Заколов стряхнул паутину с замка, провернул ключ и открыл гараж. Белые «Жигули» пятой модели улыбались широкой решеткой радиатора долгожданной встрече. Тихон открыл капот, качнул несколько раз бензонасос и протиснулся за руль. Еще полгода назад здесь сидел отец. Теперь его нет. Как и мамы. Годовалая «пятерка» и сберкнижка с огромной для студента суммой – несоизмеримое утешение. Тихон выжал сцепление и провернул ключ. Автомобиль послушно завелся и выкатился за порог. Все датчики говорили об исправности машины.
У задней стены гаража уныло громоздились несколько коробок. Это то, что, по словам Крюкова, не подлежало продаже. Трепетные пальцы разогнули картонные крышки. Семейные фотографии, альбомы, письма, блокноты с записями, рукоделие матери и полковничий мундир с наградами. Среди прочего Тихон обнаружил офицерский кортик отца, полученный после окончания с отличием военного училища, и свои потертые боксерские перчатки, с которыми он постигал искусство кулачного боя.
Под коробками Тихон узнал ящик с радиодеталями. Когда-то он с удовольствием разбирался в хитроумных радиосхемах и собирал самые разные устройства, начиная с банальных транзисторных радиоприемников и заканчивая оригинальной подслушивающей безделушкой, которую разместил в учительской, чтобы на час раньше узнать темы выпускного сочинения. За этот «подвиг» он удостоился поцелуя самой неприступной отличницы, шедшей на золотую медаль.
Поверх радиодеталей валялась большая рогатка, согнутая из толстой проволоки, с прочной белой резиной, вырезанной из противогаза. Тихон с удовольствием повертел в руках опасную самоделку, невольно вспоминая о юношеских шалостях.
Погружение в школьные годы вернуло его к действительности.
Корольков!
Тихон покинул ВЦ и пришел в гараж за машиной, чтобы навестить маму Виктора Королькова. Он уже знал, что операция в госпитале прошла успешно, и хотел сам сообщить ей эту радостную новость.
Через десять минут «пятерка» затормозила у знакомого подъезда, ноги стремительно вознесли Тихона на второй этаж.
– Заколов, – узнала одноклассника сына Анна Федоровна. – А Витя…
– Я знаю. Я был у него вчера.
– А я только сегодня начала вставать. – Взгляд постаревшей женщины прошелся по брюкам Тихона и остановился на модных кроссовках. – Никак не могу привыкнуть, что Витя теперь без ноги.
По щекам женщины заскользили прозрачные слезинки. Она их не стеснялась, и даже не пыталась стереть.
– Анна Федоровна. Сегодня Шаповалов сделал Виктору операцию. Только не волнуйтесь. Он заверяет, что результат хороший.
– Да как же это я… Да что же, – засуетилась женщина. – Надо ехать к Вите.
– Я для этого и приехал, помогу вам добраться. Только вы не торопитесь. Витя пока находится под действием наркоза. Но это временно. Главный хирург заверил, что скоро он придет в сознание.
– Ты думаешь? Он очнется после стольких дней?
– Наверняка. Вы пока собирайтесь, а я, если можно, посмотрю его письма. Вы ведь знаете, что Витя по очереди посылал отрывки повести вам, мне и Евтушенко. Я хочу соединить их вместе. Как он задумал. Ему будет приятно. Вот наша часть писем. – Заколов показал папку с исписанными тетрадными листками.
– Витины письма? Они на столе. Я читала их, читала… Каждый день просматривала.
– Я разложу их в правильном порядке и оставлю вам. А когда Виктора выпишут, мы соберемся и прочтем повесть целиком.
– Конечно, конечно. Ты проходи. А я переоденусь.
Женщина удалилась в соседнюю комнату. Тихон сел за стол. Солдатские письма Королькова хранились в потертых конвертах. Заколов рассортировал их по датам и стал быстро просматривать страницы с отрывками повести. Те части, которые были направлены ему и Евтушенко, он уже хорошо изучил. Недостающие звенья постепенно дополнили общую картину, соединив разрозненные куски в единый незамысловатый сюжет.
Корольков писал историю солдата, попавшего служить в Афганистан. Там он встречает бравого капитана, который оказывается старшим братом одноклассника главного героя. Их общие воспоминания связаны с военным городком на Урале. Капитан помогает солдату преодолевать тяготы службы, предостерегает от глупых ошибок, приглядывается, как тот ведет себя в опасных ситуациях. В одном из боев капитан спасает солдата от неминуемой гибели. Рядовой дает клятву верности офицеру, и выполняет его мелкие поручения. Постепенно задания капитана становятся всё более странными. Солдат понимает, что его втянули в нечто противозаконное. Однажды он становится свидетелем происшествия, с которым не может смириться. Солдат требует объяснения у капитана, но тот ставит его перед жестким выбором. Или – с ним, или – неминуемая смерть! Солдат внутренне сопротивляется предложению, хотя понимает, что угроза расправы абсолютно реальна. Времени на раздумья у него слишком мало.
На этом повесть обрывается. Главный герой не успевает принять решение и устранить угрозу. А Витька Корольков попадает в госпиталь с тяжелейшим ранением. Вот такое загадочное совпадение текста и жизни.
Заколов сложил стопку листков по центру стола и задумался. Имен действующих лиц Виктор не раскрыл. Солдата он называет Ты, а офицера Капитаном. Но в тексте слишком много узнаваемых деталей. Они просто кричат о том, что повесть носит документальный характер.
Анна Федоровна вошла в комнату и беспомощно развела руки.
– Если бы Витя мог кушать, я бы взяла продукты. Сейчас арбузы уже пошли. Он их так любит.
Заколов продолжал сопоставлять факты.
– Анна Федоровна, Виктор пошел в школу на Урале?
– Да. И закончил там первые два класса. Потом мужа перевели служить сюда.
– Вы помните Витиных одноклассников. Был у кого-нибудь из них старший брат, который потом поступил в военное училище?
– Мы давно оттуда уехали.
– Может, кого-нибудь припомните?
– Старшие братья, конечно, были. И по стопам отцов многие пошли, стали офицерами. Мы ведь жили в войсковой части. А зачем тебе?
Зазвонил телефон. Анна Федоровна вздрогнула и осторожно подняла трубку. По мере того, как она слушала, ее осунувшееся лицо светлело, а в грустных глазах разгорались огоньки счастья.
– Еду, – чуть слышно выдохнула она, и плавно опустила трубку, словно та была хрустальной. – Витя открыл глаза. Катенька Гладкова звонила, медсестра. Она ухаживает за Витей. Такая заботливая девушка. Не замужем, и в школе они одно время вместе сидели. Я грешным делом подумала, что если бы Витя…
Женщина затихла и привычно смахнула навернувшуюся слезу. Тихон вспомнил сегодняшний разговор с Екатериной. Сообщив об операции, она не преминула напомнить, что ее двери для него всегда открыты. Смущенный Заколов пробурчал что-то нечленораздельное, а она прямо спросила: «У тебя кто-то есть?». В голове сразу вспыхнул образ взбалмошной голубоглазой Ларисы Трушиной. Ее непокорные рыжие кудри оставляли в глубокой тени опрятную каштановую челку скромной медсестры. И еще он подумал, что Лариса никогда не будет просить, а смело возьмет то, что ей понравится.
Анна Федоровна привела лицо в порядок и серьезно спросила:
– Как ты думаешь, Витя может понравиться девушкам?
– Конечно! Вы вспомните про Ольховского. А Виктор молодой, крепкий…
– Да-да, – воспряла духом женщина. – А ведь у Ольховского всё гораздо тяжелее.
– Вот я и говорю, Виктор справится. Что вам сказали по телефону? Он очнулся, разговаривает?
– Пока нет, но всё понимает. Зрачки подвижны.
– Тогда поехали, – вскочил Тихон. Ему не терпелось узнать о таинственном капитане, который угрожал убийством герою повести, и, скорее всего, был причастен к реальному покушению на Виктора.
Заколов помог женщине сесть в машину, и минут через пятнадцать они были в госпитале. У входа в хирургический корпус их встретила Катя Гладкова.
– И ты приехал, – медсестра радостно стрельнула глазками по Тихону, но тут же со скорбным видом обняла Анну Федоровну. – Теперь Витя пойдет на поправку, я только что от него, – успокаивала она вновь заплакавшую женщину. – Шаповалов сделал всё возможное. Он уверяет, что кризис позади, и нужно ждать улучшений.
– Слава Богу, слава Богу, – причитала Анна Федоровна.
– Пройдемте. Сейчас я вам выдам халаты. Витя вот-вот заговорит.
Около небольшой раздевалки на первом этаже, где они получили халаты, Катя радостно шепнула Тихону:
– Завтра мне родинку удалят. Я Шаповалова упросила. – Видя его недоумение, она убежденно затрясла головой. – Ты не думай, никакого шрама не останется.
– Замечательно, – кивнул Тихон и провел рукой сверху вниз по плечу девушки, чем вызвал ее счастливую улыбку.
Он надел один из протянутых халатов, а другой накинул на плечи Анны Федоровны. Все трое стали подниматься по лестнице. Катя шла впереди, гордо цокая каблучками новых австрийских туфель. Пусть они еще натирают пятку, зато в туфельках при встрече с Тихоном девушка чувствовала себя гораздо увереннее. Теперь он наверняка оценит красоту ее ног.
Заколов поддерживал взволнованную женщину. Анна Федоровна останавливалась после каждого поворота и торопливо крестилась, беззвучно шепча губами. Между вторым и третьим этажом им навстречу попался лейтенант Олег Григорьев. Заколов с удивлением узнал попутчика, с которым познакомился в самолете.
– Привет, Олег. Только начал служить и уже по врачам? – с улыбкой спросил он.
– Да так. Обследование, – замялся Григорьев. Заметив Катю, он еще больше смутился и вжался в стенку, чтобы освободить проход.
– Вам помощь больше не нужна, лейтенант? – строго спросила медсестра.
Григорьев замотал головой и поспешил вниз по лестнице, на ходу буркнув:
– Я в часть.
– Ох уж, это мне обследование, – усмехнулась Катя. – Он с лампочкой во рту к нам прибыл.
– Какой лампочкой? – не понял Тихон.
– Обыкновенной. Электрической. 60 ватт, 220 вольт. Офицеры над ним подшутили. Он на спор лампочку в рот сунул, а обратно – никак!
– Почему? – удивился Тихон.
– Сомневаешься? Тогда попробуй, повтори героический фокус. Будешь очередным, кто попался на эту удочку. Дело в строении челюстных мышц: они позволяют открыть рот на максимальную ширину лишь в том случае, если сначала он полностью закрыт. Когда лампочка уже во рту, мышцы слишком напряжены, чтобы челюсти можно было раздвинуть еще шире.
– И что же делать?
– Или усилием воли раздавить лампочку, тогда без ран не обойтись. Или к врачу. Мы сделали специальный укол, расслабляющий мышцы.
Тихон представил лейтенанта с разинутым ртом и торчащим оттуда цоколем лампочки. Как в таком виде он добирался до госпиталя? И много ли было доброхотов, желавшим подключить к ней электричество? Армия всегда отличалась добрыми шуточками.
У входа на третий этаж кто-то окликнул медсестру, и она осталась на лестнице. Тихон с Анной Федоровной вдвоем прошли по длинному коридору. У реанимационной палаты, в которой лежал Корольков, Анна Федоровна остановилась.
– Сначала я одна, – робко попросила она.
– Конечно, – согласился Тихон.
Женщина вошла в палату, прикрыла за собой дверь. Заколов остался в коридоре, размышляя, как сформулировать вопрос Виктору, чтобы выяснить виновника, произошедшей с ним трагедии и не испугать лишний раз Анну Федоровну. Дело представлялось не столь уж и простым.
Неожиданно его мысли прервал женский вскрик, раздавшийся из палаты, и шум грузного падения. Он рывком распахнул дверь. На полу, беспомощно раскинув руки, лежала Анна Федоровна. «Ох, эти женщины! Падают в обморок даже от счастья», – подумал Тихон. Но, переведя взгляд на кровать, он замер в тревожном недоумении.
Худое перебинтованное тело Виктора Королькова было изогнуто, рот оскален, а пальцы рук сжаты, словно от невыносимой боли. Тихон подошел ближе. Застывшая в неестественной позе фигура не подавала никаких признаков жизни, матовое лицо излучало пугающий холод.