Февра́ль
Опя́ть вы́глянуло со́лнышко, да тако́е весёлое, я́ркое! Оно́ да́же пригре́ло немно́жко, с крыш пови́сли сосу́льки, и по ним заструи́лась вода́.
«Вот и весна́ начина́ется», – реши́ла Зи́нька. Обра́довалась и запе́ла зво́нко:
– Зи́нь-зинь-тан! Зи́нь-зинь-тан! Скинь кафта́н!
– Ра́но, пта́шечка, запе́ла, – сказа́л ей Ста́рый Воробе́й. – Смотри́ ещё ско́лько моро́зу бу́дет. Ещё напла́чемся.
– Ну да! – не пове́рила Сини́чка. – Полечу́-ка ны́нче в лес, узна́ю, каки́е там но́вости.
И полете́ла.
В лесу́ ей о́чень понра́вилось: тако́е мно́жество дере́вьев! Ничего́, что все ве́тки зале́плены сне́гом, а на широ́ких ла́пах ёлок нава́лены це́лые сугро́бики. Э́то да́же о́чень краси́во. А пры́гнешь на ве́тку – снег так и сы́плется и сверка́ет разноцве́тными и́скрами.
Зи́нька пры́гала по ве́ткам, стря́хивала с них снег и осма́тривала кору́. Глазо́к у неё о́стрый, бо́йкий – ни одно́й тре́щинки не пропу́стит. Зи́нька тюк о́стрым но́сиком в тре́щину, раздолби́т ды́рочку поши́ре – и та́щит из-под коры́ како́го-нибудь насеко́мыша-бука́рашку.
Мно́го насеко́мышей набива́ется на́ зиму под кору́ – от хо́лода. Вы́тащит и съест. Так ко́рмится. А са́ма примеча́ет, что круго́м.
Смо́трит: Лесна́я Мышь из-под сне́га вы́скочила. Дрожи́т, вся взъеро́шилась.
– Ты чего́? – Зи́нька спра́шивает.
– Фу, напуга́лась! – говори́т Лесна́я Мышь.
Отдыша́лась и расска́зывает:
– Бе́гала я в ку́че хво́роста под сне́гом, да вдруг и провали́лась в глубо́кую я́му. А э́то, ока́зывается, медве́дицына берло́га. Лежи́т в ней Медве́дица, и два ма́хоньких новорождённых медвежо́нка у неё. Хорошо́, что они́ кре́пко спа́ли, меня́ не заме́тили.
Полете́ла Зи́нька да́льше в лес. Дя́тла встре́тила, красноша́почника. Подружи́лась с ним. Он свои́м кре́пким гранёным но́сом больши́е куски́ коры́ лома́ет, жи́рных личи́нок достаёт. Сини́чке за ним то́же ко́е-что перепада́ет. Лета́ет Зи́нька за Дя́тлом, весёлым колоко́льчиком звени́т по́ лесу:
– Ка́ждый день всё светле́й, веселе́й, веселе́й!
Вдруг зашипе́ло вокру́г, побежа́ла по́ лесу позёмка, загуде́л лес, и ста́ло в нём темно́, как ве́чером. Отку́да ни возьми́сь, налете́л ве́тер, дере́вья закача́лись, полете́ли сугро́бики с ело́вых лап, снег посы́пал, зави́лся – начала́сь пурга́. Зи́нька присмире́ла, сжа́лась в комо́чек, а ве́тер так и рвёт её с ве́тки, пе́рья еро́шит и ледени́т под ни́ми те́льце.
Хорошо́, что Дя́тел пусти́л её в своё запасно́е дупло́, а то пропа́ла бы Сини́чка.
День и ночь бушева́ла пурга́, а когда́ улегла́сь и Зи́нька вы́глянула из дупла́, она́ не узна́ла ле́са: так он весь был зале́плен сне́гом. Голо́дные во́лки промелькну́ли ме́жду дере́вьями, увяза́я по брю́хо в ры́хлом снегу́. Внизу́ под дере́вьями валя́лись обло́манные ве́тром су́чья, чёрные, с со́дранной коро́й.
Зи́нька слете́ла на оди́н из них – поиска́ть под коро́й насеко́мышей.
Вдруг из-под сне́га – зве́рь! Вы́прыгнул и сел. Сам весь бе́лый, у́ши с чёрными то́чками де́ржит торчко́м. Сиди́т сто́лбиком, глаза́ на Зи́ньку вы́пучил.
У Зи́ньки от стра́ха и кры́лышки отняли́сь.
– Ты кто? – пи́скнула.
– Я беля́к. За́яц я. А ты кто?
– Ах, за́яц! – обра́довалась Зи́нька. – Тогда́ я тебя́ не бою́сь. Я Сини́чка.
Она́ хоть ра́ньше за́йцев в глаза́ не вида́ла, но слы́шала, что они́ птиц не едя́т и са́ми всех боя́тся.
– Ты тут и живёшь, на земле́? – спроси́ла Зи́нька.
– Тут и живу́.
– Да ведь тебя́ тут совсе́м занесёт сне́гом!
– А я и рад. Пурга́ все следы́ замела́ и меня́ занесла́, – вот во́лки ря́дом пробежа́ли, а меня́ и не нашли́.
Подружи́лась Зи́нька и с За́йцем.
Так и прожила́ в лесу́ це́лый ме́сяц, и всё бы́ло: то снег, то пурга́, а то и со́лнышко вы́глянет, – денёк простои́т пого́жий, но всё равно́ хо́лодно.
Прилете́ла к Ста́рому Воробью́, рассказа́ла ему́ всё, что приме́тила, он и говори́т:
– Запомина́й: вью́ги да мете́ли под февра́ль полете́ли. В феврале́ люте́ют во́лки, а у Медве́дицы в берло́ге медвежа́тки родя́тся. Со́лнышко веселе́й све́тит и до́льше, а моро́зы ещё кре́пкие. А тепе́рь лети́ в по́ле.