Прошло две недели. Я уже в Голливуде. Я, Бекки Брендон, урожденная Блумвуд, живу в Голливуде. То и дело повторяю это вслух, надеясь в конце концов поверить. Но пока для меня это все равно что «я живу в сказке».
Дом расположен в районе Голливуд-Хиллз, он весь воздушный и прозрачный, а ванных комнат столько, что половина стоит без дела. Еще есть гардеробная и летняя кухня. И бассейн! И чистильщик бассейна! (Увы, пятидесятитрехлетний пузан. Прилагается к дому.)
Самое потрясающие здесь – виды. Каждый вечер мы садимся на балконе любоваться мерцающими голливудскими огнями, и я чувствую себя, как в волшебном сне. Загадочный он, Лос-Анджелес. Никак мне его не постичь. Совсем не похож на европейские города, где можно встать в центре и заявить с уверенностью: «Ну вот я и в Милане (Амстердаме, Риме)». В Лос-Анджелесе все время колесишь по бесконечным автострадам, смотришь в окно и гадаешь, приехал ты или еще нет.
И соседи тут не особенно компанейские. Никто ни с кем не видится. Никто не болтает с прохожими через забор, из дома выезжают исключительно на машине. Только кинешься к кому-нибудь с радостным: «Привет! Меня зовут Бекки! Не хотите заглянуть на чашечку…» – как перед твоим носом захлопываются автоматические ворота.
С одним соседом мы все-таки пообщались – с пластическим хирургом по имени Илай. Вполне себе приветливый, мы мило поболтали о ценах на аренду и о его специализации на «микроподтяжках». Но я все время чувствовала на себе критический взгляд – явно прикидывал, что бы мне подтянуть. А больше я на улице никого пока не встречала.
Ну да ладно. Ничего страшного. Познакомлюсь еще. Как же иначе?
Я застегиваю босоножки на платформе из рафии, откидываю волосы за спину и гляжусь в огромное зеркало в холле. Оно стоит на массивном резном комоде, а напротив – два гигантских кресла на выложенном мексиканской плиткой полу. В этом доме все массивное: мягкий угловой диван человек на десять в гостиной; кровать с балдахином, на которой мы с Люком друг друга теряем; отдельная просторная кухня с тремя духовками и сводчатым кирпичным потолком. Даже двери тут – клепаные средиземноморские громадины из термообработанной древесины с запирающимися замками. Ключи я повытаскивала, хотя смотрелось красиво (Минни и ключи – вещи несовместимые). Нет, честное слово, дом сказочный!
Но сегодня мои мысли занимает не интерьер, а собственный облик. Я критически оглядываю свое отражение, выискивая недостатки. Не помню, когда последний раз так беспокоилась за свой внешний вид. Ладно, беглая инвентаризация. Топ – «Элис плюс Оливия». Джинсы – «Джей Бренд». Сумка с кисточками: Дэнни Ковитц. Хипповая заколка – найдена на блошином рынке. Я принимаю несколько разных поз, прохожусь туда-сюда. По-моему, хорошо, но достаточно ли хорошо для Лос-Анджелеса? Меряю солнечные очки – сперва «Оукли», потом закрывающие пол-лица «Том Форд». Хм. Не знаю… Статусно? Или… чересчур?
Мандраж скручивает все внутри тугим узлом. Сегодня великий день: я веду Минни в детский сад. Он называется «Листик», и нам крупно повезло туда попасть. Вроде бы среди подопечных есть дети знаменитостей, так что я стопроцентно вызовусь в родительский комитет. Как было бы здорово влиться в звездную тусовку… Организовывать утренник с Кортни Кокс или кем-то вроде! А что, разве нереально? Потом она познакомит меня с остальными актерами из «Друзей» и, может, мы вместе пройдемся на яхте или еще что-нибудь интересное придумаем…
– Бекки? – прерывает мои мечты голос Люка. – Я тут заглянул под кровать…
– Привет! – перебиваю я. – Какие очки мне надеть?
Я демонстрирую по очереди «Оукли», «Том Форд» и еще одни, в потрясающей черепаховой оправе, купленные в «Топ Шопе» всего за пятнадцать фунтов (так что я взяла три пары).
– Какая разница? – недоумевает Люк. – Ты же просто везешь Минни в сад.
Я изумленно моргаю. Просто везу в сад? Просто? Он что, не читает «Ю-Эс уикли»? Любому известно, что парковка у школы или сада – это злачное место. Именно там папарацци отлавливают знаменитостей в ипостаси «обычных родителей». Именно там демонстрируются «повседневные» наряды. Даже в Лондоне мамы окидывают друг друга оценивающим взглядом и хвастливо покачивают сумочками на локте. Каково же будет в Лос-Анджелесе, где у всех идеальные зубы и подтянутые плоские животы, а половина родителей – настоящие звезды?
В конце концов я останавливаю выбор на «Оукли». В холл выбегает Минни, и я, взяв ее за руку, смотрю в зеркало на нас обеих. Она в прелестном желтом сарафанчике и белых солнечных очках, а собранные в хвост волосы перехвачены резинкой с пушистым шмелем. По-моему, мы впишемся. Вполне голливудские мама с дочкой.
– Готова? – спрашиваю я Минни. – Тебе понравится в саду! Будешь там играть, печь кексики с разноцветной посыпкой…
– Бекки! – снова окликает меня Люк. – Я заглянул под кровать и нашел там вот это. – Он протягивает портплед. – Это твое? Что оно там делает?
– Ой.
Я поправляю «хвостик» Минни, пытаясь выиграть время. Черт. Зачем он полез под кровать? Он же вечно занятый бизнесмен, когда он успевает лазить под кроватями?
– Это для Сейдж, – признаюсь я наконец.
– Для Сейдж? То есть длинную шубу из искусственного меха ты купила для Сейдж? – поражается Люк.
Нет, правда, хоть бы посмотрел как следует. Никакая она не длинная. Всего лишь до середины бедра.
– Ей пойдет, – объясняю я. – С цветом волос сочетается идеально. И разнообразит имидж.
Люк в полном замешательстве.
– Зачем ты вообще покупаешь ей вещи? Вы даже не знакомы.
– Пока не знакомы. Но ты ведь нас познакомишь?
– Ну, да, когда-нибудь.
– Вот! Сам знаешь, я планирую переквалифицироваться в стилисты, а Сейдж – самая подходящая для меня клиентка. Вот я и собираю образы потихоньку.
– Постой-ка… – Люк меняется в лице. – Там под кроватью были и другие чехлы. Только не говори, что…
Я чертыхаюсь про себя. Никогда, никогда ничего не прячь под кроватью!
– Ты скупаешь это все для Сейдж?
Видя его неподдельный ужас, я невольно становлюсь в позу. Сначала Сьюз, теперь Люк. Они что, совсем не понимают, как организуется бизнес? Неужели сложно догадаться: чтобы консультировать по одежде, необходимо для начала обзавестись одеждой. Будь я теннисисткой, разве кого-то удивила бы моя теннисная ракетка?
– Я не скупаю! Это производственные расходы. Как у тебя на скрепки. Или ксероксы. И потом, все эти вещи я снимала для портфолио, – с достоинством отвечаю я. – Фотосессия у Сьюз получилась отличная. Так что я еще и сэкономила.
Переубедить Люка, похоже, не удалось.
– Сколько ты потратила?
– Не стоит поднимать финансовые вопросы при Минни, – заявляю я строго и беру дочь за руку.
Люк смотрит на меня долгим, немного обреченным взглядом. Уголок рта закушен, брови сведены домиком. Это выражение лица я тоже знаю наизусть. Означает: «Как бы помягче сказать Бекки – чтобы она не взорвалась?»
(Между прочим, лишняя предосторожность, потому что я никогда не взрываюсь.)
– Что? – спрашиваю я. – Что такое?
Люк не спешит с ответом. Отходит к гигантскому креслу, теребит полосатую мексиканскую накидку. Такое ощущение, что прикрывается от меня этим креслом, как щитом.
– Бекки, ты только не обижайся…
Вот тоже на редкость дурацкий заход. Обидно уже само предположение, что я должна обидеться. Ну и понятно, что ничего хорошего подобное начало не обещает.
– Нет-нет, с чего бы мне обижаться?
– Мне тут рекомендовали одно заведение… Называется «Золотой покой». Слышала?
Слышала? Про «Золотой покой» известно всем, кто хоть раз брал в руки журнал «Пипл». Там носят клубные браслеты, занимаются йогой, а знаменитости лечатся от зависимостей (хотя считается, что от переутомления).
– Еще бы! Реабилитационный центр.
– Не только реабилитационный. Там много разных программ для избавления от… расстройств. Например, одна девушка страдала барахольничеством, что сильно отравляло ей жизнь. Она обратилась в «Золотой покой», и ей там действительно помогли. Я и подумал, может быть, нам тоже попробовать. Тебе то есть.
До меня не сразу доходит смысл сказанного.
– Мне? Но я не барахольщица. И не алкоголичка.
– Нет, конечно, хотя… – Люк трет переносицу. – Привычка к чрезмерным тратам за тобой водится, согласись…
Я с шумом втягиваю воздух. Удар ниже пояса. Ощутимо ниже. Да, у меня случались в жизни кое-какие срывы. Да, я пару раз попадала в финансовую яму. Ямку. В крупных компаниях это называется «корректировка», ее суют в самый конец годового отчета и благополучно забывают. А не тычут тебе в нос по поводу и без повода. И не отправляют тебя на реабилитацию.
– Значит, по-твоему, у меня зависимость? Ну, спасибо, Люк!
– Нет! Но…
– Поверить не могу, что ты обвиняешь меня в таких вещах при ребенке! – Я драматически прижимаю к себе Минни. – Намекаешь, что я плохая мать?
– Нет! – Люк трет лоб. – Просто предложил. Няня Сью предлагала то же самое, помнишь?
Я гневно сверкаю на него глазами. Не надо напоминать мне про няню Сью. Чтобы я еще хоть раз обратилась к так называемым «специалистам»… Ее позвали помочь нам скорректировать поведение Минни, а она что сделала? Вцепилась в меня как клещ и начала разбирать мои поступки, которые совершенно к делу не относятся!
– И потом, «Золотой покой» – учреждение американское, – наконец нахожу я сокрушительный аргумент. – А я британка. Так что вот!
– Что – вот? – недоумевает Люк.
– Ничего не получится, – терпеливо объясняю я. – Если у меня какие-то отклонения (которых нет и в помине), то это британские отклонения. Разница существенная.
– Но…
– Хочу к бабуле! – раздается звонкий голосок Минни. – У бабули кексики. Можно? Мо-о-ожно-о-о!
Мы с Люком удивленно оборачиваемся, прервав разговор на полуслове. Минни сидит на полу по-турецки и, запрокинув голову, смотрит на нас. Нижняя губа дрожит.
– У бабули кексики, – повторяет она, и на ресницах повисает крупная слеза.
Бабулей Минни зовет мою маму. Господи, ребенок тоскует по дому!
– Солнышко! – Я обнимаю Минни и крепко прижимаю к себе. – Доченька, детка моя… Мы все хотим повидаться с бабулей, и мы скоро ее увидим, но сейчас мы в другом месте, и у нас будет много новых друзей. Много-много друзей, – уговариваю я уже себя.
– Что это с ней вдруг? – вполголоса спрашивает Люк через голову Минни.
– Непонятно, – пожимаю я плечами. – Наверное, это я ее с толку сбила обещанием кексиков с посыпкой, они их с мамой часто делают…
– Минни, солнышко, – Люк тоже опускается на пол и сажает Минни на колени. – Давай мы сейчас посмотрим на бабулю и скажем ей «привет»? – Он берет с резного комода мой телефон и ищет фотографии. – Так, вот… вот они! Бабуля и дедуля. – Люк показывает Минни фото мамы с папой в нарядах для вечера фламенко в бридж-клубе. – А вот Уилфи… – Он прокручивает на следующее фото. – И тетя Сьюз…
При виде улыбающегося лица Сьюз у меня самой сжимается сердце. Хоть я и не признаюсь Люку, мне здесь, в Лос-Анджелесе, тоже, если честно, слегка одиноко. Все родные и друзья далеко, с соседями не пообщаешься, работы нет…
– Скажи: «Привет, бабуля!» – подсказывает Люк Минни, и секунду спустя она уже машет ладошкой снимку, забыв про слезы. – Знаешь, милая, сперва всегда бывает страшновато. Но скоро у нас в Лос-Анджелесе будет море знакомых. Скоро весь телефон будет забит фотографиями новых друзей.
Он Минни утешает или меня?
– Нам, наверное, пора, – говорю я с благодарной улыбкой. – Минни ждут новые игрушки, а меня – будущие знакомства.
– Вот и умницы. – Люк обнимает Минни, потом, поднявшись, целует меня. – Вы там всех покорите.
Детский сад Минни расположен где-то на Франклин-авеню, и хотя я туда уже наведывалась, приезжаю слегка взвинченная. Боже, как трудно водить в Лос-Анджелесе! И к нашей арендованной машине я никак не привыкну. Все кнопки и рычаги в непривычных местах, я то и дело по ошибке жму на клаксон. А правостороннее движение – это вообще издевательство. Совершенно против природы. К тому же дороги здесь слишком широкие. И слишком много полос. В Лондоне куда уютнее. Там хоть ориентируешься.
В конце концов мне удается припарковать машину – необъятных размеров «крайслер». Почему мы не взяли «мини-купер»? Я выдыхаю, хотя сердце все еще колотится как сумасшедшее, и поворачиваюсь к пристегнутой в автокресле Минни.
– Приехали! Пора в садик! Побежали-побежали?
– Водятлы американцы! – отчетливо произносит Минни.
Я вздрагиваю. Где она такого набралась? Это не мое выражение. То есть…
– Минни, так нельзя говорить! Это плохое слово. Мама не это имела в виду. Мама хотела сказать… молодцы американцы!
– Водятлы, – повторяет Минни, не обращая на меня внимания. – Водятлы американцы, – распевает она на мотив «Мигай, мигай, звездочка». – Во-дят-лы-амери-канцы…
Вести в садик ребенка, который с порога обзывает американских водителей? Минни поет все громче и громче. «Водятлы американцы!» Сделать вид, что это такая забавная британская детская песенка?
Ох.
Но не сидеть же весь день в машине. Рядом выбираются из своих громадин-внедорожников другие мамы с маленькими детьми. К тому же мы должны были сегодня приехать пораньше.
– Минни, я дам тебе печенье, можешь грызть до самого садика. – Мне приходится повысить голос, чтобы она услышала. – Только надо идти тихо-тихо, как мышки. Никаких песен, – подчеркиваю я.
Минни умолкает и смотрит на меня с подозрением.
– Печенье?
Уф! Получилось.
(Да, я знаю, что подкупать ребенка сладостями плохо; придется потом скормить ей побольше зеленой фасоли для компенсации.)
Выскочив из машины, я отстегиваю Минни, вручаю ей печенье с шоколадной крошкой из собственного стратегического запаса, и мы шагаем по тротуару.
Обочине то есть. Пора привыкать.
На подходе к садику я высматриваю папарацци – что-то ни одного не видно. Наверное, прячутся в кустах. Украдкой скольжу взглядом по лицам женщин, входящих с детьми в ворота садика.
Хм. Кажется, знаменитостей среди них нет, хотя все они подтянутые, загорелые, с сияющими волосами. Большинство в спортивных костюмах – делаю себе мысленную пометку завтра явиться так же. Мне очень хочется стать здесь своей. И чтобы Минни тоже влилась, и мы обе завели массу друзей.
– Ребекка!
Это Эрика вышла нас встретить, и я облегченно улыбаюсь при виде знакомого лица. Эрике около пятидесяти, у нее прямые рыжие волосы и яркая разноцветная одежда – прямо персонаж из детского фильма. Она руководитель ясельной программы и уже завалила меня электронными письмами на тему адаптации и разлуки с родителем, и радости познания, и самоопределения (это я поняла как свободу выбора нарядов, хотя уточнять не решилась).
– Добро пожаловать в «Листик», Минни! – Эрика ведет нас в «ясельный учебный центр» (точь-в-точь обычная группа в английском детском саду – большая комната, полная игрушек, только здесь они называются «развивающие пособия»). – Удалось припарковаться? – спрашивает она, подвешивая фляжку Минни на специально отведенный крючок. – Говорят, некоторые сегодня долго кружили, пока свободное место нашли.
– Нет, у нас все хорошо, спасибо.
– Где тут толмоз? – выдает вдруг Минни с лучезарной улыбкой. – Где в этой улодской масине улодский толмоз?
Я заливаюсь краской.
– Минни! Перестань! Кто тебя… Понятия не имею, откуда…
Минни снова заводит «водятлы американцы» на мотив «Мигай, мигай, звездочка».
– Минни! – почти взвизгиваю я. – Прекрати! Петь нельзя!
Хочется провалиться сквозь землю. Эрика пытается сохранить серьезное лицо, воспитательницы оборачиваются. Прекрасно.
– Минни явно очень восприимчивая девочка, – дипломатично говорит Эрика.
Да уж, схватывает на лету. Больше до конца жизни при ней ни слова.
– Верно. – Я постепенно успокаиваюсь. – Ой, какая у вас миленькая песочница! Иди, Минни, поиграй в песочек.
– Как я уже говорила, мы работаем по программе постепенного отдаления от родителя, – начинает Эрика, наблюдая за Минни, которая радостно зарывается ладошками в песок. – Это ее первые шаги на большом пути к личной независимости и самостоятельности. Первые шаги от маминой юбки. И мы не будем подгонять Минни, пусть идет в своем темпе.
– Э-э, несомненно.
Такое ощущение, что речь идет о кругосветной экспедиции, а не о первом дне ребенка в саду.
– Поэтому сегодня я попрошу вас, Ребекка, следовать за Минни по пятам. Чтобы она чувствовала вашу поддержку. Озвучивайте все ее удивительные открытия, смотрите на мир ее глазами. Поначалу Минни будет неуютно. Приобщать ее к существованию в отрыве от мамы мы будем постепенно. Вы увидите, как она будет раскрываться, словно цветочный бутон, и вы поразитесь ее успехам!
– Да… Потрясающе! – с жаром киваю я.
Неподалеку от нас другая мама сидит на корточках рядом со своим кудрявым светловолосым мальчиком. Тонкая, как тростинка, одетая в несколько футболок одна на другую (каждая долларов по сто, между прочим – моя мама такого никогда не поймет), она пристально следит, как ее сын тычет перемазанным в краске пальцем в лист бумаги.
– Интересные цвета, Айзек, – с серьезным видом хвалит она. – Мне нравится созданный тобой мир. – Мальчик принимается размазывать краску по лицу, но мама и бровью не ведет. – Теперь ты самовыражаешься через собственное тело. Это твой выбор, Айзек. Мы все делаем выбор.
Боже… Как здесь все серьезно. Но раз уж решила стать своей – подстраивайся.
– Если понадоблюсь, я рядом, – улыбается Эрика. – А вы наслаждайтесь радостью совместных открытий.
Она уходит к другому ребенку. Вдохновленная ее словами, я выключаю телефон, твердо намеренная посвятить все утро Минни.
Так. Дело осложняется. Хорошо сказать «следуйте за Минни по пятам». Я честно стараюсь превратиться в дельфиниху, которая скользит со своим дельфиненком по лазурным волнам, познавая мир вместе с ним.
Однако дельфинихам не приходится поскальзываться на «Лего», огибать пластиковые домики и врезаться в резко меняющих курс детей. Ровно три секунды повозившись в песочнице, Минни летит во двор, кататься на трехколесном велосипеде. Едва я выскакиваю за ней, спотыкаясь о ящик с кубиками, как она передумывает, несется обратно в группу и хватает куклу. А потом бежит наружу катать куклу с горки. Раз десять уже метнулась туда-обратно. Я задыхаюсь от этих гонок с препятствиями. Поток хвалебных комментариев с моей стороны не прекращается ни на секунду, но Минни они, кажется, по барабану. Утренняя тоска прошла, и когда я пытаюсь ее обнять, она выворачивается с воплем: «Не хочу обниматься! Иглать!»
– А теперь ты открываешь… э-э… тяготение! – «озвучиваю» я, когда она роняет на пол мишку. – Замечательно, солнышко! А сейчас ты хочешь самовыразиться с помощью воды? – Минни направляется к наполненной пластмассовой ванночке и самозабвенно там плещется. – Ты выбираешь бултыхание… А-а-а! – Минни брызгает водой мне в лицо. – Ты приняла решение заодно и меня облить? Ух ты! Очень… интересный выбор.
Минни даже не слушает. Она бежит к игровому домику – миленький, стилизован под пряничную избушку из сказки. Я тороплюсь за ней, чуть не падая на упругом разноцветном коврике-пазле с алфавитом.
– А теперь ты в домике! – Я лихорадочно придумываю, что еще сказать. – Ты открываешь… э-э… окна? Впустишь меня?
– Нет! – отрезает Минни, захлопывая дверь у меня перед носом и с грозным видом выглядывая в окно. – Мама, сиди там. Минни в домике!
Она с грохотом захлопывает ставни, и я опускаюсь на пятки. Все, я выдохлась. Не могу придумать, какое еще открытие ей прокомментировать. Хочу кофе. Я рассеянно верчу в руках штуковину с деревянными бусинами на разноцветных прутиках. А занимательная, между прочим, головоломка. Нужно собрать бусины разных цветов в разных углах, и это куда труднее, чем кажется на первый…
– Ребекка?
Я вскакиваю с виноватым видом, роняя игрушку на коврик.
– Ой, Эрика, это вы?
– Как дела у Минни? – участливо интересуется Эрика. – Уже учится выпускать вас из вида?
– Играет в домике. – Я с улыбкой открываю ставни. В домике пусто. Черт. – Только что была внутри… – Я судорожно шарю взглядом по группе. – А, вон она.
Взяв под руку другую девочку, Минни марширует с ней по комнате, распевая «Мой папаша – мусорщик» (дедушка научил). Я пытаюсь пристроиться за ними, но дело осложняют мешающиеся под ногами грузовички и большие мягкие кубики.
– Молодец, родная! Ты выражаешь себя в песне! Э-э… может быть, поделишься с мамой своими ощущениями?
– Нет! – Не даваясь мне в руки, Минни несется во двор, забирается на горку и победоносно скатывается вниз.
Я оглядываюсь на Эрику. У той, похоже, пропал дар речи.
– Минни очень… уверенная в себе девочка, – наконец выдавливает она. – Такая независимая.
– Э-э… да.
Минни тем временем раскручивает над головой прыгалки, словно лассо. Скоро за ней начинают повторять остальные дети, хором вопя: «Мой папаша – мусорщик!» Подозреваю, что они это слово в первый раз слышат. Здесь это, наверное, называется «сборщик отходов» или «утилизатор вторичного сырья».
– Минни уверенно адаптируется, – констатирует Эрика. – Может, посидите тогда в родительской гостиной, Ребекка? Это для тех, у кого дети уже на поздних стадиях адаптации. Позволяет находиться рядом и в то же время в стороне, чтобы ребенок учился самостоятельности, но не терял ощущения безопасности.
После слов «посидеть в гостиной» я уже не слушаю. Конечно, посижу! Это явно лучше, чем, как идиотка, гоняться за дочерью, спотыкаясь об игрушечные машинки.
– С радостью.
– Кроме того, это ценная возможность для родителей обменяться взглядами на воспитание. Наверняка у вас накопилось много вопросов по нашей программе социализации…
– Да! – оживляюсь я. – Как раз хотела узнать, часто ли устраиваются утренние кофейные посиделки для мам, какие-нибудь совместные празднования…
Эрика косится на меня странным взглядом.
– Я имела в виду детскую социализацию.
– Точно, – смущаюсь я. – Детскую. Правильно.
Мы подходим к двери из беленого дуба с табличкой «Родительская гостиная». Я чувствую прилив восторга. Наконец-то! Возможность завести приятельниц. Главное – активно участвовать в организационных делах, и я обязательно познакомлюсь с какими-нибудь милыми людьми.
За распахнутой Эрикой дверью открывается комната с яркими объемными креслами из вспененного материала, в которых сидят три женщины в спортивных костюмах. Прервав оживленную беседу, они с приветливыми улыбками оборачиваются к нам. Я улыбаюсь в ответ, отмечая попутно у одной из них классную вышитую сумочку, которую я присмотрела у «Фреда Сигала».
– Представляю вам Ребекку, – объявляет Эрика. – Она в Лос-Анджелесе недавно, ее дочка Минни будет у нас в ясельной группе.
– Привет! – машу я рукой. – Рада всех видеть.
– Меня зовут Эрин.
– Я Сидни.
– Карола. Добро пожаловать в Лос-Анджелес! – Кудрявая брюнетка Карола, звякнув затейливыми серебряными украшениями, подается вперед, едва Эрика выходит. – Сколько вы уже здесь живете?
– Недолго. Мы тут временно, в связи с работой мужа.
– И вам удалось попасть в «Листик»?
– Да! – отвечаю я радостно. – Здорово, правда?
Карола недоуменно качает головой.
– Нет, вы не понимаете. В «Листик» невозможно попасть. Просто невозможно.
Остальные горячо кивают.
– Невозможно, – вторит ей Эрин.
– Так не бывает, – подхватывает Сидни.
Если в «Листик» невозможно попасть, их-то дети как тут очутились, хочу задать я резонный вопрос, но молчу. Вид у них такой серьезный. Наверное, больная тема.
– Нас не просто так взяли. Минни прошла вступительное тестирование. Ну и муж, насколько я знаю, сделал взнос, – уточняю я смущенно.
Карола смотрит на меня как на наивную ромашку.
– Все проходили тестирование. И все делают взносы. Чем еще вы их сразили?
– Мы подавали заявку пять раз, – с мрачным удовлетворением сообщает Эрин. – Пять!
– Мы обязались разбить сад на крыше, – подключается Сидни. – Муж уже нанял дизайнера.
– А мы отдали Алексу в карате, – добивает нас Карола. – Она здесь по спортивной квоте.
Я смотрю на них, открыв рот. С ума посходили? Нет, конечно, это хороший садик, что говорить, но дети здесь швыряются друг в друга пластилином, как и в любом другом.
– Ну а нас сразу взяли, – извиняющимся тоном говорю я. – Так уж вышло.
Дверь распахивается, и в гостиную пружинистой походкой врывается жизнерадостная темноглазая шатенка. На ней джинсы и стильная синяя туника, прикрывающая едва заметный беременный животик.
– Привет! – Она идет прямо ко мне. – Я Фейт. А вы Ребекка, да? Эрика сказала, что у нас сегодня новенькая.
У нее совершенно очаровательный южный говор – наверное, какой-нибудь чарльстонский. Или техасский? Или, может… Вайоминг? Вайоминг – это южные штаты?
То есть, наверное, Висконсин…
Нет, нет. Висконсин – сырный штат. А Вайоминг…
Ладно, хорошо, я понятия не имею, где Вайоминг. Надо будет в следующий раз присмотреться к названиям, когда будем собирать с Минни пазл из штатов.
– Привет, Фейт! – Я с улыбкой пожимаю ей руку. – Приятно познакомиться.
– Как вы тут, девочки вас развлекают? Вот и ладушки.
Ладушки. Восторг какой! Ладушки. Надо, пожалуй, перенять.
– Еще как! – Я слегка растягиваю слова. – Очень даже!
– Мы тут выясняли, как им удалось получить место, – возвращается к теме Карола. – Приходят буквально с улицы, выписывают чек – и пожалуйста. Как это вообще?
– А разве их не по просьбе Квини приняли? – припоминает Фейт. – Как земляков-британцев? По-моему, Эрика что-то такое упоминала.
– А-а-а, – Карола выдыхает, словно сдувающийся воздушный шарик. – Точно! Теперь ясно. Повезло вам. – Она поворачивается ко мне. – Не каждому такая удача выпадает. Благодарите Квини, она вам огромную услугу оказала.
– Простите, а кто такая Квини? – Я начинаю терять нить беседы.
– Председатель родительского комитета, – объясняет Сидни. – У нее тоже дочь в ясельной группе. Она вам понравится. Она прелесть.
– Да, она замечательная! – соглашается Фейт. – И тоже британка. Мы зовем ее Квини – королева, потому что у нее акцент, как у королевы британской.
– Она организует потрясающие мероприятия, – говорит Карола.
– И ведет йогу для мам по средам с утра. Держит нас в форме.
– Так это же великолепно! – загораюсь я. – Обязательно приду!
Такого душевного подъема я не испытывала с самого приезда в Лос-Анджелес. Наконец-то я нашла приятельниц. Они такие приветливые и веселые. И эта их Квини тоже явно лапочка. Может быть, мы с ней сразу подружимся – будем сравнивать впечатления от Лос-Анджелеса и угощать друг друга мармайтом.
– А сколько она уже здесь живет? – интересуюсь я.
– Недолго. Пару лет, кажется.
– У нее случился бурный роман, – вставляет Фейт. – Во вторник познакомились, в пятницу поженились.
– Ничего себе!
– Да-да, – смеется Фейт. – Это чудесная история. Обязательно у нее спросите. – Фейт бросает взгляд на парковку за окном. – О, вот и она.
– Квини! – приветствует Карола, не дожидаясь, пока та войдет. – Иди сюда, познакомься с Ребеккой.
– Спасибо большое, что помогли нам… – начинаю я, но тут дверь распахивается шире, и слова застывают в пересохшем горле. Внутри все съеживается. Нет. Только не это.
Я невольно жалобно всхлипываю, и Карола странно на меня косится.
– Ребекка, познакомьтесь с Квини. То есть с Алисией.
Длинноногая стерва Алисия.
Здесь. В Лос-Анджелесе. В садике Минни.
Меня как будто мешком по голове ударили. Если бы я не сидела, у меня бы подкосились ноги.
– Здравствуй, Ребекка, – негромко произносит Алисия, и я вздрагиваю. Сто лет не слышала этот голос.
Она все такая же высокая, худая и светловолосая, но стиль поменялся кардинально. Теперь на ней ниспадающие мягкими складками шаровары для йоги, серый топ и кеды. Никогда не видела Алисию без каблуков. И волосы собраны в хвост на затылке, тоже непривычно. Окидывая ее взглядом, я замечаю на запястье перекрученный бело-золотой браслет. Случаем, не из «Золотого покоя»?
– Вы что, знакомы? – с любопытством спрашивает Сидни.
Я едва сдерживаю истеричный смех. Знакомы? Ну-ка, ну-ка… Последние несколько лет Алисия пыталась (поочередно) сломать мою карьеру, испортить мою репутацию, разрушить бизнес моего мужа и расстроить мою свадьбу. Она ставила мне подножки на каждом шагу и поливала грязью. От одного ее вида сердце срывается в нервный галоп.
– Да, – выдавливаю я. – Знакомы.
– Так вот почему ты попросила за Ребекку! – Карола все никак не успокоится. – А я тут гадаю, как же их взяли практически с улицы…
– Да, я поговорила с Эрикой, – подтверждает Алисия.
И голос у нее изменился, надо же. Стал тише, спокойнее. Вся манера другая. Очень странно. Как будто ей в душу ботокс вкололи.
– Какая ты умница! – Фейт ласково обнимает Алисию за плечи. – Как Ребекке повезло с такой приятельницей!
– А мы тут Ребекке про тебя рассказываем, – встревает Карола. – Можно было и не утруждаться.
– Я сильно изменилась с нашей последней встречи, Ребекка, – усмехается Алисия. – Когда мы с тобой виделись?
Когда? Она еще спрашивает? Эта встреча не врезалась ей в память навечно, как врезалась в мою?
– На моей свадьбе, – сглотнув, отвечаю я.
Когда тебя выволакивали силой, а ты верещала и отбивалась.
Я жду проблеска воспоминания в глазах, признания вины, стыда – хоть чего-то. Но нет, взгляд все такой же отрешенно-пустой.
– Да, – тянет она задумчиво. – Ребекка, я понимаю, что у нас случались недоразумения, однако их пора оставить в прошлом. – На плечо мне ложится мягкая рука, которую я тут же сбрасываю. – Может быть, посидим за чашечкой мятного чая и поговорим по душам?
Что? Все свои козни и пакости она называет «недоразумения»?
– Я… нельзя же вот так просто… – Голос срывается, горло сдавило, сердце колотится, мысли разбегаются. Не знаю, что сказать.
Точнее, знаю. «Нет, – вот что ей надо сказать. – Издеваешься, что ли? Как такое оставить в прошлом?»
Но я не могу. Я на чужой территории. Я в родительской гостиной лос-анджелесского садика, в окружении незнакомых женщин, которые считают Алисию благодетельницей, оказавшей мне огромнейшую услугу. По коже бегут мурашки. Меня пробирает озноб. Все эти женщины – подруги Алисии. Не мои. Алисии. Это ее свита. Вечно она так, вечно она опускает меня ниже плинтуса. Даже сейчас, хотя я прекрасно знаю, что правда на моей стороне. Я словно съеживаюсь с каждой секундой. Она из привилегированного общества. И чтобы влиться, придется с ней любезничать. Но я не могу. Просто не могу. Я на нее даже смотреть не в силах, какое уж там ходить на йогу.
Как ей удалось запудрить им мозги? Почему они считают ее лапочкой и прелестью? Меня охватывает досада. Только-только я воспрянула духом, подумала, что получила свой пропуск, – и на тебе, поперек дороги встала длинноногая стерва Алисия.
Распахнув дверь, в гостиную влетает Эрика – разноцветная шаль реет, словно парус.
– Ребекка! Рада сообщить, что Минни чудесно справляется. На удивление быстро акклиматизировалась и уже заводит приятелей. Прирожденный лидер, – сияет Эрика. – Уверена, что вскоре вся группа будет ходить за ней хвостом.
– Отлично, – через силу улыбаюсь я. – Большое спасибо! Замечательные новости.
Это правда. Какое облегчение, что хотя бы Минни уже освоилась в Лос-Анджелесе и находит друзей. Хотя чему тут удивляться? Минни – заводила, покоряет всех с первого взгляда, конечно, у нее все идет как по маслу.
Я оглядываюсь на Алисию с ее свитой и ловлю себя на предательской мысли: а у меня?