У Саломеи голос звонок,
Прекрасны бёдра, узок стан,
Она почти ещё ребёнок,
Но ей талант соблазна дан.
Она юлой кружит у трона,
Сияют очи, дышит грудь…
И смотрит Ирод возбуждённо,
Не в силах взгляда отвернуть.
Но вот окончен танец девы,
Она склонилась пред царём.
Рабынь протяжные напевы
И пляска – щедрость будят в нём.
На всё готов он для танцорки:
«Скажи, что хочешь ты, дитя?
Рабынь, полцарства? Дам шестёрку
Коней, за танец твой платя?»
Но, обратясь к Иродиаде,
Смиренно та спросила мать,
Чего ей пожелать от дяди,
Чтобы самой не прогадать.
Иродиада, в кубок глядя,
Где винный отблеск будто кровь,
Сказала: «Дочь, покоя ради,
Чтоб посягать не вздумал вновь
Никто на счастье наше, надо
Просить Крестителя главу.
Нам будет славною награда,
Что кончит дерзкую молву»…
И голову внесли на блюде,
И положили к их ногам…
Тетрарх, велик и неподсуден,
Угоден девам и богам,
Сидел с предчувствием неясным,
Растерян, мрачен и незряч,
А всё вокруг затмилось красным,
И в шуме пира мнился плач…
Но наваждение пропало,
Залито кубками вина,
И ношу страшную держала
Девица, сшедшая с ума.
И всё обыденным казалось,
Но тронул стрелки новый век,
И время истиной пронзалось,
Что нёс нам Богочеловек.
А мы, забывчивы и грешны,
Танцуя в вихре бытия,
Никак из нашей тьмы кромешной
Своё не высвободим "я".