Глава 1. «Сюрприз»

Меня разбудили чайки. Я привстал на кровати, расчерченной полосами пробивающегося через тростник солнца и откинул противомоскитную сетку. Потянувшись спросонья, я соскользнул на пол, надел темно-синие штаны, переступил деревянный люк, ведущий в подвал, и шагнул в открытый дверной проем, сощурившись от яркого света.

Чайки неподвижно висели в небе над кромкой берега, пользуясь набегающим потоком свежего ветра, чтобы не тратить силы. Густо пахло океаном, солью, сухими водорослями, свежей рыбой. Издалека доносился стук поршневого мотора – похоже Чучундра с Ксюшей и Ритой тренировались в судовождении после хорошего улова.

Под босыми ногами скрипнули бамбуковые доски и я соскочил с крыльца в горячий песок, покрывавший Змеиный мыс от Залива до океана. Лишь в паре километров к востоку шумели пальмы.

Наши дома рассыпались, как горох, на приличном расстоянии один от другого. По сути, поселок вырос из палаточного городка, возведенного нами тут еще до высадки десанта, потом Вершинский пригнал сюда тяжелую технику, грейдеры подровняли неровности берега, и нам, как героям Перехода, было разрешено воздвигнуть тут жилища, хозяйственные постройки и получить этот участок берега в вечное пользование. База же располагалась в северной части острова, в пределах восстановленного города Порт-оф-Спейн.

Впрочем, жилых домов было три. Один безраздельно принадлежал Бодрому, он себе подругу жизни так и не нашел, другой нам с Чернухой, а третий занимали Чучундра с Ксюшей и Ритой. Как ни странно, неуклюжие и нарочитые ухаживания Чучундры возымели на Ксюшу должное действие, и они сошлись очень близко. Трудно сказать, что было стержнем союза столь разных личностей, но он вышел крепким, грех жаловаться.

Остальные постройки поселка были хозяйственными сарайчиками, ангарами, эллингами, тренажерными площадками, а так же местами общего пользования, вроде нашей большой столовой и кухни, стилизованной под прибрежный ресторанчик.

Чучундра предложил назвать поселок и ресторанчик «Три сосны», что было диковато для здешних мест, но напоминало о детстве. В общем, никто не был против.

– Папа, папа! – раздался звонкий девичий голосок, и из-за дома выскочила Мышка в закрытом купальнике из тонкого неопрена цвета морской волны.

Она с разбегу бросилась мне на шею, соскользнула и повисла на руке, как на турнике.

– Ты уже весишь, как торпеда малого класса, – рассмеялся я и закрутился на месте так, что у Мышки ноги поднялись в воздух.

– Почему малого? – спросила она с серьезным видом, когда я поставил ее на песок.

– Потому что ты малявка.

– Вот и нет! Дядя Бодрый мне принес галеты от настоящего пайка. Сказал, если буду их есть на завтрак, вырасту быстрее других в интернате, потому что это еда охотников.

– И что я тогда с тобой буду делать? – Я рассмеялся. – Поднять не смогу, катать на шее не смогу.

– Зато мы сможем дружить, как взрослые, – резонно ответила Мышка. – Как вы с мамой, или как тетя Змейка со своей Риткой.

– Не Риткой, а Ритой, – на автомате поправил я.

Мышка поморщилась и сказала:

– Знаешь, как надоело быть малявкой?

Честно говоря, я ее понимал. Сам бы ни за какие коврижки не согласился бы снова вернуться в шестилетний возраст.

– Где мама? – спросил я у нее.

Она махнула в сторону океана и умчалась за дом по своим детским делам. Иногда я волновался, что в «Трех соснах» не было сверстников Мышки, да и вообще детей, за исключением Риты, которую Ксюша удочерила, потому что своих детей иметь не могла. Но Рита почти на пять лет старше Мышки, не особо склонна играть в девчачьи игры, и на выходных все время проводила с Чучундрой и Ксюшей, проявляя искреннюю благодарность за освобождение из детского дома в Одессе, куда мы всей командой мотались в командировку, делиться опытом оборудования береговых баз. В общем, с Мышкой Рита не сдружилась совсем, а вот в приемных родителях души не чаяла. Но по здравому размышлению я решил, Мышке хватает детей в интернате, она за неделю там от них устает, а тут в выходные получает возможность прикоснуться ко взрослой жизни, что тоже неплохо.

Чернуху я нашел за обычным для нее утренним занятием – она, одетая в эластичные шорты и топик, работала в ею же выстроенном «парке тумаков», как она его называла. По сути это был частично механизированный комплекс для отработки приемов рукопашного боя, состоящий из подвешенных на рамах мешков с песком и сухими водорослями, автоматизированных станков, способных наносить удары полимерными шарами, трамплинов и прочего в том же роде. Заметив меня, Чернуха ловко увернулась от двух, почти одновременных, ударов с разных сторон, кувырком вышла из зоны контакта, ногой вышибла стопорный рычаг остановки механизма, поднялась и помахала мне рукой.

Я перемахнул через невысокий заборчик, ограничивающий «парк тумаков», обнял Чернуху и с удовольствием подхватил ее на руки.

– Уронишь же! – она рассмеялась.

– Ты же как кошка, встанешь на лапы, – отшутился я.

– Мур! – произнесла она, и лизнула меня в шею за ухом. – На завтрак у нас свежая рыба. Чучундра со Змейкой наловили.

Я глянул на юг и увидел мощный катер, бороздящий темно-синие волны. Шел он малым ходом, оставляя позади жидкий шлейф выхлопного пара.

– Давай подождем Бодрого. – Я глянул время на экране офицерского коммуникатора. – У него дежурство до девяти, скоро примчится.

– Запросто. Сразу после тренировки есть вредно. Искупнемся?

– Давай. – Я поставил ее на песок. – Смотаюсь за гидриками.

Вообще вода была достаточно теплой, двадцать два градуса по эту сторону мыса, и двадцать шесть в заливе Пария. Но там мы не любили купаться. Сток Ориноко настолько опреснил воды залива, что никакой биотех не мог бы прожить там и нескольких минут, что сделало западный берег острова первым в послевоенной истории человечества морским курортом. Там было людно. Пойнт-Фортин за семь лет после высадки десанта охотников превратился в настоящую туристическую Мекку, даже еще один баллистический порт пришлось строить, чтобы не занимать мощности главного терминала, используемого охотниками. На берегу выросли отели, недоступные для поражения донными платформами, вдоль воды протянулись живописные набережные и трассы, по которым теперь катались богатеи на ярких турбокарах с открытым верхом. Нам там было скучно. Лишь прошлой осенью, на день рождения Мышки, мы с Чернухой решились выбраться в дорогой ресторан Пойнт-Фортина. Пили коктейли, танцевали под живой оркестр, баловали Мышку мороженым, и отлично провели время. Но прожигать так жизнь было совсем не для нас.

Не смотря на достаточно теплую воду, мы редко купались без гидрокостюмов, лучше других зная опасные особенности океана, мало понятные тем, кто в воду за пределами залива заходил лишь пощекотать нервы и помочить ножки. За десять минут с человеком при такой температуре воды ничего не станет, да и за двадцать тоже, но все же наше тело имеет больше тридцати шести градусов, а огромная масса воды, прилегающая к коже, всего двадцать два. Это создает постоянный, почти незаметный отток тепла, из-за которого постепенно чуть хуже начинают работать мышцы, губы синеют, а кожа покрывается пупырышками наглухо закрытых пор. Курортникам это не мешает, они если ощутили, что замерзли, просто вышли на берег, и давай греться в шезлонгах. Но у нас была другая специфика. Для нас «искупаться» означало не просто веселое кратковременное времяпровождение, но и возвращение в отвоеванную нами у тварей стихию, ставшую местом нашей каждодневной работы. За исключением двух выходных в неделю, одним из которых был сегодняшний день.

Конечно, наши купальные гидрокостюмы сильно отличались от боевых глубинных скафандров со шлемами и водометами на каркасах. Вне службы мы использовали обычные дайверские неопреновые шорты и куртки с кольчужной сеткой против акул, поверх которых можно повесить самодельный легкий каркас с водометами, датчик радара, небольшой вычислитель с гиперволновым коммуникатором для общения под водой и пояс с глубинным кинжалом. Ничего лишнего. Бодрый, к примеру, даже радар с собой не брал, резонно полагая что биотехов в этих водах почти не осталось. Но меня и Чернуху в значительной степени мотивировала ответственность перед Мышкой, не позволявшая идти на неоправданный риск. Вместо шлема мы использовали небольшие маски, их года три назад начали промышленно выпускать для курортников, и мы их купили в магазине пляжных принадлежностей в Пойнт-Фортине.

Я притащил из кладовки ворох неопрена и снаряжения, мы с Чернухой за минуту это все на себя нацепили и с удовольствием бросились в ласковую волну, спешившую набежать на берег.

Ласты мы не использовали. Если двигаться медленно, они лишь мешают, держаться на воде можно и без них, особенно с дополнительной плавучестью, создаваемой балластными полостями каркаса, а если хочется скорости, то ласты не идут ни в какое сравнение с химическими водометами.

Под водой все другое, даже звуки. Низкие частоты почти пропадают, а привычный шум волн превращается в подобие ритмичного звона, словно серебряные песчинки высыпаются в золотое блюдо. На дне солнечный свет выписывал постоянно меняющийся узор из пересекающихся белых полос на желтом песке. Местами можно было заметить колышущиеся по воле прибоя стебли морской травы.

Я привычно глянул на монитор локатора, хотя, конечно, Бодрый прав, и тварям здесь неоткуда взяться. Хотя бы по той причине, что весь остров в двадцати километрах от берега окружен полукольцом радарных буев от материка до материка. В случае попытки прорыва, буи подадут сигнал тревоги, с базы выдвинется ударный отряд боевых пловцов, и тварь покрошат в капусту тяжелыми гарпунами. Другого исхода быть не могло. Человек уверенно стремился вернуть себе место на вершине пищевой пирамиды.

Пока хватало воздуха в легких, мы с Чернухой, прижав руки к бокам, врубили водометы, и описали две сходящиеся дуги, как это делают патрульные торпеды при нападении. Это уже привычка, отрабатывать тактику подводных сражений, даже играя.

«Махнем до катера», – предложил я жестами Языка Охотников.

«Наперегонки, – высветилось на экране коммуникатора. – Только дыхание перевести».

Она вынырнула первой, и я рядом высунул голову из воды, словно невзначай скользнув ладонями по ее гладкому телу в гидрокостюме.

Мы без особого труда задерживали дыхание на три минуты, а это под водой намного больше, чем кажется. За это время на водометах, делающих двадцать километров в час, можно отмахать почти километр. До катера же оставалось чуть меньше, так что если хорошенько провентилировать легкие, можно было за раз преодолеть оставшуюся дистанцию.

Мы начали глубоко дышать, держась за руки, а когда уже в голове шуметь начало от переизбытка кислорода, я сказал:

– На счет «три»! Раз, два, три!

Мы оттолкнулись друг от друга, ушли под воду, сделали там сальто и устремились к цели. На такой скорости тело в воде испытывает колоссальное лобовое сопротивление, и мне даже маску приходилось придерживать, чтобы ее не свернуло с лица потоком.

Это только кажется, что в соревнованиях на скорость выигрывает тот, у кого мощнее водомет, а если они одинаковые, то оба придут к финишу одновременно. На самом деле умение двигаться в воде, ловить ритм, изгибать тело, чтобы срывать вихревые волны, выбирать оптимальную траекторию, позволяло выиграть пару корпусов на дистанции в четверть мили при одинаковой мощности водометов.

Вскоре коммуникатор показал проход сканирующего луча сонара. Чучундра с Ксюшей тоже держали ухо востро, хрен к ним незамеченным подкрадешься, барракуда дери.

«Сюрприза не получится», – передал я жестами.

«Вижу», – появилась строка на экране коммуникатора.

Я крутанул «бочку», но до катера было еще далековато, чтобы заметить его глазами. Недостаток воздуха уже ощущался, но я знал, что его точно хватит до катера, если не расслабляться.

Устав держать маску правой рукой, я решил перехватить ее левой и обомлел. На экране коммуникатора мерцала изумрудная искра радарной метки. От неожиданности я аж пузыри изо рта выпустил, но кричать-то тут было бессмысленно. Я вытянул руку вдоль тела и передал жест-иероглиф, означавший: «Внимание, биотехнологическая атака!»

В принципе, Чернуха далеко не салага, она сама должна была увидеть ту же метку, может даже раньше меня, поэтому я всерьез забеспокоился. Почему Чернуха не вышла на связь, не предупредила меня, не ответила?

Еще находясь под водой, я прижал экран коммуникатора, чтобы вывести параметры метки. Это была огромная малоглубинная автономная торпеда МАТ-300, очень редкая тварь, не входящая ни в патрули, ни в боевое охранение донных платформ. И она была очень близко – между нами и катером.

Если бы она взорвала свой заряд в триста килограммов нитрожира на таком расстоянии от нас, составлявшим не более пятидесяти метров, нас бы ударная волна под водой в блин сплющила. Но торпеда почему-то не взрывалась. Честно говоря, у меня даже крамольная мысль в голове родилась, что это Чучундра так развлекается, взяв где-то нейрочип от торпеды. Но я ее отогнал, эту мысль. Во-первых, есть незыблемое правило – глубина шутников не любит. Во-вторых, нейрочип, по сути, часть мозга, и это надо неслабо постараться, чтобы не только целехоньким выковырять его из головы у торпеды, но и сохранить живым несколько дней.

То, что тварь не взрывается в такой удобной для взрыва позиции, когда она без труда может поразить двух пловцов и катер в придачу, было странно. Но меня сейчас волновало не это, и не то, каким путем она умудрилась прорваться через радарное заграждение, не подняв тревогу. Меня куда более беспокоило, почему Чернуха не отзывается. Но мне нужно было глотнуть воздуха, чтобы разобраться с этим.

Пришлось вынырнуть.

Высунув голову из воды, я увидел катер, лежащий в дрейфе, видимо Чучундра остановил машину, когда сонар показал наше появление.

– На локатор посмотри! – крикнул я ему во все горло. – Торпеда! МАТ-300!

Рита вытаращилась на меня со смесью удивления и страха, а Ксбша вскочила с баночки.

– Что? – спросила она, опершись руками о борт.

– У вас сонар, наведите меня на Чернуху! «Воздушка» есть?

Ксюша лишь развела руками. Аппарат для дыхания сжатым воздухом они, похоже, не взяли. Я провентилировал легкие, и нырнул, врубив водомет.

На боевых скафандрах, в которых мы сражаемся под водой, есть специальные метки, показывающие положение каждого из боевых пловцов. Но в гидрокостюмах, купленных в магазине пляжных принадлежностей, их, разумеется не было, да и в самодельный каркас впендюрить такой маячок никому из нас в голову не пришло. Это же костюм для купания, а не для штурма донной платформы! Но сейчас я бы многое отдал за возможность видеть Чернуху на экране коммуникатора.

«Здесь Чучундра. – появилась на мониторе строчка. – Даю прямой канал с сонаром».

По экрану пробежала зеленоватая рябь, и появилась та же картинка, которую сонар выдавал на штурманский пульта катера. Я добавил к ней метку компаса и почти сразу увидел продолговатую изумрудную каплю торпеды.

Вот только с этой проекцией все было не так, как должно. Во первых, она была значительно меньше, чем МАТ-300. А во-вторых, она вообще была какой-то неправильной формы.

Лишь через секунду до меня дошло, что происходит. Это не взрослая торпеда была, а личинка, уже набравшая процентов сорок от своей боевой формы, но еще не способная взрываться в виду недоразвитости детонационной мышцы. И она не преодолевала радарное заграждение! Икринку скорее всего занесло из океана течением, а она, в отличие от личинки, не имеет мозга, значит и радарной метки. Ее пронесло мимо буев обнаружения, занесло в относительно теплые воды близ острова, она вылупилась и начала кормиться, а ее неправильная форма на сонарной проекции объяснялось тем, что скорее всего она держала в зубах Чернуху.

Загрузка...