Машина притормозила у ажурных ворот частного особняка, расположившегося в тихом переулке. Если бы пять минут назад я своими собственными глазами не видела Эйфелеву башню, то ни за что бы не поверила, что нахожусь в самом сердце города.
Парижская старейшина Вероник Нуар, хорошая знакомая Аристарха, настойчиво звала меня остановиться у себя дома. Я отнекивалась, не желая обременять незнакомую мне вампиршу, и просила снять мне номер в отеле. Но Аристарх убеждал, что Вероник – чудесная женщина и радушная хозяйка, что у нее я буду чувствовать себя как дома. Окончательно убедило меня упоминание о том, что особняк Вероник находится в центре французской столицы, в непосредственной близости от бутиков и достопримечательностей, а сама хозяйка – желанная гостья во всех модных домах Парижа, и она с удовольствием устроит мне шопинг-тур вип-класса. Хотя после недавних событий мои страсти по шопингу несколько поутихли, все-таки быть в Париже и не прошвырнуться по бутикам – это преступление против моды, которого я себе никогда не прощу. Тем более, я обещала бабушке Лизе привезти шляпку.
Бабуля, разумеется, была не в курсе истинных целей моей поездки: ей и родителям я сказала, что лечу в Париж в командировку от журнала, которым руководит Аристарх.
Вот еще одна проблема с этим наследством – как мне скрывать от родных свалившиеся на меня миллионы? Вот Жан подсуропил! Уж они-то точно знают, что никакое наследство мне не грозит. По маминой линии все предки – рабочие или колхозницы. По папиной – сплошь нищие интеллигенты. Ученые, доктора, педагоги. Разве что бабуля раскроет семейную тайну о своем французском возлюбленном, настоящем отце моего папы. Тогда можно сочинить, что француз оказался богачом, а после его смерти все состояние перешло к моему папе? Но это сколько ж документов придется «подделать» при помощи нотариуса. Да и вряд ли так просто наследство вампира можно отписать человеку…
Андрей вышел из машины и переговорил по домофону, после чего ажурные ворота медленно растворились, позволяя нам проехать на территорию особняка старейшины французских вампиров.
У крыльца нас встретил учтивый дворецкий, а стоило войти в дом, я тут же попала в объятия хозяйки. Вероник была латиноамериканкой и, со свойственным ее землякам темпераментом, едва не задушила меня, восклицая по-французски:
– Жанна, как я рада встрече! Так вот ты какая! Александр мне столько о тебе рассказывал по телефону. Он так рад! А как рада я! Как ты доехала?
Судя по скорости вылетавших фраз и вопросов, ни в комментариях, ни в ответах они не нуждались. Поэтому я только улыбалась и кивала, во все глаза разглядывая вампиршу. Продюсеры мыла душу бы отдали, лишь бы заполучить на главную роль подобную красотку. В облике Вероник знойная красота Латинской Америки соединилась с изысканными чертами европейских женщин, создав поистине экзотический и незабываемый образ. Тонкий точеный носик и высокие скулы дополняли полные чувственные губы. Если бы Вероник была так же известна, как Анджелина Джоли, еще неизвестно, чье фото в качестве эталона приносили к пластическим хирургам дамочки по всему миру. Я бы скорее поставила на Вероник!
Ее красота была такой совершенной, что в ее реальность было трудно поверить. До нее так и хотелось дотронуться, чтобы проверить, что она реальная женщина, а не компьютерная голограмма. Те, кто увидел бы Вероник на фото, не будучи с ней знакомым, были бы уверены, что ее сногсшибательная внешность – заслуга фотошопа. Крупные иссиня-черные кудри, смуглый овал лица, русалочьи зеленые глаза – лучистые и того неповторимого оттенка, как море у самого берега Мальдивских островов. Однажды увидев, ее лицо невозможно было забыть. Наверняка для вампирши, вынужденной регулярно менять имя и место проживания, такая броская внешность создает изрядные проблемы. Зато теперь я прекрасно понимаю, почему Аристарх с такой теплотой отзывался о Вероник. Чтобы у моего ветреного деда и этой умопомрачительной красотки с буйным темпераментом да не было романа – ни за что не поверю! На вид Вероник можно было дать лет двадцать пять, но красота латиноамериканок зреет под жарким экваториальным солнцем куда быстрее, чем у европеек, поэтому хозяйка дома на день своего обращения в вампиры могла быть даже моложе меня. Однако в том, что она старше меня лет на пятьдесят, нет никаких сомнений. Ее бирюзовые глаза – не прозрачная зелень волны, набежавшей на берег, а глубокий морской омут, который скрывает множество тайн и погибших кораблей, о которых их хозяйка предпочла бы забыть навсегда.
Наконец, Вероник отпустила меня и отстранилась, «чтобы хорошенько рассмотреть внучку Александра». По старой памяти она называла Аристарха его настоящим именем. Интересно, какое имя при рождении дали ей самой – Долорес, Мария, Кармен, Филиппа, Эсмеральда? Но не буду задавать бестактных вопросов. Для всех она Вероник, значит, и для меня тоже.
Пока хозяйка разглядывала меня, крутя, как куклу, я вовсю косила взглядом по сторонам, изучая интерьер в классическом стиле: высокие сводчатые потолки, колонны, помпезные вазы в половину моего роста, паркетный пол, рисующий сложные узоры.
– У вас прекрасный дом, – искренне восхитилась я, вклинившись в поток ее комплиментов моей внешности – «какая ты красавица!», «а как похожа на Александра!», «разобьешь сердца всех наших мужчин». – Такой красивый и просторный!
– Ты, должно быть, шутишь! – звонко смеясь, вскричала Вероник.
– Нисколько, – удивилась я. – Дом роскошный!
Разве что к яркой внешности Вероник больше подошла бы вилла в средиземноморском стиле с просторными террасами с видом на море, нежели строгая классика форм и интерьера. Однако в любом интерьере Вероник будет чувствовать себя королевой – с первых минут общения с ней становилось понятным, что эта женщина выросла в роскоши и что богатство и высокое положение не упали на нее, как снег на голову, в отличие от меня, а вошли в ее жизнь с колыбели.
– Роскошный? – Вероник оглушительно расхохоталась, а я в недоумении отстранилась.
Нотариус на мой вопросительный взгляд только пожал плечами, Андрей многозначительно хмыкнул, а лицо дворецкого осталось непроницаемым.
– Мой дом – лачуга Золушки, по сравнению с замком, который теперь принадлежит тебе, – отсмеявшись, пояснила Вероник.
Ужас! Что за Букингемский дворец мне оставил этот пижон Жан?
– Понятно, – воскликнула она, увидев мое вытянувшееся лицо. – Ты его еще не видела! О, дорогая, поверь мне, после того, как ты побываешь там, у меня тебе покажется уже тесно.
Однако реакция Вероник – лишнее подтверждение моей предыдущей догадки об обеспеченном прошлом. В ее голосе нет ни капли затаенной зависти, только радость и чуточку кокетства – она так пылко расхваливает чужие хоромы, что напрашивается на комплимент.
– Ну, пока я там не побывала, останусь при своем мнении, – улыбнулась я. – У тебя замечательный дом.
Судя по тому, как Вероник быстро перешла на ты, церемоний она не любила, и я решила не оскорблять ее выканьем.
– По крайней мере, одно преимущество у него есть, – воскликнула Вероник. – Не приходится пилить на машине двадцать километров до ближайшей булочной.
От такой перспективы я окончательно приуныла. Огромный замок в глуши – мечта маньяка. Такого, каким был Жан! А для меня ценность жилья в первую очередь обусловливается близостью к метро и остановке общественного транспорта. Надеюсь, во Франции другие критерии и мне удастся выгодно загнать «домик в деревне», чтобы потом прикупить просторные апартаменты в двух шагах от метро Арбатская. Благо, опыт риэлтора в прошлой человеческой жизни имеется, и уж на сделках с недвижимостью я собаку съела.
– Пойдем, я покажу тебе твою комнату! – потянула меня за руку неугомонная Вероник.
– Мадам, позвольте мне, – с обидой в голосе вмешался дворецкий, намекая на то, что не подобает хозяйке такого большого дома вести себя, как студентке из общежития, к которой в гости приехала подружка. В конце концов, он-то здесь на что?
– Я сама! – безапелляционно вскрикнула Вероник, увлекая меня к лестнице, ведущей на второй этаж.
Я едва успела попрощаться с нотариусом и Гончим, которые обещали посетить меня завтра и пожелали мне хорошо отдохнуть.
– Ужасно нудный тип! – приглушив голос, посетовала Вероник на дворецкого. – Достался мне от предыдущего старейшины и уже третий год пытается меня строить! Мадам должна то, мадам должна это, мадам не стоит этого делать, – передразнила она.
– То есть он работал еще у прежнего старейшины? – уточнила я.
– И у прежнего, и у всех прежних на протяжении уже пятидесяти лет, – скорчив гримаску, сообщила она. – Прибавь еще те тридцать пять лет, которые он отработал на своего первого хозяина, графа. Представляешь, как мне с ним тяжело?
– Что же он такого натворил? – ужаснулась я.
– В каком смысле? – вскинула брови Вероник.
– Так ведь прислугой работают только вампиры, отбывающие наказание за провинности, – заметила я, следуя за ней по коридору мимо неосвещенных комнат с открытыми дверьми.
Благодаря свету в коридоре, в комнатах можно было заметить часть интерьера. Массивный стол у окна – это кабинет. Книжные шкафы от пола до потолка – прошли библиотеку. Пластиковый домик, мячи, большой розовый заяц размером с меня – невероятно, но похоже на детскую игровую! А вот бильярдный стол в следующей комнате – здесь уже игровая для взрослых.
– Ах, это! – Вероник махнула рукой. – Бернара обратил в вампира его же хозяин, это случилось еще до Пражского договора. Став одним из нас, граф не захотел расставаться с верным дворецким, служившим его семье долгие годы. А Бернар даже после гибели хозяина не пожелал покинуть свой пост и остался дворецким при старейшине, которому отдали особняк графа. Старейшины меняются, а Бернар остается. Для него даже сделали исключение: он не подчиняется закону о миграции и продолжает жить в Париже уже который год. За пределы особняка он не выходит с тех пор, как построили Эйфелеву башню. Говорит, не может видеть, как портят облик милого его сердцу города! Родственников у него нет, так что совет старейшин решил не высылать старика и закрепить его за этим домом. А Бернар и рад стараться. Все время меня учит, учит, – Вероник страдальчески закатила глаза. – Он живет по правилам прошлого века, и меня стремится в эти рамки загнать… Пришли!
Вероник свернула в одну из комнат, включила свет. Я вошла следом. Все правильно, гостевые спальни – в конце коридора, чтобы ни резвящиеся детишки в игровой, ни взрослые, гоняющие шары в бильярд, не мешали покою других гостей. Судя по обилию комнат, в этом доме одновременно можно принять целую делегацию.
Вошла – и замерла на пороге. Комната, оформленная в бежево-золотистых тонах, казалось, тонула в лучах солнца, несмотря на сумерки за окном.
– Нравится? – озабоченно спросила Вероник. – Я советовалась с Александром, он сказал, ты любишь эту цветовую гамму. Есть еще другие комнаты – алая, синяя, черная, – с готовностью предложила она. – Только скажи, и я распоряжусь, чтобы Бернар их подготовил.
– Нет-нет, мне здесь все нравится! – заверила я.
– Правда? – Вероник улыбнулась. – Мне тоже по душе эта комната. Она напоминает мне о моей солнечной родине, Мексике.
– Мечтаю там побывать, – призналась я, вспомнив передачу «Вокруг света» с песчаными пляжами Акапулько и древними руинами цивилизации ацтеков.
– Я тоже, – с грустью отозвалась Вероник. – Вот только ужасно не выношу местного солнца. Ну что ж, – нарочито-бодро воскликнула она, – располагайся. Отдыхай, – она кивнула в сторону смежной комнаты, – ванна там. Потом спускайся на ужин.
– Вероник, – остановила ее я, – я валюсь с ног и хотела бы сразу лечь спать.
– Уверена? – Судя по расстроенному лицу мексиканки, она собиралась проболтать со мной всю ночь.
– Да.
С церемонным стуком по дверному косяку в незапертую комнату вошел дворецкий и торжественно водрузил мой модный чемодан от Burberry, тут же завладевший вниманием Вероник, на пол у шкафа. Выслушав мои благодарности и распоряжения хозяйки на стол не накрывать, невозмутимо кивнул и удалился.
– Что ж, тогда отсыпайся, а я от тебя сбегу, – решилась Вероник. – Ночь только начинается. Ты не обидишься?
– Ну что ты! Конечно, иди. На меня не смотри.
Повеселев, она чмокнула меня на прощание.
– Тогда спокойной ночи!
– А тебе – интересной ночи, – отозвалась я.
– Отдыхай.
– А ты веселись!
– А ты набирайся сил, чтобы мы потом повеселились вместе!
Поняв, что обмен любезностями рискует затянуться, я прикусила язык и деликатно выпроводила словоохотливую мексиканку за дверь. После чего заперла дверь, подошла к окну и отдернула тяжелые портьеры, за которыми оказались глухо задраенные жалюзи. Однако! Двойная степень защиты. Дорогой гость может спать спокойно. Повозившись с жалюзи, я наконец смогла выглянуть в окно.
Я ожидала увидеть палисадник, или кирпичную кладку низеньких домов, или мельницу Мулен-Руж, и, конечно же, мерцающий силуэт знаменитой башни, которую, по моим наивным представлениям, можно было увидеть из любого парижского окна.
Но вместо этого уперлась взглядом в современный шестиэтажный дом через дорогу, на крыше которого мелькала надпись Coca-Cola.
– Здравствуй, Париж! – вздохнула я и закрыла жалюзи.
Проснувшись, я сначала не поняла, где нахожусь. Почему комната непривычно пахнет апельсином? Почему так холодно и скользко? Ах, да это шелковая постель! Откуда подо мной такая широченная кровать? И кто на ней со мной? Спросонья я была уверена, что на такой кровати и шелковых простынях не спят в одиночестве, и долго шарила рукой по подушкам и одеялу, пытаясь нащупать того, кто грел мне постель этой ночью. Наконец, я докатилась до края кровати, увидела лампу, стоящую на тумбочке, и включила свет. Рассеянное золотистое мерцание развеяло миражи и прояснило разум. Я в Париже! В доме старейшины Вероник. Я приехала за наследством Жана, а в аэропорту меня встретил байкер, который семь лет назад прокатил меня на Воробьевых горах и стал героем моих ночных грез на ближайшие полгода. Вот только он меня не узнал. И еще он теперь вампир, глава местных Гончих. Что ж меня все время тянет на плохих парней? Ведь предупреждал меня Глеб с ними не связываться.
Сердце сжалось в комок. Глеб… Я была влюблена, но не успела его полюбить. Наверное, поэтому его гибель я пережила легче, чем Лана, у которой был роман с Глебом несколько лет назад и которая продолжала его любить все эти годы. Смерть Глеба стала для меня ударом и на время выбила из колеи. Но не потому, что из жизни ушел необходимый, как воздух, человек, а потому, что я чувствовала себя виноватой в его смерти. Конечно, не я внесла его имя в список жертв и не я вколола ампулу с ядом в его вену. Но именно я в ту ночь со скандалом выставила его за дверь, ускорив исполнение приговора. Это я предоставила убийце возможность нанести удар… Свою вину я искупила – вычислила преступника, которым оказалась помутившаяся рассудком старейшина Инесса. И потом, на смену опустошенности и душевным терзаниям, пришел покой, а теперь – и желание новой любви. С момента похорон Глеба прошло чуть больше месяца, а мне уже холодно одной в постели, мне снятся волнующие сны, в которых меня вновь мчит сероглазый байкер, а вчера сердце предательски ёкало, когда я ловила его взгляд. Глебу это бы не понравилось. Но он сам был известным ветреником! Бросил Светлану, любившую его больше жизни, ради очередной интрижки. И меня бы со временем бросил. Может быть, уже через пару свиданий, если бы не задание старейшин следить за мной. Контролировать, чтобы кровь Жана не помутила мой рассудок и не превратила меня в убийцу. Быть рядом, чтобы успеть остановить меня, а потом без сомнений сдать Гончим. Признаться, он и роман со мной закрутил только по этой причине. Я узнала об этом, устроила грандиозный скандал и выгнала Глеба за дверь. Он ушел, а Инесса подкараулила его в ту ночь и убила…
Умывшись в ванной, я оделась и отправилась на поиски живой души. Интересно, кроме Вероник и Бернара в доме кто-нибудь живет? Должны же быть горничные, повар, водитель… Личный тренер, наконец, добавила я, заглядывая в следующую по пути комнату, оказавшуюся набитым тренажерами спортивным залом.
Второй этаж был пуст и безлюден, и я спустилась вниз. Из зала с колоннами и помпезными вазами, который язык не поворачивался назвать прихожей, вело два выхода. Я свернула налево и попала сперва в небольшую комнату, оформленную в темно-синем цвете. Из мебели здесь были только мягкие диванчики да низкие столики из тонированного стекла. Между диванчиками стояли живые пальмы в кадках. Комната была проходной и, судя по всему, служила либо приемной, либо малой гостиной.
Я пересекла комнату и остановилась перед высокими, почти до потолка с лепниной, богато украшенными дверьми. Прислушалась – с той стороны не доносилось ни звука. Толкнула одну из дверей, и она на удивление легко открылась, впустив меня в просторный и почти пустой красный зал с высокими сводчатыми потолками.
На алых стенах белели светлые рамки с пейзажами различных стран: морской пейзаж с пальмами, снежные горы – то ли Кавказ, то ли Альпы, мексиканская прерия, русский лес, оранжевая пустыня, живописный каньон, рисовые поля, величественный водопад, еще море, но уже северное, суровое.
На стене напротив входа висела огромная карта мира: от привычных мне карт она отличалась тем, что материки покрывало странное бело-розово-красное лоскутное покрывало. Приглядевшись, я поняла, что самые яркие красные участки приходятся на мировые столицы, а неокрашенными остаются самые солнечные места планеты – южные курорты, Азия, Африка. Да это же вампирская карта мира, осенило меня. И на ней показана плотность вампиров по всему миру. Москва, Лондон, Париж, Вена, Пекин очерчены красным – здесь вероятность встретить вампира выше всего. Солнечные Рим, Барселона менее комфортны для вампиров – они раскрашены в розовый цвет, так же, как пригороды крупных мегаполисов. Изнемогающие от палящего зноя Эмираты, Турция, Египет, вся Африка и большинство Азии могут спать спокойно – вампирам здесь не климат, о чем свидетельствует отсутствие розовых красок.
Мне сделалось не по себе от кроваво-красных стен, хотя, вынуждена признать, зал выглядел торжественно и нарядно и не уступал парадным залам дворцов. Судя по размерам помещения, отсутствию мебели, кроме тех же диванчиков, и небольшому подиуму в углу, раньше здесь проводились балы, а сейчас с равным успехом могли устраиваться танцы, концерты и праздничные торжества. Картины с изображением разных ландшафтов и карта мира подчеркивали многонациональность вампирской тусовки.
То ли внешний вид зала на меня так подействовал, то ли это природа давала о себе знать, но я ощутила страшный голод. Надо было срочно найти Вероник. Вчера я забыла у нее спросить про бутылочки с донорской кровью. Дома у меня хранился целый запас, но в полет сыворотку брать нельзя, иначе проблем со службой досмотра не оберешься. Аристарх уверял, что Вероник обеспечит меня донорской кровью на время пребывания в Париже. Что ж, надеюсь, это так и она не станет подшучивать надо мной и подбивать полакомиться кровью юных сладких парижан.
Я вернулась назад, к парадному входу, и направилась в другую сторону. Сначала я попала в такую же небольшую комнату отдыха с диванчиками, только она была зеленой, а потом очутилась в большом проходном зале с четырьмя дверьми. И, о чудо, до меня донеслись голоса! Пройдя две двери, я остановилась у третьей, из-за которой журчала французская речь, и уже положила руку на дверную ручку в форме головы льва, собираясь войти, как до меня донесся отчетливый голос дворецкого.
– Мадам, вы поступаете необдуманно. Вы знаете, как к мадемуазель Жанне относятся в обществе.
Я замерла и приникла к двери.
– Вздор! – пылко перебила Вероник. – Она замечательная девушка.
– Она – кровная наследница Жана Лакруа, – напомнил Бернар. – И мне ли вам говорить, что с этим наследством все не так просто…
– Она – родная внучка Александра Перье, – парировала Вероник. – И она не может быть такой, как о ней говорят. Все эти домыслы – чепуха!
– Мадам подвергает себя и свою репутацию старейшины большой опасности, покровительствуя этой мадемуазель, – гнул свою линию дворецкий. – Это весьма опрометчиво, особенно сейчас, когда ваше положение и без того довольно шатко. Такое чувство, мадам, – с горечью добавил он, – что вы совсем не дорожите своим местом в совете старейшин.
– Бернар, – вспылила Вероник, – если ты не прекратишь, я подыщу себе нового дворецкого.
Воцарилась тишина, был слышен только стук приборов, которые, видимо, раскладывал на столе старый слуга. Я уже собралась войти внутрь, как прозвучал звенящий от обиды голос дворецкого:
– Вот увидите, мадам, вы еще пожалеете, что предоставили ей свой кров. И тогда поймете, что месье Сартр был прав.
Интересно, это еще кто такой? Сартр, Сартр… Что-то знакомое. Не то певец, не то актер, не то манекенщик.
Сердитые шаги застучали по направлению к выходу, я вспыхнула и метнулась к соседней двери, чтобы не быть застигнутой врасплох. На счастье, дверь поддалась, и я влетела в зал, оказавшийся картинной галереей. Общий свет был приглушенным, но за счет индивидуальной подсветки, картины на стенах были ярко освещены и выглядели, словно окна.
Я с любопытством шагнула к ближайшей картине, показавшейся знакомой. Постерами с рекламой телевизора, на экране которого застыли прильнувшие друг к другу нарисованные мужчина и женщина, была обклеена вся Москва. Только на рекламных плакатах фон рисунка был солнечно-золотым, и мужчина и женщина выглядели нежными возлюбленными, слившимися в поцелуе. Картина, перед которой я стояла, при всем внешнем сходстве и технике рисунка была совсем иной. Фон был непроницаемо-черным, две фигуры выступали из мрака, словно выхваченные уличным фонарем. И это уже были не возлюбленные, прильнувшие друг к другу в порыве нежности. Художник, искусно копировавший манеру знаменитого предшественника, изобразил вампира и его жертву. Мужчина хищно навис над беззащитной шеей женщины, безвольно склонившей голову. И если от картины с рекламных плакатов исходили свет и любовь, от этой сквозило тоской и безысходностью. Не было никаких сомнений в том, что в следующее мгновение вампир погрузит зубы в женскую шею и не пощадит свою жертву…
Мне стало не по себе, и я отпрянула к следующему полотну. В бархатно-синем ночном небе между искорками звезд над спящим деревянным городом парили мужчина и женщина. Женщина словно лежала в небе, а мужчина бережно удерживал ее в руках. И все бы ничего, если бы за спиной каждого из возлюбленных не были распростерты крылья летучей мыши. Вампиры, хозяева ночи, парящие в ночном небе невидимыми обитателями деревянных домишек. Ночные хищники в поисках жертвы…
Попятившись назад, я уткнулась в стену и, повернувшись, вздрогнула от лукавого взгляда Моны Лизы, смотревшей прямо на меня. На первый взгляд, картина была точной копией, но, приглядевшись, я заметила, что в уголке приподнятых в загадочной улыбке губ виден краешек клыка. Да что же это за галерея такая?
– Жанна, – окликнул меня голос незаметно вошедшей Вероник, – это ты! Я услышала шум и уж решила, что в дом прокрались воры!
– Привет, Вероник! Прости, что напугала. Я искала тебя или Бернара и заблудилась, – сочинила я. – Вот, попала сюда и увлеклась. Извини, если зашла, куда не следовало.
– Ну что ты! – успокоила меня хозяйка. – Эта галерея – гордость французской общины, ее всем гостям в обязательном порядке показывают. А ты всего лишь пару шагов не дошла до столовой, где Бернар меня пытался накормить овсянкой по классическому английскому рецепту.
– Он же француз! – удивилась я.
– Да, – Вероник скорчила гримасу, – но на днях у меня гостил один английский писатель родом из девятнадцатого века. И Бернар у него выпытал этот рецепт. Какая же это отменная гадость! Я так мечтала, чтобы ты появилась и меня спасла! – Она молитвенно сложила руки.
– Извини, что опоздала, – засмеялась я.
– Ну и как тебе наш филиал Лувра? – Вероник повела рукой в воздухе.
– Впечатляет, – призналась я. – У вас очень талантливые имитаторы. Переписать известные полотна так, словно их исправил сам мастер – редкий дар.
– Имитаторы? – с обидой в голосе возразила Вероник. – Жанна, все картины – подлинники. Это Климт, – она указала на вариацию картины с влюбленными. – Это, – кивок в сторону полотна с крылатыми вампирами, – Шагал. Там, – взмах руки в глубь галереи, – Пикассо, Боттичелли, Моне, Сезанн, Рубенс, Рерих, Врубель.
– Не может быть! – ахнула я. – Они все были вампирами?
– Мало, кто, – качнула головой Вероник. – Но в разное время они столкнулись с кем-то из нас и, под впечатлением от этого, они написали эти картины. Какие-то из них потом послужили основой для картин, которые сейчас знает весь мир. Переписав их в светлых тонах, одни, как Климт и Шагал, стремились избавиться от тягостных воспоминаний от встречи с нашими соплеменниками. Но большинство картин так и осталось неизвестными – мы забрали их раньше, чем их увидела публика. Все они там, в глубине. У входа висят самые знаменитые.
– Забрали? – уточнила я с недоверием.
– Какие-то выкупили, какие-то похитили, какие-то отобрали силой, – пояснила Вероник. – Ты же понимаешь, лучше нам себя не афишировать перед широкой публикой.
– Но ведь художники знали, – возразила я.
– Да кто бы поверил их словам? А вот их картины были весьма убедительны, как и все гениальное, поэтому их надо было изъять. Ну что, составишь мне компанию за столом?
Я с радостью покинула полумрак галереи, вошла вслед за Вероник в ярко освещенную, оформленную в терракотовых тонах столовую, и на миг зажмурилась от бьющего в глаза света.
– Слишком ярко? – виновато спросила вампирша. – Бернар все время отчитывает меня, что я вставила слишком мощные лампы. Но я так люблю солнечный свет, а по понятным причинам бывать на солнце не могу, поэтому здесь постаралась…
– Все в порядке, Вероник. Я тоже люблю солнце.
Хозяйка мне благодарно улыбнулась, а Бернар сердито громыхнул подносом, ставя передо мной тарелку овсянки.
– Кажется, я ему не по душе, – заметила я, когда он удалился.
– Ну что ты! – поспешила разуверить меня Вероник. – Бернар сам по себе бука, зато за домом следит – не придерешься. Знала бы ты, сколько парижских вампиров пытались переманить его к себе, но он верен этому дому, и это заслуживает уважения.
Я с сомнением подцепила ложку пышной овсянки, щедро сдобренной сливочным маслом. Надеюсь, милому Бернару не придет в голову отравить нежелательную гостью, чтобы спасти репутацию беззаботной хозяйки? Да и страшно интересно, что же за слухи бродят обо мне среди парижских вампиров, отчего Вероник может пострадать? Однако от самой Вероник я ответа не добьюсь – это к бабке не ходи. Она ни за что не захочет меня огорчать и примется уверять, что все парижские вампиры только и мечтают со мной познакомиться и уже заочно меня обожают.
– Все просто мечтают с тобой познакомиться! У меня телефон ни на минуту не умолкает, – в подтверждение моих слов прощебетала она. – Так что сегодня мы устраиваем вечеринку в твою честь!
Только не это! Я вспомнила свою дебютную вечеринку в Москве: все вампиры настороженно таращились на меня, пытаясь понять, что за темную лошадку к ним занесло. А бонусом к застолью шла развлекательная программа с участием прославленных вампиров-фокусников, гимнастов, певцов и музыкантов. Пир завершился настоящей чумой: гимнастку-китаянку убили в женском туалете, а мне «посчастливилось» обнаружить труп.
– А как же месье нотариус? – спросила я. – Он говорил, что сегодня мы должны встретиться по делам.
– О! Он только что звонил и сказал, что возникли какие-то трудности. Он еще позвонит позже. Вы увидитесь с ним завтра, а сегодня – вечеринка!
Глядя в сияющие глаза Вероник, было понятно, что отсидеться в гостевой комнате мне не удастся. Что ж, посмотрим, какие они, парижские вампиры. И попробуем выяснить, с чего вдруг они меня так невзлюбили. Может, я перешла кому-то дорогу в завещании богатого наследства? Но Вероник на мой вопрос уверенно ответила, что живых кровных преемников у Жана, кроме меня нет.
– А мертвых? – Я чуть кашей не поперхнулась.
– Дело давнее, – беззаботно ответила вампирша. – До Пражского договора Жан инициировал вампиров, но все из них быстро сходили с ума и погибали. Ой, прости, Жанна! – виновато воскликнула она, глядя на меня.
– Ничего, – я сглотнула овсянку, ставшую в горле комом. – Я уже привыкла.
Вспомнилось, как гончая из команды Вацлава Лаки хотела убить меня только потому, что Жан поделился со мной своей кровью и сделал меня вампиром. Лаки тогда упомянула свою родственницу, жившую сотней лет раньше. Ее тоже сделал вампиром Жан, и спокойная, девушка, известная своим милосердием и добротой, под влиянием крови Жана превратилась в сумасшедшую убийцу и была растерзана толпой людей, мстивших за своих близких.
Я машинально дотронулась до пирсинга на животе. Раньше я носила там Серебряную Слезу Привлекательности, не подозревая об этом. Мой бывший парень Фёдор, увлеченный кладоискатель, подарил мне ее, когда она еще была старинным кольцом. Негламурный подарок я переплавила в хорошенький цветок-пятилистник для пирсинга, с которым не расставалась. И именно Слеза, которую так искал Жан, стала причиной моей встречи с вампиром. Тогда борьба, завязавшаяся между нами, привела к моему случайному заражению вирусом вампиризма. А так как Жану, из-за его жестокости, было официально запрещено инициировать новых членов Клуба, тот растерялся, сбежал в Париж и на время забыл о Слезе. Из-за крови Жана и попадания в Клуб в обход правил (традиционно решение о принятии в вампиры принимается всеобщим голосованием) на меня косо смотрели все московские вампиры. А теперь и парижские тоже будут. А Слезу Привлекательности Жан у меня все-таки отобрал и воссоздал легендарную Чашу, которая давала власть над всеми вампирами. Я убила Жана, разрушила Чашу, а Аристарх вытащил из магического огня серебряную подвеску – Слезу Милосердия. Оставшись без любимого пирсинга, я переплавила Слезу в новое украшение, на этот раз выбрав символическую форму замочка с ключом – в знак того, что Слеза оберегает меня от влияния Жана, «запирает» его темную сущность, которая передалась мне с кровью. Со Слезой я не расставалась даже в ванной. Однако вампиры, не подозревая о том, что у меня есть оберег от влияния Жана, по-прежнему считают меня потенциальной маньячкой, которая может сорваться в любой момент и устроить техасскую резню бензопилой или кошмар на улице Вязов. Возможно, именно об этом предупреждал дворецкий Вероник и именно такого поворота событий опасаются парижские вампиры.
Задумавшись, я и не заметила, как съела всю овсянку. Бернар забрал у меня пустую тарелку и что-то сердито пробурчал в ответ на мое «мерси». Похоже, расположить к себе старого брюзгу комплиментом его кулинарному таланту не удастся. Что ж, не велика беда. Я здесь всего на несколько дней, и уж как-нибудь вытерплю недовольную физиономию дворецкого.
Вероник подошла к старинному буфету и открыла его ключом.
– Мужская, женская? – обернулась она ко мне.
– Что? – не поняла я.
– Кровь, – буднично пояснила хозяйка. – Предпочитаешь женскую или мужскую?
– Все равно, – смущенно пробормотала я. Три месяца в роли вампира, а я никак не привыкну спокойно относиться к насущной проблеме утоления голода.
Словно не заметив моей неловкости, Вероник спокойно уточнила:
– Группа крови?
– Без разницы.
Тут вампирша в удивлении глянула на меня:
– Без разницы?! Но у них совершенно разный вкус. Первую и вторую невозможно пить в чистом виде: первая чересчур пресная, вторая горчит. От третьей болит голова. Я предпочитаю четвертую – она самая мягкая и сладкая. Она самая редкая из всех, но в этом и плюс положения старейшины. – Вероник мило улыбнулась, словно речь шла о сортах вина. – Что считается деликатесом для обычных вампиров, то всегда в свободном доступе для старейшин. – Она вынула из шкафчика красивую рифленую бутыль из темного стекла и встряхнула ее. – Свеженькая, только вчера привезли. Позволь мне тебя угостить – и ты сама поймешь, что я имею в виду.
Вероник наполнила рубиново-красным содержимым один из хрустальных бокалов на столе.
– Держи.
Она плеснула крови во второй бокал и подняла его.
– За тебя. Надеюсь, тебе понравится в Париже.
– Спасибо за гостеприимство.
Наши бокалы скрестились со звоном, и Вероник сделала маленький глоточек, смакуя содержимое.
Смотреть на это было неприятно, я отвела глаза и залпом опрокинула в себя бокал. Кровь горячей хмельной волной хлынула в желудок, и я закашлялась.
Вероник наклонилась ко мне, постучала по спине, протянула салфетку.
– Никак не привыкнешь?
Я промокнула губы, оставив на салфетке кровавый след, и кивнула.
– Это не микстура, Жанна, чтобы глотать ее с такой брезгливостью, – мягко, словно неразумному ребенку, заметила она. – Это наш витамин жизни. Пойми это и перестань терзаться. – Вероник спокойно сделала последний глоток и отставила в сторону пустой бокал. – А теперь пойдем, подберем тебе наряд для вечеринки.