– Родненькие вы мои, я очень высоко вас ценю, – проникновенно молвил шеф.
– Это не к добру, – шепнула мне Трошкина, лицо которой являло маску почтительного внимания.
Я мысленно согласилась с подругой.
В последний раз, когда Бронич заявил, что безмерно ценит гениальный коллектив нашего рекламного агентства, нам всем не выплатили премиальные. Ибо сказано было – безмерно, так как же можно оскорбить гениев оценкой таланта в пошлых денежных знаках?
– Инночка, Аллочка, Жаник. – Шеф добавил в голос душевности, и на моей спине материализовались мурашки.
Точно не к добру!
– Вы наши лучшие сотруднички, и именно вас я бросаю на новый проектик, – возвестил Бронич.
Мурашки на спине выжидательно замерли.
Я подняла руку:
– А можно лично меня бросить в ров с голодными львами?
Из-за журнала, прикрывающего выразительную физиономию нашего дизайнера Жана, донесся нервный смешок.
– Отработаешь проектик – и хоть в ров, хоть в декрет, – великодушно разрешил шеф.
Трошкина издала недоверчивое «Пф-ф-ф».
Она до сих пор не оповестила Бронича о том, что буквально на днях выходит замуж, именно по причине того, что милые женскому слуху слова «свадьба» и «декрет» шеф считает непристойными синонимами и что эти слова уважающие себя труженицы даже знать не должны. Она даже свадебный отпуск попросить постеснялась.
– Какой проектик-то? – сдался Жаник, опустив журнал.
Мы с Алкой, не сговариваясь, вопросительно наклонили головы набок, точно пара волнистых попугайчиков. Причем синхронность явили такую, какой мог бы похвастаться разве что двуглавый орел.
– Мы успешно выиграли тендерчик на продвижение компании «Сидим-едим», – объявил Бронич и выжидательно замолчал, словно надеясь на бурные аплодисменты.
Ага, сейчас.
– Только через мой труп, – сказала я.
– Только при одном условии, – в то же время произнесла Трошкина.
Шеф сориентировался моментально – игнорировал меня и благожелательно посмотрел на Алку:
– О, так скорее сообщите свое условие, труп! Только учтите, что авансика не будет.
– А бюджетик хоть будет? – спросила я без особой надежды.
«Сидим-едим» – это региональная сеть ресторанов эконом-класса. Уж если там бумажные салфетки на четвертушки режут, могу представить, как покромсают затраты на продвижение.
– Нет бюджетика – нет проектика, – напомнил Бронич одно из золотых правил рекламного бизнеса.
Значит, будем работать не за еду. Уже хорошо.
– Отлично, – кивнула Алка, как правило, более оптимистичная (или просто менее опытная), чем я. – Наше условие – двухнедельный отпуск мне и Кузнецовой.
– А мне? – обиделся Жан.
– И тебе тоже, если ты сможешь работать дистанционно, – расщедрилась Трошкина.
– Если работать, какой же это отпуск? – логично рассудил дизайнер. – Мне тогда лучше новый графический планшет.
– Ему планшет, нам отпуск, и можете продавать нас в рабство рестораторам, – подытожила я и выдвинула подбородок.
Знаю, знаю, в такие моменты я становлюсь похожа на ледокол «Ленин», но кто сказал, что это плохой объект для подражания?
– Но вы обе уже были в отпуске в прошлом годике! – неискренне возмутился Бронич.
Я скосила глаза налево, и там обнаружился ледокол «Трошкина». Правильно, будем выступать единой боевой флотилией.
Если мы с Алкой всерьез упремся, проектик встанет намертво, еще не сделав ни шагу.
– Ладно, так и быть, одна неделька отпуска, – оценив нашу с подружкой суммарную ледокольную мощь, скривился Бронич.
– Две недели! – сурово прогудели боевые ледоколы.
– Хорошо, уговорили, десять деньков отпуска! – Шеф вздохнул и отступил на заранее подготовленные позиции. – Но на связи быть круглосуточно и проектик двигать так, чтобы заказчик плясал от радости!
– Захороводим, – уверенно пообещала я и встала. – Разрешите приступить к хореографическим упражнениям?
– Ты, Кузнецова, нахалка, и когда-нибудь я тебя обязательно уволю, – пообещал Бронич.
Но голос у него был довольный.
Знает ведь, старый лис, что мы и вправду самые лучшие.
– Зайдите к Зарочке Рафаэловне, она конкретизирует задачку. – Этими словами шеф завершил аудиенцию.
Зара Рафаэловна – наш коммерческий директор. В кулуарах мы зовем ее Мелкой Заразой, потому что комдирша наша невелика росточком, даже ниже Трошкиной, стройна, худощава и изящна, как холерная палочка. Ну, и ФИО у нее подходящее.
Как человек, которому тоже не повезло с именем (по паспорту я, страшно вымолвить, Индия), я считаю, что родители коллеги поступили безответственно, назвав ее Зарой при фамилии Заманян. Зара Заманян! Да даже встроенный корректор орфографии в мобильнике норовит сохранить ее контакт как «Зараза Манян»!
Поэтому Зара Рафаэловна требует, чтобы ее называли исключительно по имени-отчеству, хотя это тоже вызывает вопросы. Трошкина, помнится, поначалу все интересовалась, как зовут папу коммерческого директора – Рафаэль, как художника, или Рафаэлло, как конфеты. Оказалось – Рафаил, как архангела. Просто отчество в ЗАГСе с ошибкой записали.
В любом случае, зараза – это сама суть Зары Рафаэловны. Она неотразима и победоносна, как бубонная чума, и точно так же просачивается сквозь любые препоны. Если Зару Рафаэловну выгнать в дверь, она влетит в окно, влезет в печную трубу, проникнет в водозабор или просочится в канализацию – так или иначе найдет способ захватить позиции. Бронич души не чает в нашем ловком и добычливом, как индеец, коммерческом директоре. Образно говоря, она охапками приносит нам скальпы клиентов.
Другое дело, что Зара Рафаэловна крайне мало понимает в рекламных технологиях, а потому большая часть заказов, добытых ею, – это сущий геморрой для исполнителей. За это коммерческого директора очень не любит наш гениальный коллектив. К счастью, общаемся мы с Заразой эпизодически, потому что она все время куда-то торопится.
– Так, девочки и мальчики, у меня на вас всего одна минута, так что слушайте внимательно!
Зараза дорисовала себе алые уста, поплямкала губами, распределяя по ним колер, швырнула в огромную жесткую торбу «Луи Вьюиттон» помаду и пудреницу, щелкнула замком сумки и встала:
– Я таки урвала для нас сладенький кусочек – заказ от сети «Сидим-едим». Контракт подпишем через неделю, к этому моменту у нас должны быть два крутых фуд-блогера.
– Мы расширяем штат? – напряженно поинтересовался Жан, смахнув с плеча невидимую соринку.
В нашем славном офисе Жаник без устали борется за звание короля красоты. Бороться ему вообще-то не с кем, прочим нашим мужикам не до такой ерунды, но любого новичка ревнивый Жан воспринимает как потенциального конкурента.
– Да фигу вам! Обойдетесь без расширения! – рявкнула Зараза и для наглядности сунула в лицо Жанику скрученную из наманикюренных пальчиков дулю.
– Новый крем для рук? – пошевелив носом, невозмутимо поинтересовался наш король красоты. – Пахнет вкусно! Медом, да?
– Дерьмом вам запахнет, если завалите проект! – пообещала грубая Зараза, сдергивая с вешалки шелковый летний пыльник. – Двух крутых фуд-блогеров нужно срочно вырастить на собственных грядках, и мне плевать, как вы втроем это сделаете!
Она протопала к выходу и удалилась из офиса, воинственно стуча каблуками.
У нашей карликовой Заразы всегда высоченные каблуки, и топает она ими так, словно у нее не две ноги, а все восемь, как у паучихи. Или как будто она ходит на привязанных к ногам табуретках из железного дерева.
Мы с Трошкиной переглянулись.
– Она сказала – втроем, но я не писарчук, значит, расти в крутых фуд-блогеров придется вам, мои крошки! – абсолютно правильно трактовал происходящее наш дизайнер. – Со своей стороны готов обеспечить артподдержку офигенными визуалами, только скажите, что вам нужно.
Он вынул из нагрудного кармашка рубашки маленькую серебряную расческу от Тиффани, одним взмахом придал идеальную форму вздыбленному гребешком чубчику и, насвистывая, удалился в курилку – сражать неземной красотой сотрудниц чужих офисов, потому что у наших дам на него уже выработался стойкий иммунитет.
– Интересно, с чего он взял, что у Заразы новый крем для рук? – пробормотала я, проводив нашего офисного Казанову недобрым взглядом. – Что, Жаник Заразе регулярно лапки целует?
– Да пусть он хоть с ног до головы ее облизывает, нам-то что? – легко отмахнулась святая простота Трошкина, далекая от офисных интриг.
– Ну, здрасьте! – Я хлопнула руками по коленкам.
Неприкрытые короткой юбкой коленки были голые, и шлепок получился неожиданно звучный и сочный, как кряканье молодой кокетливой утки.
На призывный звук из своей темной комнаты выглянул наш видеоинженер Андрюха.
– Изыди! – сурово повелела ему я, и Эндрю, оценив интонацию, послушно развоплотился.
– Трошкина, если у Жаника с Заразой шуры-муры, он же станет пересказывать ей все разговоры коллег, и мы будем вынуждены постоянно выбирать выражения! – объяснила я наивной подружке.
– Понимаю, как трудно тебе придется, – кивнула Алка.
Она знает мою привычку выдавать на публику экспрессивные монологи в модернистском стиле «поток сознания».
Попросту говоря, если меня обуревают чувства, то я сначала говорю, а уже потом думаю.
А поскольку чувства меня не обуревают преимущественно тогда, когда я очень крепко сплю, рубить правду-матку рука бойца практически никогда не устает.
– Мне другое интересно и важно: какой блогер будет достаточно крут для выполнения поставленной перед нами задачи? – вслух задумалась бывшая отличница и вечная перфекционистка Трошкина. – Боюсь, за неделю мы больше сотни подписчиков набрать не сумеем…
– Надо с Марком посоветоваться, – решила я, одернув на себе блузку, чтобы углубить декольте.
Марк – наш штатный специалист по интернет-продвижению. С искусственным разумом он общается чаще и ближе, чем с живыми людьми женского пола, а потому отказывать красивым девушкам не умеет. Попроси его о чем-нибудь нежным голосом, умильно хлопая ресничками и надувая губки, и Марк расшибется для тебя в CD-диск. А уже если голыми коленками в поле зрения посверкаешь, можешь принимать клятву вечной вассальной зависимости.
Одно удовольствие иметь дело с такими парнями, как Марк!
– Для начала подписчиков мы вам нагоним – попросту купим их, это несложно, – пообещал нам Марк, блестя очками.
Пламенные взгляды солнечными зайчиками запрыгали по моим выпуклостям.
– Но покупные подписчики – это дутый факт, они быстро разбегутся, если на ваших страничках не будет реально классных постов. Так что генерите гениальный контент, и тогда к вам быстро налипнут уники, – посоветовал интернет-спец.
– Уники – это уникальные посетители, не боты. Уникальные – это значит реальные люди, боты – нереальные, типа вымышленных, – объяснила я Трошкиной, которая прежде брезговала соцсетями.
Она у нас натура тонкая, одухотворенная, тяготеющая к роскоши живого человеческого общения и вечной классике. Она даже книжки электронные не читает, покупает бумажные, хотя они куда дороже.
– А боты при чем? – спросила Алка, когда мы оставили Марка. – Фуд-блогеры – они же на еде специализируются, а не на обуви?
– Трошкина, как же так? Ты такая умная и такая темная! – вздохнула я. – Мне страшно делается при мысли о том, какую стремительную эволюцию придется совершить тебе всего за неделю!
– Ты имеешь в виду нашу с Зямой свадьбу? – Алка трогательно порозовела щечками.
Я посмотрела на нее с жалостью:
– Какую эволюцию ты видишь в превращении свободной самодостаточной женщины в жалкую рабу эгоистичного, самовлюбленного, наглого и беспринципного типа?
– Да, я тоже очень люблю твоего брата, – хмыкнула Трошкина. – Но твоя агрессивная феминистская позиция кажется мне проигрышной. Что у вас с Денисом происходит, кстати говоря?
– Это вовсе не кстати, не переводи стрелки. – Я нахмурилась. – С майором Кулебякиным у нас холодная война и гонка вооружений. Он ищет способы принудить меня к замужеству, я без устали отстреливаюсь… Вернемся к нашим ботам!
– Вернемся, – согласилась подружка.
Она девушка деликатная и понимает, что на больные мозоли лучше лишний раз не наступать.
Отбросив ненужные мысли о личном, мы засели за работу и к вечеру набросали план блиц-крига – стремительной победоносной кампании по превращению Индии Кузнецовой и Аллы Трошкиной в фуд-блогеров-стотысячников.
Мы решили, что для начала заявим о себе в двух популярных соцсетях – в Инстаграме и на Фейсбуке, причем по-сестрински поделим аудиторию. Алка как девушка милая и благонравная станет чинно и благородно писать для старых дев, домохозяек и мамочек с детьми, а я буду культивировать идейно близкий мне имидж продвинутой оторвы.
– Набросаем план постов на ближайшие дни, – предложила я.
И мы набросали.
– О! Это будет бомба! – воодушевился Жаник, получив от меня задание подготовить иллюстрации к моим будущим публикациям «Кофе в постель», «Путь к сердцу мужчины» и «Лучшие перекусы для нудистского пляжа». – Пожалуй, я тоже на тебя подпишусь!
Я подпихнула локтем Трошкину.
Она поморщилась.
Ей, видите ли, казалось, что мои темы слишком вызывающие. Она-то запланировала сенсационные публикации «Любимый завтрак Джен Эйр», «Слоеный торт в микроволновке» и «Секрет морковного сока». По-своему тоже интересно, но с нудистским пляжем, согласитесь, не сравнить.
Набросав план постов, я задумалась, а не пора бы нам как следует подкрепиться, но тут налетело начальство.
– Кузнецова, ты вообще в курсе ЧП с покером?! – Тяжело дыша, в редакторскую сунулся наш режиссер Вениамин, известный также как Веник и Вентилятор.
Прозвища отражают Венин характер: он у нас знатное трепло, великий паникер и неутомимый разносчик слухов.
– Что за ЧП? – поинтересовалась я, в противовес нервозному Венику храня нордическую невозмутимость. – Чемпионат отменили?
– Призовой фонд разворовали? – предположила Трошкина.
В игорной зоне, расположенной в тридцати километрах от нашего города, планировалось проведение международного чемпионата по покеру. Победителю открытого турнира организаторы обещали целый миллион долларов, в связи с чем я, например, очень жалела о том, что мои навыки по части азартных игр не распространяются далее подкидного дурака на раздевание.
– ЧП не с чемпионатом, а с макетом! – взвизгнул Веник. – Это ты дала Никите текстовые блоки для верстки?!
– Ну, я, а в чем проблема? Там тех блоков-то – раз, два и обчелся. – Я пожала плечами. – Название мероприятия, дата и место проведения, всего десяток слов в три строки…
– Но ты сумела превратить их в шедевр! – Веник вывел из-за спины руку с зажатой в ней бумажкой и потряс ею в воздухе. – Кузнецова! Ты издеваешься, да?!
Трошкина присмотрелась к макету, хрюкнула и затряслась от сдерживаемого хохота.
Вместо «чемпионат по покеру» в макете было написано «чемпионат по похеру».
– Что это? Что, я тебя спрашиваю, Кузнецова?! – ярился Веник.
Хотя спрашивал он меня, к эпицентру конфликта живо подтянулись коллеги, всегда охочие до массового веселья в диапазоне от спонтанного мордобоя до хорошо организованной публичной казни. От дружного смеха затрясся фикус в углу.
– Это суровая правда, высказанная с подкупающей прямотой! – утирая слезы бескорыстной радости, объявил видеоинженер Андрюха, он же Эндрю. – Кузнецова режет правду-матку без ножа!
– Это же обыкновенная опечатка! – попыталась защитить меня добрячка Трошкина.
– Это необыкновенная опечатка! – возразил Андрюха. – Это мощный рекламный ход! С такой афишей от участников отбоя не будет!
– Почему это? – Веник сбавил обороты.
– Потому что «похер» – это наш национальный спорт, и на победу в таком чемпионате в нашей стране может претендовать буквально каждый первый! – ответил Андрюха. – Ну, спасибо, Инка, порадовала под занавес трудного рабочего дня!
Я молча взяла ручку, потянулась к стене над столом и аккуратно написала на прикнопленном к обоям листе: «чемпионат по похеру».
Я собираю гениальные опечатки и, надо признаться, моя коллекция быстро пополняется. На листе, приколотом всего месяц назад, уже красовались перлы «могильная связь», «перекись населения», «протыренная тропа», «восточные слабости» и «жульем обеспечим». Последняя фраза родилась в ходе предвыборной кампании нашего мэра и с опечаткой стала гораздо реалистичнее и правдивее.
– Все, Веник, мети дальше, я осознала свою вину и раскаялась, – объявила я паникеру-режиссеру.
– Да, Вениамин, нам нужно работать, не отвлекай нас, пожалуйста, – поддержала меня Алка.
Сердитый Веник удалился, а мы с Алкой продолжили доблестно трудиться на благо нашего рекламного агентства «МБС».
Мы придумали себе прикольные фуд-блогерские ники: Завари Кашу – для меня и Еда БезВреда – для Алки. Завели аккаунты, сочинили про запас с десяток оригинальных хэштегов, почитали посты конкурентов, интересно пишущих про еду, и, нагуляв на виртуальных просторах реальный аппетит, после работы поехали прямиком домой – ужинать.
Живем мы с подружкой в одном доме и даже в одном подъезде, только на разных этажах. Поскольку Алка давно уже проживает одна (набеги Зямы не в счет) и очень заботится о фигуре (идеал которой она подсмотрела в детстве в мультике о Дюймовочке), холодильник в ее квартире исполняет в основном роль доски для объявлений. Алка вешает на него записки-напоминалки, списки покупок, бумажки с разными нужными телефонными номерами и страшные картинки омерзительно толстых баб с подписями типа «Ты точно хочешь жрать после шести?!»
Внутри холодильника что-то интересное бывает редко, хотя для гостей у благовоспитанной Трошкиной всегда есть какая-нибудь изысканная продовольственная заначка. Тонкие до прозрачности крекеры с зернышками и пряностями, сушеные бананы, горький шоколад, яблочные чипсы и тому подобная ерунда, которую можно элегантно поклевать под бокальчик австралийского шираза.
Шираз у Алки есть всегда, потому что она счастливая владелица небольшого хозяйства в Австралии. Хозяйство не винодельческое, а овцеводческое, но это неважно. Управляющий, бесконечно признательный Трошкиной за то, что она тихо сидит в Екатеринодаре и не порывается самолично командовать овцами и овцеводами, регулярно присылает ей в подарок славные австралийские сувениры: шкурки мелких рыжих кенгуру, забавные поделки аборигенов и тот самый шираз, который неизменно спасает Алкину репутацию гостеприимной хозяюшки.
Сегодня, однако, даже самой Трошкиной откровенно хотелось бескомпромиссно жрать, да и время было конкретно после шести, так что мы пошли не к ней, а ко мне.
В фамильном гнезде Кузнецовых на каждый разинутый клювик найдется по сытному червячку!
– Привет честной компании, я Алку привела! – оповестила я родню, едва войдя в прихожую.
– Всем добрый вечер! – сделала чинный книксен благовоспитанная Трошкина.
– Что-то вы, барышни, рано вернулись в родные пенаты, – мимоходом укорила нас бабуля, выруливая из ванной в банном халате, с тюрбаном из махрового полотенца на голове и маской из розовой глины на физиономии. – Гуляли бы, пока молодые да свободные!
– Вот, слышишь? Это не я, это народная мудрость гласит! – сказала я Трошкиной.
– Старость это, а не мудрость, – буркнула она.
– Я все слышу! – крикнула бабуля.
– Вот интересно, как телефонную трубку разрывающуюся снять или дверь открыть по звонку, так она глухая, а как подслушать что-нибудь, не для нее предназначенное, так у нее слух как у гренландского кита, – доверительно поделилась я со смущенной Алкой.
– Я вовсе не толстая! – покричала бабуля, явно вырвав из контекста гренландского кита.
– И поэтому спокойно можешь есть после шести! – покричала я в ответ. – Кстати, что у нас на ужин?
– На ужин будут лабутены, – сообщила мамуля, следуя по коридору из кухни и при этом не отрываясь от вычитки рукописи.
Мы с Алкой молча посторонились, освобождая ей дорогу.
Когда у нашей Баси Кузнецовой горит срок сдачи нового романа, ей лучше не мешать ни в чем. Проклянет, не задумываясь.
– Лабутены? – негромко повторила я.
– Чьи? – встревожилась Трошкина.
За время затянувшегося женихания с Зямой в нашу квартиру перекочевало немало ее личных вещей.
Я хихикнула.
Нет, я в курсе, что в стародавние голодные времена люди варили и ели сапоги, но лабутены? Сколько кожи в тех фирменных лодочках? Такую семью, как наша, точно не накормишь. А если вспомнишь, сколько они стоят, еще и подавишься.
– Алка, не волнуйся, мама запоминает новые слова по ассоциации или по сходству звучания, – успокоила я подружку, с подозрением присматривающуюся к обувнице. – К примеру, ретиноевую мазь она называет рептилоидной, а капли «Лекролин» ассоциирует с французским кроликом.
– Почему?
– Потому что в некоторых аристократических французских фамилиях есть приставка «ле», а еще ударение на последний слог, – объяснила я. – Правда, этот способ не всегда помогает. В последний раз мамуля вместо «Лекролина» потребовала в аптеке капли «Фонзайц», а такого лекарства пока не существует. Хотя название, я считаю, надо запомнить и использовать, оно очень звучное. В помпезном германском стиле.
Мамуля фыркнула.
– Мам, попробуй еще раз, – предложила я. – Что на ужин?
– Ламборджини? – предположила родительница.
– Уже лучше, – кивнула я.
Ламборджини, если с кожаным салоном, на всех хватит. Хотя риск подавиться при мысли о стоимости возрастает многократно.
– Пап, ты что готовишь на ужин? – громко полюбопытствовала я в сторону кухни.
На пороге пищеблока возник папуля, приветливо помахал испачканными мукой ладонями:
– Лобиани!
– Я так и сказала! – крикнула из гостиной мамуля.
Трошкина проводила ее восхищенным взглядом.
Алка искренне считает, что ей невероятно повезло со свекровью. Посмотрим, что она скажет, когда мамуля начнет рассказывать их с Зямой малым деточкам ужастики собственного сочинения.
Сейчас мамулина штатная фокус-группа – завсегдатаи детской песочницы в нашем дворе, и мне сдается, участковый детский врач должен фиксировать повышенное относительно общероссийской нормы количество случаев ночного энуреза у своих маленьких пациентов. Я вот уже взрослая, а мамулины книжки на ночь глядя читать опасаюсь – сомневаюсь в крепости своих нервишек и мочевого пузыря!
Хотя у молодежи в этом смысле организмы, видимо, более выносливые, потому что юные читатели нашу Басю Кузнецову просто обожают. Периодически у нас в подвале или на чердаке собирается фан-клуб, и мамуля в кромешной тьме под возню летучих или пешеходных мышей (смотря где проходит сборище) с листа читает поклонникам очередной шедевр. Для этого у нее даже имеется специальный налобный фонарик из конструктора «Лего», подаренный кем-то из младых фанатов.
А еще она вполне серьезно обсуждает с юными читателями свои творческие планы.
– Уфф, – обмахнулась ладошкой Трошкина, которая в число любителей ужастиков не входит. – Отлегло! Лобиани, а не лабутены! Это хорошо.
– Пожалуй, – осторожно согласилась я.
Вкусовые качества папулиных лобиани были мне пока неизвестны. Может, лабутены не хуже, их я тоже еще не едала.
Папа вышел из кухни, выдал развернутую информацию:
– Лобиани будут грузинские, но по-кузнецовски. Мне показалось, что в классическом варианте лобиани начинка суховата, и я добавил к размятой красной фасоли немного картофельного пюре на молоке и фермерском сливочном масле.
– Отличная идея, – одобрила я, решив, что все названные компоненты вполне съедобны и между собой не конфликтуют.
У папули так бывает далеко не всегда. Он смелый кулинар-изобретатель и в порыве вдохновения иной раз не щадит живота своего, моего и всех прочих членов нашей семьи.
Помню, как-то в начале своего многотрудного творческого пути вместо кубиков зеленого болгарского перца наш кулинар новаторски использовал нарезанное мыло…
Нет, об этом лучше не вспоминать. Хотя лично я тогда буквально за сутки сбросила три с половиной кило и влезла в джинсы, которые носила в выпускном классе.
– Через десять минут убедительно прошу всех к столу! – громко, чтобы слышно было на всю квартиру, объявил папуля, и я услышала металлический скрежет.
Это бабуля в своей светелке завела допотопный механический будильник, чтобы не опоздать к ужину.
Папуля этого очень не одобряет. Он у нас бывший военный – танкист и командир полка, и дисциплину считает краеугольным камнем мироздания. А бабушке не нравится, когда за опоздание к трапезе на нее орут бронебойным голосом: «Два наряда вне очереди и пятьдесят отжиманий!»
Тем более что бабуля бывший педагог и сама умеет орать будь здоров. Гораздо лучше, чем отжиматься.
Мы, Кузнецовы, вообще все на диво горластые, даже не знаю, как у нас приживется тихоня Трошкина. Боюсь, она будет скользить вдоль стеночки боязливым призраком, вдохновляя мамулю на сочинение новых кошмарных романов.
Будильник, трезвон которого можно было услышать даже в ближнем космосе сквозь усиленную обшивку орбитальной станции и гермошлем скафандра, не подвел, и к ужину вся женская часть семейства явилась без опозданий.
Папуля довольно оглядел нас, выжидательно сглатывающих слюнки, и тоже сел за стол, объявив:
– Зяму ждать не будем, он предупредил, что задержится.
Я покосилась на Трошкину, ненавязчиво интересуясь ее реакцией.
Если бы я узнавала о планах жениха на вечер от других людей, пусть даже будущих родственников, он очень быстро вылетел бы из основного состава моих кавалеров. Да он бы и на скамейке запасных не задержался – просквозил бы навылет из моей бальной книжечки!
Но Алла кротко кивнула:
– Да, да, я знаю, Зямочка очень торопится до отъезда закончить срочный заказ.
Я посмотрела на бабулю (она у нас старая феминистка и заядлая правдорубка), бабуля скривилась и приоткрыла рот.
– Бабуль, тебе, наверное, новая вставная челюсть натирает? – упреждая ненужные откровения, спросила я с нажимом. – Тебе, должно быть, кушать больно, да?
– Да, мне очень больно, – вздохнула бабуля и с жалостью посмотрела на Трошкину.
Оставшуюся недосказанной полную фразу «Мне очень больно это видеть» угадали только я и мамуля.
Наш Зяма – жуткий бабник, и Трошкина – его единственное за всю сознательную жизнь серьезное увлечение. Серьезное оно настолько, что Зяма даже решился жениться, потому что после пары лет неузаконенных отношений Алка заявила, что не позволит и далее ее использовать. Ей, мол, нужны определенность и уверенность в крепости уз. Причем обязательным условием заключения брака была поставлена нерушимая моногамность, пока смерть не разлучит их с Зямой. Влюбленный братец со всем согласился и все порочащие его связи пресек, но, зная Казимира нашего Борисовича, я боялась, что он сорвется.
Казимир Кузнецов – красавец мужчина, прирожденный соблазнитель и известный в городе интерьер-дизайнер. А дорогие интерьеры – они, заразы, богаты всякими там диванами, банкетками и козетками, провоцирующими на моральное падение!
Так что самоотверженный труд по завершению нового важного заказа вполне мог оказаться экспрессивным парным танцем в горизонтальной плоскости.
Впрочем, вовсе не в наших интересах было наводить на эту разрушительную мысль простодушную Трошкину. Как новый член семьи она всех более чем устраивала: мы с Алкой с самых яслей шли по жизни рука об руку и практически сроднились.
– Да, совсем непросто приходится супругам гениев, – дипломатично сказала мамуля.
– Тебе так трудно со мной, дорогая? – удивился папуля.
– Вообще-то, я хотела привести в пример тебя. – Мамуля акцентировала местоимение.
Я закатила глаза.
Гениев в нашем семействе – почти как градусов в чистом спирте! Одна бабуля на лавровый венок не претендует. Уже. Лет двадцать назад мы от нее регулярно слышали: «Я заслуженный учитель России, выдающийся педагог и ученый, нишкните, смертные!»
– Супруги гениев должны быть чуткими, понимающими, умеющими вовремя отступить в тень, – продолжила мысль мамуля.
Вышеупомянутая тень широким грозовым фронтом набежала на лицо папули.
Он, конечно, чуткий и понимающий, но отступать куда-либо по военной привычке не любит, а еще чудовищно ревнив, что, по мамулиному неоднократно озвученному мнению, совершенно не подходит супругу гения.
– Очень вкусные пирожки, папульчик! – сказала я громко, умышленно меняя тему.
– Да, лобиани удались! – поддакнула Алка.
– Но перца многовато, – слегка критикнула бабуля.
– В следующий раз я попробую добавить в начинку мягкий творожок и, пожалуй, вовсе откажусь от красного перца, использую только черный, – пообещал папуля.
Он сел на своего любимого конька, и далее ужин проходил спокойно, без эксцессов.
Потом мы с Алкой пошли к ней – пить шираз, секретничать и примерять платья.
Жених с невестой решили обойтись без пафосной свадьбы, запланировав только тихую регистрацию в ЗАГСе, а сразу после нее – отбытие в аэропорт и далее – в свадебное путешествие. Неброское, но исключительно элегантное белое платье для себя и точно такое же, только жемчужно-серое, для меня Трошкина шила сама – она умеет.
Мне чрезвычайно нравилось то, что у нее получалось: наряды наши выглядели очень достойно благодаря отменному качеству шелка и безупречности линий. Прически под них планировались тоже простые и элегантные: аккуратный узел на затылке у меня и такой же узел плюс мелкие живые розы в нем – у Алки. А вот обуть подруге предстояло белые шпильки, а мне, чтобы не нависать над невестой, балетки на плоской подошве. Негоже было бы в такой день возвышаться над мелкорослой Алкой, как корабельная сосна над речной ивушкой! Визуально доминировать в нашей группе должны были жених и его дружок, оба ростом за сто девяносто.
Милые девичьи посиделки прервал Зяма, по-свойски вломившийся в квартиру со словами:
– Алка, я вернулся, ты рада?
Алка безусловно была рада, так что мне пришлось ретироваться – не смотреть же, как они целуются и обжимаются.
К тому же я просто не могла слышать, как Трошкина называет Зяму «мой пупсик».
Во-первых, из них двоих миленькая маленькая куколка – это сама Алка.
Во-вторых, почти двухметровый накачанный Зяма с сокрушительным обаянием матерого суккуба – и чей-то там пупсик?! Обхохочешься.
Я оставила парочку без помех и зрителей наслаждаться обществом друг друга, но Зямино представление о полноценном наслаждении включало также плотный ужин, поэтому очень скоро братец прибежал домой и прямо с порога поинтересовался:
– Чем сегодня кормят?
– На выбор – лабутены, ламборджини, лобиани, – сообщила я, выходя из своей комнаты.
– Мне всего и побольше.
Зяма сначала потер руки, потом помыл их, потом запустил в тазик с пирогами:
– Умммм! Это что-то грузинское? Тематический ужин?
Я кивнула.
В свадебное путешествие молодожены собрались в Тбилиси. Папуля заранее начал заботливо адаптировать их к местной кухне.
– Ха хафи? – спросил братец с набитым ртом.
«А запить?» – перевела я.
Налив прожоре мацони, я решила, что хватит за ним ухаживать, как будто я закрепощенная женщина Кавказа, и ушла к себе, но в одиночестве не осталась, потому что ко мне явилась мамуля.
– Дюша, дочь моя, умеешь ли ты хранить секреты? – интригующе спросила она.
– Смотря какие, – молвила я уклончиво, но честно.
В самом деле, если враги будут пытать меня, требуя выдать им тайну фотосинтеза или закон Ома, они от меня точно ничего не добьются. А вот если один хороший человек попросит поделиться подробностями личной жизни другого хорошего человека…
Мамуля, видимо, прочитала ответ на моем лице, потому что развернулась к двери.
– Да говори уже, не темни, – вздохнула я, отложив планшет. – Если бы я хотела тебя предать, то могла бы прямо сейчас пойти к папуле и сказать ему: «Пап, а у мамы завелся какой-то секрет». И все, иметь тебе дело с военной разведкой.
– Вот ведь умеешь ты мастерски обрисовать перспективы, – поморщилась мамуля. – Даже странно, что при таком таланте ты не стала художником-маринистом!
– А почему я им не стала, ты забыла? – прищурилась злопамятная я. – Кто отругал трехлетнюю Дюшеньку за то, что она немножечко порисовала на стене мамиными тенями для глаз в сине-зеленой гамме?
– Так это же были настоящие французские тени, мне привезли их из самого Парижа! – возмутилась мамуля. – Вот если бы я сейчас использовала для подобного настенного творчества твою дорогую косметику, ты бы меня разве не отругала?
– Не-а, – ответила я и похлопала по дивану, приглашая родительницу присесть. – Я бы разговаривала с тобой особенно ласково… вплоть до самого приезда психиатра.
– Возможно, именно психиатр тут и нужен, – уныло согласилась мамуля, присаживаясь. – Знаешь, у меня появилось пугающее подозрение, будто я схожу с ума…
– Да ладно? С чего бы? Ты всего-то с полсотни романов про нечисть и нежить написала! Разве это можно считать серьезным испытанием для рассудка? – съехидничала я.
– Думаешь, пора сменить жанр? – задумалась писательница.
– А за него будут платить так же хорошо, как за ужастики? – спросила я, отнюдь не желая подорвать благосостояние семьи.
– Возможно, если это будут эротические романы. – В мамулином голосе прорезалась мечтательность.
– Не годится. – Я помотала головой. – Для эротических романов у тебя ярких личных впечатлений не наберется, и супруг гения не позволит радикально пополнить опыт. Скажи сначала, что не так с ужастиками, а потом подумаем, надо ли тебе менять жанр.
– Меня преследует Темный Повелитель, – призналась мамуля с явным смущением и, как мне показалось, с толикой гордости.
Конечно, Темный Повелитель – это вам не червяк дождевой, это звучит гордо.
– Кто-о? – Я чуть преувеличенно удивилась.
Пусть мамуля порадуется, что произвела впечатление на публику. Писателям это полезно.
– Темный Повелитель, – повторила она. – Так он себя называет, а я понятия не имею, кто это такой.
– Король Свазиленда? – предположила я.
– Кто-о?!
– Мсвати Третий, король карликового африканского государства Свазиленд, – объяснила я.
– Не знаю такого, – призналась мамуля, не уточнив, не знает она лично короля или все его государство. – А почему именно он?
– Потому что идеально подходит под определение «Темный Повелитель». – Я пожала плечами. – И к тому же он как раз сейчас находится в России с официальным визитом, я видела новость об этом в Сети.
– И давно он приехал? – заинтересовалась мамуля.
– Вчера.
– Нет, тогда это другой Темный Повелитель, – с сожалением сказала она. – Мой меня уже вторую неделю преследует.
Я нахмурилась.
В том, как родительница назвала неведомого Темного Поведителя «мой», была уже некая интимность. И это при том, что у нее есть законный повелитель, он же муж, он же наш папуля, он же новое воплощение легендарного ревнивца Отелло!
– Вот, кстати, может, это Мавр Венецианский? – Я выдвинула новую версию. – Чем тебе не Темный Повелитель? Давай, рассказывай, как именно он тебя преследует?
– Он подбрасывает мне записки и конфетки, – порозовела мамуля.
– Не ешь их, козленочком станешь, – машинально посоветовала я. – В смысле – подбрасывает? Как? Аж на восьмой этаж?!
– Тебе смешно, а я нервничаю, – пристыдила меня мамуля. – Я то и дело нахожу записки и конфетки то в кармане, то в сумке.
– Зная, что творится у тебя в сумке, полагаю, находишь ты их с запозданием, – предположила я. – Даты в записках есть?
– Нет. Только очень короткий текст и подпись: Темный Повелитель. То есть поначалу подпись была именно такая, а потом сократилась до двух заглавных букв: ТП.
– То есть вы перешли на тот уровень, когда можно общаться запросто, без церемоний. – Я снова не удержалась и съехидничала. – А что пишет-то тебе друг Тэ Пэ?
– Чушь какую-то. – Мамуля выразительно продекламировала с приготовленного листочка. – «Уже скоро. Темный Повелитель». «Жди и верь. Темный Повелитель». И дальше уже как Тэ Пэ: «Все будет хорошо», «Все в восторге от тебя», «Мы идем к вам».
– По-моему, твой Тэ Пэ слишком много смотрит телевизор, это очень похоже на обрывки рекламных слоганов, – отметила я. – А сами записки ты разве не сохранила?
– Только последнюю.
Мамуля протянула мне полоску обычной писчей бумаги, какой пользуются во всех конторах мира:
– Я обнаружила ее за лентой на шляпе, когда вернулась сегодня с утренней прогулки.
– Какой именно шляпы? Той, соломенной, из Венеции? – зачем-то уточнила я и развернула бумажку. – Хм, «Мечты сбываются. ТП»… Слушай, тогда это Газпром!
– Почему Газпром, где логика?
– Или Лукойл. Главная нефтяная компания страны – чем не Темный Повелитель? Нефть – это же черное золото.
– Где я, а где нефть? – Мамуля разозлилась. – Не имею никакого отношения ни к ней, ни к золоту!
– А жаль, – заметила я, изучая записку. – Несерьезно это как-то, Темный Повелитель, а печатает послание на компьютере. Нет бы начертать роковые слова собственноручно, гусиным пером, красивыми готическими буковками…
– Кровью! – поддакнула мамуля, сделав большие глаза и тут же уменьшив их до нормы. – Нет, кровью не надо, это было бы страшно.
– Знаешь, по-моему, это какой-то безобидный розыгрыш, – рассудила я. – Тебе ведь не угрожают, ничего от тебя не хотят…
– Кроме того, чтобы я ждала и верила, – напомнила мамуля, у которой профессиональная память на тексты.
– Но ожидания не уточняют и вероисповедание не навязывают. – Я вернула ей записку. – А что с конфетами, они не могут быть ниточкой, за которую можно потянуть?
– Как можно потянуть за обычную рафаэлку? Конфеты я то в кармане, то в сумке нахожу, в шляпе вот сегодня ничего такого не было, – сообщила родительница, не утаив сожаления.
Конфеты она любит, тут Темный Повелитель не прогадал.
Но я сказала о другом:
– То есть не факт, что записки и конфеты подбрасывает один и тот же Повелитель. Записки могут быть от Темного, а рафаэлки от какого-нибудь Светлого!
– Не так уж много в наших краях Повелителей, и я далека от мысли, что все они заинтересованы во мне. – Мамуля поскромничала, но было видно, что версия о массовом поклонении Басе Кузнецовой повелителей всех возможных окрасов ей льстит.
– Короче, не думаю, что тебе стоит волноваться, но на всякий случай поговорю с Денисом, – пообещала я.
– Отличная мысль! – одобрила мамуля.
Еще бы! У меня появился повод для встречи с любимым.
Денис Кулебякин – опытный опер, отличный парень и мой сердечный друг. К сожалению, в последнее время, явно завидуя грядущим переменам в жизни Зямы и Алки, он стал слишком давить на меня, склоняя к замужеству, и это здорово испортило наши отношения. Ныне Кулебякин на меня обижается, я не готова мириться с ним ценой полной потери свободы, и в итоге мы бегаем друг от друга, обоюдно страдая.
Спасибо мамуле, теперь я могла пойти к Денису, не теряя гордости.
Идти было недалеко – всего-то на один этаж подняться, а собралась я быстро и уже через четверть часа давила пальчиком с безупречным маникюром на кнопочку звонка у двери квартиры любимого.
Трели звонка заглушил заливистый собачий лай: в одной квартире с Денисом проживает бассет-хаунд Барклай – милейшее и добрейшее существо, не чета хозяину.
– Барклашка, миленький, я тоже страшно соскучилась! – радостно покричала я, умышленно не уточнив, по кому именно из обитателей квартиры скучала, в надежде, что Кулебякин примет сказанное на свой счет и распахнет мне а) дверь и б) объятия.
Как бы не так!
– Индия?
О, как чопорно! Кажется, даже через замочную скважину ощутимо потянуло холодком.
– Денис, открой, пожалуйста, есть важный разговор, – попросила я, сменив тон на столь же прохладно вежливый.
– Конечно.
Против ожидания, дверь не распахнулась моментально, мне пришлось пару минут подождать.
В глубине души я надеялась, что любимый метнулся в душ и вернется ко мне с мокрыми волосами, с капельками, стекающими по мускулистой груди и рельефным кубикам живота, босиком и в каком-нибудь несерьезном одеянии вроде полотенца на бедрах или ветхих джинсов с расстегнутой верхней пуговицей.
Зря размечталась.
Кулебякин замер в дверном проеме, как английский лорд на парадном портрете в полный рост: в брюках со стрелками и белой рубашке. С запонками!
– А где же галстук-бабочка? – язвительно полюбопытствовала я, без приглашения протискиваясь мимо сиятельной особы в прихожую.
Уже из гостиной поинтересовалась:
– Вы позволите даме присесть? – и бухнулась в протестующе скрипнувшее кресло.
Бросившийся обнимать и лобызать меня Барклай всем своим видом и поведением дал понять, что мне тут позволено все, что угодно.
К сожалению, хозяин славного бассета не был столь же гостеприимен и любезен.
Опустившись в кресло по другую сторону стеклянного журнального столика, Кулебякин вопросил:
– Чем обязан?
Враз захотелось ответить: «Жизнью!» – и без промедления дать ему по башке увесистой стеклянной вазой.
А потом заботливо полить рану йодом, туго-натуго перевязать и таким образом спасти от смерти, чтобы слово не разошлось с делом.
Но я же тоже обучена хорошим манерам. Не зря у меня бабушка заслуженный учитель и выдающийся педагог.
– Госпоже Варваре Кузнецовой – это моя матушка и известная писательница, вы с ней знакомы, очень нужен ваш совет по одному важному и деликатному вопросу, – светски молвила я. – Не будете ли вы столь любезны и не соблаговолите ли посетить нашу фамильную резиденцию для приватной встречи и беседы с означенной госпожой? Конечно, в удобное для Вашей Светлости время…
– Инка, прекрати!
Их Светлось бухнули по подлокотнику кресла внушительным кулаком и нахмурили чело:
– Зачем этот спектакль?
– Действительно, зачем?
Я передернула плечами, порывисто встала и целеустремленно зашагала в прихожую.
Не дошла: Их Светлость изволили цапнуть меня за руку и удержать на пороге.
– Инна, – сурово рек лорд Кулебякин, едва не завязав шнурки бровей аксельбантами. – Так больше продолжаться не может. Я не хочу, чтобы меня цинично использовали и категорически требую без промедления узаконить наши отношения.
Я моргнула.
Блин, он у Трошкиной списал слова?!
– Впредь никакой, ты слышишь? Никакой близости без печати о браке в паспорте! – заявил этот гад, тиран, деспот и противосексуальный маньяк, отпуская мою руку.
– Ты сам так решил, Кулебякин, так что не жалуйся! – оскалилась я так, как не умеет Барклай.
И поскакала вниз по лестнице.
А что мне оставалось?
Война так война!
И посмотрим, кто первым не выдержит целибата!
Мимо двери нашей квартиры я просквозила, даже не притормозив: в таком настроении идти домой означало развязать военный конфликт. Любящий папа непременно встанет на мою защиту, а бронетанковый полковник на пенсии против действующего майора полиции с усилением в виде внеслужебной собаки – это такой неопределенный расклад, при котором я даже не знаю, на кого ставить.
Недолго думая, я пошла к Трошкиной, и, сердито грохоча вниз по лестнице, между седьмым и шестым этажами напоролась на засаду.
Что-то тренькнуло, и пластмассовая стрела с присоской запуталась в моих волосах.
– Вашу мать! – громко и с чувством произнесла я прежде, чем увидела, кто именно меня атаковал.
Один волшебник в дождевике со звездами, один эльф в зеленом трико и два хоббита в меховых тапках.
– Отставить! Не стрелять! – крикнул миниатюрный клон Гэндальфа, гневно потрясая накладной бородой и волшебной палочкой с лампочкой на конце. – Разве не видите, что это эльфийская принцесса!
– А топала, как войско орков, – опуская лук, проворчал карликовый эльф.
– Классные уши, – ехидно отметила я. – Пластилин?
– Марципан, – неохотно ответил эльф.
– То есть для орков ты будешь по-настоящему сладеньким, – хихикнула я.
Эта была нехорошая шутка, но я еще не извинила ушастого за стрелу, застрявшую в моих локонах.
– Я прощу тебе эту дерзость только ради твоей матери-королевы, – буркнул заносчивый эльф.
Юные ролевики явно были из числа поклонников творчества не только Толкина, но и Баси Кузнецовой, и я решила быть с ними подобрее. Негоже обижать людей, исправно раскручивающих родителей на покупку книжек, за которые мамуля получает неплохие гонорары.
– Проходи, принцесса, проходи, – распорядился волшебник. – Не стой на поле боя.
– А с кем бой? – Я огляделась.
– С темной стороной силы, – ответил мини-Гэндальф.
– То есть вы еще и от «Звездных войн» фанатеете, – поняла я. – Серьезный замес! А как именно темная сторона силы успела проявить себя в нашем подъезде?
– Тебе не нужно это знать, женщина, – скривился хамоватый эльф.
– Эльфийская принцесса! – Я подняла пальчик.
Заодно выковыряла из прически стилистически чуждую стрелу.
– Мы штурмуем башню Саурона, – любезно объяснил волшебник.
– О! Тогда вам точно на верхний этаж! Саурон как раз дома, я только что от него! Штурмуйте его башню безжалостно, вплоть до ее полного сноса!
Злорадно улыбаясь при мысли о том, какое шоу ждет злодея Кулебякина, я раскланялась с фэнтезийными штурмовиками и потопала к Алке.
– Что случилось? – Едва взглянув на меня, подруга поняла, что дело неладно.
– Я была у Дениса.
Я плашмя рухнула на диван.
– И?
Вместо ответа я яростно побила подушку, потом положила ее себе на лицо и замерла в тщетной надежде на быстрое самоудушение.
Подушка не приглушила тяжкий вздох, который издала сердобольная Алка. Потом проскрипели дверцы комода.
Я сдвинула в сторону подушку, чтобы посмотреть.
Старый бабушкин комод – Алкин аналог сейфа. Она хранит в нем разные жутко важные вещи вроде гербария, собранного в третьем классе, полного собрания своих девичьих дневников и незаконченного портрета любимого, выполненного в технике вышивки «крестик» разноцветным мулине по суровой холстине. Любимый у Алки, если кто не понял, один – это Зяма, но портрет ее отчаянно компрометирует. Чудище на нем похоже на самого кошмарного из всех голливудских инопланетян-гуманоидов. Если бы наша общая с братцем мама (заметим – закаленный автор ужастиков!) увидела это произведение вышивально-изобразительного искусства, она нипочем не признала бы родного сына. А если бы портрет увидел сам Зяма, он бы смертельно обиделся. Именно поэтому, я думаю, Трошкина прячет незаконченный шедевр в глубинах комода.
– Вот. – Рядом со мной шлепнулось что-то легкое. – Неплохие, по-моему, альтернативные варианты.
Я сбросила подушку и села. Алка развернула глянцевый журнал.
– Ты это не сдала в макулатуру? – удивилась я.
Тут надо сказать, что Трошкину время от времени накрывает одна, но пламенная страсть к какой-нибудь чуши вроде сыроедения, самодельной косметики или нейро-лингвистического программирования. В такие периоды Алка делается горячим поклонником и яростным пропагандистом того учения, в которое беззаветно уверовала, но рано или поздно блажь проходит, Трошкина развенчивает кумиров, разбивает божков и тащит на помойку все атрибуты отринутого культа. В прошлом году она вот так повелась на практическую психологию и с полгода скупала все дамские журналы с дурацкими тестами и небезвредными советами. Потом это прошло, и я была уверена, что журналы стройными стопками ушли в пункт приема вторсырья и благополучно превратились в общественно полезную туалетную бумагу.
– Этот журнал я сохранила, – сказала Алка. – Как знала, что еще понадобится!
– Ладно, что тут?
– Кто, – поправила подружка. – Это топ-5 самых желанных холостяков в мире. Они все долларовые миллиардеры моложе тридцати пяти лет. Смотри, вот это Скотт Дункан из Техаса. Тридцать два года, американский предприниматель, владеющий состоянием в пять с половиной миллиардов долларов. По-моему, ничего так, а?
– С ума сошла? Русская женщина не может выйти за мужика по имени Скотт! Как я его буду звать ласково – Скотик мой?!
– Да, это неловко. – Алка не стала спорить. – Тогда вот этот – Томас Перссон, тридцатилетний шведский бизнесмен, состояние которого оценивается в два миллиарда восемьсот миллионов долларов. Владелец бренда H&M.
– Терпеть не могу эту марку, – скривилась я.
– Тогда третий номер: Эван Томас Шпигель, двадцать четыре года, один и семь десятых миллиарда баксов. Между прочим, паренек является разработчиком приложения Snapchat.
– У-у-у, ботан!
– Тогда этот вот – Карл Эрик Хаген. Двадцать семь лет, состояние такое же, как у отвергнутого тобой ботана, но этот явно горячий скандинавский парень, смотри, какая у него порочная улыбочка.
– Он толстый и похож на пьяного Карлсона!
– А чем плох Карлсон?
– Я повторяю: он толстый!
– И вовсе незачем было так орать. – Подружка выбила из уха мою горловую руладу. – Все, остался только один кандидат, зато какой! Ему тридцать один год, он не толстый, не ботан – известный раллийный гонщик, немецкий аристократ, состояние – полтора миллиарда долларов, и имя максимально не скотское, тут ты точно не сможешь быть в претензии. Готова?
– Ну?
– Принц Альберт Второй Мария Ламораль Мигель Йоханнес Габриэль фон Турн-унд-Таксис!
Я действительно заинтересовалась:
– Ты это сейчас по бумажке прочитала или заранее выучила наизусть?
– Выучила! И тебе советую выучить!
– Зачем?
– А вот представь: сидим мы в офисе с девочками, обсуждаем мужиков, и тут вдруг кто-то задает тебе неловкий вопрос о твоей личной жизни. И что? Ты краснеешь, бледнеешь и признаешься, что трагически одинока? Нет! – Алка развернула плечики и улыбнулась, как Одри Хепберн. – Ты говоришь: «Ах, у меня такие высокие стандарты… Мой идеал – принц Альберт Второй Мария Ламораль Мигель Йоханнес Габриэль фон Турн-унд-Таксис!» И все такие – бряк отпавшими челюстями о столы!
– Картинка маргарином, – согласилась я, начиная хихикать.
Потом нас обеих прорвало, мы хохотали и катались по дивану, держась за животики. Мне стало легче и значительно веселей.
Уходя к себе, я забрала у Алки журнальчик и перед сном заучила затейливое имечко немецкого принца как скороговорку.
Вдруг и вправду пригодится.