Но послушайте меня: нынче в столице родство не модно.
– Ну? Как тебе «Бомбикс Мори»? – спросила Нина, когда они отъезжали от ее дома в такси, на которое у него едва хватало денег. Не пригласи он ее с собой – поехал бы в Бромли и обратно на общественном транспорте, пусть это долго и с неудобствами.
– Плод больного воображения, – ответил Страйк.
Нина рассмеялась:
– Ты еще не читал другие книги Оуэна; они немногим лучше. Здесь хотя бы присутствует элемент мистификации. А как тебе гнойный член Дэниела?
– До этого я еще не дочитал. Предвкушаю с нетерпением.
Под вчерашним шерстяным пальто у Нины было облегающее черное платье на бретельках, которое Страйк рассмотрел со всех сторон у нее в квартире, пока Нина собирала сумочку и искала ключи. Кроме того, она прихватила из холодильника бутылку вина, когда увидела, что Страйк собирается в гости с пустыми руками. Умненькая, симпатичная, воспитанная девушка, но ее готовность бежать за ним по первому зову на следующий день после их знакомства, да еще в субботу вечером, выдавала безрассудство, а то и неприкаянность.
Что за игру он затеял, в который раз спрашивал себя Страйк, когда они выезжали из центра Лондона и двигались в направлении мирка собственников, чьи просторные дома напичканы кофемашинами и телевизорами с высоким разрешением, – в направлении всего, чем он никогда не обладал, но, по мнению своей не в меру заботливой сестры, жаждал разжиться.
До чего же это в духе Люси: устроить празднование его дня рождения у себя в доме. Она была полностью лишена воображения и считала свой дом, где вечно выглядела загнанной, верхом притягательности. Устроить совершенно не нужное брату застолье – вполне в ее духе: она просто не могла понять, что ему это в тягость.
В том мире, где обитала Люси, дни рождения отмечались неукоснительно: с тортом и свечками, с открытками и подарками, честь честью, как положено, заведенным порядком.
Когда такси проезжало под Темзой по Блэкуоллскому тоннелю, унося их на южную окраину города, Страйк осознал, что привести Нину на семейное торжество равносильно бунту. Пусть на коленях у нее чинно лежала традиционная бутылка вина, Нина была взрывной личностью, готовой на риск и авантюры. Она жила одна и привыкла беседовать о книгах, а не о детях; Люси совсем не так представляла себе настоящую женщину.
Примерно через час после выхода из дома на Денмарк-стрит, облегчив содержимое бумажника на пятьдесят фунтов, Страйк помог Нине выйти из такси в холодные сумерки и повел ее по дорожке под раскидистой магнолией, заполонившей почти весь палисадник. Перед тем как позвонить в дверь, Страйк с неохотой признался:
– Я тебе не сказал: тут отмечается день рождения. Мой.
– Ой, что же ты молчал! Поздравляю…
– У меня – не сегодня, – запротестовал Страйк. – Да и вообще… – И нажал кнопку звонка.
Им открыл зять Страйка, Грег. Последовало хлопанье по плечам и преувеличенное излияние восторга по поводу прихода Нины. Люси, которая с кухонной лопаточкой наперевес и в переднике поверх нарядного платья поспешила навстречу гостям, не разделяла эмоций мужа.
– Мог бы сказать, что придешь не один! – зашипела она Страйку на ухо, когда тот наклонился, чтобы чмокнуть ее в щеку.
Никто не верил, что Люси, невысокая, круглолицая блондинка, приходится ему сестрой. Она родилась от романа его матери с очередным известным музыкантом. Ритм-гитарист по имени Рик, в отличие от отца Страйка, поддерживал добрые отношения со своим потомством.
– Мне казалось, ты сама просила меня кого-нибудь привести, – шепнул ей Страйк, когда Грег повел Нину в гостиную.
– Я только спросила, ты один придешь или нет. – Люси не на шутку рассердилась. – Господи… теперь придется ставить дополнительный… а Маргарита, бедняжка…
– Кто такая Маргарита? – не понял Страйк, но Люси, все с той же лопаткой наперевес, куда-то умчалась, а виновник торжества так и застыл в прихожей.
Ему не оставалось ничего другого, кроме как со вздохом последовать в гостиную за Грегом и Ниной.
– Сюрприз! – воскликнул лысеющий светловолосый человек и поднялся с дивана, где сидела, поблескивая очками, его сияющая от радости жена.
– Кого я вижу! – сказал Страйк и с неподдельным чувством пожал протянутую ему руку. Ник и Илса были его старинными друзьями: в их семье, как нигде, удачно соединились две половины его юности: Лондон и Корнуолл. – Мне никто не сказал, что вы придете!
– И правильно, это же сюрприз, Огги, – говорил Ник, пока Страйк целовал Илсу. – Ты знаком с Маргаритой?
– Нет, – ответил Страйк, – не знаком.
Вот, значит, почему Люси интересовалась, один ли он придет; она пригласила для брата женщину, с которой, по ее мысли, тот должен был сойтись и пожениться, чтобы жить долго и счастливо в таком же доме – с магнолией во весь палисадник. У Маргариты было мрачное, смуглое лицо с жирной кожей; блестящее фиолетовое платье сохранилось, по всей видимости, еще с тех времен, когда его владелица была несколько стройнее. Наметанным глазом Страйк определил, что Маргарита разведена.
– Здрасте, – с горькой обидой сказала женщина; худышка Нина в открытом черном платье болтала с Грегом.
Наконец они всемером сели за стол. С тех пор как Страйк был демобилизован по ранению, он почти не виделся с оставшимися на гражданке друзьями: добровольно взваленная им на себя работа стерла границы между буднями и праздниками. Теперь он заново ощутил, как дороги ему Ник и Илса; куда приятней было бы посидеть где-нибудь втроем, заказав обыкновенное карри.
– Как вы познакомились с Кормораном? – не скрывая любопытства, спросила их Нина.
– Он в Корнуолле бегал со мной вместе в школу, – улыбнулась Илса, глядя через стол на Страйка. – Время от времени. То появлялся, то исчезал, верно я говорю, Корм?
И за копченым лососем начались рассказы о бестолковом детстве Страйка и Люси, об их скитаниях вместе с гулякой-матерью и непременных возвращениях в Сент-Моз, где жили дядя с теткой, заменявшие детям нормальную семью.
– А потом мать окончательно забрала Корма в Лондон. Ему тогда было… сколько – семнадцать? – вспоминала Илса.
Страйк видел, что Люси коробит этот разговор: она не любила вспоминать об их весьма специфическом воспитании, о пресловутой матери.
– И там он попал в нормальную общеобразовательную школу, в мой класс, – подхватил Ник. – Славное было времечко.
– Знакомство с Ником пошло мне на пользу, – вставил Страйк. – Он знает Лондон как свои пять пальцев: у него отец таксист.
– Вы тоже работаете в такси? – спросила Нина, заинтригованная такими экзотическими связями Страйка.
– Нет, – жизнерадостно откликнулся Ник, – я гастроэнтеролог. Мы с Огги вместе отмечали восемнадцатилетие…
– …И Корм позвал двух ребят из Сент-Моза: меня и своего друга Дейва. Я тогда впервые увидела Лондон – вот радости-то было!.. – продолжила Илса.
– …так мы с женой и познакомились, – с улыбкой закончил Ник.
– И за столько лет детей не нажили? – спросил Грег, самодовольный отец троих сыновей.
Наступила едва заметная пауза. Страйк знал, что Ник с Илсой очень хотели ребенка и много чего предпринимали, чтобы стать родителями, но безуспешно.
– Пока нет, – ответил Ник. – А вы чем занимаетесь, Нина?
Заслышав название «Роупер Чард», Маргарита немного оживилась; до этого она не сводила насупленного взгляда со Страйка, словно это был лакомый кусочек, оставленный по злому умыслу на дальнем конце стола.
– В «Роупер Чард» будет теперь печататься Майкл Фэнкорт, – сообщила она. – Я сегодня утром прочла на его сайте.
– Мать честная, только вчера сделали официальное заявление! – воскликнула Нина.
Слетевшее с ее уст выражение «мать честная» напомнило Страйку, как Доминик Калпеппер обращался к официанту «братан». Нина, видимо, решила произвести впечатление на Ника и заодно продемонстрировать Страйку свое умение общаться с пролетариатом. (Шарлотта, бывшая невеста Страйка, ни под каким видом, ни для кого не меняла свою манеру речи. И на дух не выносила его друзей.)
– Ой, до чего мне нравится Майкл Фэнкорт, – сказала Маргарита. – «Дом пустоты» вообще моя любимая вещь. И русских писателей люблю; мне Фэнкорт чем-то Достоевского напоминает…
Люси, как понял Страйк, наговорила, что брат у нее умный, в Оксфорде учился. А ему хотелось, чтобы эту гостью унесло куда-нибудь за тридевять земель и чтобы сестра хоть чуточку его понимала.
– Фэнкорту не даются женские образы, – безапелляционно заявила Нина. – Он старается, но если не дано, так не дано. У него женщины – это сплошные темпераменты, титьки и тампоны.
Заслышав неожиданное «титьки», Ник фыркнул в бокал с вином; Страйк заржал оттого, что заржал Ник; Илса со смешком одернула:
– Господи, по тридцать шесть лет мужикам!
– Я считаю, он великолепно пишет, – без тени улыбки гнула свое Маргарита. У нее только что увели из-под носа потенциального кавалера – пусть толстого и без ноги; отдавать еще и Майкла Фэнкорта она не собиралась. – И собой хорош необыкновенно. Умный, непростой – я всегда на таких западаю, – со вздохом добавила она, явно адресуя Люси намек на какие-то трагедии прошлого.
– У него голова слишком большая, как будто от чужого туловища, – сказала Нина, с легкостью забыв свое вчерашнее благоговение перед Фэнкортом, – а надменность просто феноменальная.
– Я считаю, он очень благородно поступил с этим молодым американским писателем, – продолжила Маргарита, когда Люси стала менять тарелки и жестом позвала Грега помочь ей на кухне. – Докончил за него книгу… а сам этот молодой писатель… он от СПИДа умер… как его?..
– Джо Норт, – подсказала Нина.
– Стесняюсь спросить: как ты нашел в себе силы прийти? – вполголоса обратился к Страйку Ник. – После сегодняшнего позора.
К сожалению, Ник болел за «спурсов».
Грег, появившийся из кухни с бараньим окороком на блюде, мгновенно ухватился за эти слова:
– Какая невезуха, да, Корм? Когда все уже считали, что дело в шляпе!
– Что за разговоры? – ставя на стол блюда с картофелем и овощами, возмутилась Люси, как учительница, призывающая к порядку школяров. – Прошу тебя, Грег, ни слова о футболе!
Маргарита вновь перехватила инициативу:
– Да, роман «Дом пустоты» был навеян образом того дома, который завещал Фэнкорту его покойный друг. Там они в молодости провели много счастливых часов. Это очень трогательно. Настоящая история сожалений, потерь, напрасных чаяний…
– Строго говоря, Джо Норт завещал дом в равных долях Майклу Фэнкорту и Оуэну Куайну, – со знанием дела поправила ее Нина. – И каждый из наследников потом создал роман, навеянный этим домом; роману Майкла дали Букеровскую премию, а роман Оуэна смешали с грязью, – добавила она, повернувшись к Страйку.
– И что сейчас с этим их домом? – спросил у нее Страйк, когда Люси обносила гостей блюдом с бараниной.
– Ох, этой истории сто лет, – ответила Нина. – Продали, наверное. Разве они бы согласились хоть чем-то владеть совместно? Эти двое ненавидят друг друга лютой ненавистью. С того дня, когда Элспет Фэнкорт покончила с собой из-за пресловутой пародии.
– А где находится этот дом, не знаешь?
– Его там все равно нет, – полушепотом сказала Нина.
– Кого нет? Где? – спросила Люси с плохо скрываемым раздражением.
Ее планы относительно устройства братовой судьбы сорвались. Она уже невзлюбила Нину на всю оставшуюся жизнь.
– Один из наших авторов куда-то пропал, – объяснила ей Нина. – И его жена попросила Корморана заняться поисками.
– Успешный человек? – поинтересовался Грег.
Жена Грега, несомненно, прожужжала ему все уши насчет своего гениального брата, труженика и бессребреника, но словечко «успешный», получившее особый смысл в устах Грега, будто крапивой обожгло Страйка.
– Нет, – ответил он, – Куайна успешным не назовешь.
– А кто конкретно тебя нанял, Корм? – забеспокоилась Люси. – Издатели?
– Его жена, – сказал Страйк.
– Но денег-то у нее хватит на оплату твоих услуг? – спросил Грег. – Запомни, Корм: никакой благотворительности. В твоем деле это должно стать заповедью номер один.
– Стесняюсь спросить: почему ты не записываешь эти мудрые мысли? – шепнул Страйку Ник, воспользовавшись тем, что Люси пичкала Маргариту всеми угощениями подряд (в качестве компенсации за то, что ее подруга не сможет пригласить Страйка к себе, затащить под венец и обосноваться с ним в соседнем доме, где будет сверкать новенькая кофемашина от Люси-и-Грега).
От стола все перешли в гостиную, где красовался гарнитур мягкой кожаной мебели цвета беж из трех предметов, и там состоялось вручение подарков и открыток. Люси с Грегом подарили Страйку новые часы. «Потому что старые твои, как я помню, свое отслужили», – сказала Люси. Тронутый ее вниманием, Страйк на время даже простил ей и это насильственное торжество, и занудливые упреки по поводу его личной жизни, и брак с Грегом… Он снял свои дешевые, но практичные часы, купленные взамен отслуживших, и надел подаренные родственниками: блестящие, на металлическом браслете, точь-в-точь как у Грега.
Ник с Илсой преподнесли ему «виски, по твоему вкусу»: односолодовый «Арран», вмиг напомнивший ему о Шарлотте, с которой он впервые попробовал этот сорт, но сентиментальные воспоминания были прерваны неожиданным появлением трех фигурок в пижамах. Самый высокий из ребятишек спросил:
– А торт уже можно?
Страйк никогда не хотел иметь детей (за что Люси его осуждала) и с трудом различал своих племянников, с которыми виделся крайне редко. Старший и младший побежали за матерью, чтобы поглазеть на именинный торт; а средний устремился к Страйку и протянул ему самодельную открытку.
– Это ты, – объявил Джек, ткнув пальцем в рисунок, – медаль получаешь.
– У тебя есть медаль? – заулыбалась Нина, широко раскрыв глаза.
– Спасибо, Джек, – сказал Страйк.
– Я, когда вырасту, хочу стать военным, – признался Джек.
– Все из-за тебя, Корм. – В голосе Грега Страйк уловил определенную желчность. – Это ты покупал ему солдатиков. Рассказывал про свое оружие.
– Про два ствола, – уточнил Джек. – У тебя же было два ствола, – обратился он к Страйку. – Только их пришлось сдать.
– Хорошая память, – похвалил его Страйк. – Далеко пойдешь.
Люси внесла домашний торт, мерцающий тридцатью шестью свечками и украшенный сотнями – как могло показаться – разноцветных пастилок. Грег выключил свет, и все запели; Страйку нестерпимо захотелось отсюда убраться. Он решил при первой же возможности выскользнуть из гостиной и заказать такси, но до поры до времени был вынужден растягивать рот в улыбке, задувать свечи и отводить глаза от Маргариты, которая беззастенчиво сверлила его взглядом, сидя в ближайшем к нему кресле. Кто же виноват, что по милости родных и друзей, желающих ему только добра, он невольно прослыл смелым утешителем брошенных женщин.
В службу такси пришлось звонить из ванной комнаты на первом этаже; через полчаса, напустив на себя огорченный вид, Страйк объявил, что им с Ниной пора уходить, поскольку завтра ему вставать чуть свет.
В прихожей, где было шумно и тесно, Страйк едва увернулся от Маргариты, норовившей поцеловать его в губы. Пока племянники, перевозбудившись и объевшись тортом, носились как угорелые, а Грег навязчиво помогал Нине надеть пальто, Ник шепнул на ухо Страйку: