Хорошо быть полковником госбезопасности. Я так понимаю, изначально Эдик планировал отвезти француза совсем в другое место, но произошедшие за последние несколько часов события внесли в нашу жизнь огромные коррективы.
И что бы вы думали? Буквально парочка звонков – и вот! Мы уже сидим в неизвестном частном доме в Переделкино, наслаждаясь треском дров в камине. Интересно, здесь кто-нибудь живёт на постоянной основе?
Двухэтажное строение из толстых брёвен совсем не походило на продукт современного зодчества. Почему-то складывалось ощущение, что дом не строили, а именно клали настоящие мастера своего дела, причём с помощью одного только топора и без использования гвоздей с саморезами. Но зато сейчас здесь во всём чувствовалась основательность, которую не портили даже современные доработки в виде камина или газовой трубы, входившей внутрь с улицы.
Если я понял правильно, то внизу дома, на первом этаже, располагались кухня, кладовые, санузел и гостиная, а наверху находились исключительно спальни.
Мы с Жаном расположились в просторной комнате на первом этаже, которая вполне могла выполнять функции не только гостиной, но и столовой или библиотеки. По крайней мере, массивный дубовый стол, занимавший существенную часть пространства, наводил на мысли о еде, а вот густо уставленные книгами полки по стенам непроизвольно рождали желание приобщиться к мировой мудрости.
Картина, достойная классической литературы. Камин, бокал коньяка и пожелтевшие страницы напечатанного минимум полвека назад фолианта. Мне всегда казалось, что именно так проводят вечера аристократы.
Кстати, корешки книг здесь оказались достаточно любопытными. Макиавелли соседствовал с воспоминаниями Рокоссовского, а модный в определенных кругах доктор Курпатов почему-то располагался совсем далеко от трудов Фрейда, Юнга и Леонтьева.
Журнальный столик рядом с креслом вообще оказался завален дамскими глянцевыми журналами, причём некоторые из них уже успели покрыться приличным слоем пыли. А вот книги выглядели идеально, да и камин смотрелся абсолютно чистым. Ощущение, что дом убирается избирательно. Здесь мо́ем, а здесь не будем.
Странные вкусы у хозяев. Интересно, кто же они всё-таки такие?
А может быть, это просто очередная конспиративная квартира, вернее, конспиративный дом, пыль в котором протирается раз в месяц по заранее утверждённому графику и маршруту. Скорее всего, именно так дело и обстояло, иначе я окончательно потеряю веру в человечество.
Ну правда, это ж абсолютный треш, если у этого особняка есть хозяева, которых только что попросили погулять. Вопрос только, как надолго их отправили? На несколько часов или несколько дней?
С другой стороны, сейчас это явно не моя головная боль. У меня и своих проблем хватает. Где же Эдик? Если честно, таким злым я полковника ещё ни разу не видел. Он не кричал, не устраивал разборок, он просто посадил меня с французом в машину и привёз в этот дом. Оставил с нами двух сотрудников и умотал, фактически не сказав ни слова.
Лучше бы он наорал на меня за самодеятельность. С другой стороны, может быть и хорошо, что я инициативу проявил. Не устрой мы с Мироном балаган, то и не увидел бы Эдик своего француза. Хотя и так беспредел выше крыши. Я и не вспомню уже, когда последний раз кто-то взрыв возле аэропорта устроить решился.
Да и стрельба фактически в двух шагах от МКАДа – тоже событие не рядовое. Кому-то этот Еремеев понадобился, причём крепко понадобился. Нападавшие явно не рассчитывали, что столкнутся со мной, иначе закончилось бы всё куда быстрее и гораздо печальнее. Эдик нашёл бы только трупы. Какой бы Мерзкий профессионал ни был, но от оборотня пистолетом не отобьёшься.
Непроизвольный вздох отозвался болью во всём теле. Очень надеюсь, что с Максом по итогу всё будет хорошо.
Одна надежда. Я слышал, как для него вызывали вертолёт, чтобы перевезти в Голицынский госпиталь. Ежели довезут, то Макс обязательно выкарабкается. Потому что если в нашей стране и существуют не просто врачи, а волшебники и целители, то они работают именно там. Особенно хирурги. Так что у Мерзкого была ровно одна задача – дотянуть до операционной, и я верю, что он с ней справился.
В госпиталь, что ли, позвонить? Хотя кто я для тамошних сотрудников такой? В лучшем случае не пошлют сразу, а в худшем – нарвусь на огромное количество вопросов.
А вот что с Мироном и Саней, мне до сих пор неизвестно. Эдик отмолчался, а оставленные им сотрудники тоже не смогли сказать ничего вменяемого. Они вообще немых изображали, чем раздражали до глубины души.
Впрочем, выбора большого не было. Всё, что мне оставалось, так это сидеть и созерцать горящий огонь в камине, заодно поторапливая внутреннюю регенерацию. Пока получалось не очень. Пулевые ранения, конечно, уже давно превратились в слабо зудящие шрамы, а вот небольшая царапина, оставленная то ли ножом, то ли когтем оборотня, противно ныла и никак не хотела заживать.
Французу, кстати, вообще не помешало бы посетить медицинский стационар. Его, в отличие от меня, повредили гораздо сильнее, и зелья Моси почему-то практически не помогали. Он даже дом осматривать не стал. Как упал в кресло возле камина, так и сидел в нём, глядя в потолок бессмысленным взглядом.
Как на мой непрофессиональный взгляд, у юноши вообще начинала подниматься температура. Очень бы хотелось ошибаться, но что-то мне подсказывает, что мы стали жертвой непонятного яда. Кто его знает, чем это чудовище питалось на досуге? Может быть, вообще падалью какой-нибудь кормилось, а трупный яд, знаете ли, это весьма противная штука.
Эдик на мою просьбу о враче вроде и отреагировал, но как-то недостаточно уверенно. Он вообще очень торопился вернуться в аэропорт и явно не желал со мной разговаривать. Наорать, наверное, хотел. Лучше бы и впрямь наорал. Молчание и неизвестность входят в десятку самых изощренных пыток, которые только придумало человечество.
Что вообще происходит? Мне очень хотелось обсудить происходящее с кем-то, но с собеседниками пока что было туго. Разморённый теплом камина Еремеев дремал, укрывшись пледом прямо в кресле, а сотрудники госбезопасности по-прежнему изображали глухонемых, спрятавшись на кухне. Сюда бы Мирона…
Воспоминание о напарнике отозвалось очередным приступом боли. Ладно, плакать будем позже, сейчас надо думать! Что вообще произошло?
Так, начинаем по порядку. В Москве умер очередной олигарх. Владелец заводов, газет, пароходов, известный в миру как господин Еремеев. Казалось бы, рядовое событие. Ну, умер и умер. Не первый и не последний.
Банальная ситуация, если бы только не одно но. Смертью уважаемого миллиардера заинтересовался один полковник госбезопасности. Я уж не знаю, где и когда скромный госслужащий умудрился познакомиться с олигархом Еремеевым, но факт оставался фактом. Эти двое были знакомы, причём явно достаточно давно и неплохо. Впрочем, надо отдать должное Эдику, у него находились приятели в самых разных кругах нашего общества.
Но я помню, что нас с Мироном тогда поразило совсем другое. Эдик выглядел действительно опечаленным гибелью Еремеева. Это было настолько удивительно, что мы поначалу даже своим глазам не поверили. Казалось, что ещё чуть-чуть – и на глазах полковника выступят слёзы.
Человеколюбием Эдик никогда не отличался, так что вряд ли он просто расстроился из-за чьей-то смерти. Погибший должен был быть действительно дорог полковнику, но разве так бывает? Я, например, не уверен, что Эдик будет лить крокодильи слёзы на моих похоронах.
Так что эмоции безопасника настолько не вязались с существующей действительностью, что мы с Мироном даже не попытались возмутиться очередной просьбе о помощи. Хотя давно пора было привыкнуть, что ничем хорошим подобные просьбы не заканчиваются.
– Господин Еремеев оставил огромное наследство, – глухо вещал Эдик, глядя куда-то в пустоту. – И для государства очень важно, чтобы это состояние не оказалось растащено по кускам в разные стороны.
Я ещё, помню, подумал про себя, что всё равно ж растащат, но вслух произносить подобную крамолу постеснялся. Полковник помолчал, негромко кашлянул, а затем продолжил:
– Немногие знают, но у Еремеева есть наследник. Родной внук, человек, в чьих жилах течёт его кровь. Мы должны сделать так, чтобы юноша получил причитающееся ему по праву. Так сказать, проконтролировать процесс…
Тоже, кстати, нестыковочка. Если наследство получит внук, то какая польза от этого государству? Но индюк большой, ему видней. Нас-то вроде как о мелочи попросили – проконтролировать…
Проконтролировали, мать его… Хорошо ещё, что у меня в одном месте пофорсить зачесалось, и поэтому я всю эту канитель с торжественной встречей практически у трапа самолёта организовать решился. А так получается, что если бы не случайная отчаянная авантюра, то и наследников бы у олигарха не осталось.
Впрочем, история не терпит сослагательного наклонения. Всё уже произошло. Вот он, наследник, сидит уставший в кресле, сопит в две дырочки… Плохо, правда сопит, болезненно очень… Ему бы доктора…
И словно услышав мои мысли, в коридоре раздались шаги. В комнату заглянул один из подчинённых Эдика, внимательно посмотрел на меня, затем на французика, затем снова на меня и сказал:
– Там доктор приехала. Звать?
– Звать, звать, – кивнул я, непроизвольно отмечая про себя, что слово «приглашать» прозвучало бы сейчас более уместно. Впрочем, я тоже к специалистам изящной словесности никогда не относился, поэтому и выпендривался исключительно мысленно, не пытаясь показаться высоковоспитанным лордом.
Однако жизнь в очередной раз доказала мне, что выёживаться плохо.
– Ну чё тут? Зар-раза, не развернёшься! – В дверь полубоком протиснулась не очень высокая, но зато плотно сбитая женщина неопределённого возраста. Очень бы хотелось сейчас описать её внешность, но с этим, наверное, будут проблемы.
Знаете, с годами внешность слабой половины человечества у всех его представительниц меняется очень по-разному.
Одним провидение оставляет точёную фигуру, щедро сдабривая её морщинами в самых неподходящих местах. Лично я таких женщин называю «счастливицами». Как правило, они прекрасно осознают, какой «счастливый билет фортуны» получили, и с лихвой компенсируют все возрастные недостатки средствами современной косметики. Бывает, посмотришь на улице – и челюсть сама собой отвисать начинает! Идёт, по тротуару каблучками цокает, талия осиная, ниже талии все подтянуто, выше подчёркнуто… Не женщина, а мечта поэта!
Догоняешь, смотришь в глаза – и в этот момент челюсть окончательно отправляется в свободное падение. На тебя смотрит бабушка. Да, на каблуках! Да, в шикарном платье, которое не всякая двадцатилетняя надеть рискнёт, а по возрасту лет семьдесят, и как ты ни ври сам себе, но на восемнадцать она не потянет.
И ведь эта красотка прекрасно видит весь твой калейдоскоп эмоций на лице, но почти никак не реагирует. Ты на её жизненном пути такой не первый и даже не сотый. Усмехнётся, улыбнётся краешком губ и направится дальше.
Таких женщин мало, и каждую вторую не мешает проверить на принадлежность к ведьмачьему племени. Просто так подобные подарки судьба не дарит.
Гораздо больше вокруг нас тех женщин, кто внешне стареет гораздо быстрее, чем душой. Посмотришь на такую – и пожалеть хочется. Спина сгорблена, взгляд потухший… А потом узнаешь, что ей нет сорока, и хочется пожалеть ещё больше.
Третьи вообще ударяются в эксперименты и начинают проверять на себе все достижения косметологии и пластической хирургии. Таких даже жалеть не стоит. Природа очень быстро доказывает, что лезть с ножом в естественные процессы чревато для здоровья. Буквально пара месяцев – и вот уже никто не поймёт, сколько женщине лет, да и можно ли её вообще назвать женщиной.
Так что все женщины стареют по-разному. Но ещё бывают и такие, как наша гостья. Возраст неопределённый, внешность неопределённая, но чёткое чувство опасности внизу живота при её приближении. Эта женщина точно знала, чего хочет от жизни, и никакие препятствия посреди дороги не были способны её остановить.
– Что ты смотришь на меня, как раб божий на распятие? – припечатала неизвестная меня одной фразой к креслу, а затем взгромоздила на журнальный столик объёмистый саквояж, глухо звякнувший чем-то железным. – Лечиться будем?
– Здравствуйте, – только и сумел вымолвить я, почувствовав волну дикой первородной энергии, хлынувшей от женщины в разные стороны.
– Привет, – буркнула гостья, скидывая с себя отделанный мехом пуховик и оставаясь в накрахмаленном медицинском халате. – Рассказывай, что тут у вас стряслось?
– Меня зовут Андрей, – по-прежнему пытался выстроить я какое-то подобие диалога. – Моему при… хм… знакомому нужна медицинская помощь. Ему повредили ногу… Да и вроде как общее состояние не совсем хорошее.
– Конечно нехорошее. – Женщина наклонилась к французику и внимательно осмотрела кожу лица. Может быть, издалека я не совсем чётко разглядел, что именно она делает, но внутри почему-то появилось ощущение, что она обнюхивает Еремеева. – Кто его так потрепал? Ты?!
Гостья упёрла в меня жёсткий колючий взгляд. Её взор выражал крайнюю степень неодобрения, как будто женщина и в самом деле считала именно меня виноватым в ранении Жана.
– Почему я? – По телу пробежала волна жара, как будто тело только что ощупали невидимые руки.
– Ну я же вижу, что его оборотень трепал, – объяснила свой вопрос врач, кинув ещё один короткий взгляд в мою сторону. – И твою сущность тоже распознать в состоянии. Не поделили чего-то, а теперь вдруг ты его лечить вздумал. Так, что ли?
Вот теперь я напрягся. Странного вида женщина, которая видит моё звериное начало. Кто она такая вообще? И откуда здесь взялась?
– Не пыхти ты так, всех мышей распугаешь. – Гостья уже не смотрела в мою сторону, а доставала из кармана халата резиновые голубые перчатки. – Я целитель. Штатный целитель пограничного госпиталя. Ты что, никогда про нас не слышал?
Она ещё и мысли читать умеет? Или все вопросы у меня на лице отпечатались?
– Слышать-то слышал, но вот встречаться вживую до сих не доводилось, – медленно ответил я, недоверчиво глядя на нашу гостью. Вот она целитель госпиталя? Ощущение, что я попал в сказку или как минимум оказался рядом с космонавтом. Целитель – это же что-то за гранью.
Правды ради, подобные байки встречаются в любой более-менее крупной больнице с солидной историей. Все они говорят примерно об одном и том же, различаясь разве что только в незначительных деталях, но слово в слово повторяя суть этой городской легенды.
В любой больнице умирают люди. Так определено судьбой. Но кто-то там, наверху, решает, что не всем людям в больнице пришёл черед умирать именно сегодня. Поэтому периодически по операционным и блоку реанимации ходит неизвестный, вытаскивающий людей с того света.
Пройдёт операция, хирург устало снимет перчатки с натруженных рук, а сам чуть не плачет, понимая, что спасти жизнь этому тяжёлому пациенту выше его скромных возможностей. Или медсестра в очередной раз стирает пот со лба неоперабельного пациента в блоке интенсивной терапии. Вроде бы всё, надежды никакой?
И тут в коридоре появляется целитель. Внешний облик тут неважен, тем более что он всегда разный. По рассказам одних, это пожилая женщина в белом халате, другие твердят про молодого парня в комбинезоне медбрата. Главное, что они приходят, а затем начинаются чудеса. Пациенты, на жизни которых официальная медицина уже поставила крест, внезапно идут на поправку семимильными шагами.
Кто это был? Что они сделали? Науке это до сих пор неизвестно. Когда я лежал в Голицынском госпитале, там тоже гуляла байка про тётю Марину. Весёлая женщина за пятьдесят появлялась внезапно, здоровалась со всеми по имени и оставляла за спиной только выздоравливающих. Кто она и откуда, ответить никто не мог, и только старые хирурги загадочно улыбались.
Неужели передо мной она? Я почему-то представлял эту загадочную женщину совсем иначе. Но как Эдик сумел уговорить целителя покинуть госпиталь? Как он вообще её нашёл?
– Вы тётя Марина? – несмело спросил я у гостьи, которая уже разрезала штанину джинсов Еремеева и сейчас обрабатывала его ногу ваткой, смоченной жидкостью из пузырька.
– О-о, – кинула на меня ещё один быстрый взгляд женщина. – Пограничник, что ли? Нет, я не тётя Марина. Маринка в Африку по контракту умотала. Экзотики ей, видите ли, захотелось на старости лет. Я Надежда Владимировна, на подмену ей приехала.
Руки женщины тем временем с космической быстротой порхали над ногой Еремеева. Не знаю, что именно она делала, но результат, как говорится, был налицо. Дыхание французика стало более глубоким и спокойным, кожа перестала гореть, а тело обмякло, полностью расслабившись.
– С кем это вы так сцепиться умудрились? – спросила Надежда Владимировна, не прекращая своих манипуляций. – У парня две трещины в кости, да и порезы вроде неглубокие, а уже подгнивать начали. Когти-то явно чем-то отравлены, вряд ли всё дело в том, что кто-то руки мыл недостаточно регулярно.
– Если честно, то мы и сами не знаем, – пожал я плечами, не до конца понимая, насколько далеко можно зайти в откровениях с целителем.
– Ладно, парень, не хочешь отвечать, не мучайся кишечником, – обрубила мои опасения женщина. – Давай-ка лучше я на тебя посмотрю. Ты-то небось тоже покоцанный…
– Да есть немного, – согласился я, решив не отказываться от помощи. – Бок что-то ноет.
– Раздевайся, – скомандовала целительница, а затем уверенно коснулась моей кожи твёрдыми пальцами.
Я почувствовал лёгкие покалывания по всему телу, потом волна жара окатила поцарапанное место и тут же ушла, оставляя после себя прохладу и облегчение.
– Чем раны обрабатывал? – требовательно спросила у меня Надежда Владимировна.
– Присыпкой от ранений, – честно ответил я, даже не подумав солгать. Согласен, название звучит комично, но Мося продавал этот лечебный порошок именно под таким наименованием.
– Этот старый вампир ещё чем-то торгует? – язвительно уточнила женщина, нажимая на место ранения то сильнее, то слабее. – Я-то думала, что кто-нибудь уже давно насадил его на кол осиновый за излишнюю любовь к обогащению.
– Ну зачем вы так? – постарался оправдать я в глазах целительницы старого приятеля. – Мося просто зарабатывает копеечку на безбедную старость, тем более надо признать, что его лекарства работают.
– Это единственная причина, почему до сих пор никто не выбил его острые зубы, – ворчливо отозвалась Надежда Владимировна. – Впрочем, может быть, он поумнел и теперь действительно торгует только полезными препаратами, не пытаясь делать деньги из воздуха.
Я не удержался и хмыкнул, вспомнив его недавний бизнес-проект. Мося всегда умел держать нос по ветру, поэтому внимательно читал не только официальные новости, но и живо интересовался темами, которые обсуждались в чатах мамочек и бабушек.
Судя по всему, где-то именно в такой клоаке он и почерпнул идею биологически активных добавок, защищающих от негативного излучения вышек 5G. Раскрутиться во всероссийских масштабах ему помешал новостной сюжет местной телерадиокомпании, честно рассказавший о сотнях доверчивых женщин, но снять верхний слой сливок старый вампир наверняка сумел. Почему его «Гомеопатическую аптеку» после этого не разнесли по кирпичику, я не знаю, но в целом Надежда Владимировна была права. Мося ходил по краю, так что рано или поздно кто-то обязательно посчитает количество клыков у него в челюсти.
– Захочешь Мосе настроение испортить, спроси у него, как он приворотным зельем Григория Распутина торговал, – напутствовала меня Надежда Владимировна, прикрепляя к коже кусок пластыря. – Его тогда чуть было не расстреляли, а может быть, просто контрольный выстрел не сделали.
Судя по всему, история имела воистину эпические масштабы, но разглагольствовать дальше женщина не собиралась.
– Пулевые ранения практически заросли, – констатировала она, стягивая с рук перчатки. – Мяса поешь и поспи нормально, совсем как огурчик будешь. Яд из пореза я убрала, завтра об этой царапине и не вспомнишь. Но имей в виду на будущее: если встретишься с этой зверюгой ещё раз, то на самотёк не стоит пускать даже самое маленькое ранение. У него или неё на когтях что-то жутко убойное находится, мальчик ваш мог бы и не дожить до рассвета.
Надежда Владимировна с какой-то материнской нежностью и заботой посмотрела на Еремеева, а затем перевела на меня мгновенно построжавший взгляд.
– Перенесите его в комнату с нормальной кроватью и постарайтесь не тревожить хотя бы до завтра. Кормить куриным бульоном и варёной индейкой. Всё понятно?
– Да вроде как, – пожал я плечами. – Ещё бы понять, где сейчас взять индейку?
– Ну это уж ты сам разбирайся, – словно бы передразнивая меня, пожала плечами женщина. – Мне обратно в госпиталь надо. У меня там двое при смерти, час назад привезли из Внуково. Парень после взрыва ещё ничего, через недельку бегать будет, а вот майор с тремя пулевыми ранениями лежит, с ним точно повозиться придётся.
– Максим и Мирон? – радостно воскликнул я. – Они живы? С ними всё хорошо?
– Майора действительно зовут Максим, – удивлённо посмотрела на меня Надежда Владимировна. – Жить будет, но крови потерял много, так что с ним пока ещё ничего не понятно. А после взрыва Саша Тепляков, хороший мальчик. Я его маму знаю, она в нашем госпитале медсестрой работает.
– Сашка! Тоже живой! – искренне порадовался я хорошей новости. – А третьего не было? Такой крепко сбитый, Мироном зовут.
– Отморозок этот, – скривила гримасу на лице целительница. – Его кирпичом по голове ударило, гематома на половину лица, а он мне анекдоты рассказывать начал. Слушать ничего не хочет, понимать ничего не может. Безнадёжный случай!
– Почему безнадёжный? – не понял я, чувствуя, как лоб покрывается испариной.
– Я ж тебе говорю, он отморозок, – объяснила Надежда Владимировна. – Такое не лечится даже лоботомией. Я его в морг отправила, ему там самое место.