Кеннебанкпорт, Мэн, 1973 год
Билли Хэмлин проводил взглядом семерых малышей в плавках, с визгом бегущих к воде, и ощутил прилив счастья. Не одни мальчишки любили проводить лето в Кэмп-Уильямсе.
Повезло Билли получить эту работу. Большинство вожатых лагеря учились в университетах «Лиги плюща». Такеры, Мортимеры и Сэндфорд-Райли-Третьи проводили время в лагере в «промежутке» между Гарвардским колледжем и Гарвардской школой бизнеса, или в женском варианте – дочки богатеньких папаш после окончания колледжа и до замужества обучали плаванию умненьких сыночков нью-йоркской элиты. Билли Хэмлин в их круг не вписывался. Его отец был плотником, прошлой осенью строившим новые летние домики в Кэмп-Уильямсе и сумевшим сделать протекцию своему мальчику.
– Встретишься с интересными людьми, – сказал Джефф Хэмлин Билли. – Богатыми. Теми, которые сумеют тебе помочь. Тебе нужны связи.
Па Билли свято верил в связи. Почему он вообразил, будто лето, проведенное среди избалованных банкирских сыновей, поможет его обаятельному, ничего не умеющему и совершенно неамбициозному мальчику продвинуться в жизни, оставалось полной тайной. Не то чтобы Билли жаловался. Днем он торчал на пляже, дурачился с милыми маленькими детками. А по вечерам… в лагере было легче раздобыть наркоту, выпивку и то, что его бабушка называла женщинами легкого поведения, чем в новоорлеанских борделях. В свои девятнадцать лет Билли Хэмлин умел немногое. Но точно знал, как развлечься на всю катушку.
– Бивви! Бивви! Пойдем игвать!
Грейдон Хэммонд, кривоногий семилетний парень, не выговаривавший половины букв в алфавите из-за пяти выпавших передних зубов, махал руками, зовя Билли в воду. Когда-нибудь Грейдон унаследует контрольный пакет акций в «Хаммонд банк», инвестиционном банке, стоившем больше, чем многие малые африканские страны, вместе взятые. Подзывать к себе людей жестом станет одной из главных примет Грейдона. Но пока он был таким милым и добрым парнем, что трудно устоять перед просьбой.
– Грейдон, оставь Билли в покое. У него выходной. Я сама поиграю с тобой.
Тони Гилетти, общепризнанный секс-символ лагерных вожатых, опекала группу Грейдона. Наблюдая, как Тони вбегает в прибой, красуясь идеальным загорелым телом, на котором едва не лопались стринги бикини, Билли чуть не сгорел от стыда, чувствуя, как эрекция распирает плавки от Фреда Перри. Ничего не оставалось, кроме как самому нырнуть в воду, используя океан в качестве фигового листа.
Как и все остальные парни в лагере, Билли безумно хотел Тони Гилетти. Но в отличие от других он почти ее любил. Однажды они переспали, в самую первую ночь в лагере, и, хотя Билли так и не сумел убедить Тони встретиться еще раз, все же понял, что ей понравилось и что он тоже ей симпатичен. Как и юноша, Тони не принадлежала здешнему кругу. Она не была дочерью работяги, ее старик владел сетью процветающих магазинчиков по продаже электроники. Но девушка не была и жеманной первокурсницей из Уэллсли или Вассара, а – буйным подростком, ищущим острых ощущений и приобретшим привычки нюхать кокаин и заводить самых неподходящих любовников, что завело ее в крутой переплет на родине, в Коннектикуте. Ходили слухи, что она избежала срок за мошенничество с кредитными картами только потому, что ее отец Теодор Гилетти дал на лапу судье и пожертвовал сумму с семью нолями на новый бар и душевую в местном загородном клубе. Вроде бы Тони украла у соседа золотую карту «Американ экспресс», чтобы содержать последнего бойфренда и по совместительству драгдилера в роскоши, к которой тот привык. Семья Гилетти отправила дочь в Кэмп-Уильямс в качестве последнего средства, наверняка надеясь, как и отец Билли, что Тони приобретет связи, позволяющие ей добиться лучшего будущего, в ее случае – подцепить порядочного, хорошо воспитанного белого парня, в идеале – с гарвардской степенью.
Тони выполнила половину плана, добросовестно переспав с каждым гарвардским выпускником в лагере, по крайней мере с теми, которые не были откровенно омерзительны физически, прежде чем остановиться на Чарлзе Бремаре Мерфи, самом богатом, самом красивом и, по мнению Билли, самом одиозном из всех. Сегодня Чарлз проводил время на родительской яхте. Семья Бремар Мерфи остановилась вблизи от лагеря по пути в Ист-Хэмптон, и миссис Крамер, начальница лагеря, дала Чарлзу один выходной. Билли до чертиков раздражало пресмыкательство старухи Крамер перед богатыми детками. Но нет худа без добра. Отсутствие Чарлза дало Билли прекрасную возможность беспрепятственно пофлиртовать с Тони Гилетти и попытаться убедить ее, что еще одна ночь страсти с ним будет куда более удовлетворительной, чем перепихон с ее надутым индюком-бойфрендом.
Он уже знал, что шанс есть. Тони была вольна духом, с либидо, как у дикой кошки. Всего несколько дней назад она самым наглым образом вешалась на Билли прямо перед носом Чарлза, очевидно, дерзко пытаясь заставить того ревновать. Это сработало. Позже Билли подслушал, как Чарлз допрашивал Кассандру Дрейтон, еще одну девчонку, о которой было точно известно, что она спала с Билли, чем тот так привлекает девушек.
– Что такого в этом Хэмлине? Почему телки от него тащатся? – рассерженно допытывался Чарлз.
– Тебе ответ в дюймах или футах? – сладко улыбнулась Кассандра.
– Он гребаный плотник, черт бы его побрал! – захлебывался Чарлз.
– Иисус тоже был сыном плотника, дорогой. Не злись, тебе не к лицу. И плотник не он, а его отец. Билли просто здорово трахается. И, клянусь, знает, что делает.
Как ни приятно было слышать дифирамбы Кассандры, правда заключалась в том, что Тони Гилетти так и не позволила Билли уложить ее во второй раз. И чем дольше она держалась, тем сильнее Билли ее хотел.
Таких, как она, у него еще не было. Не только дикая кошка в постели, но остроумна, умна, не говоря уж о выразительной мимике и прирожденном актерском таланте. Ее пародии на миссис Крамер заставляли остальных вожатых смеяться до слез. Тони была смелой. Куда смелее, чем он. У нее точно «есть яйца» и уж побольше чем у него, несмотря на все комплименты Кассандры. Для Чарлза Тони была призом, игрушкой, которая могла развлекать его все лето. Для Билли Хэмлина она была всем. Хотя он никому не признался бы, что влюблен по уши и намерен не только переспать с Тони, но и жениться на ней.
Тони наблюдала, как Билли ныряет в воду. «Только взгляните на эту фигуру! Какое сложение!» Она обожала смотреть, как мышцы перекатываются на широкой спине пловца, как мощные руки без усилий рассекают воду, подобно двум ятаганам, разрезающим шелк. Чарлз был по-своему хорош, с четкими чертами лица типичного богатенького студента. Но в нем не было ни капли откровенной, бьющей через край чувственности, животного магнетизма, вечного эротического голода хищного зверя, сочившихся, как пот, из всех пор Билли. Зато у Чарлза был трастовый фонд размером с Канаду. С каждым днем Тони все труднее было решить, кого она хочет больше: юного бога любви Адониса или местного Креза?
Прошлой ночью, занимаясь любовью с Чарлзом, она мечтала о Билли. Лежа на кашемировом одеяле, пока Чарлз трудился над ней в традиционной позе под саундтрек «Привет, это я» Тодда Рандгрена – кошмарная песня, но Чарлз настоял на том, чтобы принести восьмидорожечный магнитофон, чтобы создать настроение, – Тони вспоминала, каково это, когда тебя вжимают в пол сильные бедра Билли. Если он будет по-прежнему так же рьяно ее преследовать, рано или поздно она сдастся. Тони Гилетти способна оставаться верной неумелому любовнику не больше, чем львица может стать вегетарианкой. С Билли классно в койке, а это главное.
– Давай, Тони, твоя очеведь ловить мяч!
Грейдон Хаммонд жалобно смотрел на нее, обняв за плечи Николаса Хэндемейера, еще одного очаровательно неуклюжего семилетнего мальчика, наследника огромного поместья в Мэне.
Темноволосый Грейдон и белокурый ангелочек Николас были любимцами Тони. Несмотря на тщательно культивируемый образ скверной девчонки, Тони обладала врожденным материнским инстинктом и была одной из самых популярных вожатых в лагере.
Ее мать так увлекалась шопингом, поездками на отдых и тратой денег мужа, что однажды с трудом узнала Тони, стоявшую на улице вместе с двумя подружками. Но несмотря на полное равнодушие родителей, Тони любила малышей и всячески о них заботилась, ведь им в голову не приходило ее осуждать.
Однако сегодня похмелье и настоятельная необходимость в дорожке кокаина портили настроение. Она вполне могла бы обойтись без шума, вопросов и бесконечных прикосновений маленьких потных лапок.
– Я пытаюсь, Грейдон, ясно? – проворчала она угрюмо. – Бросай еще раз.
– Позволь мне помочь?
Рядом материализовался Билли Хэмлин. Голова с прилипшими волосами вынырнула из прозрачной воды. Подхватив под мышки хихикавших Грейдона и Николаса, он уронил их на мелководье, разделил всех малышей на команды и начал игру. Через несколько минут Тони подплыла к нему и словно невзначай задела рукой плечо Билли, когда забирала мяч. Даже слабый намек на физический контакт был электризующим.
– Спасибо, – улыбнулась она. – Иди поплавай. У тебя только половина выходного дня в неделю, и ты, конечно, не захочешь провести его с моими детишками.
– Верно.
Билли нагло пялился на грудь Тони.
– Вот что, давай заключим пари.
– Пари?
– Ну да. Если я в следующие четверть часа найду жемчужину, завтрашнюю ночь ты проведешь со мной.
Тони рассмеялась, наслаждаясь его вниманием:
– За прошлый месяц ты нашел всего три. Вряд ли за пятнадцать минут найдешь четвертую.
– Верно. Это безнадежно. Так почему бы не заключить пари?
– Ты сам знаешь почему.
Тони взглянула в сторону гавани, где на летнем солнышке поблескивала «Селеста», яхта Бремаров – Мерфи.
– О какая чепуха! Нужно жить на всю катушку! Он уже надоел тебе до смерти. Кроме того, ты сама сказала, что я вряд ли найду жемчужину за четверть часа!
– А вдруг найдешь?!
Билли обнял Тони за талию и притянул к себе так, что их губы почти соприкасались.
– Если найду, значит, судьба. Нам предназначено быть вместе. По рукам?
– Ладно, договорились, – ухмыльнулась Тони. – Но она должна быть размером не меньше, чем с горошину!
– С горошину?! Брось! Это невозможно!
– Горошина! А теперь, проваливай! Мы собрались играть в вышибалы!
Билли заплыл на глубину, зажав в зубах нож для вскрытия устричных раковин, как пират – абордажную саблю. Нырнул раза два и каждый раз выныривал с большой раковиной, устраивая театральное шоу: вскрывал раковину, а ничего не найдя, хватался за сердце и снова скрывался в воде. Все это, конечно, чтобы посмешить Тони. Через несколько минут на берегу собралась постоянно растущая толпа зрителей. Мальчишка – классный пловец и дает настоящее представление!
«Он забавен, но слишком много мнит о себе», – думала Тони. Она отвернулась и принялась за игру, намеренно игнорируя выходки Билли.
Чарлз Бремар Мерфи был в прекрасном настроении после восхитительного ленча, на котором подавали роллы со свежими мэнскими лобстерами и винтажное шабли. Старик согласился увеличить ему содержание. И Тони пообещала надеть сегодня в постель атласные вырезанные спереди трусики, которые он ей подарил: перспектива, державшая его в постоянном сексуальном возбуждении с самого утра.
Растянувшись на шезлонге на верхней палубе, Чарлз чувствовал, как к нему возвращается уверенность. «Что за дурацкая одержимость недоноском Хэмлином? Конечно, он хочет Тони! Все хотят Тони. Но он мне не соперник! Она уже переспала с ним и бросила! Должно быть, Тони сейчас на пляже строит песочные замки с группой малышей».
Чарлз решил сделать ей сюрприз. Принести с камбуза клубнику в шоколаде. Телки любят бессмысленные романтические жесты. Она будет еще более благодарна в постели, чем обычно.
Он повелительно щелкнул пальцами в сторону одного из матросов.
– Приготовьте один из тендеров[2]. Я поплыву на берег.
Мальчишки устали играть в вышибалы и стали охотиться за крабовыми клешнями на мелководье. Внезапный шум заставил Тони обернуться.
«О Боже! Идиот!»
Билли заплыл за буйки, отделявшие отведенную для пловцов зону от гавани. Недалеко от берега были пришвартованы три яхты, а между ними и берегом скопились лодки поменьше. Одинокий пловец практически не был заметен среди стольких судов, нырять за жемчугом в таком месте – крайне опасно.
Тони лихорадочно махала Билли, пытаясь привлечь его внимание:
– Вернись! – кричала она. – Ты утонешь!
Билли приложил ладонь к уху, давая понять, что не слышит. Оставив мальчишек на берегу, Тони проплыла несколько ярдов и снова крикнула:
– Вернись, иначе не поздоровится!
Билли оглянулся. Ближайшие яхтенные тендеры были по крайней мере в пятидесяти ярдах позади него.
– Я в порядке! – откликнулся он.
– Не будь кретином!
– Еще два нырка!
– Билли, нет!
Однако Билли перевернулся, взмахнул ногами и исчез в волнах, чем вызвал охи, ахи и гром аплодисментов со стороны собравшихся на берегу. Тони прикусила губу, с тревогой ожидая появления пловца. Десять секунд… двадцать… тридцать…
«О Иисусе! Что случилось? Ударился головой? Мне не следовало заключать это дурацкое пари и поощрять его! Я знаю, как он беспечен! Совсем как я!»
Но тут молодой человек внезапно вынырнул, подняв кучу брызг, как резвящийся дельфин, и он размахивал гигантской устричной раковиной. Толпа на берегу орала и бесновалась. Билли открыл раковину и вытащил жемчужину под еще более оглушительную овацию. Но сам он ничуть не обрадовался:
– Слишком маленькая. Моей принцессе нужна горошина!
– Прекращай! – окончательно разозлилась Тони. Игра потеряла привлекательность. Неужели эти идиоты на берегу не видят, как это опасно?
– Возвращайся, Билли! Я не шучу!
Билли возразил:
– У меня еще две минуты!
И набрав в грудь воздуха, снова исчез.
– Почему бы вам не позволить управлять тендером мне, сэр?
– Садитесь и отдыхайте.
Дэниел Грей был опытным матросом и последние двадцать лет работал на яхтах богатых людей. Бремар Мерфи – не лучше и не хуже большинства семей, к которым нанимался Грей. Но их сын Чарлз был редкостным маленьким хлыщом. Он много пил за ленчем, и, конечно, его не стоило оставлять за штурвалом такого дорогого судна, как тендер «Селесты».
– Я уже отдохнул, спасибо, – протянул Чарлз. – Принесите мне клубники и шампанского, которые я просил, и передайте матери, что я вернусь через пару часов.
– Прекрасно, сэр.
«Полный болван. Клянусь, он на что-нибудь налетит, и следующие десять лет его старик будет платить за ремонт».
На этот раз Билли показался на поверхности только через сорок пять секунд. Похоже, он по-прежнему считал все это шуткой и почти сразу же снова нырнул.
Взбешенная Тони отвернулась. Теперь она ни за что не проведет с ним ночь, какой бы большой ни оказалась чертова жемчужина или его чертово… что там еще у него есть. Плывя к берегу, она заметила нечто краем глаза. Гребная шлюпка, маленькая деревянная лодчонка.
«Какого черта эта штука тут делает?»
Не успела она подумать об этом, как увидела два тендера. Второй чуть отставал от первого, но шел на опасной скорости, с ревом направляясь к берегу. На первом тендере обратили внимание на деревянное суденышко и свернули, чтобы обойти его, легко сменив курс. Но на втором, казалось, не подозревали об опасности.
– Лодка! – завопила Тони, махая рукой второму тендеру. Она уже была на мелководье и смогла подпрыгивать и кричать.
– Ло-о-о-дка-а-а!!!
Чарлз поймал взглядом развевающиеся светлые волосы и белый бикини. Тони махала ему.
– Эй, бэби! – помахал он в ответ и прибавил скорость, хотел произвести на нее впечатление, но пошатнулся и схватился за штурвал, чтобы не упасть. Должно быть, шабли ударило ему в голову.
– Я кое-что везу тебе!
Он не сразу понял, что люди на берегу тоже ему машут. Неужели ни разу не видели яхтенного тендера? Или не видели такого мощного, как на «Селесте»?
К тому времени как он заметил шлюпку и осознал всю степень опасности, тендер был в нескольких секундах от столкновения. Двое сидевших в лодке подростков в ужасе прижались друг к другу. Чарлз увидел искаженные паникой лица, и его затошнило. Он был достаточно близко, чтобы разглядеть белки их глаз и отчаянное, молящее выражение лиц.
– Иисусе!
Он бросился к штурвалу.
Двое пляжных спасателей переглянулись.
– Мать твою…
– Он в них врежется, верно?
Схватив спасательные пояса, они кинулись в воду.
Тони в ужасе наблюдала, как второй тендер мчится к лодке. По мере того как он приближался, ужас становился нестерпимым.
«Это… Чарлз? Что он здесь делает?»
Она открыла рот, чтобы закричать, предупредить его, но из горла не вырвалось ни звука. Из-за выходок Билли она потеряла голос и охрипла. И поняла с леденящей ясностью, что эти мальчишки сейчас умрут.
А Билли тем временем поднял с песка пятую устричную раковину. Здесь было прохладно и спокойно, пятна солнечных лучей и эфемерные танцующие тени чередовались на песчаном дне. Шансы отыскать жемчужину размером с горошину были равны почти нулю. Но Билли нравилось выделываться, устраивая спектакль ради Тони и собравшихся на берегу. Он чувствовал себя в воде как дома. В реальном мире он ощущает себя ничтожеством по сравнению с Чарлзом. Но не здесь, в буйной свободе океана. Здесь он король.
Крепко сжимая раковину в кулаке, юноша стал всплывать к свету.
Изо всех сил дернув штурвал вправо, Чарлз закрыл глаза. Последующий рывок едва не перевернул тендер. Вцепившись в штурвал, Чарлз жалел, что не может заткнуть уши, болевшие от звенящих криков. Чей ужас он слышит? Мальчишек или свой собственный? Он не мог сказать. Соленая струя ударила в лицо, как бритвой. Тендер все еще двигался с дикой скоростью.
Каким образом все случилось так быстро – переход от счастья к несчастью? Только несколько секунд назад он изнемогал от блаженства. А сейчас…
Чарлз, стиснув зубы, с колотящимся сердцем ждал удара.
Люди на берегу разинув рты смотрели, как тендер метнулся вправо. Сначала волна была такой огромной и струя за кормой такой высокой, что наблюдатели не различали, что творится с лодкой. Наконец она показалась, сильно раскачиваясь на волнах, но неповрежденная. Мальчишки отчаянно махали руками спасателям.
Облегчение было невероятным. Люди вопили, кричали «ура», прыгали, обнимались.
– Удалось! Он их не потопил!
Но тут кто-то завопил:
– Пловец!
Для Тони все происходило как в замедленной съемке.
Она увидела, как свернул Чарлз, разминувшись с лодкой всего на несколько дюймов. На какую-то долю секунды она испытала облегчение, такое мощное, что ее чуть не вырвало. Но тут из воды вылетел Билли Хэмлин, и прямо на пути тендера. Даже если бы Чарлз увидел его, все равно никаким способом не смог бы остановиться.
Последнее, что успела заметить Тони, – потрясение на красивом лице Билли. И тут тендер закрыл ей обзор.
На берегу истерически кричали.
Чарлз выключил мотор, и тендер замер на месте.
Билли Хэмлин исчез.
Чарлз Бремар Мерфи, словно громом пораженный, скорчился на скамье на корме тендера, глядя на воду, теперь спокойную, серебристую и неподвижную, как стекло. Судя по всему, у него был шок. Спасатели плескались рядом в поисках Билли и поочередно ныряли на глубину.
Ничего.
Люди на берегу плакали навзрыд. Мальчишки в лодке благополучно добрались до берега и почти бились в истерике, не веря в свое спасение и сконфуженные происходящим. Малыши из группы Тони сгрудились на мелководье и опасливо жались друг к другу, напуганные паникой взрослых. Ошеломленная Тони подплыла к ним. Должно быть, кто-то позвал на помощь, потому что со всех сторон к месту происшествия мчались катера береговой охраны и тендеры с других, пришвартованных недалеко от берега, яхт.
– Тони!
Дрожащий Грейдон Хэммонд вцепился в ногу Тони.
– Не сейчас, Грейдон, – рассеянно пробормотала она, все еще глядя туда, где в последний раз показался Билли.
«Он не может погибнуть. Всего несколько секунд назад он там был! Пожалуйста, Господи, пожалуйста, не дай ему погибнуть только потому, что он дурачился из-за меня!»
– Тони!
Она уже хотела успокоить Грейдона, когда увидела… примерно в пятидесяти ярдах от того места, куда смотрела, на поверхности показавшегося оглушенного пловца.
– Вон там! – завопила она спасателям, истерически махая руками. – Там!
Она могла не беспокоиться. Спасательные лодки все как одна устремились к Билли и вытащили его из воды. Наблюдая все это, Чарлз Бремар Мерфи наконец разразился слезами. Все. Кошмар закончился.
Менее чем через минуту Билли уже был на пляже, широко улыбаясь, несмотря на боль, пока фельдшер обрабатывал рану на голове. Несколько человек подошли пожать ему руку и сообщить (можно подумать, он не знал), как ему повезло выжить.
– Знаете, это все ради нее, – заявил он своим только что обретенным поклонникам, кивая в сторону Тони, которая широким шагом шла к нему – богиня амазонок, в крошечном бикини, с длинными влажными волосами, картинно развевавшимися за спиной. – Моей принцессе понадобилась горошина. Что я мог сделать? Ее желание для меня закон.
Однако настроение Тони было отнюдь не романтичным.
– Чертов осел! – заорала она. – Ты мог погибнуть! Я думала, ты утонул!
– И ты бы тосковала по мне? – надулся Билли.
– О, да перестань валять дурака! Это не смешно! На беднягу Чарлза смотреть страшно! Он думал, что утопил тебя! Мы все так думали.
– Бедняга Чарлз?
Теперь уже разозлился Билли:
– Этот кретин мчался, как маньяк! Неужели не видела, как он едва не врезался в тех несчастных парнишек в лодке?
– Нечего им было делать в той зоне, – отрезала Тони. – И тебе тоже!
Грейдон Хэммонд вылез из воды и снова теребил Тони за ногу, что-то лепеча.
– Грейдон, пожалуйста! Я говорю с Билли.
– Но это важно! – взвыл Грейдон.
– Валяй, – горько вздохнул Билли. – Ясно, что тебе на меня плевать. Иди, утешай Грейдона, а может… и Чарли. Он в этом деле истинная жертва.
– Ради всего святого, Билли, конечно, не наплевать. Или считаешь, что я бы так злилась, если бы мне было все равно? Я думала, что потеряла тебя.
И Тони, к своему удивлению, разразилась слезами.
Билли Хэмлин обнял ее.
– Эй, – нежно прошептал он, – не плачь. Прости, что напугал тебя. Пожалуйста, не плачь.
– То-о-о-они!!! – завопил Грейдон. Тони неохотно высвободилась из объятий Билли.
– Что, солнышко? – уже мягче спросила она. – Что случилось?
Малыш молча смотрел на нее. Нижняя губка дрожала.
– Николас!
– Николас Хэндемейер?
Грейдон кивнул.
– Что с ним.
Грейдон залился слезами.
– Он уплыл. Пока ты следила за Билли. Уплыл и не вернулся.
От пляжа до Кэмп-Уильямса было четверть мили по песчаной тропе, почти целиком заросшей ежевичными кустами. Тони исцарапала ноги до крови, но, не обращая внимания на боль и жалобные крики пытавшихся бежать за ней детей, она мчалась во весь дух.
– Боже! Что это с тобой? Забыла одеться?
Мэри Лу Паркер, безупречная в форме выпускницы частной школы: шорты хаки, блузка с белым воротничком и пляжные тапочки, – брезгливо оглядела Тони. Это бикини… уже чересчур, тем более что вокруг дети. Мэри Лу понять не могла, что находит Чарлз Бремар Мерфи в Тони Гилетти.
– Ты видела Николаса? Николаса Хэндемейера? – пропыхтела Тони. Мэри Лу запоздало заметила, в каком она состоянии, и услышала приглушенный плач детей. Все выглядели так, словно побывали на войне. – Он возвращался сюда?
– Нет.
Тони жалобно вскрикнула.
– То есть не знаю, – поправилась Мэри Лу. – Лично я его не видела, но сейчас спрошу остальных.
Из домиков стали подтягиваться остальные вожатые лагеря. Никто не видел Николаса. Но Тони не стоит паниковать. Он должен выбраться из воды. Иногда маленькие мальчики сбегают. Он не может уйти далеко.
Группа парней, включая Дона Чота, университетскую звезду плавания, отправилась на берег, помочь спасателям. Билли Хэмлин и Чарлз Бремар Мерфи оставались там, помогая береговой охране. А Тони увела детей в лагерь. Сейчас она стояла, с беспомощным видом глядя вслед уходившим. Не зная, что еще делать, она велела детям переодеться и стала готовить еду. Пришедшая Мэри Лу увидела, как Тони вяло режет огурцы, глядя при этом в стену.
– Давай, я сама, – любезно предложила Мэри Лу. Она не любила Тони. Но все знали, как та обожает маленького Николаса. В ее глазах столько тоски!
– Иди. Приведи себя в порядок. Бьюсь об заклад, он отыщется к тому времени, как ты примешь душ. Возможно, уже успел проголодаться.
Шагая в свой домик, Тони пыталась заставить себя поверить словам Мэри Лу.
«Он вот-вот вернется. Возможно, ребенок проголодался».
Другие мысли, пугающие мысли, никак не хотели отступать, маяча на краю сознания. Но Тони старалась их отгонять. Сначала подростки в лодке. Потом Билли. Теперь Николас. День превратился в сплошные американские горки: от ужаса к восторгу. Но все должно кончиться хорошо. Должно.
Когда Тони увидит Николаса – обнимет его, поцелует и скажет, как жалеет, что позволила Билли отвлечь себя. Завтра они вместе станут ловить крабов и играть в мяч. Выстроят целые песочные города. Тони не будет с похмелья, не будет уставшей, не будет думать о своей любовной жизни. Она будет с детьми. С Николасом. Присутствовать на все сто процентов.
Тони остановилась у двери домика.
Мальчики по одному появлялись у конца тропинки на пляж. Шли молча, опустив головы. Тони, окаменев, уставилась на них, слыша только назойливый шум прибоя в ушах.
Потом она долгие годы будет видеть во сне их лица.
Чарлз Бремар Мерфи, ее любовник до сегодняшнего дня, похожий на призрак. Бледный до синевы.
Дон Чот, с плотно сжатыми губами и стиснутыми кулаками.
И наконец, Билли Хэмлин, с распухшим от слез лицом.
И безжизненное тело мальчика у него на руках.
– Итак, давайте все выясним. Когда вы впервые заметили исчезновение Николаса?
Пуговичные глазки миссис Марты Крамер перебежали с Тони на Билли. Оба выглядели перепуганными. И поделом.
Марта управляла лагерем уже двадцать два года, сначала вместе с мужем Джоном, а последние девять лет – одна, оставшись вдовой. И за это время ни разу не случалось чего-то серьезного с мальчиками, переданным на ее попечение. И вот теперь – такая трагедия. Да еще в дежурство сына плотника и дочери миллионера – торговца электроникой.
Ростом всего пять футов, с идеально причесанными седыми волосами и пенсне – фирменная деталь, – вечно висевшим на цепочке вокруг шеи, миссис Крамер также считалась одной из достопримечательностей Кеннебанкпорта. Крошечная фигурка и манеры заботливой матери заставляли многих недооценивать ее интеллект и деловые способности. Пусть Кэмп-Уильямс позиционировал себя как старомодное фамильное заведение, после смерти мужа миссис Крамер удвоила цены и стала тщательно отбирать мальчиков, которых принимала на отдых, тем самым создав репутацию владелицы самого элитарного летнего лагеря на всем Восточном побережье. Подростковый труд был дешев, накладные расходы невелики. Она даже позволила себе сделать ремонт и потратиться на плотника. Короче говоря, миссис Марта Крамер владела курицей, несущей золотые яйца, а двое безответственных сопляков только сейчас прирезали эту курицу.
– Я уже говорил вам, миссис Крамер, у меня было сотрясение мозга. Тони присматривала за мной. Мы думали, что все детишки на берегу, когда подбежал Грейдон и сказал, что Николас пропал.
Говорил один Билли. Девчонка Гилетти, обычно невероятная трещотка, как ни странно, онемела. Шок? Или достаточно умна, чтобы не сказать чего лишнего не в свою пользу? Миссис Крамер становилось не по себе оттого, что она видела в ее глазах.
«Она думает, плутовка этакая! Взвешивает варианты. Или ищет выход».
И Тони, и Билли успели одеться: он в расклешенные джинсы и рубашку с логотипом «Роллинг стоунз», она – в юбку до пола, с бахромой на подоле и водолазку. Такая скромная одежда была нетипична для блудной дочери Уильяма Гилетти. Марта прищурилась еще сильнее:
– И вы сразу подняли тревогу?
– Конечно. Там же были представители береговой охраны. Я остался помочь, а Тони вернулась сюда на случай…
Билли осекся и глянул на Тони, которая уставилась в пол.
– Мисс Гилетти, вам нечего сказать?
– Будь у меня что сказать, я бы сказала, наверное!
Выведенная из ступора, как опьяневшая от солнца дремучая змея, Тони предпочла нападение:
– Билли уже рассказал, как было дело! Зачем вы нас достаете?
– Достаю?!
Марта Крамер выпрямилась во все свои пять фунтов и пронзила негодующим взглядом избалованную девицу.
– Мисс Гилетти, погиб ребенок! Утонул! Это вы понимаете? Полиция и родные мальчика уже едут сюда. Они будут «доставать» вас, пока точно не узнают, что случилось, как все произошло на самом деле и кто виноват.
– Никто не виноват, – тихо ответила Тони. – Это был несчастный случай.
Миссис Крамер приподняла бровь:
– Неужели? Что же, будем надеяться, что полиция с тобой согласится.
Выйдя из офиса миссис Крамер, Тони дала волю слезам и упала в объятия Билли.
– Скажи, что это просто кошмарный сон. Скажи, что я сейчас проснусь.
– Ш-ш-ш-ш…
Билли прижал ее к себе. Так приятно держать ее. Больше никакого «бедного Чарли!». В этом деле они с Тони вместе.
– Все, как ты сказала. Это был несчастный случай.
– Но бедный Николас! – зарыдала Тони. – Не могу не думать о том, как он был напуган. Как отчаянно хотел, чтобы я услышала его! Спасла!
– Не нужно, Тони. Не мучай себя!
– Он наверняка звал меня! Кричал, просил помощи! О Боже, я этого не вынесу! Что я наделала? Я не должна была оставлять его одного!
Билли усилием воли попытался избавиться от преследовавшей его картины: трупа маленького Николаса. Мальчик плавал лицом вниз, когда Билли нашел его в каменистой бухточке всего в нескольких ярдах от берега. Билли пытался сделать ему искусственное дыхание, а парамедики на берегу трудились добрых двадцать минут, нажимая на грудь, чтобы привести ребенка в чувство. Все бесполезно…
– Теперь меня точно посадят, – выдохнула Тони.
– Конечно нет! – великодушно утешил Билли.
– Посадят.
Тони заломила руки:
– Меня уже дважды приводили в полицию.
– Дважды?
– Один раз за мошенничество, второй – за хранение наркотиков. О Боже, что, если они возьмут анализ на наркотики? Так ведь делается всегда, верно? А у меня еще кокаин не выветрился. И травка! О, Билли, меня запрут и выкинут ключи!
– Успокойся! Никто тебя не запрет! Я не позволю.
Билли наслаждался сознанием собственной силы. Как приятно сознавать, что Тони полагается на него. Именно так и должно быть. Они двое против всего мира. Чарлз не годится в любовники Тони, какой из него мужчина! Но он, Билли Хэмлин, покажет, на что способен.
Пока он гладил волосы Тони, две патрульные машины полиции штата Мэн остановились перед вестибюлем Кэмп-Уильямса. Из них вышли трое, двое в мундирах, один в темном костюме и сорочке со стоячим воротничком с заломленными уголками. Миссис Крамер поспешила встретить их. Морщинистое лицо ее было мрачным.
Прижав Тони к себе, Билли вдохнул ее запах, и волна животного желания захлестнула его.
– Они нас не разлучат, – прошептал он. – Давай сравним наши показания. И придерживайся того, что ты сказала миссис Крамер. Ни в коем случае не упоминай о наркотиках.
Тони с жалким видом кивнула, чувствуя, что ее в любую минуту может вырвать. Миссис Крамер уже вела к ним полицейских.
– Не волнуйся, – выдохнул Билли. – У тебя все будет хорошо. Доверься мне.
Часа через два, когда малыши благополучно спали, остальные вожатые сидели вокруг большого обеденного стола, успокаивая друг друга. Все видели, как «скорая» увезла тело маленького Николаса. Кто-то из девушек плакал.
– Что теперь будет с Тони и Билли? – спросила Мэри Лу.
Дон Чот возил по тарелке остывший хот-дог.
– Ничего. Произошел несчастный случай.
Несколько секунд все молчали. Потом кто-то высказал то, о чем думали все.
– Пусть так. Но один из них должен был видеть, как Николас покидает группу. Кто-то из них должен был наблюдать за детьми.
– Это был несчастный случай! – заорал Дон, с такой силой ударив кулаком по столешнице, что стол задрожал. – И такое могло произойти с любым из нас!
Дон помогал нести в лагерь тело Николаса. Ему было всего двадцать лет, и, очевидно, трагедия больно ранила его.
– Не стоит разбрасываться обвинениями.
– Я не разбрасываюсь обвинениями. Я только говорю…
– Не стоит! Ничего не говори! Откуда тебе знать, парень? Тебя там не было!
Почувствовав, что дело может дойти до драки, Чарлз обнял друга за плечи и увел:
– Все в порядке, Дон. Пойдем подышим воздухом.
Как только они ушли, Энн Филдинг, одна из самых тихих студенток Уэллсли, неожиданно заговорила:
– Тут что-то не так. Мальчик мертв. Он не мог утонуть на таком мелководье, где даже волн нет. Если только за детьми не следили очень-очень долго…
– Вполне понимаю, что могло отвлечь Билли, – заметил один из парней. – То бикини, что было на Тони, можно расценить как прямое приглашение.
– Мы говорим о Тони Гилетти? – прошипела Мэри Лу Паркер. – Какое-тут приглашение? Просто, кто поспел первым, того и обслужили.
Все рассмеялись.
– Тише! – вмешалась Энн Филдинг, прижавшись лицом к стеклу. – Они выходят.
Дверь в административные помещения открылась. Последние три часа Тони и Билли непрерывно допрашивала полиция. Тони появилась первой, опершись на руку одного из полицейских. Даже на расстоянии было видно, как она нравится молодому копу, покровительственно обнявшему ее за талию и ободряюще улыбавшемуся.
Он проводил Тони к ее домику.
– Судя по виду, серьезные неприятности ей не грозят, – ехидно бросила Мэри Лу.
Но тут появился Билли Хэмлин. По одну сторону от него шел детектив в штатском, по другую – коп. Его подвели к патрульной машине. Когда он садился на заднее сиденье, вожатые заметили блеск стали.
– На него надели наручники! – изумилась Энн. – О Господи! Неужели он арестован?
– Вряд ли они везут его в садомазоклуб, – сухо ответил кто-то.
По правде говоря, парни в Кэмп-Уильямсе недолюбливали Билли Хэмлина: сын плотника пользовался слишком большим успехом у женщин. Девушки же, поддаваясь обаянию и красоте Билли, считали все же его чужаком, чем-то вроде игрушки, с которой можно забавляться, но вряд ли – равным себе.
– Что это вы вытворяете? Глазеете в окно, как стадо гусей!
Властный голос Марты Крамер разрезал тишину в комнате, как сирена, возвещавшая о воздушном налете. Все подскочили от неожиданности.
– Если я не ошибаюсь, завтра вам нужно на работу.
– Да, миссис Крамер.
– Крайне важно, чтобы распорядок дня в лагере соблюдался как обычно. Дети не должны страдать.
Осмелилась вмешаться только Мэри Лу Паркер.
– Но, мисс Крамер, Билли Хэмлин…
– Билли не помогут досужие сплетни, – оборвала пожилая леди. – Надеюсь, не мне напоминать, что погиб ребенок. Это не развлечение, мисс Паркер, это трагедия. А теперь всем разойтись. Свет погаснет в одиннадцать.
Повсюду вода. Морская вода. Темно, хоть глаз выколи, холодно, и промокшая одежда противно липнет к телу, как водоросли. Постепенно до нее дошло. «Я в пещере». Вода поднималась медленно, но непрерывно, и каждая волна была выше предыдущей. Шурх. Шурх. Шурх. Ослепшая Тони цеплялась за стены в отчаянных поисках выхода. Но как она вообще сюда попала? Тони не помнила. Но если был вход, значит, должен быть выход. Только нужно побыстрее его найти.
Вода доходила до плеч… Ушей.
– Помогите!!!
Вопль Тони эхом отдался от стен. Никто не услышал. Не ответил.
– Пожалуйста, кто-нибудь, помогите!
– Мисс Тони, мисс Тони, все в порядке.
Тони, задыхаясь, села в постели, все еще охваченная ужасом. Безумным взглядом обвела комнату. Ночная рубашка промокла от пота.
– Кармен!
Испанка-горничная Гилетти ободряюще кивнула:
– Си, мисс Тони. Все хорошо. Это сон. Успокойтесь!
Тони бессильно опустилась на подушки, постепенно возвращаясь к реальности. Она не тонула. Она не в Кэмп-Уильямсе. Она в своей спальне, дома, в Нью-Джерси. Но Кармен ошибалась: не все в порядке. Билли Хэмлина будут судить за убийство.
Все это совершенный абсурд. Такой невыносимый, что Тони с каждым днем все больше укреплялась в мысли: обвинения будут сняты, это огромная трагическая ошибка. Она так и не смогла поговорить с Билли после ареста, но, слушая бесчисленные сплетни, ходившие в лагере, смогла составить ясное представление о том, что произошло. Очевидно, Билли сказал копам, что это он должен был следить за Николасом и остальными мальчиками, когда случилась трагедия. Он также признал, что употреблял наркотики, наверное, для того, чтобы отвести подозрения от Тони, которая уже имела два привода. Видимо, именно это он имел в виду, когда пообещал, что полиция от нее отвяжется.
Сначала Тони не чувствовала ничего, кроме облегчения и благодарности. Никто раньше не шел ради нее на такие жертвы, и уж, конечно, не парень. Все мальчишки хотели переспать с ней, но на самом деле им было на нее наплевать. Не то что Билли.
Между тем романтичный жест обернулся кошмаром. Семья Хэндемейеров, взбешенная известием о наркотиках и отчаянно желавшая обвинить кого-то в смерти сына, настояла на предъявлении обвинений. Отец Николаса был сенатором и одним из самых богатых в Мэне людей. Сенатор Хэндемейер желал, чтобы ему поднесли на блюде голову Билли Хэмлина. Он был достаточно влиятелен, чтобы надавить на окружного прокурора. Вскоре невинная ложь Билли, призванная защитить Тони, стала национальной новостью, и облегчение девушки сменилось постоянным, терзавшим душу страхом.
Родители по всей Америке скорбели вместе с Хэндемейерами. Терять ребенка – всегда трагедия. Но потерять единственного семилетнего сына в таких кошмарных обстоятельствах просто невыносимо. И это характеризует современное общество, в котором подростку-наркоману доверено присматривать за группой беззащитных детей.
Красивое лицо Билли одновременно появилось на всех новостных каналах и в каждой газете как образец человека, принадлежащего к этому эгоистичному, гедонистическому поколению. Конечно, парень не убил мальчика собственноручно. Все понимали, что суд закончится ничем, что в своей скорби сенатор Хэндемейер зашел слишком далеко. И все же людям нравилось, что поствьетнамское поколение каким-то образом должно быть призвано к ответу. За две недели до суда «Ньюсуик» поместила статью о суде с фотографией Билли, длинноволосого, с голым торсом, а рядом – снимок милого маленького Николаса в школьной форме и галстуке.
Под снимками чернел простой заголовок. Всего два слова: «Что случилось?»
Автор не спрашивал, что случилось на пляже в тот идиллический день в летнем лагере. Его волновало другое: что случилось с американской молодежью? Что произошло с порядочностью, с моральными принципами нации?
Суд над Билли был назначен на октябрь. По мере того как шли дни, нервы Тони натягивались, словно струны, грозя лопнуть. Она по-прежнему не знала, вызовут ли ее давать показания. И понятия не имела, что говорить, хотя понимала, что нужно признаться всему миру в том, что это она, а не бедный, ни в чем не повинный Билли позволил Николасу умереть. Но каждый раз, когда она поднимала трубку, чтобы позвонить в офис окружного прокурора и сказать правду, сдавали нервы. Когда дошло до дела, оказалось, что у Билли есть душевные силы и благородство, но не у Тони. Она просто не могла признаться.
А тем временем кошмары становились все более жуткими.
Она жаждала поговорить об этом хоть с кем-то, снять с себя бремя вины и тоски, откровенно рассказать обо всем, что случилось в тот несчастный день на пляже. Но с кем она могла поговорить? Подруги все – сплетницы и стервы. Чарлз Бремар Мерфи ни разу не позвонил с того дня, как она уехала из Кэмп-Уильямса. А что касается родителей… отец был слишком озабочен тем, как нежелательная известность может повлиять на его бизнес, и плевать хотел на эмоциональное состояние дочери. Он действовал быстро и решительно, дабы имя Тони не попало в газеты, используя предупредительные судебные запреты против ряда печатных органов и телеканалов, и держал Тони фактически под домашним арестом с самого ее возвращения домой. Но дальше его родительская забота не простиралась. А Сандра, мать Тони, была слишком занята шопингом и игрой в бридж с приятельницами, а также своим здоровьем, чтобы расспросить Тони о событиях, на самом деле произошедших в тот день на пляже, и о чувствах дочери.
С трудом встав с постели, Тони пошла в ванную, поплескала холодной водой на лицо, глянула на отражение в зеркале. «Ты оставила Николаса умирать, одинокого и испуганного. Ты позволила Билли Хэмлину взять вину за все, что сделала. Ты трусиха и лгунья, и когда-нибудь все об этом узнают».
Суд должен начаться через шесть дней.
– Как я выгляжу?
Билли Хэмлин повернулся лицом к отцу. Стоя в убогой, тесной камере, с только что подстриженными и уложенными светлыми волосами, в костюме с галстуком от «Брукс бразерс», он напоминал скорее молодого адвоката, чем обвиняемого в громком деле об убийстве.
– Хорошо выглядишь, сын, красивым, серьезным. Ты должен пройти через это.
Последние три месяца для Джеффа Хэмлина были адом на земле. Плотник из Куинса мог пережить злобные сплетни соседей о сыне. Мог смириться с потерей половины заказчиков и злобно-осуждающими взглядами прихожанок пресвитерианской церкви Святого Луки, той церкви, которую они с Билли посещали последние пятнадцать лет. Но беспомощно наблюдать, как чернят его обожаемого сына на всю страну, называют чудовищем, воплощением зла и убийцей? Это разрывало сердце Джеффа Хэмлина. Сам процесс будет фарсом: все, даже Хэндемейеры серьезно сомневались, что Билли будет признан виновным. Но оправдают парня или нет, вся Америка навсегда запомнит сына Джеффа Хэмлина как наркомана, позволившего невинному малышу утонуть.
Хуже всего, что Билли ни в чем не был виноват. В отличие от полиции Джефф Хэмлин ни на секунду не поверил россказням сына.
– Мальчики были поручены не ему, – сказал Джефф адвокату Билли, назначенному штатом защитнику с несчастливой, весьма символической фамилией Луз – Лесли Луз[3]. Они сидели в офисе Луза, коробке без окон на задах ничем не примечательного строения в Алфреде, штат Мэн, всего в нескольких кварталах от здания суда. – Он выгораживает девушку.
Лесли задумчиво уставился на Джеффа Хэмлина. Говоря по правде, было совершенно не важно, кто наблюдал за детьми. Случившееся с Николасом Хэндемейером квалифицировалось как несчастный случай. Любое жюри присяжных во всем мире это поймет. Но адвоката разобрало любопытство:
– Почему вы так считаете?
– Я не считаю. Я знаю. Знаю своего сына и знаю, когда он лжет.
– В самом деле?
– В самом деле.
– Вам было известно, мистер Хэмлин, что Билли пьет?
– Нет, – признался Джефф. – То есть я знал, что иногда он может позволить себе банку пива.
– Вам было известно, что он курит марихуану?
– Нет.
– И что употребляет тяжелые наркотики? Кокаин. Амфетамины.
– Не знал. Но…
– Все это было найдено в крови вашего сына в тот день, когда умер Николас Хэндемейер.
– Да. Но почему все это было найдено? – Джефф в раздражении воздел руки вверх. – Потому что Билли попросил полицейских поискать наркотики. Сам предложил сделать анализ крови, во имя всего святого! К чему бы ему делать это, если бы он не добивался, чтобы его признали виновным?
Лесли Луз неловко откашлялся.
– Я не говорю, что Билли виновен. Весь процесс – это месть, задуманная сенатором Хэндемейером. И это известно всему миру.
– Надеюсь, что так.
– Поймите, мистер Хэмлин, я лишь хочу сказать, что мы далеко не так хорошо знаем наших детей, как хотели бы думать. Худшее, что может сделать Билли сейчас, – начать указывать пальцем на других, пытаясь свалить на них вину. Он признался в употреблении наркотиков, признался, что натворил ошибок. Но это еще не делает его убийцей.
– Билли – хороший парень, – устало выдавил Джефф.
– Понимаю, – ободряюще улыбнулся Лесли. – И именно это позволит нам выиграть дело. Это и полное отсутствие веских доказательств у обвинения. Газеты выставили Билли монстром. Когда присяжные увидят, как он на самом деле отличается от того чудовища, каким его изобразили, точно оправдают.
– Но как насчет ущерба, нанесенного репутации Билли? Кто заплатит за это?
– Всему свое время, мистер Хэмлин, – мягко ответил Лесли Луз. – Сначала нужно вернуть вашего сына домой. Как только обвинения будут сняты, подумаем о дальнейших мерах.
Уверенность адвоката несколько успокоила Джеффа. Сам он знает свой верстак и инструменты, но понятия не имеет, как завоевать расположение присяжных и что считается или не считается убийством. Несмотря на имя, у Луза был прекрасный послужной список, в котором значились дела куда менее выигрышные, чем у Билли.
В дверях появился надзиратель.
– Пора ехать.
Билли улыбнулся. Он выглядел таким счастливым и уверенным, что даже отец немного расслабился.
– Удачи, сын.
– Спасибо, па. Она мне не понадобится.
От тюрьмы до здания суда было рукой подать. Билли Хэмлин выглянул из заднего окошка тюремного фургона. Он был взволнован, но не только потому, что вот-вот выйдет на свободу.
«Через час я снова увижу Тони! Она будет так счастлива! Так благодарна! Когда все кончится, я попрошу ее выйти за меня».
Интересно, изменилась ли она. Остригла ли волосы или, может быть, похудела? Впрочем, зачем ей это? Тони Гилетти и так само совершенство!
За все время, что он ожидал в тюрьме суда, она написала ему всего одну короткую записку. Билли надеялся на более оживленную переписку. Но Тони намекнула, что родители ее контролируют и трудно ускользнуть от надзора. Девушке не хотелось писать, оставляя лишние доказательства их отношений, и Билли вполне ее понимал.
«Да какая разница? Скоро этот кошмар закончится, и мы сможем начать нашу жизнь вместе».
Билли был потрясен предъявленным обвинением в убийстве, но все же не жалел о своей жертве. Опасность попасть в тюрьму ему не грозила, а вот если бы Тони с ее уголовным досье предстала перед судом, могло случиться все. Он знал, что пресса его не жалует, хотя несколько месяцев не смотрел телевизора, один из надзирателей показал ему статью в «Ньюсуик». Однако в отличие от Джеффа собственная репутация его не волновала.
«Как только процесс закончится, люди быстро все забудут. Кроме того, они увидят, что на самом деле я не такой монстр, каким меня представляют».
На его стороне были юность, наивность и любовь к необыкновенной женщине. Когда-нибудь он и Тони мысленно вернутся в то время и всего лишь покачают головами при мысли о творившемся здесь безумии.
Тюремный фургон катился вперед.
Суд над Билли Хэмлином должен был состояться в судебном зале округа Йорк в деловом центре Алфреда. Девон Уильямс, судья верховного суда, будет председательствовать в зале номер два, элегантно обставленной комнате в передней части здания в колониальном стиле со старомодными высокими окнами на нескольких петлях, деревянными скамьями и подлинным, оставшимся с конца девятнадцатого века паркетом, который каждый день натирали до ледяной гладкости. Здание суда округа Йорк представляло собой все, что есть хорошего, традиционного и порядочного в самом консервативном из штатов. И все же в его стенах ежедневно проявлялись все грани людского несчастья и пороков. Скорбь. Коррупция. Насилие. Ненависть. Отчаяние. За красивым фасадом с белыми колоннами уничтожались и возрождались жизни. Исполнялись и разбивались в прах надежды. Вершилось правосудие. А в некоторых случаях в правосудии было отказано.
Тони Гилетти прибыла в суд в сопровождении родителей. Перед входом собралась большая толпа зевак и репортеров.
– Взгляни на всех этих людей, – нервно прошептала Тони матери. – Должно быть, в отелях Алфреда не осталось ни одного свободного номера!
Сандра Гилетти одернула облегающую юбку от Диора и улыбнулась в камеры. Она была так рада, что решила принарядиться. Уолтер тревожился, что она будет выглядеть слишком вызывающе. Но теперь, когда камеры репортеров новостного канала Эн-би-си были направлены на нее, Сандра просто умерла бы со стыда, если бы оделась в какое-нибудь убожество из местного универмага.
– Что ж, процесс вызвал огромный интерес, – прошептала она в ответ.
«Ну да, и собачье дерьмо вызывает огромный интерес у мух», – с горечью подумала Тони.
За гневом прятался страх. Обвинение вызвало ее в качестве свидетеля. Она получила повестку всего несколько дней назад, к величайшему раздражению отца.
– Вы не можете избавить ее от этого? – спросил Уолтер Гилетти Лоренса Макги, дорогого Манхэттенского адвоката, которого он нанял в помощь дочери. – Мы до последнего времени ничего не знали. У нее не было времени подготовиться.
Лоренс объяснил, что Тони и не должна готовиться.
– Все, что ей необходимо, – выйти и сказать правду. Никто не оспорит ее показаний. Полицейский протокол и результаты допроса Хэмлина вполне совпадают.
Но Лоренс Макги, конечно, не знал правды. Правды не знали ни полиция, ни родители Тони. Никто, кроме самой Тони и Билли. А если Билли изменит показания под присягой? Что, если его адвокат устроит перекрестный допрос и вытянет из нее правду? Знает ли Билли, что обвинение вызвало ее в качестве свидетеля? Возненавидит ли он ее за то, что она станет давать показания против него? За то, что предпочла солгать? Или он именно этого хотел?
Сама мысль о том, что она снова увидит его лицо, заставляла сердце Тони биться сильнее, а ладони неприятно потели. Она не была так напугана с того момента, когда Грейдон Хэммонд взглянул на нее со слезами на глазах и пробормотал, что Николас исчез.
– О-о-о, смотри! Это, должно быть, родители, – взволнованно бормотала Сандра Гилетти, словно увидела кого-то из знаменитостей на великосветской свадьбе.
Тони повернулась, словно ужаленная. Она и раньше видела снимки Хэндемейеров по телевизору, но не была готова к реальности. Рут Хэндемейер, мать Николаса, была так похожа на сына, что у Тони сжалось сердце. Те же светлые волосы оттенка ирисок, те же круглые карие глаза, Только у Николаса они были игривыми и веселыми, а у матери – затянутыми скорбной дымкой. Тони не сводила глаз с Рут Хэндемейер, пока та неторопливо шла к своему месту в сопровождении мужа и дочери.
Сенатор Хэндемейер был старше жены, на вид лет пятидесяти, с коротко остриженными седыми волосами и лицом, словно высеченным из гранита. Ярость била из его темно-синих глаз – контролируемая, исполненная решимости ярость умного, влиятельного человека. Дикий, бессильный рев раненого тигра – не для сенатора Хэндемейера. Этот человек был воплощенной жаждой мести и действовал методично, с целью добиться справедливого суда над виновными в смерти его сына. Обозревая зал заседаний с видом хозяина, сенатор бросил короткий взгляд на Лесли Луза. Задетый адвокат отвел глаза. И тут, к ужасу Тони, сенатор уставился на нее. Она смотрела на него, неподвижная, как статуя, и желудок от страха скручивался в трубочку. «Неужели он видит вину у меня в глазах? Неужели угадывает правду»?
Но когда к скамье подсудимых подошел Билли, сенатор вперился в него взглядом, полным неподдельной ненависти, в которой не было места ни для Тони, ни для кого-то еще.
Если на Билли и подействовал уничтожающий взгляд сенатора, он ничем этого не показал и, отыскав глазами Тони, широко улыбнулся той открытой мальчишеской улыбкой, которую та помнила еще со времен лагеря. Она улыбнулась в ответ, ободренная его очевидной уверенностью.
«Это суд, – убеждала она себя. – Сенатор имеет право на скорбь, но Билли никого не убивал, и присяжные это поймут».
Лесли Луз нервно теребил золотые запонки. Его клиент не должен улыбаться хорошенькой свидетельнице обвинения с видом влюбленного щенка. И если уж на то пошло, вообще не должен улыбаться. Маленький мальчик утонул, и Билли Хэмлину, виновен он или нет, следует выглядеть так, словно он убит горем.
Лесли Луз краем глаза увидел, как напряглись широкие плечи сенатора Хэндемейера. Он был словно сжатая пружина, готовая распрямиться и ударить Билли, а возможно, и тех, кто посмеет ему помогать. Впервые с того дня, как принял дело, Луз задался вопросом, такой ли уж легкой будет победа.
– Всем встать.
Заседание суда пошло обычным порядком и, как казалось Тони, с рекордной скоростью. Не успели обе стороны произнести вступительные речи, как ее вызвали на место свидетеля и заставили принести клятву на Библии.
– Мисс Гилетти! Вы были на пляже с ответчиком в день трагедии. Как по-вашему, Уильям Хэмлин показался вам рассеянным?
– Я… я не знаю. Не помню.
Она так нервничала, что стучали зубы. Весь зал смотрел на нее. Боясь случайно встретиться глазами с сенатором Хэндемейером или с Билли, она упорно смотрела в пол.
– Не помните?
«Конечно, помню. Помню все. Лодку. Чарлза, едва не убившего этих мальчиков. Билли, нырявшего за жемчугом, исчезнувшего под водой. Помню все, кроме Николаса, потому что не следила за ним. Это я! Я позволила ему умереть!»
– Нет.
– Другие свидетели подтвердили, что в тот день Уильям Хэмлин несколько раз нырял за устрицами. Что устроил ради вас целый спектакль. Это вы помните?
Тони взглянула на свои сцепленные руки.
– Да. Помню, как он нырял.
– Несмотря на то, что ему в это время было поручено присматривать за группой маленьких мальчиков?
Тони пробормотала что-то невнятное.
– Говорите отчетливо, пожалуйста, мисс Гилетти. Нам известно, что с самого начала эта группа была поручена вам. Но вы договорились поменяться сменами с ответчиком. Это так?
«Нет! Билли ни за что не отвечал! Это я виновата!»
– Все верно.
– Почему?
Тони в панике вскинула голову и, не подумав, уставилась на Билли, словно прося помощи. Что ответить?
– Простите, – покраснела она. – Что «почему»?
– Почему вы договорились поменяться сменами, мисс Гилетти?
На какой-то жуткий момент все мысли вылетели у Тони из головы.
– Потому что…
Слово повисло в воздухе, как раскачивавшийся в петле труп. Последовавшее молчание казалось бесконечным. Но наконец Тони выпалила:
– Потому что я устала. Плохо спала накануне и… не хотела присматривать за мальчиками, если не сосредоточена на все сто процентов.
Она снова глянула на Билли, который едва заметно кивнул.
«Молодец. Хороший ответ».
– Спасибо, мисс Гилетти. У меня вопросов нет.
Процесс шел своим чередом. Билли краем уха прислушивался, но в основном следил за Тони.
«Она еще красивее, чем я помню. После суда мы переберемся на Западное побережье. Начнем все сначала, с чистого листа».
Жаль, что он не может поговорить с ней, сказать, чтобы не боялась, что все будет хорошо. Бедняжка так перепугана, словно его вот-вот поведут на расстрел. Его тронуло, что она за него боится. Но к чему это? Все скоро закончится.
Билли твердо знал, что его оправдают. Его адвокат тысячу раз твердил ему это. В конце концов не важно, кто должен был позаботиться о Николасе. Произошел несчастный случай. Никто никого не убивал. Это ошибка, ужасная, трагическая ошибка.
Единственное, что слегка его беспокоило, – количество свидетелей, рассказавших об употреблении им наркотиков. Да, иногда он покуривал травку и вынюхивал одну-две дорожки кокаина. Но в устах «экспертов», стоявших на свидетельском месте, он превращался в прожженного наркомана, а Лесли не пытался опровергнуть обвинения.
Джефф Хэмлин беспокоился по тому же поводу. И в первом же перерыве отвел Лесли в сторону.
– Этот эксперт по наркотикам описывал Билли как торчка. Почему вы ничего не сказали?
– Потому что наркотики – способ отвлечь присяжных. Дополнительный спектакль. Не стоит в это втягиваться!
– Но жюри уже точно в это втянулось! Видели выражение лица председателя? – запротестовал Джефф. – А женщины средних лет, той, что сидит в середине? Выглядела так, словно хочет повесить Билли прямо здесь, в зале суда.
– Наркомания или ее отсутствие никак не повлияет на дело.
– А обвинение, очевидно, думает, что повлияет.
– Потому что дела у них нет. Все рассыпается, – уверенно ответил Луз. – Факт, который я определенно докажу завтра, когда мы начнем защиту Билли. Пожалуйста, постарайтесь не волноваться, мистер Хэмлин. Я знаю, что делаю.
У обвинения ушло два дня на то, чтобы представить дело. Прокурор исполнял роль палача, методически уничтожая Билли. Основной упор делался на токсикологической экспертизе и склонности к дракам. Еще больше было сказано о его распущенности, поскольку немало девушек из Кэмп-Уильямса со слезами признались под присягой, что обаятельный сын плотника их «совратил». Вместе с признанием Билли, подтвержденным показаниями Тони Гилетти, что именно он присматривал за мальчиками в тот день, все пришли к общему мнению, что помощники окружного прокурора сделали достаточно, чтобы доказать неумышленное убийство. Но для этого нужно было еще больше. Им требовалось доказать пренебрежение своими обязанностями и вызвать ненависть.
– Защита вызывает Чарлза Бремара Мерфи.
Билли бросил недоуменный взгляд на адвоката.
«Разве мы это обсуждали?»
Чарлз никогда не был расположен к Билли.
– Мистер Бремар Мерфи, вы присутствовали на берегу в тот день, когда погиб Николас Хэндемейер, не так ли?
– Был, – серьезно кивнул Чарлз.
Сейчас, в безупречно сшитом костюме от Холстона и светло-желтом галстуке, с аккуратным пробором в темных волосах и кольцом колледжа Гротон, поблескивающим на мизинце, он выглядел красивым, здравомыслящим и консервативным – то есть, по мнению жюри, полной противоположностью Билли Хэмлина.
– Расскажите, что запомнили.
Чарлз глубоко вздохнул.
– Я в тот день был на яхте родителей. Боюсь, выпил пару бокалов вина, но все равно взял один из тендеров, чтобы добраться до пляжа, что с моей стороны было глупостью.
Тони внимательно изучала лица присяжных, которые завороженно слушали. Поразительно, как снисходительны они к признанию Чарлза в том, что он пил вино, но не желают простить Билли за предполагаемое пристрастие к наркотикам. Неужели алкоголь более приемлем в обществе? Или их так обаяли манеры и воспитание Чарлза?
– Я шел на довольно большой скорости, когда неожиданно увидел перед собой лодку, на одной из полос, предназначенных для судоходства. Я резко свернул, чтобы избежать столкновения, но при этом ударил Билли. Ударил не в голову, иначе убил бы его. Но задел плечо. Я не ожидал увидеть, что он заплывет так далеко.
– А где в это время были дети?
– Играли на берегу, – уверенно ответил Чарлз.
«Странно, – подумала Тони. – Удивительно, что он заметил мальчиков с такого расстояния и после ужаса того, что случилось на воде».
– А Николас Хэндемейер был с ними?
– Думаю, да. Да. Там было семеро мальчиков, так что скорее всего да.
По залу пробежал изумленный шепот. Родители Николаса обменялись измученными взглядами. Старшая сестра Николаса, хорошенькая темноволосая девушка-подросток, сжала руку матери. Если Николас был жив и здоров в то время, трагедия, вероятно, произошла очень быстро. Более того, именно тогда, когда над Билли хлопотали санитары. Уничтожающее, бьющее наповал свидетельство.
– Так вы помните, что дети были в безопасности, пока сам Хэмлин не был покалечен вашим тендером?
– Да.
– Спасибо, мистер Бремар Мерфи. Больше вопросов нет.
Джефф Хэмлин, торжествуя, едва не выкинул кулак в воздух, но удержался. Добрый старый Лесли все-таки знал, что делает!
– Пара вопросов, мистер Бремар Мерфи. – Обвинитель встал. – Насколько я понимаю, вы и мисс Гилетти встречались во время указанных событий. Это так?
– Д-да… – недоуменно протянул Чарлз. Вопрос вряд ли казался уместным.
– Другие вожатые в Кэмп-Уильямсе свидетельствовали, что мисс Гилетти и Николаса Хэндемейера связывали особые отношения. Это верно?
– Все мальчики обожали Тони.
– Но особенно Николас Хэндемейер?
Чарлз еще сильнее нахмурился.
– Полагаю, так. Он писал ей короткие любовные стишки. Это казалось очень милым.
Тони так яростно вонзила ногти в бедро, что из ранок выступила кровь. Она не хотела думать о стихах Николаса, нацарапанных на клочках бумаги и подсунутых под дверь ее домика. Ее сердце может разбиться на тысячу осколков.
– Мистер Бремар Мерфи, вы считали Уильяма Хэмлина соперником в попытке снискать благосклонность мисс Гилетти?
– Прошу прощения?
– Вы тревожились, что мистер Хэмлин увлечен вашей девушкой?
– Это не совсем так.
– В самом деле? Вы знали, что они спали друг с другом?
По залу прошел неодобрительный шепот.
– Да, но это был одноразовый секс. И ничего не значил.
Билли бросил на Чарлза убийственный взгляд. Как смеет этот самодовольный ублюдок утверждать, что их отношения ничего не значат? Сжав кулаки, он был готов взорваться, но сумел взять себя в руки.
– Так вы не волновались? – продолжал прокурор.
– Нет.
– Даже после того, как Уильям Хэмлин угрожал вас убить?
Присяжные мгновенно оживились, словно пробудившись от глубокого сна. Тони выпрямилась. Билли с беспокойством глянул на отца.
– Несколько вожатых Кэмп-Уильямса заявили, что в ночь перед гибелью Николаса Хэндемейера Уильям Хэмлин на вечеринке публично провозгласил свою любовь к мисс Гилетти и угрожал «уничтожить» всякого, кто осмелится встать между ними. Разве в число этих всяких не входили вы?
– Билли не имел в виду ничего такого. Он был под кайфом.
– Именно.
Прокурор многозначительно промолчал.
– Да, суд уже это слышал. Но довожу до вашего сведения, мистер Бремар Мерфи, что мистер Хэмлин подразумевал именно это. Довожу до вашего сведения, что Уильям Хэмлин безумно, яростно ревновал ко всякому, кого любила мисс Гилетти. И что наркотики просто позволили дать волю ярости и одержимости, которые он в более трезвые моменты ухитрялся скрывать.
Лесли Луз запоздало встал.
– Протестую! Это всего лишь догадки!
Но судья лишь отмахнулся. Как и все остальные в зале, он жаждал понять, куда все это приведет.
– Протест отклонен.
– Довожу до вашего сведения, – продолжал обвинитель, – что безумная ревность мистера Хэмлина доходила до ненависти к маленькому мальчику.
Лицо Чарлза исказилось болью. И тут, к полному изумлению Тони, он кивнул:
– Это может быть правдой.
«Что?! Конечно, это неправда!»
– Билли мог ненавидеть Николаса? Именно мог! В затуманенном наркотиками мозгу параноика Николас Хэндемейер выглядел не невинным семилетним ребенком, верно? Он был угрозой. Совсем как вы.
– Может быть.
Чарли покачал головой, словно желая, чтобы все оказалось неправдой.
– Угрозой, от которой нужно избавиться, нейтрализовать, уничтожить.
– Надеюсь, что нет.
Чарлз вздрогнул, словно эта мысль ему в голову не приходила.
– Господи, надеюсь, что нет.
«Подонок, – подумала Тони. – Билли никогда бы не обидел Николаса, и Чарлз это знает. Пытается отомстить Билли за то, что клеился ко мне».
– Билли – хороший парень, – повернул Чарлз нож в ране. – Но в Кэмп-Уильямсе он был не на месте.
– В каком отношении?
– Да во всех. Социально, экономически, с точки зрения образованности. Если честно, мне его жаль. Нам всем жаль. Он не мог вынести того факта, что Тони выбрала меня, а не его.
Терпение Билли лопнуло.
– Лжец! – завопил он, вскакивая. Лицо побагровело от гнева, и вены на лбу и шее набухли так, словно могли взорваться. – Тони любит меня, и я люблю ее!
На присяжных это впечатления не произвело. Билли был похож на безумца: волосы всклокочены, руки дико жестикулируют, огонь одержимости Тони горит в глазах. Тони едва не расплакалась. Чарлз спровоцировал Билли. А тот попал в ловушку. Хуже того, и его адвокат тоже.
– И это без наркотиков в крови, – вполголоса заметил прокурор, совершенно точно озвучив мысли присяжных. – Спасибо, мистер Бремар Мерфи. Больше вопросов не имею.
Следующие два дня были посвящены обсуждению личности Билли.
Лесли Луз собрал различных свидетелей прошлой жизни Билли, чтобы они дали показания о прекрасном и добром характере молодого человека. Здесь были учителя, тренеры, соседи. Все в один голос утверждали, что тот Билли Хэмлин, которого они знали, и мухи не обидит.
Джефф Хэмлин тоже порывался дать показания. Но Луз не позволил:
– Вы слишком эмоциональны. Это не поможет.
– Тогда пусть Билли сам выступит. Ему нужна возможность показать людям, каков он на самом деле.
Таким был первоначальный план. Потому что главное секретное оружие Билли – его природное обаяние и скромность были способны привлекать сердца и умы. Но после показаний Чарлза этот корабль утонул, даже не подняв паруса.
– Чем меньше Билли скажет, тем лучше, – постановил Лесли. – Отныне мы сосредоточимся на фактах.
Факты все еще говорили в пользу Билли.
Пренебрег ли он своими обязанностями, когда не уследил за семилетним мальчиком на пляже? Да.
Был ли он виновен в том, что употреблял наркотики и алкоголь во время работы лагерным вожатым, когда нес ответственность за маленьких детей?
Конечно, виновен.
Но убивал ли Уильям Хэмлин Николаса Хэндемейера? Погиб ли мальчик по его воле? Невзирая на его несчастный взрыв ревнивой ярости, у обвинения не было доказательств умысла на убийство. Не было даже сколько-нибудь веского свидетельства.
Лесли Луз закончил свою защитительную речь:
– Билли Хэмлин не убийца. И не чудовище. Обычный юноша. И любящий сын. Не позвольте одной семейной трагедии стать трагедией двух семей.
Садясь, он почувствовал взгляд сенатора Хэндемейера и зябко поежился, мысленно взмолившись, чтобы, кроме взгляда, никаких больше кар не последовало.
Судебное заседание на сегодня закончилось. У двери суда Уолтер Гилетти говорил со своим адвокатом:
– Ну что вы думаете?
– Оправдательный приговор. Без вопросов. Конечно, он не помог себе этим взрывом, но обвинение ничего не доказало.
Тони, стоявшая в нескольких футах, с облегчением вздохнула. Адвокат отца был лучшим, какого можно купить за деньги. Завтра Билли будет свободным человеком. Конечно, когда он выйдет, ей придется поговорить с ним обо всем этом брачном вздоре. Тони нравился Билли, она многим ему обязана, но замужество в ее списке точно не значилось. Однако это не самые страшные проблемы.
Отец все еще говорил с адвокатом.
– Хорошо! – властно воскликнул он. – Если все в порядке, я хотел бы сегодня уехать. Чем быстрее мы уберемся отсюда, тем лучше.
– Я не могу уехать, па, – выпалила Тони. – Нужно выслушать приговор. Билли я необходима.
Уолтер Гилетти повернулся к дочери с видом готовой напасть кобры.
– Плевать мне на то, что необходимо Билли Хэмлину! Мы поедем, когда я прикажу! – прорычал он.
Но семья Гилетти все же провела ночь в Алфреде.
Поразмыслив, Уолтер Гилетти решил, что их отъезд навредит бизнесу.
Судья Девон Уильямс занял свое место, обозревая море лиц в зале. Крупный мужчина лет семидесяти с белой, аккуратно подстриженной бородкой и таким же седым кольцом волос вокруг тонзуроподобной лысины, судья вел немало сложных процессов. Воровство, грабежи, поджоги, убийства. Но немногие были столь душераздирающими, как этот. И такими бесполезными.
Смерть Николаса была трагедией. Но судья понимал, что никакого убийства не было. Это дело – прекрасный пример того, как общая истерия и ярость, подогреваемые скорбью одной семьи, берут верх над здравым смыслом. Сенатор желает, чтобы покатились головы, особенно голова мальчишки Хэмлина, и будь проклята правда! Однако, как только эмоции поутихнут, останется главное: закон. И закон ясно гласит: если Билли Хэмлин виновен в убийстве, значит судья Девон Уильямс – дядюшка обезьяны.
Конечно, закон нельзя воспринимать абстрактно. Его должны как-то истолковать двенадцать мужчин и женщин в жюри присяжных.
Судья наблюдал, как они входят в зал. Обычные люди: десять белых, двое черных, в большинстве своем среднего возраста, преимущественно грузные. Воплощение великого американского народа. И все же сегодня на плечи этих ординарных людей легла тяжкая ответственность.
Обычно судья обожал предсказывать, каким будет вердикт присяжных. Как тот или иной присяжный отреагирует на то или это доказательство. Эмоционально или рационально? Чьи предрассудки или личность будут главными в этот день? Но когда он вызвал председателя и попросил зачитать приговор, в нем не оставалось ни волнения, ни напряжения. Только грусть.
Маленький мальчик погиб. Ничто его не вернет. И теперь этот поучительный спектакль, именуемый судебным процессом, дело, которое не должно было дойти до суда, должен вот-вот закончиться. Очевидно, какой стороной должна упасть монета.
– Вы вынесли вердикт?
– Да, ваша честь.
Рут Хэндемейер стиснула руку дочери. Она была так напряжена, что едва дышала. Рядом сидел муж, и она остро ощущала гнев и ненависть, змеями свернувшиеся в ней. После смерти Нико они стали чужими, разделенными океаном скорби.
Девочка зажмурилась.
– Что бы ни случилось, мамочка, мы всегда будем его любить.
Рут подавила рыдание.
Джефф глянул вправо. Лесли Луз ободряюще улыбнулся.
«Все будет в порядке», – в сотый раз сказал себе Джефф. Он винил себя в том, что вообще послал Билли в Кэмп-Уильямс. Как он был глуп, считая, что у сына появятся связи и это поможет ему продвинуться в жизни! Когда дела плохи, богатые и образованные держатся вместе. Старая миссис Крамер, семья Гилетти, даже Хэндемейеры – все одного поля ягоды, ищут жертвенного ягненка, чтобы отомстить за смерть малыша. И кто для этого подходит лучше, чем сын плотника?
«Билли сидит на скамье подсудимых, потому что он не один из них».
А Билли со скамьи подсудимых смотрел на Тони глазами, полными любви.
Сегодня вечером он будет свободен.
Сегодня вечером все начнется сначала.
В желудке Тони горело. Она чувствовала себя такой виноватой после всего, что Билли для нее сделал, но от его взгляда становилось все страшнее.
«Нужно сразу же поговорить с ним. Я не могу позволить ему уехать с мыслью о том, что у нас есть общее будущее».
Все, что Тони когда-то находила привлекательным и волнующим в Билли, умерло вместе с бедным Николасом Хэндемейером. Отныне для нее Билли всегда будет ассоциироваться с Ники. С тоской и ужасом. С кровью и водой. Со смертью.
И возврата к прошлому не будет.
Мощный баритон судьи Девона Уильямса ножом рассек напряжение в комнате.
– Виновен ли ответчик в непредумышленном убийстве?
Билли закрыл глаза. Наконец-то!
– Виновен.
Тони бежала по коридору, ускоряя шаг. Отец орал ей вслед, приказывая вернуться, но она не слушала.
«Я должна видеть Билли. Должна попросить прощения». Как случилось, что присяжные сочли его виновным? Невозможно, абсурдно! Очевидно, судья тоже так думал. Это было видно по глазам, когда он выносил приговор: двадцать лет с возможностью условно-досрочного освобождения через пятнадцать, минимум, допускаемый для непредумышленного убийства. Но все же – целая жизнь.
– Простите, мисс.
Дорогу ей преградил судебный пристав.
– Только представители закона.
– Но ему нужно видеть меня!
– Черта с два!
Прежде чем Тони сообразила, что происходит, отец Билли схватил ее за плечи и отшвырнул к стене с такой силой, что она задохнулась.
– Это ведь ты, верно? Это была ты! Позволила моему мальчику взять на себя вину, богатая, избалованная сучонка!
– Убери руки от моей дочери!
Впервые в жизни Тони была рада видеть отца. Уолтер Гилетти не отличался физической силой, но излучал властность.
– Понимаю, что вы расстроены, – сказал он Джеффу. – Но Тони не имеет с этим ничего общего.
– Как же, не имеет. – Джефф со слезами на глазах отступил. – Дерьмо вашей дочери не воняет. Билли дали двадцать лет. Двадцать лет!
– Если будет держать нос по ветру, а руки чистыми – выйдет через пятнадцать, – пожал плечами Гилетти.
Небрежный ответ богача оказался последней каплей. Джефф с оглушительным ревом бросился на Уолтера, слепо размахивая кулаками. Полицейский тщетно пытался разнять мужчин. Тони, воспользовавшись шансом, сбежала вниз, где находилась камера для осужденных, но другой коп мгновенно схватил ее.
– Какого черта вы тут вытворяете, юная леди? Нельзя врываться сюда без разрешения.
– Все в порядке, Фрэнк. Мальчишка просил привести ее.
Бледный и серьезный Лесли Луз возник словно из ниоткуда. Очевидно, приговор потряс и его.
Коп неохотно отступил.
– Спасибо, – сказала Тони адвокату.
– Пожалуйста, это все, что я могу сделать.
– Вы ни в чем не виноваты.
– Да, – тихо ответил Луз.
Стоило войти Тони, как Билли просиял:
– Слава Богу! Я думал, тебе не позволят прийти.
Она здесь. Его Тони. Его Елена Троянская. В простом платье-рубашке из кремового шелка до колен, в туфлях на средних каблучках рюмочкой и кашемировом кардигане она выглядела старше, чем он помнил. Костюм словно кричал о дороговизне (она была богатой) и скромности (а вот этого определенно не было). Но ничто не могло скрыть животной чувственности тела под платьем.
Билли шагнул к ней, притянутый, как магнит к куску металла или беспомощный мотылек – к огню.
– Привет.
Тони обняла его, прижала к себе, и горячие виноватые слезы упали на его воротничок и потекли по шее.
– Мне так жаль, Билли. Прости.
– За что? – Билли выдавил улыбку, полный решимости быть храбрым в ее присутствии. – Это мое решение. Не твое. И случись это во второй раз, я поступил бы точно так же.
– Но, Билли! Двадцать лет!
– Пятнадцать, – поправил он. – При условно-досрочном.
– Но ты ничего плохого не сделал.
– И ты тоже.
– Билли, брось! Я сделала. И ты это знаешь. Мы оба знаем. Николас был в моей группе.
– Это был несчастный случай. Несчастный случай, и никогда этого не забывай.
Вдыхая запах ее кожи, смешанный с легким лимонным ароматом духов, он изнемогал от желания к ней. Несмотря на показную храбрость, он боялся. Боялся тюрьмы, будущего без нее.
Он в отчаянии притянул ее к себе, страстно целуя, силой вталкивая язык ей в рот, как голодный цыпленок в поисках еды.
Тони чуть не стошнило. От него пахло страхом.
– Брось, – повторила она, пытаясь отделаться шуткой. – Сейчас не время.
– Думаю, ты понимаешь, что другого у нас не будет. Через минуту меня увезут.
– Ты знаешь куда?
– В тюрьму штата, по крайней мере пока. В Уоррене, кто его знает, где это, – невесело рассмеялся Билли. – Адвокат обещает постараться перевести меня: слишком далеко от того места, где живет отец. Он не сможет часто меня навещать.
– Конечно, – кивнула Тони.
Если бы ей пришлось идти в тюрьму вместо Билли, потрудился бы отец ее навестить? Сомнительно.
Но она пришла сюда не для того, чтобы говорить об их отцах. Нужно сказать Билли правду. Однако, учитывая обстоятельства, она не знала, с чего начать.
– Послушай, Билли, – нервно пробормотала она, – я стольким тебе обязана, что не знаю, что сказать.
– Как насчет «да»?
Он снова смотрит глазами влюбленного щенка. Словно это фильм или пьеса, и в любую минуту они могут уйти за кулисы и вернуться к реальности. И Николас будет жив, а Билли не отправится в тюрьму, и все будут жить долго и счастливо.
– О Иисусе!
Сердце Тони упало.
«Он становится на колено?»
– Скажи, что выйдешь за меня, Тони. Скажи, что подождешь.
Тони открыла рот, чтобы заговорить, но он ее перебил.
– Знаю, о чем ты думаешь, но скорее всего я и пятнадцати лет не отсижу. Лесли собирается подать апелляцию. Мы можем даже добиться отмены приговора.
– На каком основании?
– Понятия не имею.
Впервые со дня гибели Николаса Тони увидела, как маска бравады и мужественности словно растворилась. Глядя в его глаза, она видела испуганного ребенка, дрожащего от ужаса, одинокого, потерявшего самообладание. Как она сама.
– Но Лесли говорит, что это возможно и я могу выйти на свободу через пару лет. Тогда мы поженимся, и все такое…
Он вдруг замолчал. Неужели понял по ее лицу, как она перепугана?
Тони запоздало попыталась сыграть роль преданной подруги. Если Билли необходимо держаться за какую-то фантазию, за что-то, что поможет ему вынести кошмар тюремной жизни, разве она не обязана сделать для него хотя бы это?
– Пожалуйста, Тони…
Тоска в его глазах была невыносимой.
– Пожалуйста, скажи «да».
Прежде чем она успела сдержаться, слова сами слетели с языка:
– Да, то есть, конечно! Конечно да! Я не ожидала предложения прямо сейчас, вот и все. Но разумеется, я буду твоей женой, Билли.
– Как только я выйду?
– Как только ты выйдешь.
Билли разразился прерывистыми всхлипами:
– Я так тебя люблю!
Он рывком притянул ее к себе и прижал к груди, как ребенок – плюшевого мишку.
В камеру вошли конвоиры.
– Пора идти.
– Я знаю, это безумие, – прошептал Билли ей на ухо, – но честное слово, это самый счастливый день в моей жизни. Спасибо тебе.
– Мой тоже, – заверила Тони. – Будь сильным, – добавила она, когда его уводили.
Тони подождала, пока за ними закроется дверь камеры, рухнула на стул и зарыдала.
Она точно знала, что больше никогда не увидит Билли.
Три дня спустя Лесли Луз вылетел в Вашингтон. Прибыл на охраняемую подземную парковку в назначенное время, четверть десятого вечера. Он почти был уверен, что клиент пришлет курьера, кого-то анонимного, чтобы завершить сделку. Вместо этого, к некоторому удивлению адвоката, клиент приехал сам. Он был важной персоной, и в его присутствии сам Лесли почувствовал себя кем-то значительным.
– Двести тысяч. Как договаривались. – Опустив тонированное стекло своего «линкольн-таун-кар», он вручил Лесли пухлый конверт. – Вы прекрасно все провели.
– Я знал, что делаю. Главное, разбираться в характерах присяжных и свидетелей. Скажем так: я прекрасно разобрался в своих.
– По-видимому, так. Я был уверен, что они его оправдают. Но вам все удалось.
Лесли улыбнулся, жадно сжимая конверт пальцами-сосисками.
– Вам следовало больше мне верить, сенатор.
Сенатор Хэндемейер улыбнулся:
– Возможно и так, мистер Луз. Возможно и так.
Адвокат Билли Хэмлина смотрел в темноте вслед отъезжавшему «линкольну».