Чем больше ты открываешься перед своим врагом, тем больше у него возможностей уничтожить тебя.
Пятое правило Ньюэмской семьи.
– Всё началось с мая 1977, – начала я, доставая сигарету. – Мне было десять, и я ничего не знала о делах отца, я просто видела его рассерженным и злым в тот промежуток времени. Но не понимала в чём дело.
– Май? – Михаэль нахмурился, из-за чего на лбу появилась заметная складка. Наблюдая за тем, что в моих руках снова появился Ротманс, он молча подаёт мне зажигалку. – Обвинения были выдвинуты буквально за пару недель до самоубийства.
– Это официальные обвинения, у которых была своя предыстория, – прикурив, прикрыла глаза и выдохнула дым наверх, откидываясь на спинку стула. – О ней я узнала в ходе своих разбирательств.
– У нас плохие новости, – русоволосый парень склонил голову вниз, с прискорбием проговорив эту фразу. Его сердце колотилось так, словно он пробежал марафон, а сбитое дыхание не позволяло сказать всю фразу целиком. – Убит один из капориджи́ме4. Фи́липп найден в своём доме. Перерезано горло.
Стоя в просторной гостиной на ковре, парень сомкнул перед собой руки в замок, не позволяя себе поднять голову, чтобы взглянуть на своего собеседника.
Отец сидел в кресле и смотрел на огонь, разведённый в камине, сохраняя внешнее спокойствие, а я была на кухне, пытаясь стащить что-нибудь сладкое. Оттуда прекрасно было слышно, о чём они говорили.
Вальяжно раскинувшись на своё месте, обитым натуральной кожей, темноволосый мужчина средних лет молчал, медленно переведя взгляд на юношу. Руки его непроизвольно сжались в кулаки.
– Где Данте? – Папа был краток, но в его интонации прослеживались нотки волнения и злости.
– Не могу знать, – виновато ответил солдат.5
Отец был встревожен, но показать этого он не мог, таков уж был характер Фабио Шепарда. Думаю, мама любила его именно за это – за умение сохранять рассудок в моменты, когда все поддаются панике.
Меня всегда интересовали дела папы, мне казалось это таким интересным и интригующим. В доме постоянно находились люди. Много. С ними было интересно говорить, и у всех было хорошее отношение ко мне. Чуть позже я естественно поняла, что дело не только в моём обаянии, а в моём отце.
Схватив со стола печенье, я тихо подкралась к дверному проему и чуть выглянула из-за угла, прислушиваясь к диалогу.
– Свяжитесь с ним. Пусть он немедленно явиться сюда, – он говорил громко, чётко и его бас звучал для меня всегда так сладко, в то время как остальные боялись и дрожали перед ним.
– Это ещё не всё, – выпалил парень, нервно проглатывая комок в горле.
– Ну же! – папа перешёл почти на крик, встав со своего места, поправляя воротник своей чёрной рубашки.
– Вам лучше увидеть это самому, Босс, – ответил парнишка, тут же добавив, – Машина ждёт.
Михаэль пристально смотрел на меня, внимательно слушая. Он был так сосредоточен, что практически не моргал, выглядело это забавно. Стряхивая пепел указательным пальцем, я замолчала.
– И что там было? – нетерпеливо спросил он, поддаваясь чуть вперёд, полностью положив руки на стол.
– Откуда я могла знать? Он вернулся вечером. Я впервые видела его таким рассерженным, он ведь тогда даже не зашёл ко мне перед сном, чтобы пожелать спокойной ночи, – чуть опустив голову вниз, поправила выбивающуюся прядь волос за ухо и продолжила говорить, – Он был сам не свой. Твой отец от него не отходил ни на шаг, они вечно о чем-то переговаривались. И с того момента в доме стало гораздо больше охраны.
Глаза итальянца забегали, что сигнализировало о том, что мыслительный процесс запущен.
– Почему именно сюда? – вопросительно взглянув на мужчину, бросила еще один окурок на пол.
– Что? – слегка помотав головой, ответил Михаэль.
– Почему меня притащили именно сюда? Как же ресторан, кафе? На худой конец отель? – сомкнув пальцы в замок, вновь смотрю на Инаморато-младшего.
– Думаю, ты, вряд ли хочешь быть застреленной. Здесь безопаснее всего, потому что вся Тоскана ищет тебя! – он взорвался.
Вскочив со своего места, он ударил кулаком по столу, склонившись надо мной. От злости его лицо раскраснелось, а зрачки расширились.
– Ты понимаешь, что на тебя открыли охоту?! Желающих изрешетить тебя целая толпа!
Он был настолько близок, что я ощущала его горячее дыхание и парфюм. От него тянуло моим любимым Paco Rabanna. Сумасшедший и пьянящий запах, от которого я прикрыла глаза, делая глубокий вдох.
– А ты позволяешь себе творить такое! Тебе готовы простить всё, но не связь с этим подонком! – сделав акцент на последних словах, он вновь ударяет ладонью по столу и отходит от меня, хватаясь за голову обеими руками.
– Тебя волнует только одно – твоя ревность.
Издевательски улыбаясь, строю ему глазки, что злит его ещё сильнее. Он уже не улыбается, а скалится от злости, засевшей у него внутри. Озираясь по сторонам, он ищет хоть что-нибудь, что можно бросить или разбить, но тщетно. Осознавая это, он снова начинает размахивать кулаками и на этот раз удар приходиться в стену, с которой и так сыпется штукатурка.
На костяшках пальцев проступают капли крови. Немного успокоившись, он снова оказывается рядом со мной.
– Что ты в нём нашла? – его скулы дергаются, а взгляд всё такой же беглый. – Или это стокгольмский синдром?
– Всё ещё гораздо проще, – говорю тихо и спокойно, проводя пальцами по его руке. – Врага всегда нужно держать к себе ближе всех и не давать ему даже повода задуматься о том, что его могут ненавидеть.
Положив ладонь на его грудь, едва заметно улыбаюсь и привстаю со своего места. Иномарато был гораздо выше меня, даже шпилька не решала вопрос роста – я все равно была ниже его на полголовы.
Он заметно успокоился и перестал кипятиться, стоило услышать мои последние слова. Взглянув на него, провожу ладонью по его небритой щеке, а он не сводит с меня глаз.
– Что тогда нашли в доме? – он вновь вернулся к теме разговора, одновременно обвивая своими руками мою талию.
– Корсиканский нож, с инициалами.
– Нож Фабио, – договорил Михаэль, качая головой, словно выстроив какую-то чёткую картинку.
– Данте Иномарато, – тихо произнесла я, глядя на то, как мужчина меняется в лице. – Изначально обвинения пали на твоего отца.
Михаэль ничего не понимал. В его глазах читалась растерянность и желание знать абсолютно всё.
– Но зачем? Какой в этом смысл?
– Ты всё поймёшь по мере моего рассказа, – ласково шепчу, глядя на его губы. – Но боюсь, тебе это не понравится.
Еще пара секунд и он целует меня первый, не получив на это никакого разрешения.