Синтаксис личности. Пособие по типологии Афанасьева - читать онлайн

Гиппократ: люди делятся на четыре типа

В Древней Греции жил знаменитый врач Гиппократ (ок. 460 – ок. 370 г. до н.э.). Он был потомственным врачом – принадлежал к семье, которая, как считалось, происходит от самого Асклепия, бога врачевания. И тем не менее именно Гиппократ считается отцом мировой медицины: до него болезни считались наказанием богов, и лишь Гиппократ первым отделил медицину от религии, объяснив болезни как сбои в работе организма под влиянием разных естественных причин, а лечение – как помощь организму в самовосстановлении.

Бюст Гиппократа. Фото: Википедия, юзер Shakko

Впрочем, это не значит, что в его учении не было ошибок. Он первым подвел под медицину естественнонаучную основу, но многие его естественнонаучные представления были ошибочными, и с развитием медицины их пришлось исправлять.

Кроме прочего, Гиппократ делил людей на типы по строению организма. Он утверждал, что каждый из этих типов предрасположен к другим заболеваниям и что лечить их следует разными методами. Типов оказалось четыре, соответственно четырем «жидкостям организма»: с преобладанием крови, с преобладанием слизи, с преобладанием желчи и с преобладанием черной желчи. Как вы думаете, читатель, – этот тезис относится к правильным или к ошибочным?

В наше время принято считать, что к правильным – но при этом речь уже не идет о преобладании жидкостей в организме и подборе лекарств, а только о характере, о типах нервной системы. В нашем обществе принято считать, что люди действительно делятся на «слизевиков», «кровников», «желчевиков» и «черножелчников» (т.е. флегматиков, сангвиников, холериков и меланхоликов). Но при этом мало кто может объяснить, что имеется в виду, и описания всякий раз не совпадают ни друг с другом, ни с гиппократовскими.

Вот навскидку из книги Л. Образцовой «Самоучитель по психологии»: «Мягкие, покорные, трогательные меланхолики воистину «белые и пушистые»…»2. Думается, Гиппократ немало удивился бы, услышав, что люди с преобладанием черной желчи – «мягкие, белые и пушистые»!

На следующей странице той же книги, однако, говорится: «Ознакомившись с портретами четырех типов темперамента, вы, возможно, засомневались: вроде бы какие-то черты очень напоминают вас самих или ваших знакомых, но в точности никто из известных вам людей не подходит под представленные описания. Ничего удивительного здесь нет. „Чистых“ холериков, флегматиков и меланхоликов на свете не бывает, речь может идти лишь о преобладании одного из типов».

Боюсь, что этому Гиппократ удивился бы еще больше: когда он писал, например: «Острота уксуса более полезна для натур желчных, чем для меланхолических»3, он явно имел в виду четкое деление людей на типы, а не что-либо другое.

Оставим пока эти вопросы без ответа и перейдем к следующей теории.

Кречмер: люди делятся на четыре типа

В 1921 г. немецкий психиатр Эрнст Кречмер (1888—1964) издал книгу «Строение тела и характер», ставшую знаменитой и переведенную на многие языки. В ней он выдвинул теорию о четырех типах телосложения, влияющих на характер, темперамент и предрасположенность к психическим заболеваниям. Вот эти типы: астенический (он же лептосомный), атлетический, пикнический и диспластический.

Из этих типов Кречмер выводил темпераменты: из астенического – «шизотимический», из пикнического – «циклотимический», и так далее.

(Впрочем, кажется, в некоторых других работах он писал не о четырех типах телосложения, а только о трех. Кроме того, он допускал, что с возрастом тип может меняться, что несколько дискредитирует его теорию.)

Эрнст Кречмер

Кречмер вел активную исследовательскую работу, подсчитывал количество астеников, атлетов, пикников и диспластиков среди душевнобольных, руководил созданной им лабораторией конституциональной и трудовой психологии, обучал многочисленных студентов. Несмотря на всё это, его исследования не дали ощутимых практических результатов. К Кречмеру и его теории принято относиться с пиететом, но на практике ею, насколько мне известно, никто не пользуется.

Похожую теорию выдвинул в середине ХХ века американский психолог Вильям Герберт Шелдон (1898—1977), разделивший людей на толстых эндоморфов, мускулистых мезоморфов и худосочных эктоморфов и пытавшийся установить связь между телосложением и поведением. Современные сетевые словари предлагают термины «эндоморф» и «эктоморф» как синонимы к «пикнику» и «астенику», а Википедия замечает, что в системе Шелдона явно недостает четвертого, диспластического типа.

Вильям Шелдон

Юнг: люди делятся на восемь типов. Или на шестнадцать?

В ХХ веке в Швейцарии жил и работал психиатр Карл Густав Юнг (1875—1961), идеи которого оказали немалое влияние на человечество. В частности, именно он ввел термины «интроверт» и «экстраверт», которыми сегодня пользуются на каждом шагу.

Карл Густав Юнг

(Правда, как и с «меланхоликами», мало кто способен объяснить, что это значит. Экстраверсию часто отождествляют с общительностью; при этом заявляют: «Я интроверт, но очень общительна». Одни пишут, что экстраверты черпают энергию извне, а интроверты изнутри, и им требуется одиночество для «подзарядки»; другие – что экстраверты направляют свою энергию наружу, а интроверты внутрь; однако это совершенно разные вещи, не говоря уже о том, что сам Юнг, кажется, имел в виду нечто третье: «Интровертная точка зрения есть та, которая всегда… стремится поставить эго… над объектом. Экстравертная точка зрения, напротив, ставит субъекта в подчинение объекту, причем объекту принадлежит преобладающая ценность»4…)

Юнг считал, что каждый человек рождается с «целостным личностным эскизом, представленным в потенции с самого рождения», и что «окружающая среда вовсе не дарует личности возможность ею стать, но лишь выявляет то, что уже было в ней заложено»5.

В том же 1921 году, что и Кречмер, Юнг издал книгу «Психологические типы», ставшую знаменитой и переведенную на многие языки. Он писал, что «отрицать существование типов бесполезно ввиду их фактического существования»6, и что типология – «инструмент практического психолога, позволяющий на основе классификации пациента и самого психолога выбирать наиболее действенные методы и избегать ошибок»7.

По Юнгу, каждая личность характеризуется преобладанием одной из четырех психических функций: мышления, чувства, ощущения (сенсорики) или интуиции, а также общей установкой – экстравертной или интровертной, что в сумме даёт «восемь наглядных психологических типов».

Однако, как это ни странно, сам Юнг фактически дезавуировал свою типологию заявлениями, что не намерен всерьёз делить людей на типы, а лишь описывает некоторые типичные проявления психической деятельности: «Слишком много читателей впадают в одну и ту же ошибку, думая, что… она [книга] дает систему классификации и практическое руководство к достаточному суждению о человеческом характере. В самом деле, даже в медицинских кругах бытует мнение о том, что мой метод лечения заключается в подгонке пациентов под мою систему и выдаче им соответствующего „совета“. Это, достойное сожаления, непонимание совершенно игнорирует тот факт, что подобный вид классификации является не чем иным, как салонной детской игрой, каждый элемент которой столь же пустячен, как деление человечества на брахи- и долихоцефалов…»8

* * *

Типология Юнга легла в основу распространившейся в США типологии Майерс – Бриггс (разработанной в 30-е – 40-е гг. Кэтрин Бриггс и ее дочерью Изабель Майерс), а также соционики (разработанной в 70-е гг. в СССР экономистом и социологом Аушрой Аугустинавичюте). Правда, в обеих типологиях уже не восемь типов, а шестнадцать!

К. Бриггс И. Майерс

А. Аугустинавичюте

Все три типологии очень популярны. Лекции о юнгианских типах до сих пор пользуются успехом. В США опросник Майерс – Бриггс часто используется при приеме на работу; в России в 2000-е годы начали использовать для той же цели соционические опросники.

Однако и в русскоязычном мире весьма распространено мнение о том, что соционика является лженаукой, и в англоязычном мире раздаются голоса о том, что король голый (например, опубликованная в интернете статья проф. Адама Гранта «Попрощайтесь с индикатором Майерс – Бриггс»9).

Афанасьев: банальная история с небанальным результатом

Во второй половине ХХ века в Москве жил Александр Юрьевич Афанасьев (родился он в 1950 году). Во многих отношениях он был вполне обычным человеком. У него была семья – жена и двое детей; он зарабатывал на жизнь, как мог, и увлекался литературой, музыкой, живописью, карате, мировой историей и другими интересными вещами.

Правда, в некоторых отношениях он всё же был, пожалуй, не совсем обычным человеком: он не интересовался карьерой и официальным статусом. Поэтому работал он то театральным бутафором, то сторожем, то редактором в журнале православной патриархии, то мацепёком в синагоге – лишь бы прокормить семью и обеспечить себе возможность заниматься тем, что его действительно интересовало. Он рисовал, сочинял музыку, писал книги, много времени проводил в библиотеках.

А. Ю. Афанасьев

Однажды в его жизни произошел кризис. Впрочем, сама по себе эта история довольно банальна: у него были непростые отношения с женой. В какой-то момент он ушел от жены к новой подруге, но и этот роман довольно быстро зашел в тупик. Он был подавлен и пытался разобраться – почему так происходит.

Ему рассказали про соционику – новую психологическую теорию, которая объясняет и даже предсказывает взаимоотношения между людьми разных типов. Он заинтересовался, но быстро убедился, что соционика не может ему помочь, не дает ответа, хотя ответ где-то рядом.

Он продолжал думать – и нашел ответ, объяснивший не только его личные проблемы, но и многие другие проблемы взаимоотношений.

Свое открытие он изложил в книге под названием «Синтаксис любви: типология личности и прогноз парных отношений» (1991).

Еще одна биография – моя

Я родилась в 1970 году в подмосковном Реутове пятым жильцом однокомнатной «хрущевской» квартиры, где жили мама, папа, бабушка и парализованный после инсульта дед Марк (Меир). Дед умер, когда мне было 2 года и 3 месяца, но я его довольно отчетливо помню. В 1974 г. родилась сестра Марьяся, названная по еврейскому обычаю в честь деда.

Только в 1984 году мы смогли переехать в более просторную квартиру, и только в 1987 получили разрешение уехать из СССР в Израиль, о чем родители мечтали еще до того, как встретили друг друга.

* * *

1977

Рахель Торпусман, 2013

Мириам Торпусман, 2011

В шесть лет мать отдала меня в музыкальную школу – учиться играть на скрипке. Скрипку я не любила и только зря мучилась. Зато песенку о волке, разученную на уроке сольфеджио, в тот же день переписала другими словами, на ту же тему и на ту же мелодию – перевела, так сказать, с русского на русский. Помню изумление учительницы Марины Генриховны, которой я преподнесла это творение…

В ту же школу спустя три года пошла Марьяся и вскоре прекрасно овладела скрипичной техникой. «Ах, как она вибрирует!» – с удивлением говорили маме. Я этому так никогда и не смогла научиться.

Зато я научилась читать в три с половиной года и скоро начала читать все взрослые книги, до которых могла дотянуться физически. В пять лет вызывала умиление взрослых, цитируя «Фауста» и «Эзопа». А Марьяся, хотя тоже выучилась читать в три года, но уставала после одного-двух прочитанных слов.

В деcять лет одной из моих любимых книг стала книга Бориса и Лены Никитиных «Мы и наши дети». Я завидовала жизни их детей и верила всему, что утверждали Никитины – ведь они говорили это не просто так, а на основании огромного родительского опыта и внимательных наблюдений. А говорили они вот что:

«Все это накладывает отпечаток на будущий характер растущих в семье детей. Можно ли всё предусмотреть? Нельзя. Можно ли за всё отвечать? По-моему, нужно! Часто слышу, с какой легкостью жалуются матери друг другу: „Мой такой неласковый“, или „Такая уж она у меня плаксивая“, или „А мой упрямым растет, и в кого он такой?“, и т. д. и т. п. И никакого намека на то, чтобы поискать причину в собственных своих родительских действиях! Такой, дескать, уродился… Я же не вспомню ни одного примера, чтобы какой-нибудь недостаток наших детей не находил своих истоков в непродуманных, безответственных, неправильных действиях окружающих, прежде всего родных, близких людей, и особенно, конечно, нас, родителей».

Эти слова Лены Алексеевны всегда наполняли меня оптимизмом: значит, у меня будут прекрасные дети – ласковые, не упрямые и не плаксивые, ведь я всё всегда буду делать продуманно, правильно и ответственно! Их детство будет не таким, как мое!

Мое и Марьясино детство не было радужным, мы обе росли, скажем мягко, в немалом психологическом дискомфорте.

* * *

Меня всегда интересовали три темы: языки, поэзия и психология. Английский я учила в школе сравнительно серьезно. Идишу меня слегка учила бабушка. Иврит я начала учить в десять лет, сначала у отца, потом в домашних кружках (что было тогда запрещено и небезопасно). В школе я пыталась переводить то баллады Байрона, то еврейские песни. Поэзия была всегда под рукой, а вот с психологией было трудно. Меня с раннего детства мучили вопросы: почему люди такие разные? как научиться вести себя с неприятными или агрессивными людьми? что заставляет меня и других иногда вести себя не самым разумным образом?

Частичный ответ, как уже сказано выше, был получен от Л. А. Никитиной: люди разные, потому что на них по-разному влияли родители в раннем детстве. Но загадки оставались. Я хотела учить в университете психологию, но подозревала, что и там не все ответы будут даны. По крайней мере в книгах их не было – а я читала Павлова, Кречмера, Выготского, Владимира Леви. Выяснилось, что книги Леви, хотя мало что объясняют, но каким-то образом помогают жить. На остальную официальную психологию я махнула рукой и пошла в Иерусалимский университет учить лингвистику и античную филологию.

В двадцать лет я прочла в газете о соционике, новой науке о человеческих характерах, созданной Аушрой Аугустинавичюте на базе теорий Карла Юнга. Я обрадовалась, что наконец-то получу ответы на свои вопросы, и купила книгу по соционике.

За несколько часов книга была прочитана и вызвала большое недоумение. Я видела противоречия в описаниях характеров и не видела противоречия между «дихотомиями», которые, казалось бы, должны быть явно противоположными. На тесты практически невозможно было ответить. Вопросы вроде «Что вы предпочитаете – планирование или импровизацию?» или «Что для вас важнее – логика или отношения между людьми?» звучали для меня примерно как «Что важнее – руки или ноги?».

Я попросила отца ответить на вопросы теста и увидела такое же недоумение. Предложенные варианты явно не подходили нам обоим (при том, что наши характеры вовсе не одинаковы). На следующий день я отнесла книгу обратно в магазин, ее можно было вернуть за полцены, что я и сделала, сожалея о потраченном времени.

* * *

В восемнадцать лет я вышла замуж за человека, у которого было трое детей от первого брака (десяти, восьми и трех лет). Я прожила с ним 19 лет, вырастила этих троих детей и родила еще троих своих. Приношу извинения за обилие цифр, но без них как-то не получается.

Брак мой оказался, скажем мягко, неидеальным. Более того, отношения с детьми у меня тоже не всегда были лучезарны, несмотря на заверения Никитиной, – хотя я очень старалась. Я с изумлением видела, что с пасынками мне нередко было легче, чем с родными детьми.

В сорок лет у меня было не меньше проблем, чем в юности. Правда, я определилась с призванием: переводы документов стали моей профессией, а переводы стихов пользовались успехом, удостоив меня странички в Википедии. Но мне было по-прежнему непросто общаться с сестрой и с родителями, а теперь еще и с детьми. Попытки создать новую семью приводили в отчаяние. Казалось бы, что нужно для счастья, кроме обоюдного желания быть вместе? Но, оказывается, для гармонии этого недостаточно…

Зато, по сравнению с временами моего детства и юности, благословением стал интернет, расширивший возможности чтения и общения. И вот однажды, в январе 2011 года, я прочла в «Живом журнале» заметку о безвременно скончавшемся Александре Афанасьеве, авторе новой психологической типологии. Заметка была озаглавлена «Простой русский гений».

Автор, московский психолог Алексей Рощин, писал: «Прошу заметить: я говорю без всякого ёрничества или снисхождения, вроде „сойдет для сельской местности“. Перед нами полноценный гений мирового масштаба, уровня Фрейда или, если угодно, Менделеева. Человек, собственно, и создал своего рода таблицу Менделеева в, казалось бы, вдоль и поперек истоптанном жанре – психологической типологии. …Эта типология весьма глубока и, главное, просто просится к расширению на самые разные прикладные области соцнаук – от психотерапии до политологии…»10

Конечно, это сообщение заинтересовало меня, как и соционика за двадцать лет до того. И, разумеется, я была очень далека от того, чтобы принять новую типологию на веру, так же как и от того, чтобы отбросить ее без проверки. Понятно, что ее следовало проверить, как и соционику.

Я села читать книгу Афанасьева «Синтаксис любви»11 и нашла в ней ответы на все свои вопросы.

По Афанасьеву, характер каждого человека определяется врожденной иерархией четырех элементов: Физики (т.е. тела), Эмоции (чувства), Логики (мышления) и Воли (лидерства, силы духа).

Как нетрудно убедиться, эти четыре элемента могут образовывать 24 комбинации: ФЛЭВ, ЭФВЛ, ЛВФЭ и так далее, то есть 24 психотипа.

Афанасьев приводит признаки всех вариантов (1-я Воля, 3-я Логика, 4-я Физика и т.д.) и описывает комфортность/ дискомфортность общения между разными психотипами. Я стала проверять себя и своих близких, и, в отличие от соционики, всё безукоризненно сходилось. Все мои неразрешимые вопросы решались один за другим, все мои семейные беды послушно ложились в систему Афанасьева, как детали головоломки.

Всё встало на свои места. Оказалось, что проблемы вовсе не «коренятся в детстве», «в отношениях с родителями» и т.д., как принято считать и как я сама всегда считала под влиянием Никитиных. Все проблемы коренятся не в детстве, а в психотипе. Дискомфорт в отношениях с родителями — не причина, а результат недостаточной совместимости между психотипом родителя и психотипом ребенка.

Психотип безусловно не результат воспитания, а задан генетически, до рождения – потому что он определяет телосложение, быстроту реакции и другие неконтролируемые признаки.

Я стала вычислять психотипы всех известных мне людей и всякий раз убеждалась, что всё сходится. Я увидела, почему у моего брака заведомо не было шансов на гармонию и почему, несмотря на это, он все же продержался 19 лет. Стало понятно, почему мне легче общаться с падчерицей, чем с дочерью; почему у меня не складывались отношения с одними людьми и сами собой складывались с другими; почему у моей сестры не было никаких проблем со скрипкой, а я была своей в мире книг; почему отношения, например, Владимира Высоцкого и Марины Влади были неизбежно обречены на постоянные конфликты, а брак Михаила и Раисы Горбачевых был гармоничным… и так далее, и так далее.

Рощин оказался прав – схема Афанасьева действительно была гениальной: она подтверждалась фактами и была простой, понятной и точной, как таблица Менделеева.

Иерархия волевого, физического, эмоционального и интеллектуального компонентов – это, собственно, и есть то, что Юнг называл «целостным личностным эскизом, представленным в потенции с самого рождения». О том же писала и Аугустинавичюте: «Разные типы личности, побывав в одних и тех же ситуациях, помнят и рассказывают совершенно разное и разными словами. …Есть противоположности, дающие постоянную напряженную конфликтность или погашение активности одного активностью другого. А есть и дополняющие противоположности, ведущие к уравновешиванию психики человека, к активации его жизни…» Эти общие описания совершенно правильны, просто Афанасьеву удалось то, что не удалось Юнгу, Аугустинавичюте и остальным его предшественникам: открыть, как именно устроен психотип человека, из каких конкретно элементов он состоит.

* * *

Оказалось, однако, что, кроме несомненных неоценимых достоинств, афанасьевская система имеет и некоторые недостатки.

Прежде всего, само обилие информации и терминов, к которым приходится привыкать и заучивать. Нужно запомнить, что типу ВЭЛФ Афанасьев дал название «ахматова», ЛВФЭ – «лао-цзы», и т. д. У меня это заняло целых два месяца, хотя вообще память у меня неплохая и занималась я этим очень интенсивно.

Серьезный недостаток – неудачные названия. Система в целом верна, а вот в определении психотипов отдельных людей случаются ошибки, в том числе и у самого Афанасьева. Так, оказалось, например, что хотя тип ЛВФЭ назван «лао-цзы», но сам философ Лао-Цзы, по-видимому, не принадлежал к этому типу, и нужно искать для него другое название. Далее я расскажу об этом подробнее, а пока только скажу, что хотя сама система проста, но типирование конкретного человека может оказаться непростым делом. Правильный ответ всегда есть, но путь к нему может быть долгим, особенно поначалу.

Названия функций, как оказалось, тоже не всегда понятны. Например, слово «эмоция» в бытовом употреблении нередко используется в смысле «обида» или «агрессия», а «волю» чаще всего вспоминают в контексте типа «делать зарядку, вырабатывать силу воли»12. Поэтому нужно подчеркнуть, что волевой аспект личности включает в себя целеполагание, лидерство, самооценку, статус среди других личностей, а эмоциональный – общительность, душевность, артистизм, творчество. Соответственно, агрессия и конфликты относятся к области Воли, а не Эмоции. Вместо названия «Физика» можно было бы предложить «Тело», вместо «Воля» – «Эго», или «Я», или «Лидерство». Дело не в названиях, а в тех аспектах бытия, которые они обозначают.

Не слишком удачно и название самой системы, предложенное Афанасьевым, – «психе-йога», и пришедшее ему на смену «психософия» немногим лучше: ее можно спутать с мистическим учением Рудольфа Штейнера. Я назвала бы эту науку психономией (в отличие от психологии, по аналогии с астрологией и астрономией), но выяснилось, что и это название, к сожалению, уже застолблено какими-то мистиками. Таким образом, самым нейтральным названием пока остается «типология Афанасьева».

Кроме того, на мой взгляд, сама книга «Синтаксис любви» имеет некоторые недостатки, уже не имеющие отношения к открытию системы. Дело в том, что, кроме описания деятельности четырех «функций», Афанасьев излагает также свои гипотезы об их эволюции и другие общие соображения. Это материал значительно более спорный и, по-моему, лишний, по крайней мере для широкой публики. Он труден для восприятия и только вызывает лишние дискуссии. Поэтому я бы посоветовала большинству читателей пропускать экскурсы в историю эволюции и другие трудные места, а сосредоточиться на бесспорных открытиях о работе четырех функций.

* * *

Прочтя «Синтаксис любви», я написала Рощину, автору судьбоносной статьи. Поскольку критерий теории – практика, я предложила ему нечто вроде взаимной психологической супервизии: попробовать определить психотипы друг друга. Завязалась переписка. Мы успешно определили психотипы друг друга, а заодно и многих других исторических личностей (поначалу ошибаясь и учась на этих ошибках).

Я узнала, что Елена Константиновна Афанасьева, вдова Александра Юрьевича, живет в Москве и делает всё, что может, чтобы его наследие не пропало. В частности, издает его книги. Я купила у нее несколько экземпляров «Синтаксиса». Меня поразило, что на посмертном издании книги бережно сохранено посвящение «Ирине» – той самой подруге Афанасьева, трудным отношениям с которой обязано его открытие. Оказалось, что с Еленой Константиновной Афанасьев познакомился немолодым, уже после написания «Синтаксиса», и благодаря ей последние годы его жизни, хотя и омраченные болезнями, оказались счастливее прежних.

Я позвонила Марьясе и рассказала ей о типологии Афанасьева. Мы проговорили часа два – наверно, в жизни мы не разговаривали так долго. С тех пор мы начали обсуждать эти вопросы почти каждый день. Низкая совместимость наших психотипов, портившая наши взаимоотношения, оказалась благословением для научного сотрудничества: мы смотрим на всё под разным углом, имеем очень разный жизненный опыт и служим друг для друга источником драгоценной информации.

Кстати, и остальной отрицательный опыт взаимоотношений оказался неоценимо полезен для овладения искусством типирования…

* * *

Я стала искать в интернете последователей Афанасьева и обнаружила множество сайтов, где можно увидеть обширную переписку между новичками и «старожилами», опыты типирования участников, артистов, певцов, литературных персонажей; попытки создания портретных галерей по психотипам, и т. д. и т. п.

На некоторых сайтах я нашла важные разработки: в первую очередь это таблица совместимости психотипов (подсчитанной в процентах) на сайте Валерии Воробьевой психософия.com13. Но, к сожалению, наряду с интересными находками я увидела на этих сайтах и множество огорчительных ошибок, о которых далее в книге будет рассказано подробно.

Могу добавить также, что через несколько месяцев после знакомства с «Синтаксисом любви» я потратила еще неделю или две на попытки изучить соционику. Я увидела, что многие адепты Афанасьева занимаются также соционикой, и подумала, что, возможно, я ошибаюсь в своем отторжении, а соционика, возможно, действительно описывает какие-то параметры, не учтенные системой Афанасьева («типы информационного метаболизма»), и надо в этом разобраться.

Я купила книгу Аугустинавичюте (первоисточник), читала сайты, задавала вопросы на форумах. Все эти усилия остались совершенно бесплодными. Тексты по соционике прекрасно описывают общие проблемы человеческого общения, но как только переходят к конкретным схемам, информативность кончается.

Соционика описывает каких-то абстрактных людей с наборами качеств, неприложимыми к живым людям. В то время как свой психотип по Афанасьеву я определила сразу при первом чтении «Синтаксиса любви», – в описаниях соционических типов я так и не смогла узнать ни себя, ни кого бы то ни было из знакомых (лишь отдельные черты). Сколько я ни искала, но так и не увидела в соционических схемах ничего, что было бы применимо к жизни, кроме терминов «болевая логика» и «болевая сенсорика» (совпадающих с афанасьевскими Третьей Логикой и Третьей Физикой). Все остальное оставалось бесплодным теоретизированием, не соответствующим реальной жизни и реальным людям. На мои недоуменные вопросы один из социоников глубокомысленно ответил: «Жизнь есть жизнь, модель есть модель».

Так и вторая моя встреча с соционикой окончилась тем же, чем и первая: сожалением о потерянном времени.

* * *

Когда я рассказывала о типологии Афанасьева родным, близким, знакомым, их реакции были разными. Собственно говоря, предсказуемо разными – в полном соответствии с самой типологией.

Одни приняли ее на вооружение и со временем стали в ней неплохо разбираться.

Другие, заинтересовавшись поначалу, вскоре утрачивали интерес.

Третьи (в основном обладатели Первой Логики) вежливо выслушивали и оставались при непоколебимом мнении, что этого не может быть.

Четвертые реагировали неуверенно: «Ну, теорий много… Вот есть еще, например, модель Юнга… И еще всякие другие… Откуда же вы можете знать, что именно эта теория – правильная?» (это обычная реакция Третьей и Четвертой Логики).

Пятые (преимущественно ФЛВЭ) встречали ее в штыки, объявляя шарлатанством или бредом.

Шестые (как правило, тоже обладатели Второй Логики) сразу всё понимали, но уходили от разговора, оберегая свой душевный покой.

Моими постоянными собеседниками на эти темы стали поэтесса и библиотекарь Ольга Прощицкая, наша с Марьясей кузина, и мой новый знакомый Саша Буртянский, физик по образованию, вскоре ставший моим мужем и легко нашедший общий язык с моими детьми (что, благодаря знакомству с системой Афанасьева, было нам известно заранее).

В 2013 году мы создали сайт www.psychotype.info, посвященный типологии Афанасьева, и стали делиться там своими наблюдениями, догадками, сомнениями. Были проведены также очень показательные эксперименты по типированию добровольцев (о них будет далее рассказано подробнее).

Александр Буртянский

Ольга Прощицкая

Из статьи Алексея Рощина «Простой русский гений»

…Главная проблема социальных наук России в том, что их в России нет. Нету заинтересованной научной среды, нет питательного бульона для развития научной мысли, составляемого людьми, которыми движет бескорыстное научное любопытство. Каков практический результат такого положения дел? Практический результат, который мы ежечасно наблюдаем, тот, что в российской науке не выживают таланты.

Алексей Рощин

Талантов или, по крайней мере, людей с зародышем научного таланта, как показывают ВУЗы, в России по-прежнему много. Однако в отсутствие среды талант умирает. Ему для развития нужна поддержка, нужен хороший и понимающий руководитель, нужны споры и диспуты с утра до ночи и с ночи до утра с такими же одержимыми, как и он – и при этом ему, таланту, не нужно постоянно терпеть сначала тоску, а потом попреки измученной безденежьем жены. Но больше всего таланту все же нужна интеллектуальная атмосфера, особый ВОЗДУХ Большой Науки. Без него он задыхается, как рыба на берегу. Перед российскими талантливыми ребятами, по сути, всего два пути: или уехать на Запад, где попытаться погрузиться в научную атмосферу западных кампусов или лабораторий – или плюнуть на науку и пойти искать применение своим талантам в другой сфере…

За одним исключением – гении. Гениев наша российская земля продолжает рождать. Может быть, не так исправно, как раньше – но тем не менее. Гений – не талант; гений умудряется как-то существовать и в безвоздушном пространстве. Подходящая среда для гения тоже важна, но не критична; истинные гении, подобно Ньютону, умеют подключаться непосредственно к своим великим предшественникам. Как сказал сэр Исаак, «не я велик, а я стоял на плечах гигантов».

Собственно, к чему я это всё веду? Я ведь по образованию психолог, а не физик. Поэтому скажу о своей области, скажу, черт возьми, с тайной гордостью: все-таки, при всей очевидной деградации и одичании, мы остаемся великой нацией – среди нас все еще рождаются гении. Вот, пожалуйста: Александр Афанасьев. Гений психологии.

Прошу заметить: я говорю без всякого ёрничества или снисхождения, вроде «сойдет для сельской местности». Перед нами – полноценный гений мирового масштаба, уровня Фрейда или, если угодно, Менделеева. Человек, собственно, и создал своего рода таблицу Менделеева в, казалось бы, вдоль и поперек истоптанном жанре – психологической типологии. Создал с нуля, из ничего, появившись буквально из ниоткуда.

В основе типологии – крайне любопытный принцип четырех функций. При внешней простоте и, что важно, интуитивной понятности эта типология весьма глубока и, главное, просто просится к расширению на самые разные прикладные области соцнаук – от психотерапии до политологии. По сути, это открытие целого направления в науке, причем на одном из самых истоптанных пятачков! Так Шлиман в свое время откопал Трою там, где, как все были уверены, всё уже было изрыто вдоль и поперек несколькими поколениями археологов.

Счастливое свойство гения – он рождается САМ, там, где хочет, и ничто – даже отсутствие воздуха, почвы, света – не может ему помешать. Родившись на голых камнях разрушенного совка, Афанасьев все же сумел каким-то образом из нашего безвременья припасть к сокровищам именно великой русской культуры – и создал в итоге по-настоящему сильную и оригинальную концепцию, причем в той области, в которой мы традиционно никогда вообще ничего из себя не представляли – в психологии!

К сожалению, судьба у Афанасьева традиционна для наших гениев. Его книга, которая в любой стране с научными традициями стала бы основой ШКОЛЫ, у нас, естественно, провалилась, как в пустоту. Забавно, как я сам на нее наткнулся. Долгое время я о ней слышал, но не мог «напасть на хвост», даже одно время вообще сомневался, что она существует. Знакомые психологи мне пересказывали саму концепцию «воля – физика – эмоции – логика» в качестве апокрифа, не зная автора! То есть – почти как изустное народное творчество. Я даже ходил на свой родной психфак МГУ, наводил справки там, в читальном зале – ни фига. Преподаватели об этом или вообще ничего не знали, или путали с соционикой, строя при этом уморительные снобистские гримаски.

Неудивительно, что Афанасьев, с его блестящим умом, огромной эрудицей, замечательным литературным языком работал в 90-е то сторожем, то грузчиком и, к огромному несчастью, умер 5 лет назад, безвременно, в возрасте всего каких-то 55 лет! Уму непостижимо.

Книга провалилась без «булька», в разряд какого-то салонного чтива. Рукописи, конечно, не горят, гениальная вещь не умрет без следа, и у книги есть свой круг поклонников, но…

Не могу не провести сравнение… ну, хотя бы с таким модным «научным течением» в современной прикладной психологии, как НЛП, или нейролингвистическое программирование. Сравнение очень показательно для понимания, в чем разница между странами с наличием или отсутствием научной среды. В чисто интеллектуальном отношении книга Афанасьева и труды основоположников НЛП Бендлера и Гриндера просто несравнимы: помню, меня еще на 4 курсе при чтении Бендлера периодически охватывала неловкость – настолько очевидна была нарочитая НЕСИСТЕМНОСТЬ, бессвязность основной концепции, какой-то, ей-богу, детский лепет!

Однако работа попала в густую научную среду, где в ней ученые, находящиеся в постоянном голодном поиске чего-то свежего и хотя бы отчасти незаезженного, разглядели некий потенциал: и пошло-поехало! В итоге после массы сопутствующих экспериментов, дискуссий, построений тех или иных гипотез на основе первоначально наивной и бессвязной концепции возникло, действительно, целое научное направление с массой ПРАКТИЧЕСКИХ применений. При этом, естественно, никто никогда не считал Бендлера или Гриндера гениями: это именно таланты, сумевшие ухватить некий «нерв» и в итоге заслуженно прославившиеся.

И вот на их фоне наш Афанасьев, написавший в той же примерно области на порядок более ценную, связную, глубокую работу, наш простой русский гений. Трагический одиночка, титан, сделавший прорыв, оказавшийся никому не нужным. Написавший работу, которую официальная «российская наука психология» … снобистски НЕ ЗАМЕТИЛА.

В терминах самого Афанасьева ситуацию объяснить достаточно просто. В нашей «науке» преобладают люди или с Логикой-3, или вообще с Логикой-4 – то есть те, кому само научное знание в любом виде «до фени». А Логика-2 – те, кто и должен составлять плоть и кровь научного сообщества, у нас в России в науку не идут.

Сам Афанасьев говорил жене, что его книгу обязательно станут читать, но – через 100 лет. Я все-таки надеюсь, что раньше.

Стихотворение Бориса Заходера

Это стихотворение написано в 1992 году. Не знаю, знал ли Заходер об Афанасьеве и его открытии, и его ли имел в виду. Но, на мой взгляд, для рассказа об Афанасьеве это стихотворение более чем уместно.