Поначалу Башмак не придал значения тому, что Аню привезли в инвалидном кресле. Он привык её видеть в коляске, она слишком долго скрывала свою принадлежность к шагателям. И не обратил внимания на тёмные круги под глазами, запёкшиеся губы, измождённый вид. Он просто был счастлив её видеть. Он встал на колени и взял Аню за руки. Они смотрели друг другу в глаза и молчали. Потом Аня заплакала, уткнувшись лицом ему в плечо, а Башмак обнял её за плечи и успокаивал, шептал в ухо:
– Не плачь, что ты? Теперь всё будет хорошо, теперь мы вместе, теперь всё будет по-другому.
Молоденький дубак, который привёз Аню, громко сглотнул и отвернулся к стене. Он сделал шаг к двери, как будто хотел выйти, но дверь распахнулась, и в камеру стремительно вошёл грузный человек в белом халате испачканном сажей или какой-то копотью.
– Правильно! – закричал человек в халате. – Теперь всё будет по-другому. Это ты верно подметил.
Аня вздрогнула, и Башмак зло спросил:
– А можно не орать?
– Можно. Теперь тебе всё можно. Ты теперь у нас карта козырная, почти джокер, требуй чего пожелаешь. Выдвигай условия, объявляй ультиматумы, ставь перед фактом. Кстати, меня зовут Андрей Александрович Остяков, главный координатор Временного Правительства.
– Оставьте нас вдвоём, – сказал Башмак.
– А вот хрен тебе с маслом! – весело ответил Остяков.
Башмак вскочил, и сразу вошли Длинный и Шарик, встали по бокам Остякова. У Башмака сами собой сжались кулаки, но Аня, качнувшись в кресле, охватила его двумя руками за ногу, громко всхлипнула. Башмак снова встал на колено рядом с ней, устало спросил:
– Что вам надо от нас, что? Я буду консультировать, буду писать отчёты, давать рекомендации. Просто дайте нам жить вместе, мы же муж и жена. Просто спокойно жить.
– Парень, включи мозги, – жестко сказал Остяков. – Я понимаю, ты несколько дней не смотрел телек, но я же только что произнёс – Временное правительство. Что это значит?
– Революция, хунта, – сразу ответил Башмак. – Переворот. Гражданская война, анархия.
– Ну и о какой спокойной жизни ты размечтался?
– Кто захватил власть? – спросил Башмак.
– Это сейчас совершенно не важно! – раздражённо ответил Остяков. – Там пока винегрет. Сторонники старой веры, сторонники новой веры, революционеры и консерваторы. Они заседают, вырабатывают программу, а надо действовать. Временное правительство ширма, скоро власть возьмут серьёзные люди. И они в тебе заинтересованы.
– Что надо от меня серьёзным людям?
– Всё то же – ионный облучатель Завадского.
Как же так, удивился про себя Башмак. Значит, они не нашли облучатель. Значит, он так и валяется в разбитом пулями сундучке перед блок-постом. Значит, им по-прежнему нужен эликсир и игра вокруг резервации не окончена. Надо торговаться, лихорадочно думал Башмак. Они пойдут на любые уступки. Надо брать Аню и бежать к Тапку, отдать ему облучатель и спрятаться на Подстанции. Так в своё время поступил Паркинсон, а теперь видимо пришло и его, Башмака время, забиться в щель и тихо-тихо ждать, пока все про него забудут. Если Тапок отстанет от него со своей идеей вертикального прогресса. Если Остяков не полезет в резервацию за облучателем. Если Аня согласится вернуться в родной дом, который постоянно будет напоминать о страшной смерти тёти Шуры и Малинниковых. Слишком много если. «Горы и море» – вспомнил Башмак и горько усмехнулся.
– Серьёзным людям нужен облучатель? – нагло спросил Башмак у Остякова. – Так пускай пойдут и возьмут. Я за ним достаточно побегал. Мне он не нужен.
Андрей Александрович устало прошёл по камере и уселся на шконку. Он оказался лицом к Башмаку, а вот Аня была повёрнута к нему спиной. Она спокойно сидела в своём кресле и держала Башмака за руку. Остяков достал из кармана иглу для шприца, ловко надорвал упаковку и, мгновенно, прежде чем Башмак успел среагировать, ткнул Аню иглой в плечо. Она продолжала сидеть безмятежно глядя на Башмака. И тогда до него дошло, что с момента встречи она не произнесла ни слова и ни разу не попыталась встать из кресла.
– Что вы с ней сделали? – страшным шёпотом спросил Башмак.
– Ничего мы с ней не делали, – ответил Остяков. – Уж я-то точно ничего не делал. Я сам, если хочешь знать, до недавнего времени в заключении находился.
– Что? С ней? – с трудом ворочая языком, снова спросил Башмак.
– Неудачное клонирование. Ноги парализованы, речевой аппарат не функционирует, паталогические нарушения обмена веществ. Она умирает. Ещё неделя, две – и всё. Но сыворотка быстро восстановит жизнедеятельность в полном объёме. Это точно. Так что тебе очень нужен облучатель. А ей нужна сыворотка. Если ты, конечно, собираешься её спасти.
Остяков поднял на уровень глаз иглу с подсыхающей на ней капелькой крови и как через прицел взглянул на шагателя.
– Хорошо, я иду, немедленно, – сказал Башмак. – Но она идёт со мной.
Андрей Александрович обидно заржал и Шарик с Длинным ему подхихикнули. Лишь молодой охранник смотрел во все глаза и то бледнел, то краснел, слушая разговор. Судя по всему, ему просто забыли приказать выйти, и он впервые слышал и про облучатель, и про сыворотку, и про Временное правительство.
– Нет, – сказал Остяков, просмеявшись. – Разумеется, она останется у нас. Ты ведь слышал такое слово – заложник? Анечка будет нашей гарантией, что ты не наделаешь глупостей.
Башмак взглянул на Аню, и она чуть заметно кивнула. И легонько толкнула ладошкой Башмака в грудь.
– Хорошо, – снова согласился Башмак. – Мне нужно снаряжение и скоростной флаер.
– Со снаряжением проблем не будет, – сказал Остяков, – а вот лететь не советую, собьют.
– Кто? – удивился Башмак.
– Кто-кто…
Андрей Александрович сделал знак охраннику и тот, вытянув из кармана пульт, ткнул кнопку, и в торцевой стене отодвинулась панель. С изумлением Башмак увидел, что в его камере есть громадное окно. Ещё более его поразил вид из этого окна. Столица, хорошо знакомая ему по многочисленным телевизионным передачам, лежала в руинах. Багровый дым стелился над пожарищами, в небе не было ни одного летательного аппарата.
– Ракетный обстрел, – пояснил Остяков. – А у нас ПВО нет, армии нет, СС только парализаторами с гражданскими воевать умеет. Боеспособность поддерживается лишь в части у Супогреева и он через три дня атакует резервацию.
– Почему резервацию? – очумело спросил Башмак.
– Да потому что ракеты оттуда идут. Из того района. Это тоже не сразу выяснили, большая паника была поначалу. Так что времени у тебя три дня.
– Откуда ракеты в резервации? – продолжал недоумевать Башмак.
– Там, как выяснилось, много чего было с прежних времён. И сдаётся мне, много чего осталось. Так что не тяни, как пелось в старинной песне – сборы были не долги, сели в чёрные «Волги»!
И в это время в коридоре страшно грохнуло, пол рывком ушёл у всех из-под ног, дверь выбило с петель и в камеру дыхнуло горячим дымом, пылью, запахом смерти. Потом наступила звенящая тишина. Охранник вытирал рукавом кровь под носом и с удивлением разглядывал испачканный халат. Шарик, ползая на четвереньках, натужно икал, а Башмак спихивал с себя Андрея Александровича. Андрей Александрович был очень тяжёлый и без сознания. Длинный тряс головой и бормотал:
– Прямое попадание, надо же, прямое попадание…
– Аня, – позвал Башмак. – Аня, как ты?
Аня, откатившаяся в самый угол, протянула к нему руку и, успокаивая, с трудом произнесла:
– Ммммнн, ы-ы.
И Башмак почувствовал, как внутри него что-то с хрустом сломалось.