– Сегодня вечером в нашу школу приедет новая ученица, Робин Стерлинг, – сказала миссис Бёртон. – Ей двенадцать лет, она никогда прежде не училась в школе. Прошу вас взять ее под свое крылышко. Вы слышите, Фредерика и Пешенс Четволд? Гарриет Лен и Джейн Буш, я надеюсь, вы будете с ней ласковы. Роза, Сесиль и Вивиан Эмберлей и без того всегда и внимательны к младшим, и готовы им во всем помочь. Робин отослали из дома потому, что ее мать больна. Эта девочка совсем домашняя и, конечно, станет скучать. Я обещала ее родным, что ей будет у нас хорошо, и надеюсь, вы поможете мне исполнить обещание. Ну, кажется, все. Теперь начнем занятия. Мисс Спарк, пожалуйста, займитесь с третьим классом историей. Мисс Девиньи, шестой класс ждет вас в синей гостиной.
Через минуту воспитанницы Эббифилдской школы разошлись по классным комнатам, и большая зала, в которой они собирались для молитвы и чтобы выслушать наставления миссис Бёртон о новой ученице Робин Стерлинг, опустела. Теперь из классов доносилось лишь сдержанное гудение голосов.
Эббифилдская школа стояла неподалеку от Нового леса, в получасе езды по железной дороге от города Борнмут. Лето уже перевалило за половину; приближались каникулы. В школе было всего двадцать учениц. В третьем классе учились Фредерика и Пешенс Четволд, Гарриет Лен, Джейн Буш и три сестры Эмберлей. В первом было четверо маленьких детей, которые больше играли, чем занимались, и чувствовали себя вполне счастливыми. Самым старшим был шестой класс, эти девушки считались уже по чти взрослыми: Констанс Эмберлей (сестра Розы, Сесили и Вивиан), Джулия Прайс, Агнесс Винтер… Все девушки были серьезными и ответственно относились к своему образованию.
По-видимому, в школе не было дурно воспитанных детей, все они были из почтенных и уважаемых семей, хоть, по правде сказать, Гарриет Лен и Джейн Буш одноклассницы любили меньше, чем других девочек. В школе царило полное спокойствие, и, когда в воскресенье воспитанницы парами шли в старую церковь, или посещали цветочную выставку в Борнмуте, или весело играли на лужайках, окружавших Эббифилд, они казались одинаково довольными, благополучными и счастливыми.
На тот самый день, когда миссис Бёртон объявила своим воспитанницам о приезде Робин Стерлинг, был назначен пикник. Его устраивала мисс Девиньи, учительница, которая вела занятия в шестом классе. Девочки собирались в двух шарабанах[1] доехать до местечка Марк Эш, милях в шести от школы, напиться там чаю, поиграть и побегать на свежем воздухе и только к вечеру вернуться домой. Миссис Бёртон решила остаться дома, оставив воспитанниц на попечение мисс Спарк и мисс Девиньи. И с раннего утра все девичьи сердца трепетали от восторга в предвкушении этого удовольствия.
Мисс Девиньи любили все девочки, и немудрено. Нельзя сказать, чтобы эта учительница была изумительно красива или необыкновенно умна, но она обладала удивительным очарованием и привлекала к себе всех, с кем ей приходилось иметь дело. Под влиянием мисс Девиньи самые неспособные ученицы делались остроумными и понятливыми, мрачные становились добродушными, замкнутые – откровенными. Когда девочкам в третьем классе приходилось одолевать трудности английского, французского и немецкого языков, надежда перейти в класс мисс Девиньи придавала им сил и терпения. Заниматься с ней в синей гостиной было настоящей радостью. Так считали все воспитанницы ее класса, которым уже приходилось иметь с ней дело, а остальные верили им на слово.
Но теперь школьницы говорили не о мисс Девиньи. Их волновало удивительное событие: в третий класс поступает новая ученица. Появление новой девочки по чти перед каникулами само по себе казалось странным; но весьма необычным было и то, что новенькую отдавали на попечение остальных воспитанниц.
Волнениям не было конца. Во время перемены девочки собрались, чтобы обсудить предстоящее появление новенькой. Даже шестиклассницы поглядывали на них с завистью, находя несколько странным, что миссис Бёртон возложила эту ответственность на третьеклашек. Понятно, что старшие считали себя слишком взрослыми, чтобы вмешиваться в разговоры малышей, но их тоже занимала судьба Робин.
– Только подумайте, какое у нее смешное имя: Робин Стерлинг[2]! – воскликнула Фредерика. – Малиновка и Скворец! Вот так птица!
– Не надо смеяться над новенькой, – покачала головой Пешенс. – Давайте лучше заботиться о ней. Интересно, в каком «отделении» она будет жить?
– Возле меня, в дальнем конце спальни, есть свободное место, – сказала Гарриет Лен.
– О, не воображай, пожалуйста, Гарри, туда ее не поместят! – насмешливо проговорила Джейн Буш. – Поверь мне, ее будут всячески баловать. Я отлично знаю, как все будет: ей отдадут место у окна, самое лучшее, может быть, даже твое, Роза, – Джейн засмеялась. – Пожалуй, тебе придется переселиться: твое место наверняка приглянется нашей «птичке». Вот увидишь, что я права!
– Не будь злюкой, – серьезно сказала ей Роза. – Что за беда, если мне и придется уступить свое место? Бедная девочка! До двенадцати лет она жила дома, с родными, которые заботились о ней. А теперь беречь и лелеять ее будем мы. Мне кажется, это даже приятно!
И с ней согласились все, кроме Гарриет и Джейн.
– Интересно, какой она окажется, – задумчиво проговорила Сесиль Эмберлей.
– Я отлично знаю, какая она! – вызывающе воскликнула Гарриет и выдвинулась вперед. – Запомните мои слова: в этой Робин наверняка окажется что-нибудь странное. Почему нам следует ласково обращаться с ней, как просит миссис Бёртон? Почему мы должны ухаживать за ней? Может быть, она слабенькая или больная, может быть, карлица, уродина или косая…
– Полно, Гарриет, – фыркнула Вивиан Эмберлей, младшая из четырех сестер, а потому самая избалованная. – Я терпеть не могу косых!
– Но лучше быть косой, чем горбатой, – вставила Джейн.
– В ней наверняка есть какой-нибудь недостаток, – продолжала Гарриет. – Может быть, не такой заметный, но что-нибудь непременно есть. Она, должно быть, крошечная, безобразная и трусиха. В этом я совершенно уверена. Конечно, мы будем хорошо обходиться с ней, но в то же время нужно ей показать, что она не смеет своевольничать.
– Возможно, ты и права, – заметила Пешенс Четволд. – Мне не особенно нравится тон Гарриет, но и я думаю, что мы не должны позволять этой девочке распоряжаться нами. Если мы ее избалуем, она не будет любить нас.
– Конечно, – подтвердила Фредерика.
– Знаете, а я буду ее баловать! – возразила Роза. – И уверена, что она совсем не такая, как ты, Гарриет, думаешь! – она сердито взглянула на Лен. – Прежде всего у нее чудесное имя, и я убеждена, что она хорошая девочка.
– Не будем ссориться из-за нее, – примирительно заметила Джейн. – Ведь мы редко спорим. Будет досадно, если из-за этой Робин в школе начнутся распри и неприятности… О, слышите? Колокол! Идемте. Ну, кто скорее?
– Я буду первой, – крикнула Гарриет. – Кто за мной? Бежим, Джейн Буш!
Пикник удался. Все вышло отлично: не было ни споров, ни ссор. Воспитанницы школы вообще редко ссорились. Правда, Джейн Буш была готова спорить всегда, лишь бы нашелся предлог; Гарриет легко сердилась, часто выходила из себя и даже умела браниться, что она и делала при каждом удобном случае. Но нынче никаких причин для этого не было. Когда в классе учатся такие девочки, как две сестры Четволд и три сестры Эмберлей, двум раздражительным ученицам не удается проявить свой дурной характер. Никто не стал оспаривать у них места рядом с мисс Девиньи. Никто не возмутился и не сделал им замечания, даже когда Джейн Буш взяла последний кусок бланманже[3], никто даже не назвал ее «жадиной» – все держались скромно и достойно.
Мисс Девиньи сказала мисс Спарк вполголоса:
– Я никогда не видела прежде таких благоразумных девочек. Ваши воспитанницы делают вам честь, мисс Спарк.
– Все они от природы добры и уступчивы, – ответила мисс Спарк. – И я надеюсь, что приезд Робин Стерлинг их не испортит.
– А вы знаете что-нибудь об этой девочке? – спросила мисс Девиньи, придвигаясь к ней.
– Немногое. Мне говорили только, что она причиняет своим близким много беспокойства, и поэтому они сочли необходимым поместить ее в пансион. Ее мать очень больна, а маленькая Робин непослушна. Однако миссис Бёртон, вероятно, не боится взять ее к нам. Она даже считает, что новенькую лучше всего передать на попечение девочек из третьего класса, где ей будет удобнее, и дело пойдет на лад.
– Может быть, она и права, – с сомнением в голосе заметила мисс Девиньи. – Только я не вполне уверена, что это хорошая идея. Воспитанием дикарки было бы сподручнее да и полезнее заниматься девушкам постарше…
Между тем девочки играли в прятки в лесу. Воспитательницы мирно беседовали и не видели, что из зарослей кустов высунулась девичья головка, и ясные лукавые глаза с минуту пристально смотрели на мисс Девиньи. Потом голова спряталась в листьях, прежде чем кто-нибудь успел увидеть ее. Ни мисс Девиньи, ни мисс Спарк не заметили, что самая беспокойная из третьеклашек подслушала их разговор. Это была Джейн Буш.
Джейн не знала матери. В эту школу ее поместили, когда ей минуло всего девять лет, и она пробыла в Эббифилде уже по чти два года. У нее были черные глаза и черные волосы, которые густой гривой обрамляли маленькое личико.
Коренастая, невысокая Джейн совсем не походила на свою задушевную подругу Гарриет Лен. Та была высокой, худой и бледной, с очень светлыми голубыми глазами, с большим ртом и немного выдающимися вперед зубами. Негустые светлые волосы не делали ее краше: никто не назвал бы девочку хорошенькой, и Гарриет давно поняла это.
«Мне нужно выделяться чем-нибудь другим, – думала она. – Если я некрасива, мне, по крайней мере, следует стать незаурядным человеком. Я заставлю всех считать, что я способна к учению и ужасно умна. Ведь умной быть ничуть не хуже, чем красивой».
Может быть, Гарриет и была способнее своих подруг. Она поражала окружающих успехами во французском и немецком языках, хорошо играла фортепьянные пьесы и рисовала чудесные акварели, которые, по ее мнению, были прекрасными художественными произведениями. В глубине души Гарриет считала сестер Четволд глупыми, а трех Эмберлей – пустышками.
– Они вечно тревожатся о том, что у них болит горло, что они промочили ноги или простудились, – сказала она однажды Джейн. – Меня всегда выводят из себя девочки, которые слишком пекутся о своем здоровье. Они делают это только для того, чтобы их жалели и за ними ухаживали! Вот и Вивиан: она отлично знает, что стоит ей немножко поплакать да схватиться за горло, и ее освободят в этот день от всех уроков.
– По-моему, Вивиан – настоящая мошенница, хоть все и считают ее примерной ученицей, – кивнула Джейн.
– О, ненавижу примерных! – заметила Гарриет. – Мне больше по душе дурные.
– В нашей школе совсем нет дурных девочек, тут все такие хорошие, – вздохнула Джейн. – И это ужасно скучно. Мы с тобой, Гарриет, даже не можем пошалить как следует – не с кем!
С такими чувствами эти две беспокойные ученицы отправились на пикник. В тот же вечер перед закатом, когда легкий вечерний ветерок затих и все в природе словно замерло перед наступлением сумерек, Джейн подбежала к Гарриет и с волнением схватила ее за руку:
– О Гарри, Гарри! Интересно, что-то ты теперь скажешь?
– О чем ты? – удивилась Гарриет, которая в эту минуту казалась почему-то особенно высокой и тонкой. – Что тебя так взволновало, Джейн?
– Есть новости! – объявила Джейн, округлив губы и приставляя к ним руки трубочкой. – Да еще какие новости, просто удивительные!
Последние слова она прокричала в самое ухо Гарриет.
– Господи, ты меня оглушила! Я не виновата в том, что у тебя есть какие-то новости. И, право, не думаю, что они так уж интересны.
– Ах, какая ты злюка, Гарри, – заметила Джейн. – Ты сначала выслушай, а потом уж говори! Пойдем со мной. Я хочу рассказать тебе все прежде, чем мы поедем домой, а лошадей между тем уже запрягают. Бежим на край поляны, да поскорее, не то нас остановят. Я вижу, мисс Спарк уже спешит сюда и сейчас примется сзывать нас к тому месту, куда подъедут шарабаны. Ну, скорей же!
Гарриет по-своему любила Джейн, но втайне немного презирала ее. Джейн, нужно отдать ей должное, конечно, умела устраивать недобрые шалости, но она не была умна, а Гарриет преклонялась только перед умом и талантом. Себя она считала гениальной. Ну, по чти…
– Вряд ли ты скажешь мне что-нибудь интересное, – повторила она, – но будь по-твоему. Бежим наперегонки! Вот увидишь, я обгоню тебя и первой добегу до большого дерева в конце поляны. Ну: раз, два, три!
В таких состязаниях Джейн всегда отставала. Длинноногая и легкая Гарриет просто летела над землей. Она быстро добежала до дерева, и Джейн, запыхавшаяся, красная и немного рассерженная, осталась далеко позади.
– Ох! Я совсем задыхаюсь, – она прижала руку к сердцу. – Ты совсем… загнала меня! Я теперь не смогу… рассказать тебе… свои новости… Уф!
– Ну и не говори, – усмехнулась Гарриет, прислоняясь спиной к дереву.
Джейн, круглая и тугая, как мяч, с пунцовым лицом, стояла в нескольких шагах от нее, едва переводя дух. Наконец к ней вернулся голос.
– Я узнала кое-что о новенькой, – сказала она, – об этой «птице», которую привезут сегодня. Я пряталась возле большого дуба, когда вы меня искали. Зарылась в куст остролиста, где никто не мог меня найти. И они тоже не знали, что я там прячусь!
– Кто это «они»? – перебила ее Гарриет.
– Мисс Спарк и мисс Девиньи, – объяснила Джейн и прибавила: – О, конечно, я люблю мисс Девиньи, но не всегда успеваю прибавлять к ее имени слово «мисс», особенно когда тороплюсь. Так вот: они говорили между собой о новенькой. Она не такая уж «примерная», и это очень приятно. Она скорее «отчаянная», потому что ее отослали из дома в школу за непослушание. Можно даже сказать, выгнали, понимаешь? Миленькая ученица для нашей школы, нечего сказать! И мы «сформируем» ее, как выразилась мисс Спарк. Что значит «сформировать», Гарриет?
– Это значит сделать ее такой, как мы сами, – ответила Гарриет, и ее глаза насмешливо блеснули.
– Это сказала мисс Спарк. Она надеется, что мы будем хорошо влиять на эту птицу. Ну, не смешно ли?.. Я в полном восторге! Подумай-ка, какие штуки мы станем выкидывать с косой, горбатой, да еще и отчаянной девчонкой! Правда, будет забавно?
– Трудно сказать, может быть, она окажется неприятной особой…
– Как? Ты недовольна? А я ужасно рада!
– Посмотрим. Я только надеюсь, что она не окажется слишком умной. Не хочу, чтобы рядом со мной появилась еще одна способная девочка… Ладно, пойдем обратно!
– И ты совсем не поблагодаришь меня за удивительные новости? – обиделась Джейн.
– Мы все равно узнали бы это, причем очень скоро, – пожала плечами Гарриет. – И напрасно ты подслушивала, совершенно напрасно!
– Но ты ведь никому не расскажешь об этом, правда? Не выдашь меня?
– Конечно, нет, глупая! Идем скорее, мисс Спарк уже зовет нас. Бежим! Как я рада, что у меня такие длинные ноги!
Робин Стерлинг ждала в гостиной. Ее приняла начальница миссис Бёртон, очень ласково и приветливо поговорила с ней, даже поцеловала, а потом отвела в дортуар[4] воспитанниц третьего класса. Она показала ей место, приготовленное для нее, и высказала надежду, что Робин будет счастлива в школе.
– Здесь нет недовольных учениц, – сказала миссис Бёртон, – и если вы не будете веселы, как жаворонок, и светлы, как утренний солнечный луч, вы станете первой печальной девочкой в Эббифилде. Сейчас Престен распакует ваши вещи, а вы, моя дорогая, причешете волосы, вымоете руки и спуститесь вниз. Сегодня мы вместе с вами выпьем чаю. А затем я от веду вас в гостиную, там вы дождетесь своих новых подруг.
Миссис Бёртон вышла из дортуара, и Робин осталась одна. Она поморгала глазами, а потом, отбросив назад густые каштановые волосы, прошептала:
– Теперь мне лучше…
Новая ученица принялась осматривать помещение.
В дортуаре было восемь кроватей. Эта комната, конечно, была очень велика. «Отделение» каждой ученицы представляло собой маленькую спальню, отгороженную занавесками, и в нем располагалось все необходимое для девочки: хорошенький умывальник с глубокими и широкими выдвижными ящиками внизу, с зеркалом над умывальной чашей; туалетный столик без зеркала; с одной стороны – шкаф с полками, с другой – с вешалками. Весь пол «отделения» покрывал суконный ковер; такого же цвета драпировки висели на окнах.
Робин отвели помещение, отделанное тканями цвета мальвы: на полу лежал ковер нежного лиловато-розового оттенка, окна закрывали такого же цвета шторы. Над кроватью был растянут белый полог, подвязанный широкими лентами. Постель была застелена шелковым покрывалом.
Робин не отличалась застенчивостью: осмотрев свое «отделение», она заглянула и в другие. Все они были совершенно одинаковыми, различаясь только цветом отделки.
«У меня самая хорошенькая спальня, – подумала Робин, – хоть мне это и все равно».
Она выглянула из окна. В соседней спальне окошка не было, следовательно, у нее, Робин, было большое преимущество, впрочем, теперь она этого даже не заметила, поглощенная видом из окна.
У девочки было удивительное лицо: оно не было по-настоящему красивым, но излучало такую силу и притягательность, что могло заставить обернуться каждого встречного. У Робин был короткий, совершенно прямой носик, широкий и очень белый лоб, красивые добрые глаза, цвет которых, впрочем, определить было трудно: они казались то карими, то серыми, то синими; вечерами они были очень темны, а в минуту волнения сверкали опасным огнем. Красиво очерченный рот девочки был великоват. Новая ученица была среднего роста и для своего возраста сложена довольно крепко.
Вымыв лицо и руки и причесав волосы, Робин спустилась вниз. Горничная проводила ее в гостиную миссис Бёртон и подала чай.
За столом начальница старалась вызвать Робин на откровенный разговор, но это оказалось нелегкой задачей: девочка вовсе не собиралась открывать ей свои секреты, демонстрируя силу характера и природное упрямство, которое не так просто было сломить.
Миссис Бёртон попробовала заговорить с новенькой о больной матери, но Робин, хоть и моргнула несколько раз довольно подозрительным образом, ответила совершенно спокойно, что ее мать всегда чувствует себя плохо и не выносит шума.
– А я очень шумная, – прибавила она, – потому-то меня и послали к вам. Вы это знали?
– Да, – кивнула начальница.
– Наверное, вы думаете, что здесь я буду вести себя тихо? – продолжала Робин.
– Во время игр, – ответила миссис Бёртон, – вы можете шуметь, сколько угодно.
– Но когда на меня находит, я бываю очень шумной.
– У нас здесь никто не капризничает, – мягко заметила начальница, – это не принято.
Тут Робин протянула руку, без спросу взяла большой кусок кекса и принялась жадно его есть, засовывая в рот огромные куски и посыпая все вокруг крошками.
Миссис Бёртон решила в первый вечер не делать девочке замечаний, а потому заговорила об уроках. Что знала Робин? По-видимому, ничего, а между тем имела представление по чти обо всем.
– Я много читала, – спокойно объяснила новенькая, – но меня не могли заставить сидеть за уроками. Наверное, и поэтому тоже меня послали сюда. Вы и это знали?
– Да, слышала, – дипломатично ответила начальница.
– Вы хотите заставить меня учиться? – спросила Робин.
– Надеюсь, что тебе это вскоре понравится, – ответила начальница.
– До сих пор со мной никто не мог справиться, – спокойно сказала Робин.
Она поднялась со стула, не спросив разрешения и просыпая на пол крошки. Девочка подошла к окну и остановилась, – может быть, умышленно – спиной к наставнице. Миссис Бёртон посмотрела на ее широкую спину, на сильные плечи и на густые волосы, которые роскошными прядями спускались ниже талии. Начальницу нелегко было вывести из себя, и она редко приходила в отчаяние, однако сейчас поняла, что, приняв Робин Стерлинг в свою благополучную школу, взялась за трудное дело.
Через минуту миссис Бёртон тоже встала, подошла к своей новой воспитаннице и взяла ее за руку.
– Я хочу, чтобы вы помогли мне, Робин, – сказала она.
Яркие глаза девочки мельком взглянули на нее и потупились.
– Каким образом? – спросила Робин. – Я не слишком умею это делать.
– Сегодня вечером я не скажу вам этого, дорогая, но, может быть, завтра мы вернемся к этому разговору. У нас есть одно правило, которое никогда не нарушалось: новая ученица всегда пьет со мной чай на следующий день после приезда. Итак, Робин, завтра вы снова будете вечером пить чай со мной. Приходите ко мне в пять часов, – помните, ровно в пять. Это большая честь для вас, моя милая.
– Все зависит от того, кто это считает честью. Правда? – спокойно спросила девочка.
– Я думаю, вы будете считать это честью, – так же невозмутимо сказала миссис Бёртон и, взяв Робин за руку, отвела в школьную приемную.
– Тут есть книги и все, что вам может понадобиться. Подождите здесь своих новых подруг. Я думаю, они вернутся в восемь часов. Вы поужинаете вместе со всеми и ляжете спать.
Робин ничего не ответила. Начальница ушла.
В школе имелись три так называемые «приемные»; в сущности, это были обыкновенные гостиные. Одна предназначалась для учениц шестого класса и представляла собой большое, изящно отделанное помещение с прекрасной мебелью, с огромным роялем, мольбертами у окон и картинами на стенах. Приемная учениц шестого класса была устроена как настоящая гостиная, чтобы они ощущали себя совсем взрослыми, – чувство, которое любят испытывать молодые девушки шестнадцати-восемнадцати лет.
Младшие ученицы тоже имели свою гостиную, больше походившую на детскую: в ней были игрушки, столики, стульчики, книжки – все, чтобы малыши чувствовали себя как дома.
Гостиная третьего класса, куда миссис Бёртон привела Робин, была большой квадратной комнатой. Посередине стоял круглый стол, возле одной стены располагался книжный шкаф с историческими сочинениями, у другой – полки с повестями и описаниями путешествий. Тут же было и несколько глобусов. Перед каждым из четырех окон висели клетки с канарейками, снегирями и другими ручными птичками. В углу стояла большая клетка с попугаем.
Робин чувствовала на сердце невыразимую тяжесть, но, увидев птиц, просветлела лицом. Она переносила свой стул от одного окна к другому и разглядывала вблизи птиц, которые распушились, превратившись в круглые мягкие мячики, и крепко спали. Ни за что на свете она не разбудила бы их, и новый, нежный свет загорелся в ее глазах.
– Хорошенькие, голубчики, – шептала она.
Ее лицо приняло по чти счастливое выражение, когда она рассматривала пернатых любимцев девочек третьего класса.
Наконец она пересекла комнату, чтобы посмотреть на попугая. Старый, седой, он показался ей полным достоинства и умным. Птица не спала, а, склонив голову набок, смотрела на Робин.
– Думай о том, что ты делаешь, – резко сказал попугай и повернулся к девочке спиной, точно вознамерился не обращать на нее внимания.
Робин расхохоталась. Засмеялся и попугай, правда, вышло это у него немного скрипуче. Он все еще сидел к ней спиной.
– Сам думай о том, что делаешь! – крикнула ему Робин.
– Ха-ха-ха! – отозвался попугай, а потом вдруг произнес: – Мяу-мяу!
Он встопорщил перья и походил теперь на рассерженную кошку.
Заливаясь смехом, Робин смотрела на него. Так ее и застали ученицы третьего класса, вернувшись с прогулки. Они вошли в комнату, торопясь и волнуясь; все взгляды были прикованы к Робин; каждая из девочек хотела что-нибудь сказать новенькой, которая возбуждала их любопытство.
– Я рада, что ты приехала, – произнесла Фредерика Четволд, которая была немного старше остальных и потому заговорила первой. – Ты Робин? Да?
– Да, – спокойно ответила новенькая.
– Вероятно, ты очень устала с дороги?
– Нисколько, – ответила Робин.
– Я очень рада. Жаль, что нас не было дома, когда ты приехала. У нас был такой славный пикник!
– Терпеть не могу пикников, – заявила Робин.
Это смутило Фредерику, а Гарриет Лен засмеялась. Попугай тоже не стал молчать:
– Думай о том, что ты делаешь! Ха-ха-ха!
И тогда расхохотались все. Лед тронулся: невозможно было продолжать церемонную беседу, после того как сказал свое слово всеобщий любимец Полли.
Робин окружили хорошенькие милые девочки, и каждая хотела ласково поздороваться с ней. Тяжесть отлегла от сердца новенькой. Она опустилась в кресло и осмотрела своих будущих подруг.
– Ну, для школьниц вы не так уж плохи, – объявила она. – Но я никого из вас не знаю. Скажите мне, как вас зовут? Только не все вместе, по очереди, пожалуйста! Ты Фредерика? Странное имя. А ты кто? А ты? Я потом сообщу вам, с кем захочу подружиться. И вообще, я всегда делаю только то, что мне нравится!
– Думай о том, что ты делаешь! – напомнил попугай. – Ха-ха-ха!
Новенькая скоро освоилась в школе. Казалось, будто она всю жизнь прожила в Эббифилде.
Робин Стерлинг принадлежала к числу тех людей, кто без труда привыкает к любому месту. Она не тратила времени на то, чтобы выбирать друзей, и ничего не боялась. Девочка спокойно смотрела не только на своих одноклассниц, но и на учениц старшего класса.
Она откровенно говорила все, что думала. Те, кому она нравилась, находили Робин честной и прямодушной. Они уверяли, что новенькая не способна лгать и что эта черта ее характера очаровательна. Те же, кто не разделял эти восторги, полагали, что девочка груба и плохо воспитана. Сама Робин отлично знала, что́ о ней говорят, и, казалось, это скорее нравилось ей, чем раздражало или печалило.
Знания ей давались легко. Хоть в образовании Робин и имелись явные пробелы, в ее маленькой головке накопилось множество самых разнообразных сведений. И она умела показать свои знания и на уроках, и вне классов. Бедную мисс Спарк некоторые замечания новой ученицы иногда ставили в тупик.
– Нет, мисс Спарк, – однажды спокойно заметила Робин на уроке, – это старый взгляд на вещи. Если вы заглянете в последние сочинения по этому вопросу, вы сами увидите, что я права. Посмотреть за вас книги или вы сами сделаете это? Было бы жаль, если бы вы продолжали учить нас неправильно, правда?
– Придержите-ка язык, Робин, – растерялась учительница. – Вы не должны поправлять меня на уроке.
Мисс Спарк сильно покраснела, стараясь сдержать свой гнев. Робин же при этом нисколько не торжествовала: она спокойно села на свое место, но ее поведение произвело глубокое впечатление на подруг. В тот же день они вместе просмотрели тома последних изысканий по спорному вопросу, и оказалось, что Робин была права, а мисс Спарк ошиблась. И репутация бедной учительницы сильно пострадала в глазах учениц ее класса.
– Дело в том, – объяснила Робин подругам, – что хоть мне и немного лет, я читала книги для взрослых. Мой отец любит книги, да и мама тоже, другие дети в нашем доме еще малы, и я читаю все, что мне вздумается. Кроме того, я часто слушаю, как папа разговаривает с другими умными людьми. Папа – большой ученый и знает все на свете. Бедная мисс Спарк! Она славная, но многого не знает…
– Что значит «ученый»? – спросила Фредерика.
– О, Фредерика, – с упреком произнесла Гарриет, – неужели ты не знаешь? Ученый – это… – тут она замолчала, увидев, что Робин смотрит на нее своими блестящими глазами.
– Ну, – спокойно сказала Робин, – не правда ли, ты сумеешь объяснить Фредерике, что такое «ученый»?
– Человек, который знает науки, я думаю, – ответила Гарриет, краснея и запинаясь, и пулей вылетела из комнаты.
Смех проводил ее до дверей.
С этой минуты Гарриет возненавидела Робин. Впрочем, новенькая ей не нравилась с самого начала, потому что была умна и независима.
Гарриет направилась к площадке для игр, чувствуя, как ее горло сжимается от злости, увидела по дороге Джейн Буш и властно окликнула подругу:
– Сейчас же иди сюда! Ну, чего ты стоишь, открыв рот и расставив ноги? Уверяю тебя, ты похожа на глупую овцу!
– Зачем ты так со мной? Я вовсе не овца, – обиженно проговорила Джейн, подходя к подруге.
– Пойдем погуляем, – предложила Гарриет. – Мне не хотелось обидеть тебя, Джейн… Только… только эта новенькая, эта Робин… она совершенно невыносима.
– А мне она нравится! – заметила Джейн.
В глубине души она восхищалась Робин. Конечно, Гарриет считалась ее лучшей подругой, но она редко бывала так оригинальна и так смела, как новенькая.
– Да-а-а! – протянула Гарриет. – Ты хочешь сказать, противная девчонка, что променяешь меня на нее?
– О, нет, Гарри, конечно, нет! Я тебя люблю гораздо больше, чем ее, ты моя давняя подруга, – возразила Джейн. – Но мне кажется, что можно иметь и двух подруг. Робин мне нравится, и очень грустно, что ей не хочется дружить со мной! Она отталкивает меня…
– Одно утешение, – проворчала Гарриет, – что она скоро сама себя вытолкнет из школы, если будет продолжать так вести себя. Подумать только: сегодня она вздумала поправить мисс Спарк! Мне еще никогда не случалось такого видеть!
Джейн засмеялась:
– Это было ловко!
– Дерзко! – поправила ее Гарриет.
– Но она была права, а мисс Спарк ошиблась, – упрямо проговорила Джейн.
– А я уверена, что ошиблась именно она, – заметила Гарриет, – хоть и принялась доказывать свою правоту с помощью энциклопедии.
Девочки уже дошли до площадки для игр. Тут была тень, и жару июльского солнца смягчал приятный ветерок. Гарриет, щеки которой разгорелись от досады, стала постепенно остывать. Джейн пристально смотрела на нее.
– Гарриет, – сказала Буш, – не правда ли, ты ни на минуту не можешь заподозрить меня в том, что я кого-нибудь люблю так же, как тебя?
– Надеюсь, Джейн, – ласково ответила Гарриет. – Это было бы ужасно с твоей стороны… Но послушай, нам нужно как-нибудь прекратить все это.
– Прекратить что? – спросила Джейн.
– Нельзя позволять новенькой быть в центре внимания. Это смешно! Она пробыла здесь не больше недели, а между тем все уже уступают ей. Она расхаживает по школе, высоко подняв голову, разговаривает со старшеклассницами и ни чуточки не боится ни мисс Спарк, ни даже мисс Девиньи. Если так будет продолжаться, она скоро станет поправлять и миссис Бёртон. Я больше всего на свете хочу поймать ее на том, чего она не знает. Не может же она знать все!
– О, Гарриет! – воскликнула Джейн.
– Да, да, я хочу этого, – горячо повторила Гарриет. – Мне больше ничего не нужно, потому что она все отняла у меня!
– Не понимаю, о чем ты говоришь…
– Я была первой ученицей! Я знала, что все награды будут моими! Меня считали самой способной ученицей в школе. Я не хвалилась этим, но была спокойна и довольна. А теперь я уже и не умная, и не способная: первой в классе стала она. И хоть Робин поступила к нам совсем недавно, это она получит награду, а не я! Я знаю – непременно получит! Правда, она не училась прежде в школе, но знает ужасно много. О, Джейн, я ее ненавижу! Зачем, зачем только она приехала?!
– Бедная моя Гарри, – ласково прошептала Джейн.
Ей было очень приятно, что подруга так откровенна с ней. До сих пор Гарриет, эта стройная девочка с бледным лицом и прямыми волосами, относилась к кругленькой черноглазой Джейн свысока. Она обращалась с ней как со служанкой и только время от времени снисходительно выслушивала ее. Теперь Джейн испытывала гордость: подруга доверила ей свою тайну, самые заветные мысли.
– До приезда Робин только мы с тобой были дурными воспитанницами в нашей школе, – заметила Джейн мягко.
– О, мы совсем не были дурными! – возразила Гарриет. – Тебе просто нравилось так думать, Джейн. Я сказала тебе, что мы нехорошие, и ты стала гордиться этим. Но мы никогда не были такими отчаянными, какой может стать Робин. Говорю тебе, с тех пор как она приехала, я места себе не нахожу!
– Давай поможем ей стать отчаянной, – тихонько предложила Джейн.
– Что? – переспросила Гарриет, внимательно глядя на свою маленькую подругу.
– Я все знаю о ней, – помолчав, продолжила Джейн. – Я слышала, что говорили учительницы: что ее прислали сюда потому, что дома она шумела и никого не слушалась. До сих пор она была только немножко странной. Все, что она делала, ей легко прощали, поскольку она новенькая и еще не привыкла к нашим правилам. Давай заставим ее сделать что-нибудь такое, чего старшие не прощают… Заставим сделаться ужасно непослушной.
– Знаешь, Джейн, ты гораздо умнее, чем я думала, – призналась Гарриет. – Это неплохая мысль! Конечно, с нашей стороны дурно желать чего-нибудь подобного, но ведь она держится слишком вызывающе, и… и… Если она отнимет у меня славу самой умной девочки, сделается первой ученицей и получит награду, я этого не вынесу. О, она сегодня пристыдила меня перед другими… Не скажу тебе, как именно, это неважно, но она… Она смеялась, когда я уходила из комнаты! И другие тоже. Я ее ненавижу! Я все готова сделать, чтобы доставить ей неприятность!
– Не надо делать ничего слишком заметного, – предостерегла подругу Джейн. – Будем действовать осторожно. Если она действительно была непослушной дома, то почему бы ей не оказаться непослушной и в школе? Ты так умна, что сумеешь устроить это, Гарриет!
– А ты достаточно сообразительная, чтоб помочь мне в этом, – ответила Гарриет. – Теперь ни слова. Молчок! Все будут пить чай на лужайке, и мы пойдем к ним. Теперь мне уже не так плохо, Джейн, потому что ты моя настоящая верная подруга, и мы решили действовать вместе. Давай думать, думать… А завтра встретимся здесь в это же время и поговорим.
– О, Гарриет, – сказала Джейн. – Я очень рада тому, что мы с тобой придумали, но в то же время я немного боюсь. Сердце так и колотится! Я люблю тебя, моя дорогая Гарриет, но не слишком ли злую шутку мы задумали?
– Я поцелую тебя, если ты обещаешь никому не говорить ни слова, – пообещала Гарриет.
Джейн считала поцелуй большой милостью, и Гарриет слегка коснулась губами ее лба.
– Я не хочу, чтобы нас видели вместе, – сказала Гарриет. – Я обойду вокруг пруда, а ты выйди к лужайке со стороны дома.
В этот день подруги долго обдумывали свой план.
Между тем Робин чувствовала себя прекрасно; ее полюбили по чти все девочки. Она весело смеялась, и ее заливистый смех напоминал звон маленьких колокольчиков. Ее смех нравился всем. Кроме того, она всегда так добродушно подзывала к себе забытую всеми ученицу, обнимала ее и как бы становилась ее другом. Но больше всего она любила малышей, и маленькие бежали к ней со всех ног, теснились вокруг нее, забирались к ней на колени и играли с ней.
В первом классе было всего четыре маленькие девочки: Патти и Песси Прайс, сестры семи и шести лет, Курчавая Пэт (как ее прозвали в школе), самая младшая ученица в школе, которой не минуло еще и шести лет; и, наконец, Анни – постарше других, но очень маленького роста; она была нежным и ласковым ребенком.
Курчавая Пэт была любимицей всей школы. Эта толстушка с пухлыми ручками, с нежной белой шейкой и крошечными ножками была очаровательной. На ее совершенно круглом лице ярко блестели синие глазки, коротко остриженные легкие кудрявые волосы поднимались нимбом вокруг головы.
Все ученицы школы любили и баловали Курчавую Пэт: и старшие, и младшие. Все старались погулять с ней, приласкать, исполнить ее малейшее желание. Но Пэт не всех любила одинаково. Констанс Эмберлей она выделяла особо, только ей позволялось катать Пэт на спине по саду. Малютка весело подгоняла свою воображаемую «лошадку», без устали колотя ее ручками по бокам и плечам. Остальные девочки лишь издали завидовали Эмберлей.
Однако не успела Робин появиться в школе, как капризная Пэт изменила Констанс. Малышка сразу же подошла к новенькой со словами: «Я люблю тебя, моя дорогая», – и тут же сделалась настоящей повелительницей Робин Стерлинг.
Робин стала рабой этой крошки, а остальные ученицы смеялись над Констанс и с восторгом смотрели на Пэт – все малютки составляли ее свиту.
В тот день, о котором идет речь, Робин сидела на лужайке с четырьмя младшими девочками. Курчавая Пэт занимала свое почетное место на коленях у Робин Стерлинг. Патти и Песси Прайс, а с ними и серьезная Анни старались встать поближе к их общей любимице.
– Расскажи сказку, Робин, – попросила Песси Прайс.
– Попозже, – отмахнулась Робин. – И, пожалуйста, не жмитесь вы ко мне так, дети, и без вас жарко! А ты сиди смирно, шалунья. Если ты не будешь меня слушаться, я спущу тебя с колен.
Никто из третьеклассниц не решился бы так говорить с Пэт, которая, если ее задевали, могла и ударить обидчицу, но от Робин малышка выслушала замечание вполне смиренно.
– Хорошо, хорошо. Я люблю тебя, – только и сказала она в ответ.
Она уютно устроилась на коленях Робин, положила ее руку себе на плечи и, поглаживая ее пальцы своими пухлыми ручками, все повторяла: «Как я люблю тебя, Робин, люблю, люблю!»
В это время к ним подошли Гарриет и Джейн. С тех самых пор, как в школу приехала Робин, Гарриет старалась избегать ее. С первой же минуты бедная девочка почувствовала ревность и зависть к новенькой. Но теперь она изменила тактику и, пробившись вперед, тоже села возле всеобщей любимицы.
– Тут мало места, – нахмурилась Робин. – Пожалуйста, отодвинься немного, Гарриет. Ты толкнула маленькую Анни. Смотри, она вот-вот заплачет!
– Мне дела нет до Анни! – резко воскликнула Гарриет. – Я имею такое же право сидеть здесь, как и любая другая девочка. Не толкай меня, Анни. Если мне хочется сидеть здесь, я буду здесь сидеть. И посторониться должна ты, а не я. Уходи-ка лучше в детскую. Ну?
Застенчивая Анни заплакала. Робин быстро поднялась, посадила Пэт себе на плечо и сказала остальным малышкам:
– Я вспомнила одну замечательную историю, но ее никто, кроме вас, не должен услышать. Это самая что ни на есть настоящая волшебная сказка… Давайте мы усядемся во-о-он под то дерево, и я вам ее расскажу.
Малышки побежали за Робин, цепляясь за ее платье; одной из них даже удалось поймать ее руку. Гарриет помрачнела.
– Гарриет, ты, видно, недовольна, но я считаю, что Робин права: тебе не следовало занимать место маленькой Анни, – заметила Фредерика Четволд.
– Скажи лучше, какое право имеют эти дети приходить к нам? – огрызнулась Гарриет. – Они учатся только в первом классе, вот пусть и сидят в своей детской.
– Бог с тобой, моя дорогая, – заметила Роза Эмберлей. – Они так же могут приходить на лужайку, как и мы. Им всегда позволяют летом после полудня играть здесь. К тому же это Робин пригласила их пить чай, накупила им леденцов, шоколадных конфет и кексов. Они пришли в гости к Робин. Как же они ее любят! Просто боготворят.
– Боготворят! Действительно? – заметила Гарриет. – А вот я ее не боготворю.
– Все это видят и жалеют… тебя, – проговорила Роза Эмберлей. – Робин – милая и доб рая девочка.
– Да? – спросила Гарриет. – И ты так думаешь, Джейн?
– Я знаю то, что я знаю, – ответила ей подруга, решительно мотнув головой.
Фредерика пристально посмотрела на нее, потом перевела глаза на сестру.
– Послушайте, – сказала она вдруг, – мы все были счастливы в нашей школе. Правда?
– Никто не спорит, – ответила Гарриет. Теперь она сердилась еще больше прежнего: из-под ветвей большого дерева доносились взрывы веселого смеха. Там сидела Робин и рассказывала детям волшебную сказку. – Кто же с этим спорит? – добавила она.
– А почему мы были счастливы? – продолжала Фредерика. – Потому что были – или, по крайней мере, старались быть – добрыми и хорошими. Да здесь и трудно не быть хорошей: в нашей школе все добры. Всё так хорошо, и даже уроки – удовольствие. Почему бы нам всем не продолжать жить спокойно и мирно? Зачем нам завидовать друг другу и ревновать?
– Это кто завидует? – воинственно спросила Гарриет.
– О, Гарриет, – с упреком произнесла Фредерика, – ты сама знаешь, что завидуешь Робин… немножечко.
– И не удивительно, – порывисто воскликнула Джейн. – Робин заняла ее место в классе… Гарриет у нас была самой способной и, конечно, ей не хотелось бы… не хотелось бы…
– О, я уверена, что она не так мелочна, – прервала ее Фредерика. – Если в школу поступила более способная ученица…
– Она не способнее меня! – неожиданно вырвалось у Гарриет.
– Докажи это. Если ты такая способная – работай больше прежнего и сохрани свое место в классе. Уверяю тебя, мы все будем в восторге! Только надо поступать честно, и с твоей стороны низко сердиться на Робин без всякой причины, только за то, что она умнее тебя. Ага, вот и чай – так хочется пить. Ну, пойдемте накрывать на стол.
Все вскочили; белая скатерть уже была расстелена на траве. Девочки расставили чашки и блюдечки, принесли чай, кекс, хлеб, масло, тарелки с фруктами. Все прыгали и кричали от радости. Подбежала Робин, неся на плече Пэт, и другие торопились занять места у импровизированного стола.
Во время чаепития одна из малюток сказала, что Робин нужно выбрать королевой. И это предложение было мгновенно принято: Робин усадили в кресло, набрали для нее цветов… Пестрый венок заменил ей корону, цветочная гирлянда обвивала ее шею.
Курчавая Пэт посмотрела на нее и вдруг заявила:
– И мне! Мне тоже!
– Почему бы и не быть двум королевам в нашем королевстве? – засмеялась Робин. – Наберите-ка для нее белых цветов.
И все девочки, кроме Гарриет, бросились собирать цветы, даже Джейн увлеклась общим порывом. Прелестны были счастливые лица детей, но особенно хороша была «королева»: вся в цветах, со слегка раскрасневшимися щеками, с глазами, горевшими ярче обычного. Она сидела на своем «троне», обнимая Курчавую Пэт, а та, украшенная белыми маргаритками, визжала от восторга.
Вот такая картина и предстала миссис Бёртон и незнакомому господину, который вместе с ней вышел на лужайку.
Незнакомый господин вел за руку мальчика лет семи-восьми, но такого маленького с виду, что многие девочки решили, будто ему лет пять. Это был красивый малыш с нежным смуглым личиком. Он смотрел на свет большими карими глазами, мягкими, словно бархат. Его густые темные волосы с бронзовым оттенком вились крупными кольцами. Можно было подумать, что он сошел с картины какого-нибудь известного художника.
Он совсем не казался застенчивым. Когда он осмотрел девочек, его взгляд остановился на Курчавой Пэт. Малютка тоже смотрела на него во все глаза.
С минуту стояла полная тишина; все внимание девочек занимал вовсе не взрослый господин, а незнакомый маленький мальчик, такой хорошенький, что они не могли отвести от него глаз.
Крошка Пэт заговорила первой:
– Я буду королевой, а вы – королем, – вдруг заявила она и протянула к нему ручки.
– Так ты король, Ральф? – спросил мальчика высокий господин и прибавил: – Поди сюда, маленькая королева, я познакомлю тебя с королем.
В мире не было существа менее боязливого, чем любимица всей школы, и, может быть, более переменчивого. Она тотчас же спустилась с колен Робин и, не обращая внимания на нее и остальных, подошла к мальчику, взяла его за руку и предложила:
– Поцелуй меня, король! Хочешь?
С этими словами она вытянула губки, подставляя их Ральфу.
Он нагнулся, поцеловал ее и сказал:
– Ах ты, моя дорогая!
Пэт подала «его величеству» пухлую ручку, и король с королевой убежали играть.
– Ты любишь фей, бабочек и цветы? – донесся голосок «королевы», которая показывала «его величеству» цветник.
Воспитанницы смотрели им вслед, а незнакомый господин улыбнулся миссис Бёртон:
– Я не буду беспокоиться о сыне. Вижу, что он уже счастлив, и уверен, что ваши воспитанницы будут ласковы с ним.
– Ну, конечно, – выступила вперед Робин. Она заговорила первой, и это едва не довело Гарриет до бешенства. – Какой прелестный и милый мальчик! Он останется здесь?
– Да, до начала каникул, – ответил отец Ральфа, мистер Дюрант. – А потом я вернусь за ним и вручу награду той девочке, которую он полюбит больше всех остальных.
– О, награду получит Курчавая Пэт! – засмеялась Робин. Сейчас она казалась прелестным и совершенно необыкновенным существом.
– Маленькая Пэт не считается, – возразил собеседник. – С позволения миссис Бёртон, награду получит ученица третьего класса. Кто из вас, молодые леди, учится в третьем классе?
Мистер Дюрант говорил вежливо, и его голос звучал так веско и с таким достоинством, что его самого можно было бы назвать королем.
– Воспитанницы из третьего класса, подойдите ко мне, – сказала миссис Бёртон.
По приказанию начальницы Фредерика и Пешенс Четволд, три сестры Эмберлей, Гарриет с Джейн и Робин Стерлинг выстроились в ряд.
– Значит, вы все – из третьего класса? – весело спросил отец Ральфа. – Я очень рад познакомиться с вами! Та, кого миссис Бёртон сочтет самой ласковой, самой внимательной к моему сыну, получит от меня, когда я вернусь за Ральфом, приз. В некотором роде это будет награда за хорошее поведение, потому что ее дадут той девочке, которая не избалует Ральфа, но поможет ему быть хорошим и доб рым мальчиком, завоюет его любовь, другими словами, – поймет его. Он славный мальчик, однако нельзя сказать, что все в нем хорошо, и я, пожалуй, должен дать вам одно указание. Им можно управлять, но насильно заставить его сделать что-либо нельзя. Он честный человечек, и, я уверен, никогда не вздумает солгать или умышленно ослушаться старших. Словом, я хочу, чтобы одна из вас сделалась его попечительницей, и та, кому это действительно удастся, получит приз.
Затем заговорила миссис Бёртон.
– На будущей неделе я испытаю вас всех. Ральф сам выберет себе попечительницу, и тогда, если ничего особенного не случится, мистер Дюрант в свое время вручит ей награду. Дело в том, сэр, что как раз сегодня начинается состязание за награды, которые девочки получают по итогам года, и я не хочу, чтобы они слишком долго ждали.
– Наградой вам послужит маленький пони с дамским седлом и амазонкой[5], ее сошьют по мерке той девицы, которая получит приз. И чтобы пони не был в тягость своей владелице, я буду ежегодно вручать ей известную сумму на его содержание. Мне не хочется, чтобы родители ученицы тратились на пони: его содержание будет моим дополнительным подарком. Теперь я, кажется, сказал все, что нужно.
– Сегодня после вечерней молитвы я поговорю с вами о маленьком Ральфе, – пообещала начальница своим подопечным и ушла вместе с мистером Дюрантом, но он успел пожать руки всем ученицам, немножко поговорил со старшими, – одним словом, очаровал решительно всех.
Гарриет послали отыскивать «короля» и «королеву».
– Приведите их, дорогая, – уходя, попросила ее миссис Бёртон.
Девочка с удовольствием убежала выполнять поручение. Но она никак не могла найти маленькую парочку и вскоре остановилась, чтобы подумать, где же они могут быть.
Гарриет понимала, что Ральф может помочь ей вернуть потерянное первенство в классе. Но она терпеть не могла маленьких детей. Ни когда ни одна из младших девочек не забиралась к ней на колени, не заглядывала ей в лицо с обычной детской просьбой: «Расскажи сказку». Малютки благоразумно держались от нее подальше, а Гарриет и не скрывала от подруг, что дети ей неприятны.
– Ужасные, навязчивые существа, – часто говорила она, – вечно они с какой-нибудь дрянью в руках, в испачканных платьях…
На самом деле за малютками в школе отлично присматривала их наставница мисс Форд и содержала их в полном порядке. Но ведь всем было известно, что, когда Гарриет выказывает свои чувства, она не всегда говорит правду.
Теперь ее мысли о малышах принимали совсем другой оборот, вполне материальный. И прежде всего ей, конечно, следовало поскорее найти «короля» и «королеву».
– Нелепые создания, – прошептала она. – Скучная, толстая девчонка и смешной мальчик, одетый, как павлин. А между тем… Лошадка, дамское седло, амазонка и деньги на содержание пони – это такие вещи, из-за которых стоит постараться. Кроме того, было бы так приятно отнять награду у Робин. Конечно, она уже уверена, что получит ее, я это вижу по ее лицу. О, у меня хватит умения отнять у нее все! И я это сделаю!
Наконец Гарриет увидела малышей: они стояли на берегу круглого пруда.
– Ах, Курчавая Пэт, – крикнула она. – Нехорошая девочка, сейчас же отойди от берега.
Пэт, смотревшая в воду у своих ног, подняла головку. Ее личико вспыхнуло от негодования, и она властно взяла Ральфа за руку:
– Пойдем, «король», Курчавая Пэт не любит эту злую девчонку.
Гарриет была так близко, что услышала ее слова. Рассерженная и раздосадованная на Пэт, она бросилась к ней, схватила ее на руки и отнесла подальше от берега.
– Стой здесь, непослушная девчонка! – воскликнула она. – Ты могла утонуть!
Маленькая Пэт разразилась слезами и принялась так визжать и кричать, как умела только она. Ральф, рассерженный тем, что обидели его «королеву», кинулся к Гарриет и стал колотить ее кулаками.
– Пошла прочь, пошла прочь! – кричал он. – Ты плохая, плохая! Уходи, противная, уходи!
– Сам ты противный, – сказала Гарриет и ударила Ральфа по лицу.
Ральф Дюрант был слишком горд, чтобы заплакать, но удар оскорбил его: его смуглое личико стало пунцовым.
Несколько мгновений он боролся с собой, потом повернулся к Гарриет и тихо произнес:
– Нехорошо, что ты ударила меня. Так не делают порядочные девочки. Но я тебя прощаю.
– О, ваша милость! Неужели? – усмехнулась Гарриет. – Ваше величество, я вам очень обязана.
Ральф еще никогда не слышал насмешливых или презрительных слов. Что случилось бы дальше, трудно сказать, если бы в эту минуту не прибежала Робин.
– Курчавочка, что с тобой? – спросила она. – О чем ты плачешь, моя прелесть?.. Что-нибудь случилось?
Пэт плакала уже не так сильно. Она кинулась к Робин, которая положила руку на ее плечо и опустилась на колени. Через минуту уже двое маленьких детей прижались к ней. Гарриет постояла неподвижно, потом сказала высокомерно:
– Отведи их в дом… хотя бы мальчика. Меня послали за ними, но, конечно, ты, как всегда, вмешалась в не в свое дело… Тебе хочется стать его попечительницей и получить пони?.. Конечно, я тебя хорошо знаю! И позволь прибавить, что я глубоко презираю тебя за такие низкие поступки.
Лицо Робин побагровело.
– Ты не имеешь права… не имеешь права говорить мне это! – крикнула она.
Лишь большим усилием воли ей удалось овладеть собой, но ее сверкающие яростью глаза по-прежнему смотрели прямо в лицо Гарриет.
– Я слишком презираю тебя, – медленно проговорила Робин, – чтобы обращать внимание на твои слова. Дорогая Курчавочка, ты сейчас покатаешься на моем плече, а ты, Ральф, побежишь рядом и будешь держаться за мою руку. Нам надо поскорее вернуться в дом, потому что мистер Дюрант хочет попрощаться с тобой.
– Ах, попрощаться… – сказал Ральф. – От этого бывает больно… правда?
Он уже забыл о Гарриет, которая, стоя в нескольких шагах, смотрела на эту сцену. На лице мальчика выступило новое выражение, и его глаза смотрели на Робин с мольбой.
– Да, – кивнула Робин, – от этого бывает больно, но, знаешь, смелые люди не боятся боли.
– Я храбрый, значит, не боюсь, – прошептал Ральф. – Только, когда он уйдет, подержи меня за руку, хорошо? Тогда я не заплачу, даже если мне и будет больно…
После вечерней молитвы миссис Бёртон собрала в гостиной учениц третьего класса, чтобы поговорить с ними откровенно.
– Дорогие мои, – сказала она, – вам предстоит сделать доб рое дело. Та из вас, кто действительно привяжет к себе маленького Ральфа, получит большой приз. Но я убедительно прошу всех вас добиваться его привязанности и расположения не только из-за награды, но и ради того, чтобы присмотр за таким мальчиком, как он, – очень живым, подвижным и, вероятно, очень требовательным, – принес пользу и вам. Забота о нем научит вас быть снисходительными, забывать о себе, помогать другим, а это пригодится в жизни каждой девочке. Отсутствие себялюбия, внимание к людям, способность прощать – необходимые свойства женского характера, мои дорогие. Те из вас, кто надеется со временем стать настоящими женщинами, матерями семейства и добрыми женами, должны обладать ими. Такие стороны характера дороже денег, ума и красоты, так как свидетельствуют о красоте души и сохранятся, мои голубушки, и тогда, когда внешняя красота увянет, – иными словами, до конца жизни.
Начальница обвела взглядом третьеклассниц и продолжила:
– Теперь я объясню вам свой план. Вас семеро, не считая Робин. У Робин есть особенное свойство характера: ее любят дети, и она уже понравилась Ральфу. Было бы несправедливо, если бы я позволила ей влиять на него. Но каждая из вас будет заботиться о нем в течение целого дня. Я не скажу вам ни слова о том, как следует обращаться с мальчиком. В свой день вы будете освобождены от уроков и пробудете с Ральфом с утра до ночи: оденете и разденете его, поведете гулять, позаботитесь о том, чтобы он не скучал, поможете приготовить уроки. Можно сказать, что в свой день вы замените мальчику мать. Я не думаю, чтобы кто-нибудь из вас потерпел полную неудачу. В конце недели Ральф сам выберет себе попечительницу. Это будет справедливо. Дорогая Фредерика, вы, как старшая в группе, первой возьмете Ральфа под свое попечение, это случится уже завтра. А теперь можете идти.
Миссис Бёртон отпустила воспитанниц, и они вышли из гостиной все вместе. О, какие оживленные разговоры поднялись в комнате отдыха!
Первой заговорила Фредерика:
– Конечно, я буду смотреть за Ральфом, – сказала она. – И думаю, что это окажется нетрудно. У меня дома много братьев и сестер, и, хоть я не слишком хорошо умею обращаться с детьми, думаю, что смогу недурно справиться с ним.
– Знаешь, ты не должна его слишком баловать, – заметила Гарриет.
– Я считаю, – прервала ее Фредерика, – что каждая из нас сама решит, как ей лучше обращаться с Ральфом. Это большая ответственность, а поскольку кое-что зависит от моих успешных действий (я вовсе не скрываю, что мне очень хочется получить пони!), то чем меньше советов мы будем давать друг другу, тем лучше.
– Я уверена, – подала голос Роза Эмберлей, – что миссис Бёртон не хочет, чтобы мы давали Ральфу сладости, кекс или что-нибудь еще в этом роде, от чего он может заболеть. Но в других отношениях, мне кажется, каждая девочка может распорядиться по-своему. Подумаем. Завтра среда. Ты, Фредерика, будешь смотреть за ним завтра, потом, по всей вероятности, его поручат Пешенс, за ней буду я. Скорее всего, нас будут назначать по старшинству. После меня, я думаю, наступит твоя очередь, Гарриет. Ты ведь только немногим младше меня, правда?
– Да, – кивнула Гарриет.
– Я буду смотреть за Ральфом завтра, в среду, – сказала Фредерика, – Пешенс в четверг, Роза в пятницу. Значит, очередь Гарриет наступит в субботу.
– О, только не в субботу! – расстроилась Гарриет. – Ведь это выходной, а мне придется заниматься делами!
– А между тем ничего не изменишь, – заметила Фредерика. – Твоя очередь приходится на субботу, значит, и говорить не о чем.
– Какая досада, – продолжала Гарриет. – Впрочем, Джейн тогда будет смотреть за Ральфом в воскресенье…
Остальные девочки ничего не ответили ей, и Гарриет вышла из комнаты, взяв за руку Джейн.
– Ну, Джейн, – начала она, – я думаю, ты понимаешь, что я хочу получить пони.
– Конечно, – сказала Джейн.
– И я всегда добиваюсь того, чего хочу, – продолжала Гарриет.
– Обычно да, – подтвердила Джейн.
– Если мне достанется пони, – вкрадчиво говорила Гарриет, – я буду часто позволять тебе кататься на нем. Ты поедешь к нам в имение, и я позволю тебе ездить в моем седле. Понятно, что моя амазонка не придется тебе впору: ты такой шарик! – но ты можешь надевать какую-нибудь старую юбку и кататься в ней. И пони будет лететь как стрела! Я стану кормить его бобами… О, да, я получу его…
– Но, – возразила Джейн, – все зависит от того, выберет ли тебя Ральф своей попечительницей.
– Уж это предоставь мне, – отрезала Гарриет.
– Я уверена, что он тебя не выберет, – покачала головой Джейн. – Он уже не отходит от Робин.
– Он выберет меня! – уверенно сказала Гарриет. – У меня в голове есть план, очень верный.
– Сегодня ты ему очень не понравилась, – не сдавалась Джейн. – Если ты действительно хотела привлечь его, тебе не следовало бы так ужасно обращаться с Пэт и ты не должна была бить его по лицу.
– Я и сама знаю, – недовольным голосом произнесла Гарриет, – но я просто не могла сдержаться. В субботу я буду настороже. И вот что, Джейн: ты не можешь надеяться получить награду, поэтому помоги мне добиться ее. Если ты это сделаешь, я не забуду тебя: попрошу родителей пригласить тебя к нам на каникулы. Ведь это тебе будет приятно, правда, Джейн?
– Еще бы, – ответила Джейн, однако в глубине души она не была вполне искренней, потому что, хоть подруга и имела на нее большое влияние, она немного побаивалась ее.
– Ты будешь часто приезжать к нам во время каникул, и, может быть, мне удастся уговорить маму взять тебя с нами на море. Но все зависит от того, поможешь ли ты мне сделаться попечительницей этого мальчишки. Старайся вовсю: рассказывай ему обо мне, говори, какие чудесные игры я для него придумала, попытайся напугать его другими девочками, особенно Робин. До субботы я, понятно, не буду беспокоиться о нем. Мне кажется, я придумала отличный способ отодвинуть эту ужасную Стерлинг! Ей до безумия хочется получить пони, и я буду счастлива, если мне удастся отнять его у нее. О, она уверена, что получит приз, да и миссис Бёртон тоже. Начальница до того уверена в этом, что не дает ей возможности принять участие в испытаниях. Это несправедливо!
Джейн ничего не ответила, но вечером, устроившись под одеялом в постели, она долго размышляла и не могла заснуть. Ей не очень нравилась выдумка Гарриет. Ее подруга, и без того довольно властная, с каждым днем становилась все хуже и хуже. И теперь, когда бедной маленькой Джейн стали известны ее замыслы, девочка совсем сникла. В прежние времена ей нравилось хохотать во время уроков, иногда подшучивать над другими воспитанницами, прятаться за дверью и выскакивать, пугая проходящую мимо служанку или подругу, ставить западни и протягивать веревочки, но быть «отчаянной» в том смысле, как задумала теперь Гарриет, оказалось делом совсем иного рода.
Слова миссис Бёртон произвели на нее большое впечатление. «Нужно быть снисходительными, заботиться о других, и это принесет вам пользу, сделает вас настоящими женщинами». Еще начальница сказала, что отсутствие себялюбия, доброта и снисходительность важнее красоты, богатства и таланта, потому что эти качества помогают человеку жить… Нет, маленькой толстушке совсем, совсем не нравилась та задача, которую поставила перед ней Гарриет!
Между тем в школе все шло хорошо. На следующее утро Робин была, как всегда, безмятежна, отлично отвечала на уроках и, по-видимому, по-прежнему равнодушно относилась к подругам. Казалось, она совсем забыла слова, накануне сказанные ей Гарриет, и разговаривала со всеми спокойно и весело. Гарриет приходилось отвечать ей тем же.
После уроков девочки играли в саду, как и накануне, но Гарриет и Джейн не стали тайно встречаться на площадке для игр, как было условлено. Они чувствовали, что им это не нужно: и так все уже было ясно.
С девочками сидели и Курчавая Пэт, и остальные малыши. Только Фредерики и Ральфа нигде не было видно.
В этот вечер Фредерика поздно вернулась в дортуар и, по обыкновению, стала готовиться ко сну. Остальные столпились вокруг нее.
– Ну, что? – посыпались вопросы. – Тебе удалось? Ты до смерти устала? Что он, в сущности, такое? Ну, скажи же, как ты думаешь, тебе удастся получить пони?
– Я ничего не скажу, это будет нечестно, – ответила Фредерика. – Миссис Бёртон не хочет, чтобы кто-нибудь из нас после своего дня говорил другим, что было и чего не было. День прошел хорошо. Я устала, мне хочется спать. Пешенс, завтра в семь утра ты должна быть в детской у Ральфа.
Наступил четверг, день Пешенс Четволд. Этот день прошел так же, как и среда, только Джейн ходила унылая, а Гарриет не обращала на нее никакого внимания. В пятницу наступила очередь Розы Эмберлей, и в этот день девочки слышали – или вообразили, что слышали, – в отдалении раскаты веселого хохота.
Третьеклассницы немного встревожились, потому что Роза отлично обращалась с маленькими детьми. До поступления в школу Робин она и ее старшая сестра Констанс считались любимицами малюток. Воспитанницы начали поговаривать, что награду получит Роза и что это справедливо, потому что Роза была добра, мила и замечательно красива.
В пятницу вечером Джейн подбежала к Гарриет, схватила ее за руку и, понизив голос, сказала:
– Мне нужно походить с тобой по площадке.
– Что там еще? – сердито отозвалась Гарриет.
– Пойдем! – повторила Джейн.
Черные глаза ее горели, короткие темные волосы походили на копну больше, чем когда-либо, и вся она, маленькая и круглая, казалась меньше и круглее обычного.
Джейн страшно волновалась, и это волнение делало ее невыразимо смешной: и ее полноту, и странные короткие волосы, и круглые черные глаза. Так, по крайней мере, сказала ей Гарриет, когда они вышли на площадку.
– Ну, что там? – спросила она. – Ты похожа сейчас на толстого рождественского гуся, которого собираются заколоть. Что с тобой приключилось?
– Я… я не хочу быть попечительницей Ральфа!
Гарриет расхохоталась.
– Ты отлично знаешь, что тебе не удастся стать его попечительницей, – ядовито заметила она, – а потому желаешь скрыть свое поражение, отказавшись от испытания!
– Я хочу сказать еще многое другое, – прошептала Джейн. – Мне страшно, я не хочу делать того, чего ты от меня требуешь… Я не хочу говорить о подругах гадости, и главное… главное – о Робин. Мне не нравится эта затея, и я решила сказать тебе об этом.
– Я всегда знала, что ты трусиха! – фыркнула Гарриет. – Делай, что хочешь! Только тебе будет не очень-то приятно, когда ты окажешься в полной изоляции!
– Что это значит? – спросила Джейн.
– Ах, как же ты глупа! Мало того, что безобразна, так у тебя еще нет ни капли разума! Это значит, что я не буду разговаривать с тобой, а вдобавок подговорю других девочек объявить тебе бойкот! Может быть, тебе это и понравится, поэтому делай, как знаешь! Мне все равно!
– Гарриет, ты злая девчонка! Ты ведь знаешь, я бы послушалась тебя, если бы могла. Но… но мне хочется стать такой девочкой, о каких говорила миссис Бёртон.
– О, да ты делаешься совсем паинькой! – скривилась Гарриет. – Ну, такая подруга мне точно не нужна. Я лучше подружусь с Вивиан Эмберлей. Она славная, не то, что ты!
Джейн глубоко вздохнула. У Вивиан был очень слабый характер, и она совсем не походила на своих старших сестер. Младшая Эмберлей могла быть очень хорошей с хорошими девочками и совершать отчаянные проделки с дурными. Джейн знала это и всегда страшно боялась, что Гарриет сделает Вивиан своей помощницей. К тому же маленькая толстушка по-своему любила Гарриет. Поэтому она сказала:
– Я знаю, что ты умна и, вероятно, знаешь все лучше меня, только мне жалко, что не сбудутся мои мечты, и эти мысли мучают меня и не дают спать по ночам. Но если ты действительно… действительно думаешь…
– Я ничего не думаю, – рассердилась Гарриет. – Поступай как знаешь! Если ты не захочешь помочь мне, я попрошу Вивиан. В понедельник утром я узнаю, что ты сделала. А теперь, пожалуйста, не задерживай меня – мне еще нужно выучить стихотворение!
Без сомнения, Гарриет Лен была умной и смелой девочкой, но и она немного волновалась, входя в детскую Ральфа, чтобы разбудить его в субботу утром.
Ральфу отвели замечательную комнату. Дверь из нее вела в спальню мисс Форд, но сейчас она была закрыта. Ральфу больше всего хотелось быть настоящим мальчиком, а «настоящие мальчики» должны спать одни. Спящий он был очень красив: его темные локоны откинулись со лба, длинные черные ресницы тенью лежали на круглых щечках, ярко-красные губки слегка раскрылись, и лицо, казалось, улыбалось. Но Гарриет не заметила очарования спящего ребенка.
«Несносное создание, – думала она. – Если бы не пони и не мое решение отбить его у Робин, я бы устроила ему сегодня хорошенький денек!»
Но за лошадку стоило побороться, а Гарриет была хитра. Она наклонилась над Ральфом и нежно дотронулась до его руки. Он проснулся, посмотрел на Гарриет и пробормотал:
– Что? Что такое?
– Пора вставать, – ответила Гарриет. – Сегодня я твоя попечительница.
– Ох, – Ральф побледнел и поежился.
– Можешь лежать в постели, сколько тебе угодно, – сказала Гарриет, – я не пожалуюсь на тебя. Сегодня ты можешь вести себя как захочешь: будешь делать только то, что тебе нравится.
– Правда? – спросил мальчик.
– Ну, конечно. Зачем тебе быть паинькой?
– Но папа хочет, чтобы я был хорошим мальчиком, и миссис Бёртон тоже. Я люблю миссис Бёртон, а ты?
Гарриет очень хотелось ответить «нет», но, сжав губы, она утвердительно кивнула головой.
– Ведь это ты была так груба со мной в первый день, так? – спросил Ральф. – Это ты ударила меня по щеке?
– А ты меня колотил кулаками, – ответила Гарриет.
Глаза Ральфа заблестели.
– Значит, мы квиты, – продолжала Гарриет. – Ну, пожмем друг другу руки и будем товарищами.
– Как хорошо, что ты меня простила, – сказал Ральф.
– О, это пустяки, – отмахнулась Гарриет. – Если бы ты знал меня хорошенько, ты бы решил, что я самая лучшая девочка в школе.
– Правда?
– Да. Но не встать ли тебе, наконец? Я придумала, как провести день.
– Придумала?
– Я знаю отличные игры. Ты представить себе не можешь, как нам будет весело.
– Неужели?
– Но с постели лучше все же встать. И, знаешь, ты можешь умыться сам.
– О, я еще никогда не умывался один, – заметил Ральф.
– Надо же когда-нибудь попробовать! Я сяду и буду смотреть из окна, а ты влезай в ванну и поплещись хорошенько. Ничего, если намочишь пол, – настоящие мальчики не должны об этом беспокоиться. Ну, вставай же, а я буду смотреть из окна.
И Гарриет отвернулась к окну и застыла неподвижно. Ральф с удивлением посмотрел на нее. Гарриет произвела на него куда большее впечатление, чем добрая Фредерика, сострадательная Пешенс и даже хорошенькая, славная Роза Эмберлей. Те были обыкновенными, вполне славными и милыми, но в них не было ничего особенного. А эта худая долговязая девочка с жидкими светлыми волосами показалась ему необычной.
С легким восклицанием Ральф выскочил из постели, сам умылся и оделся, как умел, и подошел к Гарриет.
– Ну, товарищ, – сказала она, взглянув на него, – ты готов?
– Совершенно, – кивнул Ральф. – И, знаешь, мне нравится, что ты зовешь меня «товарищем». Ведь ты уже совсем взрослая девочка…
– А ты совсем не девочка, – прервала его Гарриет. – Ты настоящий мальчик, и прехорошенький. Ты знаешь, что хорош собой?
– Нет, – проговорил Ральф и покраснел, – мальчикам совсем не обязательно быть хорошенькими…
– Ну, так я скажу тебе, что ты красив. Я дам тебе посмотреться в зеркало. Но потом, а теперь пойдем вниз. Сегодня мне позволено делать с тобой все, что вздумается, и мы повеселимся вдоволь.
Веселье началось с того, что вместо завтрака был устроен настоящий пикник. Ральф и Гарриет набрали хвороста, вскипятили воду на костре, разложенном в уголке площадки. Гарриет не обратила внимания на то, что в этот час там было сыро и холодно; понятно, что и Ральф не думал об этом. Он радовался и, поджигая костер, забыл решительно обо всем на свете. Да, действительно, Гарриет была очень мила, она даже разрешила ему возиться со спичками.
– До сих пор мне никогда не давали спичек в руки, – заметил он.
– Если хочешь, положи их в карман, – пожала плечами Гарриет, – настоящих мальчиков не следует слишком стеснять. Ведь ты же не станешь нарочно обжигаться?
– Конечно, нет.
– А у тебя есть собственный ножик?
– Нет. Папа говорит, что я еще слишком мал для этого.
– Совсем не мал, – возразила Гарриет. – Если хочешь, я подарю тебе нож. У меня есть старый заржавленный ножик со сломанным лезвием, но он при этом совсем настоящий. Я отдам его тебе.
– Благодарю! – воскликнул Ральф, но, немного подумав, спросил: – Только, может быть, мне лучше не брать его? Это было бы неприятно папе.
– Пожалуйста, делай как хочешь. Ты сыт?
– Да, спасибо. Все было так хорошо! – сказал мальчик, а потом прибавил застенчиво: – Ну, теперь, я думаю, нам лучше всего начать уроки. Я очень не люблю читать, но мне нужно учиться.
– Тебе незачем учиться, – отрезала Гарриет. – Я не буду давать тебе уроков.
– О! Но ведь ты должна?
– Должна или не должна, а не стану. Что мы будем делать?
– Не знаю.
Ральф был так взволнован, так возбужден, что прислонился к Гарриет, которая отдала бы все на свете, чтобы оттолкнуть его, но не посмела сделать этого.
– Ты действительно милая, очень, очень милая, – сказал он и дотронулся до ее светлых волос своей темной загорелой ручонкой.
– Правда? – улыбнулась Гарриет. – Знаешь, если ты выберешь меня своей школьной попечительницей, тебе, поверь, будет превесело.
– А я могу выбрать, кого мне захочется? – спросил Ральф.
– Конечно. Мы все по очереди пробуем смотреть за тобой, но выбирать будешь ты сам. Разве другие не говорили тебе об этом?
– Нет.
– Тебе понравилось с ними?
– Они были очень добры.
– А ты завтракал с ними на траве?
– О, нет!
– Если бы я была твоей попечительницей, – сказала Гарриет, помолчав, – мы каждый день устраивали бы такие пикники и… и… совсем не учились бы. Я позволяла бы тебе играть со спичками, и у тебя было бы духовое ружье. А еще, знаешь ли, что мы сделали бы?
– Что? Что? – заинтересовался мальчик.
– Мы пошли бы к цыганам!
– Я их боюсь! – признался Ральф и придвинулся к Гарриет.
– Да ты сам походишь на цыганского мальчика, такой же смуглый! – засмеялась Гарриет.
– А здесь есть цыгане?
– Они живут тут за полем, у них много маленьких детей, которые валяются в траве. Там есть и взрослые, мужчины и женщины. С ними живут собаки, маленький ослик и старая лошадь. Но самое удивительное – это их дом на колесах.
– Дом на колесах? – повторил Ральф.
– Да, старая лошадь возит его по всему свету, и цыгане в нем живут. О, это чудесно!
– Только ведь цыгане – дурные люди?
– Дурные? Да что ты! Это самые милые люди на свете! Хочешь, пойдем к ним сегодня? Вот если бы я была твоей попечительницей, мы убежали бы из школы и провели бы с ними несколько дней. Они любят маленьких загорелых мальчиков вроде тебя, и ты тоже полюбил бы их. О, ты еще не знаешь, что такое цыгане! Ты их боялся? Ну, я расскажу тебе, что они сделали для меня, когда я однажды провела у них целый день. Ни когда в жизни я так не веселилась!
На самом деле Гарриет однажды пробыла у цыган на лугу возле дома своего отца всего полчаса, но тогда она очень боялась их. Теперь же хитрая девочка придумала целую увлекательную историю, превратив свое пребывание в таборе в волшебную сказку.
Ральф слушал с замиранием сердца, и у него горели глаза, губы были слегка приоткрыты, он дышал часто и тяжело.
– О, а я и не знал, что они такие чудесные! – воскликнул мальчик. – Пойдем к ним сейчас же! Пожалуйста, не откладывай. Пойдем сию же минуту!
– Нет, – твердо ответила Гарриет. – Сегодня я не могу отвести тебя к цыганам. Но мы побываем у них, если ты выберешь меня попечительницей. Только ты, конечно, меня не выберешь… Я знаю, кто будет твоей попечительницей.
– Кто? – спросил Ральф.
– Да эта Робин.
– Робин?
– Та девчонка, которая прибежала к тебе и Пэт, когда меня послали за тобой, чтобы ты мог проститься с отцом.
– Так ее зовут Робин? Она мне нравится!
– Потому что ты ее не знаешь. Рассказать тебе про нее?
– А это не будет дурно? – спросил Ральф.
– Если не хочешь – не слушай, – пожала плечами Гарриет. – Можешь уйти в другой конец площадки. Будешь ли ты слушать или нет, мне все равно, но я расскажу все, что знаю.
Она сложила руки на коленях и заговорила нараспев:
– Робин так ужасно вела себя дома, так невыносимо шумела в комнате своей бедной больной матери, что ее пришлось отослать сюда, к нам в школу, для исправления. И с тех пор как она приехала, все мы стали несчастными, потому что она, хоть и кажется доброй, в действительности страшно злая и совсем не слушается старших. Ее отослали из дому потому, что она была непослушной и мешала своей больной матери…
– О, не говори! Не говори ничего больше! – прервал ее Ральф.
– Что такое? В чем дело? Разве ты слушал? – притворно удивилась Гарриет.
– Я не мог не слушать, ведь ты говорила так громко! Зачем ты говоришь про нее такие ужасные вещи?
– Я сказала правду, – ответила Гарриет, – мне бы не хотелось быть к ней несправедливой. Я добра ко всем, но в то же время я должна предостеречь тебя, чтобы ты не поддался на ее хитрости и не выбрал ее своей попечительницей.
Ральф помолчал, а потом сказал:
– Давай что-нибудь делать. Что бы нам интересного придумать?
Гарриет предложила пойти на ферму за домом и уговорить конюха Джима позволить им покататься верхом.
Естественно, увлекательный план Гарриет был немедленно воплощен. После верховой езды начались другие, не менее приятные удовольствия. Конюх собирался ехать в ближайший городок и предложил составить ему компанию.
Гарриет тотчас же согласилась. Они с Ральфом уселись в экипаж и прокатились в город. Там Гарриет истратила все свои шесть пенсов[6] на различные сладости.
– Жаль, что у меня нет больше денег, – притворно вздохнула она. – Я отдала бы их все тебе, право, отдала бы!
– Ну, сладостей совершенно достаточно, – ответил Ральф. – Но если тебе нужно купить еще чего-нибудь, Гарриет, у меня есть деньги.
– Есть? Ну-ка покажи!
Ральф запустил руку в карман, вытащил целую пригоршню медных монеток, один шиллинг[7] и две монеты по шесть пенсов.
– Видишь, как много, – похвастался он. – Правда, много, Гарриет?
– Да, – отозвалась девочка, жадным взглядом обводя монетки. – Мы могли бы купить все, что нужно для чая, и выпили бы его на лужайке.
– Неужели? – обрадовался Ральф. – Чудесно, просто чудесно!
Они купили все нужное для пикника, хоть это и были не слишком полезные для здоровья сладости, и вернулись обратно.
Ральф и Гарриет обедали вдвоем. Во время испытания остальные воспитанницы не должны были вмешиваться. Потом они устроили себе чай на траве, а после чая Гарриет опять заговорила о цыганах, о том, ка кое наслаждение бывать у них, о том, что они всегда угощают гостей чаем или обедом в своем изумительном доме на колесах. В заключение Гарриет прибавила, что Ральф не сделается настоящим мальчиком, пока не побывает вместе с ней у цыган.
В общем, Гарриет считала, что ее день прошел удачно. Не особенно веселый и раскрасневшийся маленький мальчик наконец лег в постель. Гарриет раздела его, не заботясь о том, хорошо ли он умыт и причесался ли на ночь. Даже когда Ральф пожаловался, что ему больно глотать и что он не совсем здоров, она ничего не ответила и никому ничего не сказала.
Желая своему подопечному спокойной ночи, она напомнила о цыганах:
– Мы непременно поедем к ним, я всегда держу свое слово.
– Покойной ночи, милая Гарриет, – проговорил мальчик, – это был очень хороший день!
Гарриет ушла, а Ральф долго ворочался в постели. Конечно, он был настоящим мальчиком и не скучал, оставшись в одиночестве. Ему было приятно иметь отдельную комнату, но он все-таки очень скучал по отцу.
К тому же его так занимали мысли о будущей школьной попечительнице, что он никак не мог заснуть. Все школьницы были милы. Роза обращалась с ним ласково и мягко, Фредерика и Пешенс заботились о нем, а последняя попечительница… Она лучше других понимала, что ему по душе. И была так хороша!
Конечно, мальчик не думал о том, красива ли Гарриет, и в глубине души считал ее даже безобразной, но она сделала для него то, чего не сделал никто другой. С ней он пережил, может быть, первые в своей жизни приключения: завтракал на траве, играл со спичками, носил их в кармане, катался на Огненной Мухе – очень горячем пони, и девочка смотрела с восхищением, как он сидел на лошадке. А поездка в город? А трата всех денег Гарриет на сладости и всех денег Ральфа на маленький пикник? О, он провел сегодня чудесный день… и совсем не учился.
По правде сказать, Ральф не любил уроков. Он только делал вид, что ему нравится учиться, потому что не хотел огорчать отца. Кроме того, настоящие мальчики должны много знать и уметь, по крайней мере, так обычно говорил отец. Сам Ральф тоже полагал, что настоящие мальчики должны уметь читать, правильно писать слова, выводить буквы чисто и красиво, а также уметь складывать ужасные длиннейшие ряды чисел. И раз уж безо всего этого невозможно стать настоящим и умным мальчиком, то он был готов заниматься тем, что ему неприятно и совсем не доставляет радости.
Но уроков Ральф не любил. А эта школьная попечительница не заставит его громко читать, долго писать и выполнять примеры на сложение. О нет, он просто будет веселиться с ней: спички, ножики (хоть папа и не любит, когда он берет ножи), а главное – упоительная надежда пойти к цыганам и покататься в доме на колесах. Их многочисленные детишки будут играть с ним в густой траве, а смуглые мужчины и женщины развлекать его разговорами…
Гарриет так увлекательно рассказывала об удовольствиях цыганской жизни, что Ральф многое отдал бы за то, чтобы побывать в таборе.
Мальчик долго ворочался с боку на бок и вдруг сел в постели. Его щеки горели, волосы спустились на глаза. А что скажет папа? Папа любит, чтобы мальчики учились, вели себя тихо и…
– О, папа, папа, – воскликнул Ральф и не смог удержаться от слез.
В эту минуту он больше всего на свете хотел видеть отца, хоть его сердце и было полно Гарриет и ее посулами тайно пойти к цыганам.
Оставшиеся дни испытаний прошли быстро. Среди девочек чувствовалось волнение, они активно обсуждали предстоящие выборы попечительницы. Только Гарриет никто не мог заставить говорить об этом. Она замечала добродушно:
– Что нам думать об этом? Ральф сам выберет… Он такой милый мальчик! Умный и сообразительный. Он сам выберет, что бы мы ни говорили!
После этого Гарриет склонялась над книгой и делала вид, что она очень занята, а сама тем временем наблюдала за Робин.
Робин имела чудесную способность быстро делать выводы и строить умозаключения, так как мгновенно схватывала суть предмета или явления. У нее была прекрасная память, и она без труда заучивала длинные стихи и даже целые поэмы. Помнила Робин и каждое слово учительницы, поэтому, несмотря на все старания Гарриет, вскоре без малейшего труда стала первой ученицей в классе.
Гарриет ежедневно силилась опередить ее, занять свое прежнее место, но все было напрасно. Робин была первой, и остальные ученицы откровенно говорили Гарриет, что ей не удастся даже стать рядом со Стерлинг.
– Она опередила тебя, – говорили ей одноклассницы, – и тебе придется с этим смириться.
Но смирение не входило в число добродетелей Гарриет, и ее бледное лицо вспыхивало от едва сдерживаемого бешенства, когда к ней обращались с таким предложением.
Вечером накануне выбора школьной попечительницы Ральфа Гарриет подошла к Джейн.
– Завтра в это время, – сказала она, – мы уже будем знать все.
– Да, я думаю, – ответила Джейн и быстро прибавила: – Ах, и зачем только он приехал к нам в школу?!
– Что ты хочешь этим сказать? – спросила Гарриет.
– Я жалею, что Ральф… приехал к нам.
– Да тебе-то что за дело?
– Большое дело, – отозвалась Джейн. – Он славный мальчик, и я его успела полюбить. С тобой он не будет счастлив!
– Что ты имеешь в виду? – насторожилась Гарриет.
Джейн молчала.
– Ты думаешь, – тихо сказала Гарриет, – будто я уверена, что миссис Бёртон выберет меня его школьной попечительницей?
Джейн кивнула головой. Ее круглое личико залилось румянцем, черные глаза блестели.
– Он сказал тебе что-нибудь? – с волнением спросила Гарриет. Джейн кивнула головой. Сердце Гарриет забилось чаще. Она обняла подругу за шею, привлекла ее к себе и поцеловала.
– Значит, ты мне помогла, – сказала она. – Я так и знала! И не забуду этого, когда настанут каникулы.
Вскоре пришли другие девочки, и Джейн с Гарриет пришлось разойтись. Воспитанницы шли парами. Это были Роза, Вивиан Эмберлей, Пешенс Четволд и Робин. Робин не знала, что происходит в школе, она все еще жила в своем отдельном мире и потому очень удивилась, когда Вивиан, которая шла с ней под руку, сказала, понизив голос, так что ее слова слышала только Робин:
– О, я так несчастна!
Это замечание глубоко тронуло Робин. Она всегда мечтала дружить с детьми своих лет и до поступления в школу не знала радости общения со сверстниками. У Робин было много недостатков, но душа у нее была доб рая и открытая, к тому же девочка не была самолюбива.
Ни Роза, ни Пешенс не слышали слов Вивиан. Робин же улучила минуту, чтобы отвести девочку в сторону, и спросила ее, что случилось.
– Я несчастна из-за Ральфа, – призналась Вивиан.
– А что такое?
– Я боюсь сказать…
– Значит, – заметила Робин, – не стоит и расспрашивать тебя.
– Только я очень, очень несчастна, – повторила Вивиан.
Робин пристально посмотрела на нее.
– Сядь, – сказала она вдруг.
Они подошли к деревянной скамейке под старым дубом. Вивиан тотчас же опустилась на нее, а Робин осталась стоять.
– Я не знаю школьной жизни, – сказала Робин. – Я недолго пробыла здесь, и я не самая хорошая девочка и дома часто мешала всем. Но, кажется, я кое-чему научилась дома.
– Чему же? – спросила Вивиан.
– Я умею с первого взгляда распознать хорошую девочку. А в этой школе есть и нехорошие девочки.
– О да, да! – Вивиан побледнела и крепко сжала свои маленькие ручки.
– В школе есть и очень слабые девочки, – продолжала Робин, пристально глядя на Вивиан.
– Да, – шепнула маленькая Эмберлей.
– Я не буду называть их, – заметила Робин, – скажу только, что если бы я была слабой девочкой, я созналась бы себе в этом, пошла бы и рассказала о том, что делает меня несчастной, тому, кому следует это знать.
– Нет, на моем месте и ты бы не сказала, – волнуясь, ответила Вивиан.
– Значит, я угадала? – спросила Робин.
– Да, да! – воскликнула Вивиан. – Вполне. Только я не могу, не могу…
– Я не знаю, в чем дело, – заметила Робин, – но ты сама сказала, что чувствуешь себя несчастной, и ты слабая девочка. Ты сознаешься в этом, да я и сама это вижу. Ну, так как ты слаба и в школе есть девочки нехорошие, тебе нужно непременно попросить помощи у кого-нибудь, кто сильнее тебя.
– У кого же просить помощи? – с дрожью в голосе спросила Вивиан.
– У кого-нибудь из учительниц.
– О нет, нет! Это было бы слишком ужасно. Что они подумают обо мне!
– Я говорю только, что тебе следует сделать, – заметила Робин, – но если ты не решаешься, поговори с кем-нибудь из подруг. У тебя здесь две сестры.
– Не сто́ит, право, говорить им, – махнула рукой Вивиан.
Робин помолчала, потом сказала:
– Ну, думаю, тебе могу пригодиться я: мне кажется, я довольно сильная.
– О да, да, – сказала Вивиан. – Ты прямо удивительная!
– Тогда поговори со мной…
– Но они меня назовут сплетницей, право же, назовут! Ты не знаешь… Не можешь знать…
– Хочешь, я скажу, что ты сделаешь? – спросила Робин. – Ты возьмешь меня за руку, мы вместе пойдем к ученицам, которые делают тебя несчастной, и ты скажешь: «Я не могу выносить этого, я скажу все Робин, и она поможет мне решить, что делать». Тогда ты не будешь низкой сплетницей, Вивиан, потому что они все поймут. Вот что тебе следует сделать.
– Я должна сделать это, но не могу, – отозвалась Вивиан.
Она вдруг вскочила, схватила руки Робин и поцеловала их, но Стерлинг отдернула пальцы.
– Не надо! Нет, нет! – воскликнула она. – Я не хочу, чтобы мне целовали руки трусихи!
Она повернулась и ушла. Бедная Вивиан еще ни когда не чувствовала себя такой униженной и жалкой. Дело в том, что она участвовала в заговоре. Не только Джейн Буш объясняла Ральфу, как выгодно будет выбрать Гарриет попечительницей. Гарриет убедила и Вивиан принять участие в этом деле.
Вивиан провела ужасный день: отлично зная настоящий характер подруги, но боясь ее ослушаться, она продолжала уговаривать Ральфа выбрать своей школьной попечительницей Гарриет. О, как ужасно было чувствовать себя девочкой без характера и видеть презрение Робин! А какой сильной оказалась эта Стерлинг! Чего бы только не дала Вивиан, чтобы обладать характером Робин и исполнить ее совет!
На следующий день после завтрака миссис Бёртон пригласила восьмерых учениц третьего класса в свой кабинет. Когда они собрались, она сказала им:
– Каждая из вас провела день с маленьким Ральфом, за исключением Робин, которую было бы несправедливо подвергать испытанию. Но, откровенно скажу вам, мне кажется, Ральф выберет своей попечительницей именно Робин, и я буду очень рада, если так случится. Однако, может быть, я и ошибаюсь.
Многие девочки вздохнули. Гарриет стояла позади всех. Ее лицо побледнело, а сердце готово было выскочить из груди. О, как она мечтала о пони с дамским седлом и прелестной амазонке! О счастье вернуться домой на каникулы с таким восхитительным призом, о возможности выглядеть в глазах своих близких настоящей героиней! Ах, как ей хотелось иметь настоящего живого пони! Ее не волновало, что пришлось прибегнуть к лести и вранью, даже обмануть малыша. Она была готова на что угодно, только бы получить лошадку…
Тем временем миссис Бёртон замолчала и оглядела своих воспитанниц.
– Дорогие мои, – продолжила она через минуту, – я знаю, что вас, может быть, привлекает не столько Ральф, сколько мысль о призе, который мистер Дюрант обещал вам. У меня особенный взгляд на эту награду, но мистер Дюрант непременно желал, чтобы одна из вас получила ее, и тут рассуждать не приходится. Та воспитанница, кого маленький Ральф выберет своей попечительницей, перед каникулами получит пони, то есть, конечно, если она хорошо выполнит свои обязанности. Когда Ральф сделает выбор, изменить его будет нельзя, если только не случится чего-нибудь совершенно необычного. Но, мои дорогие, заранее предупреждаю вас: у попечительницы будет много дел. Воспитаннице, которой придется заниматься Ральфом, придется запастись терпением и помнить, что он еще совсем маленький. Попечительнице придется позволять мальчику играть с младшими детьми. Кроме того, она должна будет помогать ему готовить уроки. За столом Ральф будет сидеть рядом с ней, утром ей придется вставать раньше всех, чтобы одевать его, а вечером уходить с садовой площадки раньше подруг, чтобы укладывать своего подопечного спать. Мы скоро увидим, счастлив ли он с ней или нет. Теперь, когда мы все обсудили, я приглашаю Ральфа.
Миссис Бёртон позвонила в серебряный колокольчик. Немедленно явилась мисс Форд, учительница, которая занималась с младшими детьми.
– Пожалуйста, приведите Ральфа Дюранта, – попросила миссис Бёртон.
Через несколько минут в комнату вошел Ральф, одетый в белый костюмчик, с ярким красным галстуком на шее. Держался мальчик с полным спокойствием, которое свойственно маленьким детям, и, подойдя к миссис Бёртон, протянул ей руку:
– Здравствуйте, миссис Бёртон.
– Здравствуй, малыш, – ответила она. – Подойди сюда, стань возле меня.
– О, благодарю вас… – Ральф очень старался быть вежливым.
Он поднялся на ступеньку, и миссис Бёртон, взяв его за руку, вышла с ним вперед.
– Ты теперь знаком со всеми нашими воспитанницами, Ральф? – спросила она. – Они все твои друзья, правда?
– Да, да, – Ральф переводил внимательный взгляд с одного лица на другое.
Вот и Робин! Целую неделю мальчик почему-то ее не видел. Сейчас она спокойно стояла и доб рым взглядом смотрела ему прямо в глаза. Ей очень хотелось стать попечительницей малыша, мечтала она и о пони, но ни за что на свете Робин не унизилась бы до того, чтобы попытаться повлиять на решение мальчика и перейти дорогу своим подругам.
– Тут все твои добрые друзья, – продолжала начальница. – Ты знаешь Робин Стерлинг, вот она. Ты помнишь, как ласкова она была к тебе и Пэт в тот день, когда ты приехал к нам. Она помогла тебе в тяжелую минуту, когда твой отец уезжал…
– И я тогда совсем не заплакал, – кивнул Ральф, взглянув на миссис Бёртон, а потом снова на Робин.
Ах, если бы ее глаза сейчас позвали: «Подойди ко мне!» – Ральф, конечно, тотчас же выбрал бы ее. Но гордая девочка опустила взгляд, скрывая свои тайные желания.
– Да, – продолжала миссис Бёртон, – это твой большой друг. Дальше стоит Фредерика. Я знаю, тебе было с ней хорошо.
– Очень, – эхом отозвался Ральф. – Здравствуй, Фредерика, – прибавил он своим чистым нежным голоском.
– А вот это Пешенс, сестра Фредерики.
Пешенс поприветствовала малыша широкой улыбкой, он радостно улыбнулся ей в ответ, точно у них была какая-то общая тайна, веселая и забавная.
– А это Роза. Ты не забыл, как счастлив был с ней?
– Конечно, не забыл, – сказал Ральф. – Здравствуй, Роза.
– Здравствуй, дорогой! – ответила маленькая Эмберлей.
– А это, – продолжала начальница, слегка меняя тон, точно не стоило и упоминать о следующей воспитаннице, – это Гарриет. С ней ты был в субботу.
Ральф вспыхнул от удовольствия. Все воспитанницы заметили, как его лицо залил красный румянец. Мальчик смотрел на Гарриет не отрываясь, точно она каким-то волшебством околдовала его.
– Дальше – Джейн Буш, рядом с ней – Сесиль Эмберлей. Я уверена, что Сесиль будет добра со всяким маленьким ребенком…
– Да, конечно! – воскликнул Ральф.
– Последняя в ряду – Вивиан. Ты был с ней вчера, помнишь?
– Помню, – кивнул Ральф.
– Итак, мое дорогое дитя, ты познакомился со всеми воспитанницами третьего класса. Теперь выслушай меня. Твой папа хочет, чтобы одна из этих девочек, насколько это возможно, до начала летних каникул заменила тебе мать. В течение трех недель, до возвращения отца, о тебе будет заботиться одна из них. Твой отец считает тебя благоразумным мальчиком, поэтому он хочет, чтобы ты сам выбрал себе попечительницу. И раз уж ты самостоятельно ее выберешь, она и останется твоей попечительницей до конца, если только я не найду нужным переменить ее… Но я сделаю это только в случае крайней необходимости.
Ральф выглядел несколько растерянным.
– Дитя мое, не бойся, – тем временем продолжала начальница. – Выбери ту из воспитанниц, кто нравится тебе больше других, с кем, как тебе кажется, ты будешь счастлив. Помни, что Робин – твой самый старый друг, а Вивиан – самый новый, а все остальные стоят между ними. Посмотри на всех хорошенько и сделай выбор, ты же умненький мальчик.
Ральф посмотрел на Робин, и девочка снова почувствовала, что стоит ей только подать малышу знак глазами, и она тут же станет его попечительницей. Но, верная своим принципам, Робин не стала оказывать на мальчика давление. Поэтому карие глаза Ральфа перешли со Стерлинг на Фредерику, с Фредерики на Пешенс.
Когда Ральф взглянул на Гарриет, его личико задрожало, зрачки расширились. Но даже теперь он хотел остаться благоразумным и сделать свой выбор не торопясь.
Его взгляд окинул Джейн, которая не поднимала век и то краснела, то бледнела. Потом Ральф посмотрел на Сесиль, стоявшую вполне спокойно, так как в глубине души она знала, что ее никогда не выберут. Наконец малыш перевел взгляд на Вивиан, которая по его мнению, в попечительницы не годилась.
Сердце Ральфа трепетало от волнения. Ему впервые в жизни предстояло сделать серьезный выбор. И он, конечно, о многом думал сейчас, но больше всего – о возможности не слишком много читать, не возиться с числами, играть, как настоящий мальчик, с огнем и ножиками… А главное – он думал сейчас о цыганской кибитке, которая называлась «домом на колесах».
Ральф снова взглянул на Гарриет. Она смело смотрела прямо на него. Мальчик ответил ей таким же откровенным взглядом и улыбнулся, а потом высвободил свою руку из пальцев начальницы и громко сказал:
– Я выбираю Гарриет, потому что люблю ее больше всех остальных.
Легче вообразить, чем описать изумление, вызванное в школе словами Ральфа. Даже миссис Бёртон на мгновение онемела. Но скоро она вновь обрела дар речи и спокойно произнесла:
– Гарриет, выбор пал на вас. Пожалуйста, отведите Ральфа к мисс Форд, попросите ее задать ему уроки, потом пройдите с ним в комнату третьего класса, посадите мальчика возле себя и наблюдайте за тем, как он занимается. Позже я устрою так, чтобы у вас было достаточно времени на это. Теперь, дорогая, займитесь своим подопечным. Ральф сам выбрал вас, и я не считаю, что на него было оказано какое-то воздействие. Поздравляю вас, вы получите награду от мистера Дюранта и отправитесь домой на каникулы обладательницей прекрасного пони!
Остальные воспитанницы тоже поздравили Гарриет. Победительница вышла из кабинета миссис Бёртон, гордо подняв голову и держа Ральфа за руку. Еще никогда в жизни она не переживала такого опьяняющего торжества.
– Теперь начнем забавляться? Правда? – шепнул ей Ральф.
– Ну, конечно, – ответила Гарриет. – Но сейчас, Ральф, нам нужно заняться уроками. Ты будешь хорошим мальчиком, Ральф? Ты не станешь беспокоить меня?
Ей хотелось прибавить: «Я не выношу беспокойных детей», – но она вовремя сдержалась.
Мисс Форд задала Ральфу несколько простых задач и объяснила Гарриет, в каких вопросах он слабее всего, рассказала, сколько раз ему следует повторить то, чего он никак не может запомнить.
– Вы должны обратить особенное внимание на арифметику, – говорила она. – Ему следует решить одну задачу на сложение и еще одну, совсем легкую, – на вычитание. И на сегодня, я думаю, этого будет достаточно.
Гарриет взяла Ральфа за руку, но теперь уже довольно небрежно, и направилась с ним к третьему классу.
По дороге Ральф шепнул ей:
– А я думал… думал, что, если ты станешь моей попечительницей, не будет ни сложения, ни вообще всего этого!
– Что за глупости! – возразила Гарриет с досадой. – И сложение, и «все это» нам совершенно необходимы. Как ты сделаешься умным мальчиком, если не будешь учиться?
Малыш покраснел. Гарриет, увидев растерянность своего подопечного, поспешила прибавить:
– Я не буду резкой с тобой, не бойся. А как только закончатся занятия, нам будет превесело!
– Да, очень весело, – печально повторил Ральф. – Может быть, цыгане?
И он со слабой надеждой посмотрел на Гарриет. Но Гарриет, которая уже совершенно не думала о цыганах, промолчала.
Они вошли в классную комнату и были встречены изумленными взглядами остальных третьеклассниц.
Все считали, что выбор Ральфа до того странен, что и сказать нельзя. Многие девочки подозревали, что все это было подстроено нечестным путем. Никто не мог сказать, как это случилось, но все сознавали, что Ральф ни за что не выбрал бы Гарриет по собственному желанию.
Между тем уроки шли. Ральф старался решать задачи. Робин или даже кто-нибудь другой, конечно, сделали бы для него легким и приятным процесс приготовления уроков, но Гарриет даже и не подумала помочь ему.