изучаемые дисциплины, будь то история, или русский язык, или право с экономикой, приходились ей по душе. И хоть она совсем не представляла, на кого бы ей хотелось пойти учиться в дальнейшем, знала наверняка – её профессиональная дорога будет виться именно в гуманитарном направлении.
Кончик рта потянулся вверх в лёгкой улыбке, и Егор снова украдкой окинул девушку взглядом. Прошёлся по её плечам и выпирающим из-под округлого выреза белой лёгкой футболки распахнутым крыльям ключиц. Остановился на заметно выделяющейся талии. Тонкой и аккуратной. Которую он, кажется, мог обхватить руками. Так легко. Она была до того миниатюрной, что казалась невообразимо хрупкой. С ней нужно было обращаться осторожно. И не дай бог разбить такое произведение искусства.
Он не заметил, как облизал губы, отводя глаза от притянувшей на себя всё внимание девушки. Искренне не понимая, что конкретно его в ней настолько сильно привлекло. Нельзя сказать, что она не была сексуальной. Даже совсем напротив – была. Манящей, привлекательной, зовущей.
Егор спихнул всю свою реакцию именно на это. Она всего лишь была привлекательная. И всё. А в нём не на шутку разбушевались гормоны, и, в конце концов, у него давно ни с кем ничего не было.
Давно – пару месяцев.
Да уж, это до охерения тупое оправдание.
Тонкие руки в его волосах, на лице, шее, по груди вниз, к животу. Требовательные пальцы и влажные поцелуи, хозяйка которых хотела. Безумно хотела его, он чувствовал. И что самое забавное – ещё он чувствовал, как сильно и дико ощутимо не хочет её в ответ. Двигался на автомате, целовал на автомате, расстёгивал пуговицы на атласной блузе сугубо на автомате, резко сдёргивая лёгкую ткань с тонких плеч.
Дальше – следующая вспышка в голове. Слёзы, истерики, крики. Напротив – его пустой взгляд, твёрдый, холодный. На самом деле он ощущал жалость и – совсем немного – раздражение.
Вечные звонки и унижение, письма, его разрывающиеся мессенджеры, головная боль – его, её. Такая разная головная боль. Одна – от горького несчастья, разбитого сердца, вечного недосыпа и стрессов, другая – от ощущения, что его никак не могут отпустить. Оставить в покое. Он хотел уйти – и ему бестолково не дают это сделать.
И чёрт знает, какая головная боль сильнее.
Егор не успел как следует разозлиться на себя за глупые отговорки и вспыхнувшие в голове вдруг кряду яркими картинками неприятные воспоминания. Краем глаза заметил пристальное внимание со стороны и метнулся глазами туда, встречая неприязнь во взгляде друга, который Артур тут же попытался спрятать, отводя в сторону. Прищуренный, изучающий, недовольный. С толикой неожиданно-глупой ревности.
Егор явно ощутил, как это было некстати, совсем неуместно. Кажется, повода не давали ни он, ни девчонка. Да, они немного позубоскалили друг дружке, да, пожали друг другу руки, ну и что с того? Тяжело вздохнул, сцепив зубы. Стараясь не зацикливаться на ненужных мыслях в голове и непонятных эмоциях в глазах Гордеева, что теперь усиленно прятал взгляд.
Кажется, Марина не акцентировала внимание на молчании, звоном повисшем в компании. Или просто не подавала виду, потому что на лице до сих пор была расслабленная улыбка. Оно и к лучшему. Напряжения не хотелось. Оно едва сошло.
Тишину в их компании нарушил звонок телефона. Егор поспешно нащупал его в переднем кармане джинсов и вытащил, мельком глянув на определитель, проводя по сенсору и поднося к уху.
– Да, я слушаю.
Марина проследила его движения взглядом. Егор с головой ушёл в разговор, и она подумала, что сейчас было самое время, чтобы расставить все точки над «и». Назад дороги нет, поэтому она наклонилась ближе к Артуру, с которым за всё время, что они шли, предпочитала держать дистанцию.
– Нам нужно будет поговорить.
Наверное, проблеск понимания, что ситуация между ними всё-таки не так идеальна, как ему казалось, озарил его. Артур тотчас нахмурился, переводя на девушку недовольный взгляд. Марина подумала, что если бы он мог испепелить её сейчас, он бы испепелил, даже не задумываясь.
– Так говори.
Даже голос выдал его с головой. Звенящий, дрогнувший мелким стальным отголоском.
– Нет, – Марина отрицательно мотнула головой, сжимая губы, стараясь не прислушиваться к коротким фразам Егора, который всё ещё с кем-то беседовал по телефону. – Я поговорю с тобой, когда мы останемся одни. Это личный разговор.
Собственный тон, не терпящий возражений, ей понравился, и она чуть приподняла подбородок, пресекая в себе желание улыбнуться.
Кажется – или ей показалось? – Артур скрипнул зубами, отстраняясь от неё. Отвернул голову и – девушка была почти уверена – закатил глаза. Ну и пусть. Марине не было дела до его кривляний. В конце концов, она нашла в себе смелость начать тот разговор, который ей хотелось поскорее закончить. Поэтому девушка вздохнула полной грудью, обхватывая пальцами ремешок сумки, и зашагала увереннее. Безгранично радуясь тому, что её – пока ещё – молодой человек не предпринимает очередную попытку заключить её в своё объятие.
Егор закончил разговаривать по телефону, убирая его в карман светло-коричневых джинсов.
Они давно свернули с площади, и теперь людей вокруг стало в разы меньше. Зато воздуха – явно больше. Тропинка, по которой они неторопливо прогуливались, тянулась вдоль длинной многоэтажки, укрытая кронами высоких наклонившихся берёз. Солнце осталось по ту сторону дома, поэтому дорожка окунулась в тень целиком. Тут было тихо и спокойно, а что ещё более важно – тут было прохладно.
Парни завели какой-то отвлечённый разговор ни о чём, но Марина не прислушивалась, позволив себе недолго помолчать и насладиться безмолвием этого маленького городского закоулочка.
Пахло цветами, свежескошенной травой и летом.
Взгляд скользнул по нескольким клумбам, высаженным по обе стороны от тротуара. Коснулся безоблачного неба над головой, кусочки которого проглядывались сквозь густую листву. И замер, наткнувшись на Егора, что шёл чуть левее. Очки уже покоились на его макушке. Юноша усмехнулся на реплику Артура, обнажив ряд ровных зубов. Кивнул. Поправил клетчатую рубашку, потянув её вниз за полы. Насмешливо поднял брови и покачал головой, опуская глаза.
И при этом всём он выглядел каким-то слишком привлекательным.
Марина отвернулась, чувствуя, что к щекам приливает кровь. Это безумие какое-то, но ей нравилось на него смотреть. Как можно так сильно излучать обаяние, она не знала, но зато видела собственными глазами, убеждалась в этом каждый раз, когда взгляд прикипал к Егору.
Надо же. Он казался почти нереальным. Хотелось протянуть руку и потрогать его – только для того, чтобы убедиться, что он настоящий. Живой и не привиделся ей.
И голос. Молодые люди рассмеялись почти синхронно, но голос Егора показался ей более приятным. Или, может, просто она уже даже на каком-то сознательном уровне отторгала Артура настолько сильно, что готова была не видеть и не слышать его вовсе?
Марина покусала губу, стискивая тонкий ремешок сумки чуть крепче. Потупила глаза, хмурясь собственным мыслям, и попыталась выкинуть их из головы. Мазнула взглядом по носкам своих белых кедов на высокой платформе, понимая, что перебирает ногами практически на автомате.
– Ну, мы пришли.
Она не сразу разобрала раздосадованность в голосе Гордеева. Остановилась и оглянулась, не понимая, зачем они вернулись к её дому. Более того, все трое сейчас стояли возле её подъезда. За недолгими разговорами и своими размышлениями она даже не отслеживала маршрут, по которому их вёл Артур.
– Пришли? – уточнила девушка, неуверенно глянув на Гордеева.
Он внимательно смотрел на неё, будто бы желая как можно лучше разглядеть реакцию на лице, и Марина вдруг поняла, что это не к добру. Совсем не к добру. В голове словно звякнул щелчок, расставляя всё по своим местам, сплетая ниточки, собирая паззл, и девушка едва сдержалась, чтобы не покачать головой. Недоверчиво, почти умоляюще.
Едва сдержалась, чтобы не попросить его кое о чём.
Скажи, что это не то, о чём я думаю.
Это было слишком смешно, чтобы оказаться правдой.
Но оно оказалось.
– Ах, да. Совсем забыл сказать, – каждое слово, которое он выделял металлом в голосе, будто било девушку по лицу, и ей не хотелось знать, что он скажет дальше. То ли потому что она не желала это слышать, то ли потому что отказывалась признаться себе, что желала, ещё как желала. – Так уж вышло, что вы живёте в одном подъезде.
Егор прыснул в кулак, отвернув голову в сторону. Марина прикрыла глаза, сжимая переносицу двумя пальцами. Все трое, кажется, были просто «счастливы» услышать эту прекрасную новость. И ещё неизвестно, кто из них был счастливее.
Сложившаяся ситуация потихоньку начинала раздражать. Сверля буравчиком по оголённым нервам так, что спокойно устоять на месте и не развернуться, чтобы уйти, стало задачей не самой простой. Сперва из-за поведения Артура, а теперь…
Кажется, до Марины начала потихоньку доходить вся суть.
Что она и её новоиспеченный знакомый, пределов наглости у которого, возможно, не существует, будут жить в одном доме. Да что там, доме. В одном подъезде!
Девушка не верила в совпадения. Однако сейчас ей отчаянно захотелось думать именно так: это всего лишь. Жалкое. Совпадение. А если Артур сейчас согнётся пополам и начнёт хохотать и бить себя по бедру, приговаривая, что это шутка, а они, дурачки, купились, будет вообще прекрасно.
Что-то подсказывало, что ни к чему хорошему это соседство не приведёт.
– Ну, спасибо, Артур. А с тобой, – Марина подняла глаза, понимая, что обращаются к ней. Егор жал руку Гордееву, но смотрел прямо на неё. Мягко усмехался; в глазах сверкал хитрый янтарный огонёк. – Еще увидимся. Не правда ли?
– Видимо, всё же придется, – девушка растянула губы. Сарказма в голосе не вышло – улыбка получилась будто бы уставшая.
– Ну, я думаю, перетерплю твоё присутствие. Так и быть.
Вот оно как. Ну, надо же!
Она едва не всплеснула руками от бессильного раздражения, чувствуя, как чешутся руки. Впору было врезать ему по смазливой физиономии. Он же это специально, она знала, что он специально её подстёбывает.
– Это ещё вопрос, кто кого терпеть будет, – Марина прищурила глаза, огрызаясь ему в ответ.
Кончик его губ дёрнулся вверх, и Егор усмехнулся, кивнув, в мгновение ока становясь опять самым прекрасным существом на всей планете. Как же так получилось, что он такой до невозможности противный и одновременно с такой красивой улыбкой?
Через пару мгновений Егор скрылся за тёмно-синей дверью, оставляя девушку разбираться со своим клубочком кристально-чистого раздражения, готовым разорваться в тонком горле в любую секунду. Как он умудрился так сильно раздразнить её, сбить с толку, разворотить ей прекрасно-спокойное настроение до состояния, когда чешутся ладони и даже, кажется, мозг где-то в черепной коробке?
Нужно было успокоиться.
– Я слушаю тебя. Что ты хотела мне сказать? – сухой голос где-то сбоку. Холодный и пробирающий до самых костей. Врезался в сознание, но слова, кажется, ещё пару секунд отчаянно отказывались восприниматься раздражённым рассудком.
Ровно до тех пор, пока девушка не вспомнила о том, что хотела поговорить с ним. И её будто обдало ледяной водой. В животе завязался тугой узелок. Она отчётливо поняла, что сейчас передумала вообще что-либо говорить этому человеку.
Вперила взгляд в Артура, подбирая нужные слова в голове, отполировывая их и перекручивая на языке двести тысяч раз. Как можно было спокойно объяснить ему это, при этом получая такую же спокойную отдачу? Она знала, как он реагировал на плохие новости, и знала, что это известие ему точно не понравится.
«Давай останемся друзьями»?
«Я тебя больше не люблю»?
«Пойми меня правильно»?
Марина закусила губу. Варианты метались в голове подобно маленькому урагану и сбивали с нужной волны, на которую она так старалась настроиться.
Всё начинало потихоньку давить на неё.
К тому же серо-зелёные глаза напротив глядели с каким-то отстранённым пренебрежением, и это отвлекало от складывающейся более-менее мысли, но девушка всё равно приготовилась говорить, искренне надеясь, что звуки и слова не закупорятся где-то на уровне горла и найдут необходимый выход.
– Артур… я долго думала над этим. Долго задавалась вопросом, стоит ли нам продолжать…
А можно, пожалуйста, выключить мямлю? Спасибо.
Его брови в немом недоумении поползли вверх, когда он, кажется, понял, к чему она ведёт. И это почему-то отрезвило. Голос зазвучал увереннее.
– В общем, я считаю, что сейчас нам нет смысла продолжать отношения. Я не чувствую к тебе то, что чувствовала раньше, и я не думаю, что из этих отношений выйдет что-то в дальнейшем. Поэтому я предлагаю расстаться. Как хорошие друзья. Прости, но я не вижу другого варианта.
И замерла, глядя ему в глаза. Чувствуя, как сердце лупит по рёбрам. Надеясь, что Артур не слышит этого ненормального стука.
Молчание длилось, наверное, полминуты, хотя Марине показалось, что прошло не меньше трёх. За это время Артур ни разу не шевельнулся и вообще с каждым мгновением всё больше напоминал застывшую статую, изображающую целую смесь не самых приятных чувств: недоумение, растерянность, отчаяние.
Когда он начал-таки подавать признаки жизни, девушка украдкой облегчённо вздохнула. Наблюдая, как он неспешно складывает руки на груди и сдвигает к переносице брови, Марина осознала одну маленькую деталь: она не дышала всё то время, что он стоял перед ней, не шевелясь.
А через секунду мозг подметил ещё кое-что: его взгляд резко начал меняться, приобретая совсем другие оттенки настроения. Горячие, пылающие, проедающие.
Оттенки страшного гнева, который, кажется, уже готов был свалиться прямо на её головушку грешную. Кажется, прямо сейчас.
– Что ты сказала? – голос прозвучал внезапно и громко, но куда выше, чем до этого.
Девушка едва сдержалась, чтобы не ответить ему что-нибудь этакое. У него ведь есть уши, неужели не слышал? Повторять всё заново она была просто морально не готова.
Артур дышал через рот. Солнце било ему в глаза, отчего он хмурился и щурил их, но, судя по всему, почти не замечал этого. Или не хотел замечать. Ничего вообще, кроме своего задетого эго.
Марина покусала губу и начала теребить замочек от кармашка на сумочке, ожидая продолжения реакции. Прекрасно зная, что оно последует.
– Пожалуйста, пойми меня правильно. Я не хочу делать тебе больно, но так будет луч…
– Для кого, чёрт возьми, лучше? – внезапный рёв, прозвучавший раньше, чем она успела закончить своё предложение, заставил её вздрогнуть и схватиться пальцами за ремешок сумки, будто в попытке спастись от нарастающей ярости, которая, кажется, могла затопить собой всё вокруг. Однако девушка быстро взяла себя в руки.
– Если хочешь обсудить это, то мы поговорим, когда ты успокоишься.
Вскинула подбородок и направилась к двери, надеясь скрыться за ней и оставить Гордеева и этот разговор навсегда в прошлом, игнорируя колотящееся в горле сердце.
Но не успела девушка даже коснуться металлической ручки, как на запястье грубым обручем сомкнулись пальцы Артура, сжимая тонкую руку. Марина обернулась так резко, что волосы хлестнули по щекам и небрежно распались по плечам и спине.
– Нет, – он покачал головой с какой-то ненормальной улыбкой, напоминающей оскал. – Мы поговорим сейчас. Здесь и сейчас.
Глаза были настолько безумны, что трудно было сказать наверняка, действительно ли перед ней сейчас стоял здравомыслящий человек. Марине стало как-то очень не по себе. Сейчас она не до конца была уверена, что он не причинит ей зла.
Девушка мельком оглянула улицу. На всякий случай. Только в целях безопасности. Мало ли, что мог выкинуть Артур. И хотя ей очень хотелось верить, что ничего особо опасного для её жизни, перестраховаться всё же стоило.
Как назло, ближайший человек, который мог бы помочь ей в случае непредвиденного, находился на другом конце улицы.
Загнанная в ловушку, словно беспомощный дикий зверёк, за которым долго гонялись и, наконец, припёрли к стенке, она почувствовала, как трясутся собственные поджилки, и лихорадочно опустила взгляд на своё запястье, которое, словно в капкане, удерживали его пальцы.
– Отпусти, – в её голосе – голое предостережение.
– А то что? – его верхняя губа дрогнула.
Сердце пропустило удар.
В смысле, а то что?
– Я сказала, отпусти меня.
Она колоссальным усилием воли старалась сохранять прохладное безразличие в голосе, но только чётко слышала, как он начал подрагивать. Ей не нравилось то, что происходило. Зачем он сейчас держал её? К чему? Неужели она не сказала ему, что всё? Всё! Конец.
А его глаза пылали, из них вот-вот должны были посыпаться искры. Марине даже сначала показалось, что они уже лились жгучим бесконечным потоком на сжатое пальцами Артура запястье. Ибо она не могла найти другую причину, почему руку охватило неприятное ощущение, отдалённо напоминающее боль.
А ещё она поняла: ярость – единственное, что не являлось его игрой. Он мог строить из себя кого угодно. Но состроить разгневанного человека у него не получалось никогда. По крайней мере, состроить так, чтобы в это хотелось верить. И если в это всё же верилось, значит, он не старался. Значит, это получалось само, и он действительно злился.
Вот и сейчас. Гнев, злоба, ярость. Они существовали. Здесь и сейчас. Раскаляли воздух своим жаром.
– Как ты можешь так сделать после всего?! Какая же ты дрянь!
Везде была своя черта, переступать которую не стоило. И каждый человек должен понимать, где и какая черта находится. Каждый здравомыслящий человек, по крайней мере. Но Артур почему-то не понимал и позволял себе лишнее.
Откуда взялись силы, чтобы вырвать руку, Марина не поняла. То ли Гордеев в приступе негодования ослабил хватку, то ли злость придала спасительных сил уже ей самой. Но следом за этим она резко, неконтролируемо, почти на уровне рефлекса замахнулась.
Ладонь неприятно засаднило. Казалось, в кожу одна за другой впивались острые иглы. Голова Гордеева запрокинулась по инерции от удара. Не слишком сильного. Наверное, многое в этой ситуации сыграла неожиданность. Для обоих.
А потом наступила тишина.
Марина тяжело дышала. Они стояли так около нескольких секунд, прежде чем он снова посмотрел на девушку, повернув голову, возвращая ей нормальное положение. Щека слегка покраснела. Ошеломление вытеснило в его глазах все остальные эмоции, даже горящую доселе ярость.
Но Марина знала – пройдёт минута, и она воскреснет с новой силой. Как только до него окончательно дойдёт произошедшее.
Девушка медленно подняла подбородок, не отводя взгляд. Злость на него начала отступать, и только сейчас Марина почувствовала, что едва ощутимо дрожала. Скорее, на фоне бушующих эмоций от совершенного смелого действия, нежели от гнева, пылающие ленты которого сковывали её ещё меньше минуты назад.
Она ничего не сказала. Просто резко развернулась, поправляя ремешок снова съехавшей сумки, дёрнула на себя ручку тяжелой двери и зашла внутрь, стараясь, чтобы все эти действия не получились слишком лихорадочными. Словно она бежала от него.
Потому что она бежала. И отчаянно не хотела, чтобы он понял это.
Глаза метались по подъезду. По стенам, окрашенным в бледно-голубой цвет, по металлическим перилам, по низким частым ступеням, не видя перед собой ничего. Проваливаясь в пространство вокруг. В одно мгновение взгляд застыл, и Марина прислонилась к стене.
Несмотря на напряженный конец, на душе стало намного легче. Она смогла. Она сказала.
Всё кончено.
Свобода легла на плечи девушки вместе с солнечным маревом, льющимся из окон. Марина вдохнула ее, ощущая знакомый запах скошенной травы, и ей вдруг показалось, что именно так она и пахнет. Настоящая. Приносящая счастье. Заглушающая гул крови в ушах.
Свобода.
Девушка облегчённо вздохнула, улыбаясь. И улыбка эта, наконец, получилась совершенно искренней.
* * *
– Ты правильно поступила, – мама сделала глоток чая и опустила кружку на колени, грея в руках. Её действия были плавными, неспешными, по-женски изящными. – Если больше ничего не чувствуешь, то зачем держать человека рядом с собой? Это тяготит и его, и тебя. И если он давил на тебя. Это ужасно. Так не должно быть.
Марина тоже обхватила свою кружку ладонями, однако приступать к напитку не спешила. Взгляд скользнул к матери, и девушка невольно обвела им мягкие черты родного лица. Каштановые волосы собраны в низкий хвост, касаются концами лопаток. Несколько коротких прядок выпали из простенькой причёски и теперь ложились на низкие скулы. В глазах приятное чувство расслабления после трудного рабочего дня.
Сейчас всё, что нужно для её счастья и комфорта, – это чашка зелёного чая со вкусом лимона и мелиссы и мягкий диван, по которому можно было расплыться и отдыхать.
Марина вздохнула и откинулась на сваленные за спиной подушки, устраиваясь удобнее. Разговоры с мамой всегда были чем-то приятным и успокаивающим. Чем-то, что придавало сил и поднимало настроение, даже если весь день до этого был одним сплошным негативом. После таких бесед зачастую казалось, что всё хорошо. Что можно найти выход из любой ситуации. Главное – подумать головой. Проанализировать, не поддаваясь эмоциям.
И не стоило тратить драгоценные нервы, не уставала повторять мама, – их и так было немного. Если можешь что-то исправить – вперёд, а если нет, то, собственно, зачем переживать?
– Да, это точно, – Марина огладила большими пальцами кружку в ладонях, опуская взгляд на напиток. Долька лимона плавала на самой его поверхности.
– Тем более что он ведёт себя, как лошара.
Фраза прозвучала живо и неожиданно, заставив девушку рассмеяться. И убедиться в очередной раз в том, как сильно она любила такие моменты. Когда они просто сидят перед телевизором в гостиной. То увлечены какими-то программами или фильмами, то – разговором. Спонтанным, обо всём подряд, заряжающим. Смеются, рассказывают друг другу, что нового произошло за день, обсуждают.
Даже если они молчали, на душе было мирно. Напряжение не чувствовалось ни в коем разе. Только уют и комфорт, лениво циркулирующие в расслабленном теле. А по-особому уютно становилось, когда по стёклам приглушённо барабанил дождь. Мерно и негромко, будто бы убаюкивая, расслабляя ещё сильнее. Марина глянула в окно – сейчас дождя не было, но вот-вот должно начать смеркаться. Тёплый солнечный свет затоплял комнату, однако не резал глаза. Наоборот – вписывался в эту обстановку как нельзя лучше.
Девушка, наконец, поднесла кружку ко рту и сделала глоток, чувствуя, как горячий напиток пустился по пищеводу, согревая тело и затуманенный спокойствием рассудок.
– Когда приезжает Диана? – спросила мама мягким голосом.
Воображение за несколько коротких мгновений нарисовало в голове Марины знакомое лицо темноволосой подруги. Синие глаза, излучающие радостный свет, блеснули в памяти, и девушка улыбнулась этому воспоминанию.
– Завтра.
Они списывались от силы час назад. Диана как раз сообщила, что их уже пригласили на посадку в самолёт, и она напишет, как только они приземлятся.
– Вы долго не виделись.
– Точно. Два месяца. Пожалуй, слишком долго.
Телефон, лежащий чуть поодаль, завибрировал. Марина с ленцой перевела взгляд в его сторону, однако, едва на глаза попалось имя звонящего, девушка оживилась, оставляя от себя кружку, и потянулась к смартфону.
– Папа звонит, – сообщила она матери, взгляд которой тоже мигом зажёгся заинтересованностью, и провела большим пальцем по дисплею, принимая вызов. – Да.
– Привет, Мариш, – послышался радостный низкий голос на другом конце линии, тут же заставивший Марину растянуть губы в широкой улыбке. Как всегда, бодрый и полный энтузиазма.
– Привет! Ну как дела? Как всё прошло? – поинтересовалась она, немного приподнимаясь на подушках и поджимая к груди колени. – Подожди, я включу громкую связь. Мама тоже тут.
Отняла телефон от уха и положила на диван между собой и матерью, нажимая на кнопку громкой связи на экране.
– Привет-привет, – мамин голос хоть и был уставшим, но явно выражал такую же радость. Глаза потеплели ещё сильнее, и на губах заиграла безмятежная улыбка. – Как дела? Как прошло заседание? Оно должно было быть последним, да?
– Привет, мои дорогие. Всё прошло замечательно! Мы выиграли это дело.
Оно тянулось длинной канителью уже несколько месяцев, и день «икс» был назначен именно на сегодня. Слишком много времени и нервов ушло не ради того, чтобы оно оказалось проигранным. К тому же Марина даже не сомневалась в отце и в том, что всё завершится благополучно.
– Прекрасно, – мама облокотилась локтём о спинку дивана, подпирая висок фалангами пальцев. Расслабленный взгляд приковался к экрану телефона, словно бы там вот-вот должно было вспыхнуть лицо отца. Однако нет – дисплей потух, и вместо этого Марина видела в нём отражение мамы и кусочек потолка над их головами. – В конце концов, сколько это могло продолжаться ещё?
– И не говори, дорогая, – несмотря на то, что отец был явно в приподнятом настроении, голос насквозь пропитался усталостью. Но это была не та усталость, от которой хотелось сбежать куда подальше; в этот раз, благо, она мешалась ещё и с львиной долей облегчения.
Они не жили вместе уже около трёх лет. Отец перебрался в Петербург, едва получил очень выгодное предложение по работе. Отговаривать его не стали; совсем наоборот – подталкивали сделать этот важный шаг. К тому же работа оказалась высокооплачиваемой, да и отец получал неиссякаемый поток удовольствия от неё.
Конечно, вставал вопрос о том, чтобы переехать всей семьёй, но вскоре идею отмели. После долгих обсуждений пришли к выводу, что было бы предпочтительнее, если бы Марина окончила все одиннадцать классов в привычной и спокойной обстановке, чтобы переезд и все вытекающие из него последствия не привели к стрессу или неудобствам. Сама Марина была более чем удовлетворена решением. Уже только после её выпуска они вдвоём с мамой собирались перебраться в Петербург к отцу. И хотя девушка до сих пор не была уверена в том, что хочет получать высшее образование именно в Петербурге, семья остановилась на этом варианте.
В конце концов, потом она могла выбрать любое учебное заведение. Даже если оно находилось не в Питере.
Сейчас же они виделись крайне редко – отец приезжал пару-тройку раз в год, не больше; однако они созванивались, причём довольно часто, и это не могло не радовать.
Совсем недавно, во время одного из телефонных разговоров, совершенно спонтанно встал вопрос о том, чтобы ближе к концу декабря отправиться в Петербург к отцу и справить Новый год вместе, всей семьёй. Как раз, когда у Марины закончится семестр, и начнутся каникулы. Это было необычно – праздновать наступление Нового года вне дома, ведь, как правило, они собирались именно в этой квартире; отец всегда приезжал сюда на праздники и оставался на пару недель.
И хотя сейчас альтернативой являлся сам Санкт-Петербург, прекрасный, головокружительный, одно вдохновение и красота, об этом всё равно было непривычно думать.
Им ещё только предстояло обсудить эту идею подробнее, но, кажется, Марина была совсем не против. Со второго семестра у неё начиналась активная подготовка к выпускным экзаменам, и ей однозначно требовалось хорошенько отдохнуть перед этим кошмаром.
Мысли об окончании школы навевали жуткую тоску. Мысли, собранные в одну кучку, накрепко перевязанные, скомканные, сбитые. Сбивающие и её саму. Потому что всё должно было перевернуться с ног на голову и пойти совершенно в другом русле. Становилось немного не по себе, когда приходило понимание того, что детство и вправду кончается.
И страх этот ведь не являлся чем-то исключительным. Чем-то, чего не испытывают другие молодые люди её возраста. Конечно всегда немного пугающе, когда твой устоявшийся мирок, к которому ты давно привык, должен был резко измениться. Этакое чувство лёгкой паники перед чем-то совершенно неизвестным.
Просто она не знала, что будет дальше. С ней самой и с людьми вокруг неё. Людьми, которые рядом с ней. Которые дороги ей. Марина успокаивалась лишь тем, что каждый раз напоминала самой себе: от вступления во взрослую жизнь ещё никто не пострадал слишком сильно. И никто не умер. Это, пожалуй, самое главное. Ведь если так, то бояться особо нечего.
Наверное.
В любом случае думать об этом сейчас и изводить себя ненужными переживаниями было совсем не обязательно. Сейчас на линии до сих пор висел отец, и Марина немного расслабилась, слушая о том, как прошёл его день. Руки вновь потянулись к кружке с уже слегка остывшим чаем, и девушка сделала несколько глотков, наслаждаясь слабой кислинкой, которую дала долька лимона, всё также плавающая у самой поверхности, и тёплой атмосферой вокруг себя.
* * *
Егор тяжело вздохнул, зарываясь лицом в ладони, и откинулся на спинку дивана. Запрокинул голову, прикрыл глаза. Артур уже битый час во всех красках описывал ему их с Мариной разговор, и он понял, что это начинало потихоньку давить на его мозг. Первые полчаса – пока они шли до дома Гордеева, оставшиеся полчаса – пока Егор сидел на этом чёртовом диване.
– Успокойся, Артур.
Кажется, эта фраза прозвучала уже раз двадцать за вечер, а то и больше. Юноша открыл глаза, вернул голове нормальное положение и посмотрел на друга. Тот стоял у окна, опёршись ладонями на подоконник, и Егор заметил, как его плечи, обтянутые тканью футболки, едва заметно тряслись. Это происходило больше от шока, тонко граничащего с яростью, нежели от большого горя.
Вы что, как же это она посмела вот так с ним поступить?
Ужас, просто ужас.
– Успокоиться?! – Артур рывком обернулся, повышая голос, но тот только сорвался. Откашлялся, слегка повернув голову в сторону, не отводя от Егора недовольного взгляда. – Успокоиться, говоришь? Она меня бросила, мать твою. Она потом поймёт, какую ошибку совершила.
И снова отвернулся к окну, не находя себе места.
– Обязательно, – Егор процедил эти слова в напряжённую спину и закатил глаза.
Обстановка этой маленькой комнаты начала наваливаться на него всей своей свинцовой тяжестью. Вместе с ноющим Артуром. Вместе с этим бьющим в глаза солнечным светом. Множа раздражение, которое сегодня чувствовалось в разы сильнее, и Егор откровенно не понимал, почему. Вздохнул, и с этим вздохом из него вырвалось что-то, отдаленно напоминающее то ли рычание, то ли глухой стон. Снова откинулся на спинку дивана, запрокинул голову и прикрыл глаза.
Он не ожидал, что ему придётся снова увидеть Артура вечером того же дня.
Как раз только лёг на кровать в своей комнате, к которой до сих пор никак не мог привыкнуть, и, раскинув руки по сторонам, уставился в потолок, раздумывая над тем, разобрать ли оставшиеся коробки сегодня или оставить это дело на следующие дни. В конце концов, до школы было достаточно времени, он бы успел. Однако размышления перебил громкий звонок и вибрация телефона, лежавшего на столе. Егор поднял голову, чтобы убедиться, действительно ли ему придётся вставать, всей душой надеясь, что звонок скинут самостоятельно, на том конце линии. Но вспышка на смартфоне упрямо мигала, и он тяжело вздохнул, рывком поднимая тело с мягкой постели.
Определитель высветил имя, и брови тут же взметнулись вверх.
Что ему было нужно?
Оказалось – выплакаться. Артур не сказал об этом прямо, разумеется, просто разозлённым тоном выпалил что-то о Марине и попросил срочно встретиться, так как был разговор. Егор не смог отказать. Наверное, больше из любопытства. Он быстро переоделся, сунул телефон и наушники в карман джинсов. Прошёл к выходу, задержался у зеркала. Отражение не улыбалось ему и хмурило брови, но Егор плюнул на это, привычно прошёлся рукой по волосам и заглянул в комнату позади себя.
– Я ушёл, – сообщил он.
Мать, до этого скользившая увлечённым взглядом по страницам очередной книги, подняла глаза. Кудрявая тёмная прядка тут же выпала из собранного пучка, упав к лицу, и ей пришлось оторвать руку от небольшого томика, чтобы заправить её за ухо. Она забралась на диван с ногами, немного поджав их под себя, удобно расположившись в уголке на большой подушке. Улыбнулась, кивнула.
– Только не заблудись, пожалуйста.
И в голове вдруг яркой секундной вспышкой, которая, к слову, тут же потухла, сменившись негодованием.
«А что, Егор страдает топографическим кретинизмом?».
– Да что ж такое? – вопросил он в пространство гостиной, подпирая дверной косяк плечом и складывая руки на груди. Выкидывая прочь из головы воспоминание о ней. – Почему уже дважды за сегодня люди намекают на то, что у меня вдруг может развиться дезориентация?
Женщина рассмеялась, прикрыв рот маленькой ладонью, и наклонила голову вбок. В светлых глазах сверкнули озорные искорки.
– Наверное, стоит задуматься, раз я не первая, – посоветовала она.
– Я почему-то совершенно точно уверен, что мне это не грозит, – ухмыльнулся Егор, а затем, поймав тёплый взгляд матери, поднял ладонь, коротко махнув на прощание, и вышел из квартиры.
Против воли думая о том, может ли встретить сейчас Марину. Чисто случайно. В конце концов, они же теперь соседи. Вроде как соседи. Он всё ещё не обдумал сей факт как следует, чтобы знать наверняка, нравилось ему это или нет. Нравилось ли ему, что совсем рядом с ним теперь будет эта девочка с изумительно-синими насыщенными глазами.
Даже бледнее, чем синими. Ярче, чем синими. Они напоминали лазурное летнее безоблачное небо или гладь океана на берегу какого-нибудь необитаемого острова. Вдохновляли на эту чёртову поэтику, которую Егор даже не любил. До оцепенения насыщенные.
Бывают же такие глаза.
Такие необычные, в смысле, исправил себя он. Чем-то далёким, похожим на здравый смысл, понимая: она всё-таки зацепила его. Своим остроумием, или своей миниатюрностью, или красивым телом, или же снова этими голубыми глазами.
«А что, Егор страдает топографическим кретинизмом?».
Тонкая бровь приподнята, губы растягивает лёгкая ухмылка. Руки сложены на груди, из-за чего слегка задралась белая футболка, и, если бы на ней были джинсы с низкой посадкой, а не с высокой, Егор смог бы увидеть её живот.
Ага. Обычным кретинизмом страдаю, если продолжаю думать о тебе.
– О чём ты опять задумался?
Голос товарища вернул Егора в реальность. Он стиснул зубы. Сейчас было не до неё. Нужно разобраться с Артуром.
Открыл один глаз и поймал на себе удивлённый взгляд Гордеева.
– Ни о чём. Продолжай свой плач Ярославны, – последнюю фразу он повторил настолько тихо, насколько смог, и опёрся локтями о разведённые колени, кладя подбородок на сцепленные пальцы перед собой. Голова вдруг стала настолько тяжелой, что Егор понял: удержать ее сейчас смогут лишь руки.
– Она сейчас по-любому там преспокойненько отдыхает, ни о чём не думает.
– Вероятно.
– И ничего её не гложет.
– Скорее всего.
– Ей по-любому плевать на меня.
– Кажется, она так и сказала.
– Какая же она сука. Самовлюблённая дура.
– Хватит, – слово вырвалось совершенно неожиданно; вкупе со всеми остальными его ответами, над которыми он особо не задумывался. Егор распахнул глаза, искоса глянув на Артура. Тот взирал на него с недоумением. Зачем он это сказал? Вот зачем?
Однако слушать, как Артур опускает девушку без причины, желания не было никакого. Одно дело – выслушать и поддержать после того, как его, бедного и несчастного, бросили. Другое – терпеть оскорбления, на которые Гордеев начал переходить. И хотя они были адресованы практически незнакомому для Егора человеку, его это немало задевало.
Он не знал, почему. То ли потому что чёртова так называемая нравственная сторона его души не могла спокойно слушать, как парень, только что переживший расставание, поливал свою бывшую девушку грязью ни за что; то ли потому что просто в его присутствии девушку поливали грязью; то ли потому что грязью поливали именно эту русоволосую нахалку.
– Это уже закрытая тема. Бросила – бросила, ничего не поделаешь. Смирись и иди дальше. Это не последняя девушка в твоей жизни.
Хотя, вероятнее всего, последняя такая девушка.
Егор не стал озвучивать эту мысль. Просто наблюдал, с каким удивлением его слушал Гордеев, и думал о том, каким придурком нужно быть, чтобы человеку не хотелось даже прикасаться к тебе. Не говоря уже о том, чтобы состоять в каких-то отношениях.
Артур вполне мог быть таким придурком – Егор убедился в этом сегодня, каждый раз видя очередную попытку девушки скинуть руку своего на тот момент ещё молодого человека со своего плеча или талии. И Егор был даже не удивлён, услышав, что они с Мариной расстались.
В конце концов, он давно знал Гордеева. Знал его привычки, его взгляды, его самого. Знал о его личной жизни ещё до Марины. Кстати, о своей последней девушке Артур рассказывал не так уж много. Даже его с ней фотографии Егору ни в одной соцсети не попались – он бы запомнил её милое личико. Вся информация об их отношениях сводилась к тому, что они даже полгода не продлились, что у Марины до охренения классная фигура, в чём Егор сегодня самолично убедился, и что Артур частенько тусовался у друзей и звал девушку с собой, но она чаще всего отказывалась, и это Гордеева немало раздражало. Пожалуй, всё.
Негусто.
И почему Егор сейчас испытывал некоторого рода облегчение от того, что эти двое больше не вместе, он понятия не имел. Разбираться в этом не хотел. Хотел только спокойствия, одиночества и вдохнуть в себя свежий вечерний воздух. Расслабить нервы и немного пройтись, прежде чем вернуться домой.
Так он и поступит.
Егор поднялся с дивана, намереваясь покинуть друга и надеясь, что тому не придёт в голову идея тоже выйти на улицу, за компанию. Сейчас от любой компании Егору бы хотелось воздержаться. А от компании Артура – тем более.
И чтобы его опасения уж наверняка не подтвердились, он как бы между прочим произнёс:
– Я пойду. Голова разболелась.
Хотя, возможно, Артуру сейчас и так было не до прогулок, но подстраховаться всё же стоило.
– А, ладно, – тот спокойно кивнул и прошествовал за ним в прихожую, по пути хлопнув ладонью по плечу. – Ты прав. Я не буду зацикливаться на этой неудачнице.
Сам ты неудачник.
Слова чуть не вылетели из горла – Егор в последний момент успел сцепить зубы, скрипнув ими. Прикрывая глаза, чувствуя утроившееся желание быстрее уйти отсюда.
До чего же Артур бывает кретином.
Тот, видимо, посчитал его молчание знаком согласия, потому что без каких-либо задних мыслей продолжил:
– Ну, бывай, и спасибо тебе.
Егор обулся и лениво повернулся к нему. Кивнул, нехотя пожимая протянутую руку. Ощущая раздражение, которое закипало прямо под кожей. И порыв высказаться.
– Без проблем, но прекращай отзываться о ней, как о самом худшем человеке на свете. Это низко. Она не сделала ничего такого, за что бы можно было её так ненавидеть. И если бы ты реально любил её, то не сказал бы и половины из того, что сказал.
Не стал ждать, пока Гордеев, поднявший в немом недоумении брови, ответит. Подбадривающе хлопнул его по плечу, развернулся и покинул квартиру, скользя по лестничному маршу вниз. Вечерняя прохлада, смешанная с запахом листвы и скошенной травы, ударила в нос, когда юноша вышел из подъезда, останавливаясь, покачиваясь с пятки на носок, вдыхая в себя осознание того, что он наконец-то в полном одиночестве.
«Ты прав, я не буду зацикливаться на этой неудачнице».
И как вообще он сдержался, чтобы случайно не съездить Артуру по роже?
В мозг снова впечатались голубые глаза, когда Егор подошёл к городской площади. Забрёл он сюда случайно – изначально планировал пройтись там, где ещё не был, но ноги сами принесли к этому месту. Остановился, скупо осматриваясь. Людей было в разы меньше, и прогуливались они лениво, медленно. Спокойствие вечера именно к этому и располагало. Казалось, время замедлило свой ход и теперь ползло неторопливо, растягиваясь, словно эластичная лента.
Егор постоял пару минут, сунув руки в карманы брюк и слушая умиротворяющий всплеск воды, а затем, мазнув взглядом по фонтану, возле которого всё и началось сегодняшним утром, направился в другую сторону, рассчитывая-таки ещё побродить по незнакомым улицам, чтобы они перестали быть такими незнакомыми для него.