– Без взрослых из дома никуда!
– Да, мама.
– И чтобы вели себя прилично, не вздумайте меня там опозорить!
– Конечно, мама.
– Без курток во двор не выскакивайте.
– Не будем, мама.
– Гусю гадить не давайте!
– Мы его туалет взяли, мама.
– Вадик, за сестрой присматривай!
– Что я, маленькая, чтобы за мной присматривать! – возмутилась Катька, поднимая рассерженную мордашку.
– Не спорь с матерью, – парировала Надежда Петровна, перевешиваясь через перила балкона. Она погрозила пальцем своим детям, стоящим внизу возле присланной за ними машины Косинских. Мурка, Кисонька и Сева выглядывали сквозь стекла, ожидая конца затянувшейся беседы. Бабульки на скамейке перед подъездом одобрительно кивали на каждую фразу, падающую с высоты четвертого этажа, и строго поглядывали на Катьку с Вадькой, проверяя, усвоили ли те материнские советы.
– Ой, в дачном домике может быть холодно. Я вам одеяла с собой дам! – неожиданно всполошилась Надежда Петровна и бросилась внутрь квартиры.
– У нас не домик, у нас дом, – оскорбилась Кисонька. – Там свое отопление, лучше, чем в городе.
Вадька с сестрой быстренько забрались в машину.
– А может, смотаемся, пока мама нас одеялами не загрузила? – робко предложил Вадька.
– Жаль три минуты подождать, чтобы мать не волновалась? – осуждающе глянул на него шофер Володя. – Ваши одеяла в багажнике полежат, а ей спокойнее.
Дверь подъезда распахнулась, и на пороге появился… зелено-коричневый шерстяной стог. Посередине стог охватывали две полные женские руки, снизу виднелись яркие тапочки с помпонами. Шустро перебирая тапочками и угрожающе раскачиваясь, стог двинулся к машине.
Мурка злорадно захихикала:
– В багажнике полежат? Разве что в кузове грузовика.
Володя коротко выдохнул сквозь зубы и полез наружу.
– Надо выручать, а то сейчас его точно в одеяла закатают, – хмыкнула Мурка, и они с Кисонькой выбрались следом.
Окружив стог с трех сторон, они наперебой загалдели:
– Свое отопление… Полно пледов… Да зачем…
Из-за стога выглянуло красное лицо запыхавшейся Вадькиной мамы.
– Полно не полно… – раздраженно пробормотала она. – Мне их что, обратно переть? Ни за что! Натаскалась. У вас что в багажнике?
– Запаска, – растерянно ответил шофер.
– Вынимай, – скомандовала Надежда Петровна.
Покряхтывая, Володя выволок наружу пятнадцатикилограммовую шину.
Надежда Петровна споро перетряхнула одеяльную груду и быстро и аккуратно уложила в багажник.
– А запаску куда? – поинтересовался шофер, ошеломленно глядя на доверху заполненный одеялами багажник.
Надежда Петровна задумчиво поглядела на шину, сиротливо прислоненную к автомобилю, и решительно скомандовала:
– У нас пока полежит. Будешь возвращаться – заберешь.
– Я отнесу, – согласно кивнул окончательно замороченный Володя.
– Тогда вы и до завтра не уедете, – передернула плечами Надежда Петровна, – Отправляйтесь, и без вас справлюсь.
Она уперлась руками в шину и, натужно сопя, покатила ее к подъезду.
Обалдевшие Мурка и Кисонька вернулись в машину. При полном молчании пассажиров автомобиль неторопливо тронулся с места. Володя продолжал оглядываться на подъезд, в котором скрылась Надежда Петровна.
– Да вон наша мама, на балконе уже, рукой машет, – показала Катька.
– Ага, – затравленно кивнул Володя и уставился на дорогу.
Пригородный поселок раскинулся на берегу маленького прозрачного озерца. На другой стороне озера тянулся молодой сосняк, а дальше – железная дорога.
Поселок делился на две части. Старая часть – кучка невзрачных домишек, окруженных заборами, из-за которых свешивались ветки яблонь и слышалось то похрюкиванье свиньи, то пронзительный крик петуха. И новая – единственная улица, прозванная местными жителями «Бродвеем». Длинная и идеально ровная, аккуратно выложенная цветной плиткой, с красивыми витыми фонарями, она состояла из роскошных двух– и трехэтажных домов. Особняки поблескивали новехонькой металлочерепицей, красовались вычурными башенками, коваными решетками, ажурной резьбой.
Две части поселка друг друга не любили. Разделенные оградами домов «Бродвея», они словно бы повернулись друг к другу спинами, презрительно задрали носы да так и замерли, искоса поглядывая на нежеланного соседа. Во всяком случае, так казалось с высоты пригорка, где Володя притормозил, показывая ребятам озеро и лес.
Озеро тоже делилось на две части. Один его берег, явно оккупированный владельцами особняков, красовался полоской пляжа с аккуратными грибками и двумя кабинками для переодевания, по осени озябшими и сиротливыми. Вдоль старой поселковой половины тянулся пологий спуск коровьего водопоя. Там, где обе половинки смыкались, земля была взрыта, будто здесь все лето шли упорные и затяжные бои.
– Чего мы вдруг через поселок? – забеспокоилась Мурка, увидев, что Володя отворачивает от въезда на «Бродвей». – Там грязюка до подмышек! Вот же наша улица, давайте напрямую!
– Нельзя, – тяжко вздохнул Володя. – Левый и Правый еще по пристройке сделали. Теперь все, на нашу сторону улицы только в объезд.
– Кто такие Левый и Правый? – полюбопытствовала Катька.
– Сейчас увидишь, – ответила Мурка и сдавленно охнула, потому что машина бухнула колесом в очередную колдобину.
Переваливаясь по ямам и кочкам и получая заряды щебня в днище, автомобиль медленно проехал через поселок и остановился у крайнего дома «Бродвея». Ребята выглянули из машины.
– М-да… – протянул Сева. – Замок очумевшего рыцаря.
– И пагода сумасшедшего китайца, – добавил Вадька.
Неподалеку от особняка Косинских «Бродвей» был перерезан. Вероятно, сначала правый дом напоминал миниатюрный средневековый замок, а левый – жилой вариант китайского храма – пагоды. Но потом их архитекторы словно сошли с ума, принявшись громоздить башню на башню, пристройку на пристройку. Дома разрослись, неравномерно выпирая во все стороны то английской террасой, присобаченной к заднику «китайца», то авангардистским переплетением труб, венчающих средневековую башню. Да и замок с пагодой уже с трудом угадывались под наслоениями. Оба строения походили просто на лохматые строительные кошмары.
Впереди каждого выпирало по ажурной застекленной веранде. Стены веранд практически смыкались, оставляя между собой лишь крохотный проход – пешеходу протиснуться, да и то боком, – и превращали «Бродвей» в своеобразный тупик. Валяющийся рядом строительный мусор показывал, что веранды – новехонькое добавление к особнякам Левого и Правого.
– Они братья, – пояснила Кисонька. – Говорят, с детства не ладили.
– Всегда хотели друг дружку переплюнуть, оттого и разбогатели, – добавила Мурка.
– Потом один построил здесь дом. Второй немедленно купил землю напротив и выстроил особняк больше, чем у брата. Тогда первый пристроил себе к заду башню. То есть не к своему, конечно, а к заду дома. Второй – тоже. Теперь, видно, на их участках достраиваться некуда, так они на улицу вылезли.
– Права не имеют, улица общая, – решительно заявил Сева. – Судиться и скачать такие бабки, чтобы мало не показалось.
– Да ну их, проще объехать, – отмахнулась Мурка и полезла из машины.
Ребята выбрались наружу и тут увидели, что на самой границе поселка и «Бродвея» столпилась небольшая кучка парней и девчонок. Они стояли, упираясь носками ботинок в кромку цветной плитки, но не заходя на территорию «Бродвея», и с настороженной насмешкой разглядывали приезжих.
– Ты гля, – нарочито громко, явно желая, чтобы его слышали, процедил высокий мальчишка и ткнул пальцем в Катьку с Евлампием Харлампиевичем на руках, – «бродвейцы» решили хозяйство завести. Вон первый гусак в лимузине приехал.
– А остальные кто? – лениво поинтересовалась девчонка в выцветшей куртке.
– Коровы со свиньями, – под общий хохот обронил мальчишка.
Сестры вспыхнули, но, делая вид, что горделиво игнорируют выпады, проследовали в дом.
– Вы с местными не ладите? – спросил Вадька.
– Это они с нами не ладят, – зло отмахнулась Кисонька. – Мы дважды пытались познакомиться с ними, но они только гадостей наговорили.
– Бить их мы не стали, в конце концов, они тут давно живут, а мы только приехали, – добавила Мурка, запихивая куртки ребят в зеркальный стенной шкаф.
– Чего они вообще окрысились? – нетерпеливо поинтересовался Сева.
– Социальные различия, – солидно разъяснила Кисонька. – Мы здесь все богатые, а они бедные, живется им тяжело, вот они на нас и злятся.
– Бедность – не повод злиться на богатых, а повод самому стать богатым, – фыркнул Сева. – Я вот обязательно стану.
– Хватит местным кости перемывать, – решительно заявила Катька. – Бассейн где? А то взрослые понаедут, при них толком не поплещешься.
– Мы твердо обещали маме, что не станем наполнять бассейн, пока дом не прогреется, – заявила Кисонька и тут же успокоила: – Это быстро, слышите, Володя уже отопление подключил.
– Он должен в город возвращаться, вечером взрослых привезет. Сейчас мы его проводим и покажем, где тут что, – на бегу крикнула Мурка.
В ожидании ребята принялись оглядываться. Катька отыскала ванную, собираясь пристроить там лоточек для Евлампия Харлампиевича, а Сева завалился на громадный мягкий диван возле камина. Через арку, отделяющую гостиную от столовой, уставился на длинный обеденный стол.
– Хороший дом, – с удовлетворением, будто сам был владельцем, заявил Сева. – Я, когда по-настоящему разбогатею, себе такой же построю.
– Возни до фига, – с сомнением заметил Вадька, плюхаясь рядом.
– Не я же возиться буду, – пожал плечами Сева. – Мое дело бабки заработать, а с домом пусть Кисонька разбирается.
– С чего это она станет с твоим домом разбираться?
– А я на ней к тому времени женюсь, – величественно обронил Сева.
Вадька резко, всем телом развернулся к другу.
– Влюбился? – с почти мистическим ужасом спросил он.
Сева обдал его презрительным взглядом и высокомерно скривил губу.
– Труха у тебя в башке, Вадька. При чем тут всякие глупости? Соображать надо, о будущем думать! Если человек, ну, я, например, разбогател, а семья у него была без денег, то что получается?
– Что?
– Он с богатыми людьми общаться не умеет, вот что. Значит, жену нужно, которая в богатой семье выросла, – Сева покивал головой, словно сам с собой соглашаясь. – Кисонька как раз подходит. По заграницам с детства ездила, языки знает, дом обставит как следует, гостей примет. И бизнес у нас общий. Вырастем, всякие посторонние мужья и жены появятся, влезать начнут. Нет уж, лучше я сам на Кисоньке женюсь.
– А почему на Кисоньке, а не на Мурке, чем она тебе не подходит? – пряча глаза, спросил Вадька.
Сева усмехнулся:
– Ага, чтобы ты меня уделал, как того рукопашника Ромку, что на деле с похищениями к Мурке клеился. Спасибо, обойдусь. И вообще, Мурка – девчонка свойская, а мне нужна стильная. Нет, Кисонька, и только Кисонька!
– Чего расселись, пошли в подвал, девчонки сейчас бассейн наполнят, – из-за арки неожиданно вынырнула Катька. На Севу она почему-то старалась не смотреть, и Вадьке даже показалось, что в голосе у нее прячется затаенный всхлип.
Он подозрительно глянул на сестру. Та в ответ гневно тряхнула косицами и, не оборачиваясь, помчалась по лестнице вниз. Мальчишки неторопливо направились следом.
Бассейн был внизу, в громадном помещении, назвать которое подвалом могла разве что Катька. Гигантская кладовка, чьи полки оказались забиты банками, баночками и горшочками, при виде которых рот наполнялся голодной слюной. Зал с тренажерами и, наконец, обшитая деревом финская баня, с уставленным мягкими креслами предбанником. И бассейн – кстати, не такой уж маленький. Соревнований в нем не провести, но поплескаться всей компанией очень даже можно.
Когда ребята спустились, Катька, уже в одном купальнике и, как всегда, с гусем под мышкой, нетерпеливо переминалась на кафельной кромке.
– Уже можно, можно, да? – торопила девчонок Катька, следя, как в стенке бассейна словно начинает бить родник и вода медленно покрывает дно.
– Тебя что, кто-то за пятки кусает? – буркнула Мурка, поглядывая на встроенный в уголке бассейна термометр. – Сейчас нальется, и плещись, пока жабрами не обрастешь.
Катька коротко мазнула взглядом по мальчишкам.
– Я и внизу подождать могу, – и, не дожидаясь ответа, спрыгнула на кафельное дно, подняв фонтан брызг. Гусь Евлампий Харлампиевич, недоуменно погогатывая, принялся мерить бассейн шагами, наблюдая, как тот наполняется. Наконец успокоился, поджал красные перепончатые лапы и принялся медленно и солидно всплывать вверх вместе с прибывающей водой.
Катька обхватила себя руками за плечи и застыла посредине. Она то поглядывала на воду и щурилась от удовольствия, то скользила глазами по мальчишкам, и лицо ее становилось обиженным и каким-то растерянным. Наконец вода поднялась ей до пояса, Катька восторженно ухнула, подпрыгнула, погрузилась по плечи, и по ее физиономии разлилось блаженство.
– На дворе холодина, а мы купаемся! Класс! – взвизгнула она и обдала друзей роем брызг.
– Русалка чокнутая, – пробурчала Мурка.
Мурка ринулась в уже наполненный бассейн с разбегу, Кисонька скользнула осторожно, не всколыхнув воду.
– В первый раз вместе с гусем купаюсь, – засмеялась Мурка, ложась на воду. Она протянула руку под водой и тихонько подергала за лапу проплывающего мимо Евлампия Харлампиевича. Белый гусь недовольно гоготнул, но оставил Муркину выходку безнаказанной. Сестер он любил и позволял им многое, даже придумать для себя сокращенное имя – Харли. Впрочем, на краткое прозвище он откликался, только если сыщики попадали в опасную ситуацию и надо было действовать быстро. В остальных случаях требовал, чтобы его титуловали полностью, по имени-отчеству.
Оставленная на бортике бассейна мобилка затрещала.
– Родители звонят, проверяют, – лениво сказала Мурка. Она в два гребка пересекла бассейн, отряхнула мокрую руку и весело доложила. – У нас полный порядок и полный кайф!
В трубке зашуршал далекий голос и улыбка на Муркином лице начала медленно увядать:
– Да… Да… Нет! Но, мама, мы тоже люди, а не приставка к родственникам! – гневно завопила Мурка, но голос в трубке стал строже, девчонка осеклась, физиономия стала угрюмой.
– Хорошо, – раздраженно согласилась она, – хорошо, мы сделаем. Хотя с вашей стороны это форменное безобразие. Мы, между прочим, вам друзей не навязываем!
С досады Мурка хотела шмякнуть мобилкой об пол, но вовремя сообразила, что столкновения с плиткой та может и не пережить. Она повернулась к ребятам, оперлась локтями о край бассейна и шумно вздохнула. Вся ее фигура выражала тоскливое отчаяние.
– Родители – это стихия. Вроде люди как люди, и вдруг такое выкинут, ни на одни уши не натянешь!
– Что произошло? – поинтересовалась Кисонька.
– У нас будет еще один гость. Гостья. Скольки-то-там-юродная племянница дяди Димы и тети Альбины.
– Нет! – вскричала Кисонька. В ужасе она ухнула под воду с головой, вынырнула и, яростно отплевываясь, простонала: – За что?!
– За все хорошее! – мрачно ответила Мурка. – Велено принять в компанию, кормить, развлекать и вообще встретить с электрички. Папа сейчас везет ее на вокзал, через час она будет на нашей станции.
– Подожди, эти ваши родственники, они же с вами рассорились, когда вы на видео сняли, как Дима к теткам приставал! – удивился Вадька.
– Опять помирились. Как племянница приехала, так и помирились. Им с ней возиться лень, вот они родителям и позвонили.
– А почему ваши родители должны их гостями заниматься? Послали бы подальше!..
– Вежливые они у нас. Хорошо воспитанные.
– Вот так и начинаешь думать, что гораздо выгоднее быть плохо воспитанным, – буркнул Вадька, вылезая из воды. Он поднял брошенные на скамейку брюки и вдруг остановился в задумчивости:
– Я в биологии не сильно петрю, но читал недавно в Интернете, что прямая родня – это еще не все. Всякие далекие предки влияют, воспитание. Вон даже у двух черных овец может родиться белая.
– Ее что, воспитали до белизны? – поинтересовалась Катька.
– А я все гадаю, как Майкл Джексон побелеть умудрился? Оказывается – воспитали, – добавила Мурка.
– Вам бы только поржать! Я к тому, что, может, девчонка не похожа на дядю и тетю. Может, она вполне нормальная.
– Гадать бессмысленно. Надо идти встречать, – сказала Кисонька. – Пока соберемся, пока дойдем…
– Ты никуда не пойдешь! – решительно отрезала Мурка. – У тебя все патлы мокрющие. Заболеешь, родители больше одних не отпустят.
– Я с Муркой пойду, – сказал Вадька.
– А я останусь, вас и двоих хватит, – заявил Сева.
– Бессовестный ты, Севочка, – сладким голоском протянула Катька. – Им через лес идти, а поселковые ребята увидят Мурку с Вадькой и привяжутся.
– Да Мурка им…
– Ага, драка, а взрослые потом нас во всем обвинят. Иди, иди, не увиливай, тут мы с Кисонькой и без тебя обойдемся. – И, недобро прищурившись, Катька уставилась Севе в глаза.
– К троим тоже прицепиться могут, – буркнул он, но покорно вылез из бассейна и отправился одеваться.