Когда телефон зазвонил, Рино как раз занимался исполнением первого пункта из списка тетушки: перевернув кухонный стол, он решил разобраться, почему тот качается.
– Че это ты там делаешь? – пометавшись между двумя тембрами, голос Иоакима все-таки успокоился и стал на октаву ниже.
– Ну, я тут.
– Ты стонешь, как свинья.
– Это потому, что я стою на коленях между двумя чертовыми ножками стола!
– Че?
– Пытаюсь починить кухонный стол.
– Ты? – Иоаким хорошо знал, что отец был абсолютно безруким в том, что казалось практического домашнего хозяйства.
– Что за.
– Дерьмо?
– Дерьмо, да. Этому столу сто лет в обед, и чего она не купит себе новый?!
– Может, именно поэтому.
– Да это не чертов антиквариат, а.
– Дерьмо?
Рино встал и стукнул ногой по столу.
– Да пошел он, стол этот. Как дела?
– Хорошо.
– По шкале от одного до десяти?
– Шесть.
– А чего не восемь?
– Потому что тебя тут нет.
– Окей, считай, я купился. Но я вернусь через неделю-другую. А может, ты приедешь?
– В Рейне?
Это прозвучало, как будто Рино находился на одной из планет соседней галактики.
– Ну, было бы странно приехать куда-то еще, если я пока здесь.
– А там есть чем заняться?
– Мы могли бы съездить на рыбалку.
– No, thanks[4].
– Что-нибудь придумаем.
– Конечно. Знаешь что?
– А?
– У мамы кое-кто появился.
– Да ну.
Рино хотел, чтобы это прозвучало как самая естественная ситуация на свете, но все-таки почувствовал укол ревности.
– Он тебе не нравится? – спросил Рино, так как с другой стороны трубки никакого ответа не последовало.
– Да нет.
– Но.
– Новые правила.
– Приходится приспосабливаться, – Рино почувствовал, что начинает заводиться.
– Она стала такой стервой.
– А он?
– Да нет, Рон прикольный.
– Рон?
– Да, он из Голландии.
– И ведь маме никогда не нравились мои деревянные башмаки.
– Че?
– Шучу.
– Отключусь. Сообщение пришло.
– Срочное?
– Ага. Рене. Перезвоню.
Разговор оставил неприятное послевкусие, Рино захотелось поехать на бензоколонку, чтобы свободно пофлиртовать с продавщицей, но он удержался. Вместо этого он взглянул на сабо, которые валялись прямо посреди пола. И ведь именно над этой обувью она много лет посмеивалась. А теперь, значит, у нее голландец. Ирония судьбы, мать ее.
Рино вполсилы попытался исполнить еще несколько пунктов из тетушкиного списка, но добился лишь того, что разозлился еще больше. Мысли постоянно возвращались к больному мальчику, и в первую очередь к вопросу о том, почему же его братец решил навсегда исчезнуть из семьи за несколько недель до трагических событий. Загадкой оставалось и то, почему никто не сообщил в полицию о его исчезновении. Рино пометил себе, что нужно обязательно спросить у Фалка, не переезжало ли управление полиции. При переезде, возможно, бумаги просто потерялись.
Первая мысль, которая возникла у инспектора, когда он услышал историю этой семьи, была, конечно, что тот самый отморозок вернулся в Винстад и лишил жизни брата и отца. И ведь если эта мысль пришла в голову через пятьдесят лет ему, то наверняка в те времена должны были ходить слухи. Удивительно, что Фалк, живший совсем рядом с местом событий, едва их вспомнил! Особенно учитывая, что он все-таки стал полицейским в этом самом районе.
Фалк.
Сначала Рино подумал, что безразличие коллеги объясняется усталостью от жизни отшельника-полицейского и что он считал дни, когда наконец пополнит ряды пенсионеров. Но сейчас он был вынужден признать, что ситуация гораздо сложнее, потому что Фалк не просто погружен в себя, он выглядит отстраненным и явно подавленным. Что-то его тяготит.
Очень сильно.
Благодаря фотографии в школьном альбоме они смогли установить личность мальчика, найденного в могиле. Очевидно, коляску выбросили в море, чтобы сбить полицию со следа, а само тело убийца закопал там, где, как ему казалось, его никогда никто не найдет. То, что на упокой вместе с ребенком оправили и его домашнюю игрушку, возможно, говорило о некоем раскаянии, которое почувствовал преступник.
Носок, привязанный к ручке кресла, прочно засел в память Рино. Иоаким давно вырос из мягких игрушек, но и у него были какие-то вещи-утешители. И несмотря на то, что иногда парень испытывал терпение родителей, Рино ни разу не поднял на него руку. Иоаким все еще оставался ребенком. И хотя дело об останках можно было считать раскрытым, Рино знал, что ему нужно составить полное представление об этой несчастной семье и надеяться, что что-нибудь наведет его на причину, по которой кто-то мог совершить такое чудовищное преступление. Оставить все так было бы, прямо сказать, предательством мальчика.
Тяжелые тучи наползли с моря и на время стерли из вида крутые горные махины. Без неба и без открытого моря казалось, что поселение съежилось, Рейне превратился в крошечный кармашек, пристроченный к краешку Лофотенских островов. Все дикое и загадочное исчезло, и Рино, спускаясь к пансионату, вспомнил, что идет по вымирающей рыболовецкой деревушке. Прежде чем войти, он взглянул на свое отражение в одном из окон и решил, что ему пора бы исследовать местный рынок парикмахерских услуг. Его прическа, промокшая от моросящего дождя, с трудом напоминала привычный маллет[5].
Он пришел сюда не для того, чтобы навестить тетушку, но прекрасно понимал, что избежать этого не удастся. Поэтому сначала решил покончить с обязательной частью программы. Он услышал ее голос еще до того, как ему показали, как пройти в гостиную. Она сидела в углу, окруженная дряхлыми товарками, и, как понял Рино, их поддерживающие разговор кивки скорее объяснялись проблемами с нервной системой, чем согласием с ее высказываниями. Он подождал, пока она заметит его, и в этот самый момент свита перестала для нее существовать.
– О, Рино, как приятно! – сказала она, пристально разглядывая его руки.
– Зашел поздороваться.
– Как тебе дом? – она не сводила взгляда с его рук.
– Отлично, – соврал он.
– Ты тщательно моешь руки, – она ехидно подморгнула ему. – Пятен краски не видно, – добавила она, поняв, что он не уловил ее мысль.
– Неееет. – он зачем-то тоже оглядел свои руки.
– Я подумала, что ты уже покрасил коридор.
Рино вспомнил. Покраска коридора была первым пунктом списка.
– Я ведь только что заехал, – извиняющимся тоном пояснил он. – Но я починил кухонный стол. Думаю, теперь с ним все будет в порядке.
– Ооо, как здорово! – она по-королевски величественно всплеснула руками. – Весной я вернусь домой.
Но скоро приеду тебя навестить. Так интересно посмотреть, как все изменилось!
Рино осознал, что заключил договор с сатаной.
– Дай мне немного времени, – сказал он и подумал, что ему как можно скорее нужно нанять кого-нибудь рукастого.
– Главное, закончить к Рождеству, – она дружелюбно улыбнулась товаркам, те безразлично посмотрели на нее.
– Мне нужно поговорить с заведующей, – сказал Рино и огляделся. Он насчитал восемь постояльцев, за исключением одного всем им было за восемьдесят.
– Зачем она тебе? – напрямую спросила тетка.
– По работе, – Рино постарался улыбнуться, но не смог выдавить улыбку.
– Мой племянник полицейский, – в этот раз тетка обратилась ко всем обитателям гостиной, хотя реакции при этом также не последовало.
Наиболее сообразительные из постояльцев уже давно приметили его форму.
– Ее зовут Ингрид Эйде, – сказала тетка.
– У нее же есть какой-нибудь кабинет?
– Да, дальше по коридору.
– Попробую ее найти.
– Уже уходишь?
– Я лишь заскочил на минутку. Навещу тебя по-настоящему в следующий раз.
– Заскочил. – тетушка хвастливо взглянула на сидящую рядом женщину, как будто краткий визит, которым ее одарили, был большой редкостью в этом доме.
Рино поспешил вырваться, пока тетушка не нашла новую тему для разговора, и направился в коридор. Медсестра, приветливо улыбаясь, показала ему, как найти кабинет заведующей.
Женщине, которая встала из-за стола и подошла поприветствовать его, было слегка за пятьдесят. Своим крепким телосложением она напоминала восточноевропейскую метательницу ядра. Рука, которую она протянула для рукопожатия, по размеру не уступала руке Рино. Представившись и ответив на обязательные вежливые вопросы о том, как ему нравится в Рейне, инспектор перешел к делу.
– Я ищу сведения о человеке, который умер около пятидесяти лет назад.
– Ой. Для меня это далековато.
– Я подумал, что, возможно, кто-нибудь из ваших постояльцев его знал.
– А как его звали?
– Мужчину звали Стрём, он жил в Винстаде. Он упал со скалы в одну из штормовых ночей в 1963 году.
Женщина – она казалась твердой и строгой, как и полагается заведующей подобным заведением, наморщила лоб.
– Так, кто бы мог вам помочь? Единственный житель Рейнефьорда у нас – Карстен Крог, но он жил в Киркефьорде. Это деревня на другой стороне фьорда.
– Надо в любом случае попробовать.
– Единственная проблема, – заведующая закусила нижнюю губу, – Карстен не совсем в себе, я бы так сказала. Не так уж просто жить, когда тебе за девяносто.
– Но он вменяемый?
– Он периодически уходит в свой мир, но да, мы считаем его дееспособным.
– Могу я с ним переговорить?
– Конечно, мы не имеем ничего против.
Заведующая постаралась улыбнуться, явно давая понять, что все, чего бы они хотели, это чтобы Рино оставил старика в покое.
– Но я бы на вашем месте не ждала многого от этого разговора. Либо он ничего не вспомнит, либо вспомнит то, чего никогда и не было.
– Богатое воображение?
– Бывает по-всякому, знаете ли. Я бы, в любом случае, не очень доверяла тому, что он рассказывает. У нас тут ходит много разных легенд.
Рино представил свою тетушку и не мог не согласиться с заведующей.
– Буду иметь это в виду, – сказал он.
Заведующая проводила его в одну из палат, на двери которой висела написанная от руки табличка с именем ее обитателя. Постоянных табличек не было. Очевидно, постояльцы менялись довольно часто. Карстен Крог сидел в старом кресле. Видимо, мебель перевезли сюда вместе с обитателем палаты. В свои лучшие годы Крог, очевидно, весил около девяноста килограммов, но сейчас в нем было не больше шестидесяти. Руки толщиной не превышали колбаску для жарки, рубашка висела на теле, как плащ-палатка. Заведующая прошептала что-то на ухо старику, Крог вытянул шею и посмотрел на посетителя. Она ласково провела рукой по щеке мужчины, поправила ему рубашку и вышла из палаты.
Рино протянул руку для приветствия, Крог ответил слабым пожатием. Взгляд отрешенный и невидящий, рот приоткрыт.
– Вы жили в Киркефьорде? – спросил Рино, присаживаясь в другое кресло.
Крог поклонился.
– И выросли там, да?
Снова поклон, свидетельствующий о глубоком уважении к авторитету властей.
Рино снял куртку, надеясь, что так будет не видно полицейского значка.
– Вы помните Стрёма из Винстада?
Лицо по-прежнему ничего не выражало.
– У него было два сына. Один на инвалидной коляске.
Старик медленно кивнул, но Рино был не совсем уверен, значило ли это, что тот его понял.
– Он упал со скалы и разбился.
Снова кивок.
– Вы помните этого мужчину?
Несколько секунд старик молчал, потом облизал кончиком языка пересохшие губы.
– Стрём?
Голос был хриплым. Очевидно, после осенней простуды в легком и горле еще скапливалась мокрота.
– Да, Стрём.
– Да.
Это прозвучало вполне убедительно, Рино ждал продолжения.
– Вы его родственник?
– Нет, – Рино улыбнулся. Крог явно не собирался противодействовать представителю закона.
– Его у нас все знали.
– Да, я уже понял.
– Алкоголь, – Крог наморщил нос, как будто вспомнив запах плохого самогона. – И драки. Где бы ни была вечеринка, он обязательно там всплывал и устраивал побоище.
– У него было два сына, – Рино попытался направить разговор в нужное ему русло.
Старик отрешенно смотрел в потолок. Возможно, перед его глазами все еще стояли картинки деревенских праздников прошлого.
– Вы их помните? Один был болен, сидел в инвалидном кресле.
– Кресло, да. Помню.
– Его звали Руаль.
– Руалы…
– А его брата – Оддвар. Около года разницы.
– Боа?
– Оддвар, – Рино попробовал снова.
– Если мы говорим о сыне Элдара Стрёма, все звали его Боа.
– Как мне рассказывали, тот еще сорванец?
Крог перевел на инспектора заинтересованный взгляд.
– Боа был подонком.
– Вы его помните?
Старик кивнул.
– Шастал везде. И в Киркефьорде тоже. У меня была маленькая ферма, – Крог снова наморщил нос. – Однажды утром все двери оказались нараспашку, все загоны открыты. Коровы умные, они стояли на месте, а вот за овцами мне пришлось побегать.
– Это сделал он?
– Так говорили.
– Но он не признался?
– Признался, он этим и промышлял. Где бы он ни появлялся, тут же всплывала какая-нибудь дьявольщина.
– Вы с отцом пытались поговорить?
– Другие, еще до меня, пытались. Ему было плевать.
– Этот Боа пропал за несколько недель до той штормовой ночи, когда погиб отец.
– Пропал? – Крог был искренне удивлен.
– Так говорят.
– Он шастал повсюду. Наверняка промышлял каким-нибудь очередным воровством.
– Вы что-нибудь помните о той ночи?
– По ночам часто штормит, – Крог одернул рубашку. – Живешь в Киркефьорде, привыкай к непогоде.
– Мальчик в инвалидном кресле тоже погиб в эту ночь.
Старик снова оживился.
– Я помню, – сказал он. – Он скатился в море и утонул.
У Рино были другие сведения, но он решил оставить Крогу ту версию истории, с которой он прожил больше пятидесяти лет.
– Да. Но его брат – этот Боа – он так и не появился.
– Правда?
Рино снова удивился тому, что исчезновение мальчика не вызвало никаких разговоров или слухов:
– Да, Руаля так и не нашли, Оддвар навсегда исчез.
– Думаю, никто о нем особо не скучал. О Боа. Может быть. Люди, очевидно, подустали от этого хулигана.
– Вы знаете что-нибудь о том, что отец жестоко обращался с сыновьями?
Крог снова облизал губы.
– Пожалуй, так.
– Мне говорили, что особенно тяжело приходилось Руалю. Кто-то даже утверждает, что именно из-за этого мальчик оказался в инвалидной коляске, из-за многолетних избиений со стороны отца.
– Когда речь идет об этом отребье, я ничему не удивляюсь.
– Но точно вы не знаете?
Крог протянул руку и поднял ко рту пустой стакан.
– Попросите Йориль принести мне воды, пожалуйста.
– Медсестру?
– Золотые волосы. Йориль хорошая, – голос задрожал.
– Сейчас.
Рино нашел первую попавшуюся медсестру, судя по цвету волос, это была именно Йориль. Старик осторожно сделал два глотка, а затем продолжил.
– Люди говорили, да. Что он бил мальчиков. Боа точно этого заслуживал, но избивать калеку…
Крог взглянул на свое инвалидное кресло, стоявшее между кроватью и шкафом.
– Да, я помню. Люди в Винстаде говорили, что отец жестоко обращался с мальчиком. Вы говорите, его тело так и не нашли?
На глазах старика появилась пелена.
– Унесло течением, – соврал Рино, подумав, что от правды сейчас толку не будет. Рано или поздно она все равно всплывет.
– Это точно сделал Боа.
– Сделал что?
– Убил их.
– Почему вы так решили?
– Если бы вы его знали, вы бы тоже так думали.
Рино проголодался и выбрал самый простой вариант: заправка. Как обычно, заходя в магазин или на заправку, он проглядел стойку с компакт-дисками. Краем глаза он заметил, как оживилась продавщица, увидев его. Неудивительно, что он ей понравился. Рино всегда привлекал внимание, бывшая жена гордилась этим, но и ругалась. Инспектор взглянул на свои сабо и решил, что пришло время от них избавиться. Деревянные ботинки годятся только для голландцев. Он разыскал сборник классиков тяжелого рока в новой обработке и со скидкой. Большинство из этих песен были у него в оригинале еще на кассетах, но так как ничто другое из предложенного не годилось восьмидесятым и в подметки, подошло и это.
– И бургер, – сказал он, положив диск на прилавок.
– Придерживаетесь буквы Б?
– В смысле?
– Три Б. Помните?
Она улыбнулась, как будто у них была общая приятная тайна.
– В этот раз чистое совпадение.
– Булка пшеничная или ржаная? – она подчеркнула звук «б» в слове «булка», очевидно, не уловив, что шутка уже устарела.
– Ладно. Пусть будет ржаная, – скручиваниям для пресса нужно было подкрепление.
– Вы живете в Рейне?
Рино понял, что улыбка с прошлого флирта зашла слишком далеко, пожалуй, он нажил себе проблему.
– Да, за поворотом.
– Один?
– Один, пока, – Рино тут же понял, что ответ прозвучал двусмысленно, а по выражению ее лица увидел, что она истолковала его наихудшим образом.
– Может стать одиноко, – продавщица чуть не проглотила бургер, передавая его Рино. – С вас ровно 120 крон.
Очевидно, это должно было означать, что она сделала ему большую скидку, но переспросить он не решился. Он провел карточкой, сделал прощальный жест рукой с бургером и уступил место мальчику в очереди. На всем пути до входной двери он чувствовал спиной ее взгляд, чувствовал его и дальше, спускаясь к причалу.
Рино почти не пользовался своим старым 240-м «Вольво» с тех пор, как приехал сюда. Рейне в общем-то представлял собой разросшуюся деревушку, все было в шаговой доступности – только супермаркет «Кооп» находился на другой стороне бухты. Рино прошел пару сотен метров до участка мимо здания, которое намекало, что когда-то здесь царили князьки. А вот сам участок вовсе не годился для князьков, он находился в подвале одноэтажного здания, но Рино уже чувствовал там себя как дома.
Он снова не обнаружил за письменным столом Фалка. Частичный больничный явно доходил до стопроцентного. Рино сел и вгляделся в рисунок, который Фалк прикрепил к одной из полок. Инспектор все еще считал, что его нарисовал ребенок. Разозлившийся ребенок? Пару лет назад Рино уже расследовал дело, в котором преступник оставлял «визитную карточку» в виде детских рисунков. Поэтому он не собирался отказываться от этой версии. Лицо или, точнее, маску явно нарисовали со всей злостью. Большие черные глаза с кроваво-красными зрачками, гримаса ненависти. И зачем кому-то вешать такой рисунок? И даже если так, зачем вешать его под потолком, почему не на высоте лица?
Чем дольше Рино смотрел на рисунок, тем более неприятным становилось его предчувствие. Не просто так Фалк забрал его с места преступления домой и хранил там столько времени. Он что-то значит. Но тот, кто мог бы это объяснить, был обожжен до неузнаваемости и не мог донести свою мысль.
И тут Рино вспомнил. Пострадавший был постояльцем пансионата. То есть в результате несчастного случая он был травмирован дважды, так как теперь ему приходилось соседствовать с тетушкой.
Взглянув на часы, Рино понял, что до конца рабочего дня осталось всего пятнадцать минут. Он набрал номер телефона администрации муниципалитета Москенес и попросил соединить его с начальником пожарной охраны, хотя, очевидно, дойти до здания администрации было бы намного быстрее. Пара минут ожидания, и трубку взял Астор Виик. По голосу было слышно, что дым пожарного не пощадил. Либо в Рейне частенько что-нибудь горит, либо Виик – заядлый курильщик.
– Я и сам все думаю о том происшествии, – сказал Виик после того, как Рино представился и объяснил ход своих мыслей.
– Почему?
– Сам не знаю. Газонокосилку проверили, но причину взрыва так и не установили. По словам производителя, раньше такого никогда не происходило. Они, кстати, тоже попросили разрешения осмотреть косилку после того, как наши люди закончат работу. Они настаивали на том, что взрыв произошел снаружи, но, конечно, они смотрят на это дело через призму денег, так что нельзя ничего утверждать.
– Мог ли этот несчастный случай быть подстроен?
– Мог ли, мог ли. Нет, не думаю. Если кто-то хотел сделать что-то плохое этому мужику, существуют гораздо более простые варианты. Думаю, он неосторожно обращался с бензином и открытым огнем, вот и все. Меня удивляют масштабы повреждений. Ведь несчастный, насколько я знаю, оказался прикован к постели.
– Видимо, взрыв был сильнейший.
– Вот это меня и смущает. В газонокосилку влезает не больше литра бензина, но взорвалась еще и канистра, так что мы говорим в целом о шести литрах. От такого возникнет приличный костер.
– Но с вашей стороны дело закрыто?
– Закрыто, да, но не в моей голове. Как будто бы здесь, ой, не знаю.
– Как будто бы что?
– Я служу пожарным больше двадцати лет, знаю свое дело хорошо. Я уверен, что провел тщательное расследование там, в гараже, в тот день, но. что-то с этим происшествием определенно не так.
Рино встретился взглядом с кроваво-красными зрачками маски. Что-то здесь определенно не так.