Ну офигеть теперь, какое мне счастье привалило. Иди туда, не знаю куда, будет тебе кормушка у теплого моря и план на приплод. Зашибись как выгодно поступить в свиноматки.
Если бы я не была внучкой своей бабки, я бы этой крале блондинистой все глазенки повыцарапывала и не посмотрела бы на мужика, который все время возле нее держался и старался ее от меня заслонить. Что интересно, мымра вещала с полной уверенностью в своем праве и безопасности, а вот ее спутник все время был напряжен и смотрел только на меня – чувствовал угрозу?
Наложника-насильника моего корежило не по-детски, когда эта баба прямым текстом ему выдала, что она его мною обманула и поимела. Пришлось обнимать за талию и тихонько гладить по спине, так, чтоб вещунье этого было не видно.
Парень на этот мой жест отреагировал как молодой олень-стригунок – напрягся, косился диким лиловым глазом, а потом расслабился и задышал спокойнее, особенно когда я послала эту даму с ее предложениями в самых вежливых выражениях.
Блондинка встала с моего дивана, еще раз окинула презрительным взглядом всю нашу компанию – особенно детей, забившихся по щелям, – высокомерно улыбнулась, положила руку на плечо своему телохранителю и с легким звоном… исчезла.
Вот за последний взгляд и за это ее пренебрежительное «металлолом тебя высосет досуха» особенно хотелось вцепиться в белобрысые волосенки. Моль бледная. Дети – это радость, это будущее. Правда, пока до того будущего доживешь, эта радость тебя реально немного до инфаркта доведет, но это закон природы.
Не знаю, как в этой их «призме», а у нас на севере детей на мороз умирать не выкидывают. Да и вообще… что я, с мелкотой не справлюсь? Ха! После бабкиного летнего стойбища, где взрослые пасли оленей, а подростки – младенцев? У меня двоюродных-троюродных братьев-сестер-племянников-племянниц на средний детский сад наберется. И все шустрые такие, как мошкара. Ничего, справлялись же.
Мымра испарилась, но после ее ухода пару минут в комнате еще стояла напряженная тишина. А потом из угла вылезла зеленая крыса, запрыгнула на стол и начала громко материться. Во всяком случае, заливистые цвиркочущие трели, которые это создание издавало, глядя на то место, где стояла незваная гостья, звучали именно так: экспрессивно и очень недовольно.
– Цви! – испуганно пискнула из угла девочка, которую я принесла в одной охапке с крысой (кстати, единственная девчонка в этой компании помоечных подкидышей), и требовательно протянула руки в сторону стола. Крыса недовольно задергала носом, но спрыгнула с трибуны и поскакала через комнату к хозяйке. А… точно, я же запретила сажать живность на стол. Потому что гигиена. А крыса еще не мытая.
– Ничего, я в целом с ним согласна, – утешила я малышку, глядя, как она поймала крысюка в охапку и прижала к себе, глядя на меня испуганными умоляющими глазами. – Цвыдра она паршивая, эта тетка. Но зверя все равно надо выкупать, – немного подумала и добавила: – И проглистогонить. Прививки сделать.
Кстати, не знаю почему, но вот сейчас я четко поняла, что зеленый монстр – самец.
Девочка вздохнула, погладила зеленую всклокоченную шерсть и робко попыталась улыбнуться. А я только сейчас поняла, что ребенок так и сидит там, куда я ее усадила в суматохе, после того как вся эта компания оказалась у меня дома. Вот по-быстрому покормила, ополоснула, посадила…
– Что у малышки с ногами? – наложника своего я так и не выпустила, все держала за талию и машинально поглаживала. – Что-то серьезное?
– Ее… – он посмотрел на меня хмуро, явно подбирая слова, – ее растили как расходный материал. Накопитель, который должны выпить, как только появится покупатель.
– Охренеть у вас поганая помойка, – сделала я вывод и вдруг заметила, что все мои невольные гости странно напряглись. Словно боятся моей реакции.
– Цви почти выпили. Тот, кто ее спас, успел в последний момент. Но она все равно уже не станет полноценным Оружием, – все тем же сдавленно-напряженным голосом продолжил парень. И уставился на меня как на куницу у птичьего гнезда.
– Покажем врачам… а лучше к бабке отвезем, от ее камлания обычно больше толку, – я нахмурилась. – Только у меня отпуск через четыре месяца, раньше не получится… плохо.
Странно, да? Вот они все мне на голову свалились ни с того ни с сего, я их, можно сказать, в первый раз вижу… а уже пытаюсь сообразить, как лечить чужого ребенка. Ну да это городским странно. А в тундре в одиночку не выжить. Любого гостя обогреют, накормят-напоят, а если человек хороший и хочет остаться – так и в родню примут. И детей чужих в тундре не бывает.
– Она живет так больше года, уже привыкла, – выдал из угла постреленок по имени Тукк. – Несколько месяцев ничего не изменят.
– Плохо, что привыкла, – я недовольно поджала губы. – Ладно, это я решу… есть один способ. Хотя бы совет получить… А вы почему выглядите так, словно вас опять год не кормили? Я кому на столе оставила картошку с рыбой и хлеб?
– Общую еду всегда поровну делит старший. Самим нельзя, – пояснил уже Чарт, выбираясь из-за большого кресла, где он все это время изображал деталь интерьера.
– В этом доме еды всегда хватало и будет хватать всем, поэтому можно в любой момент идти, брать и есть, – я отпустила, наконец, насильника, прошагала через комнату, взяла на руки девочку, уже не обращая внимания на то, что крыс стал нюхать мне ухо и щекотаться усами. – Все на кухню.
А сама подумала, что надо срочно телеграфировать домой, пусть шлют грузовик мороженой рыбы. И икры… и оленины.
Несмотря на прямой приказ Мастера, внезапно оказавшейся дикаркой, дети не спешили к столу. Каждый вопросительно уставился мне в глаза, спрашивая. Это заставило меня вздохнуть с облегчением – все не так плохо. Пальцами я изобразил уже привычный жест – «как обычно, на всех», и только тогда, сверкая счастливыми улыбками, мелкотня ринулась к столу. Цвичку вместе с ручной сигналкой я аккуратно забрал из рук женщины и усадил на стул сам.
– Цвирк поел, – тихонько и с легкой завистью сообщил мне Чарт. – Там у М… Мастера такая здоровенная лохматая гончая во дворе, он у нее из миски стащил.
Я понятливо стряхнул с платья Цвички живность и несильно пнул того в угол. Зеленошкурый запищал недовольно, но, наткнувшись на мой взгляд, юркнул куда-то за дверь. Правильно, нечего наглеть. А то Марина его на стол, конечно, не пускает, но на то, что Цвичка этого наглого звереныша из своей тарелки прикармливает, даже не морщится.
У меня вообще странное ощущение, что дисциплину здесь поддерживать намерен только я. Мастер, хоть и радеет за гигиену, в остальном странно расслабленная и реагирует на детей как-то… словно им все можно. Чужим детям в чужом доме.
Хочет Тукк с ногами залезть на стул – она смотрит спокойно. Хватает Такки куски хлеба со стола в обе руки и еще за рыбой руками тянется – она только кивает одобрительно, в духе «хороший аппетит – здоровый ребенок».
Один я тут как Прародитель над советом, рычу полушепотом на всех, чтобы вели себя прилично. Ладно… сегодня спишем все на голод. Но если такая картина повторится и завтра… Дети нервно вздрогнули и стали пережевывать пищу более медленно и вдумчиво.
– У, грозный какой, – Мастер подошла, наклонилась над сидящим мной и положила мне руки на плечи. – Не рычи, они просто оголодали. Наедятся и вспомнят про то, что вилкой есть удобнее, потом руки мыть не надо, – и она подмигнула тут же ужасно засмущавшемуся Такки. Засранец отложил кусок жирной рыбы – на тарелку, что примечательно, а не на скатерть – и потянулся за столовыми приборами. Сам!
– Руки салфеткой сначала вытри, – покачал головой я, смотря, как тонкий столовый прибор выскальзывает из неуклюжих детских пальцев. Строить малышню, когда кто-то стоит за твоей спиной и корчит веселые рожицы, – дело гиблое. Стараясь не показывать раздражение, сосредоточился на своей порции, обдумывая ситуацию. Что это? Она просто настолько безалаберная или это попытка перехватить контроль над детьми? То, как она реагирует, то, как пытается свести все мои попытки навести порядок в шутку… Руки на моих плечах внезапно надавили, разминая мышцы.
– Давай, оттаивай. Много думать во время еды вредно, – наклонившись еще ниже, прошептала она мне в самое ухо. – И я все равно не кусаюсь.
Не кусается… ага… лучше бы уже укусила, и я успокоился бы, определившись с отношением. А так все слишком непонятно.