Утомлённо прикрыв глаза, Тапок откинулся в массивном кресле, более напоминавшем трон, и мановением длани отпустил военных советников и командиров частей. Заколебали. Тупые, жадные и трусливые исполнители. Все они дублёры и статисты, нет среди них лидеров, нет подлинных стратегов. Не с кем поделиться грандиозными планами, никто не оценит по достоинству величие замыслов. Они просто не в состоянии постичь уникальность эпохи и монументальность личности, с коей им неожиданно посчастливилось существовать в одном объёме локализованного пространства. Что ж, одиночество печальный удел монарха, окружённого ничтожными подданными.
– … подданными, – пробормотал секретарь, записывая, и Тапок понял, что последнюю фразу он произнёс вслух. – Дальше, Ваша Окружность!
Тапок усмехнулся. Ну да: Ваша Окружность, Великая Ось Колеса и Колея Бесконечности. Он сам придумывал себе титулы, стараясь, чтобы они звучали как можно дебильнее. Он изобретал для себя немыслимые привилегии и вёл себя с подданными заносчиво и высокомерно. Он завёл гарем и отнимал у войска после похода почти все трофеи. Он снова ввёл сословия, наделил аров немыслимыми прежде правами и опирался на них, принимая драконовские законы для лебов. Он держал народ в голоде и страхе, надеясь на бунт, революцию, смуту, на то, что к истощенному в боях противнику потянутся перебежчики. Но осведомители докладывали о полной лояльности населения жестокому диктатору, росту его популярности даже в отдалённых поселениях и участившихся случаях дезертирства в частях еретика Пятки.
С Пяткой тоже сплошная головная боль. Сколько сил, времени и ресурсов уходило на то, чтобы дать этому придурку, как бы невзначай, ускользнуть после очередного поражения?! Сколько интриг для того, чтобы не вызвать подозрения ни у своих подданных, ни у самого Пятки? Сколько ценнейших единиц огнестрельного оружия, патронов ему передано под видом боевых потерь, для организации хоть сколь-нибудь боеспособного сопротивления? Но патроны бойцы Пятки расстреливали без особого урона для войск колесников, оружие бросали на поле брани и, на сегодняшний день, вся вооружённая оппозиция состояла из дюжины шагателей во главе с Пяткой. Они затерялись где-то в песках, и Тапок умышленно посылал для их полного истребления слабо вооружённые карательные экспедиции обременённые обозами с водой и обильным провиантом.
Ах, как ему не хватало Башмака! Со старым другом можно было играть в открытую. Но полгода назад Башмак с Паркинсоном глупо подставились под пули Санитарной Службы. Теперь их нет, облучатель потерян, контакт с внешним миром невозможен. Планы рушились, но и Тапок уже не был так горячо увлечён идеей вертикального прогресса, как в тот момент, когда сама мысль о возможности остановить вырождение колесников казалась ему чрезвычайно заманчивой. Он остепенился, заматерел. Много времени проводил в гареме или диктовал секретарю мемуары.
– На чём мы остановились прошлый раз? – спросил Тапок секретаря.
Молодой ар деловито пошелестел бумагой и процитировал:
– «В смрадном пекле пустошей крылатые демоны открыли мне заветы истинной веры», – Тапок молчал, и секретарь счёл нужным напомнить: – Это про битву Вашей Окружности с крылатым демоном.
– Почему «битву»? – удивился Тапок. – Он же мне заветы открыл, с чего мне с ним биться?
– Не знаю, – смутился секретарь. – Вот у меня в черновике записано: «и вознесясь над мерзким порождением пустошей Великая Ось Колеса ударил демона в единственное уязвимое место – пластинчатый гребень в основании огнедышащего черепа».
– «Вознесясь», – недовольно поморщился Тапок. – Ты бы над стилем поработал. Левицкого что ли почитай, есть же в библиотеке.
– Народу нравится, – обиженно пробормотал секретарь. – Кулешов каждый день по радио читает, очень все довольны, продолжения требуют.
– Да? – удивился Тапок. – Странно. А чем я его ударил?
– Кого? – не понял секретарь. – Кулешова?
– Дракона, балбес.
– Пока не знаю, – признался секретарь. – Это я ещё не придумал.
– Эх, ты! – упрекнул Тапок. – Пиши: «Обученный ещё в детстве древними заведующими искусству телесной трансформации, Его Окружность усилием воли удлинили десницу и придали ей твёрдость стали и остроту бритвы и ударили…» Ну, основное направление ты понял, дальше сам придумаешь.
– Гениально, гениально, – бормотал секретарь, торопливо карябая карандашом по бумаге.
– Учись, литератор, – сказал Тапок и, широко зевнув, лениво сполз с кресла, и через тёмный коридор, спустившись по винтовой лестнице, прошёл в подвалы Лабораториума.
Он любил здесь бывать. Сюда он собрал уцелевших в «Ночь гнутых спиц» старых заведующих, тех которые кроме вызубренной Завещанной Инструкции имели хоть какое-то техническое образование. К ним в усиление кинул толковых мастеровых и, собрав детишек поголовастей, устроил нечто среднее между университетом и учебно-производственным комбинатом. Поначалу заведующие артачились, не хотели с сопляками возиться, но стоило у них отнять шахматы, дело пошло.
Тапок прошёл по классам, полюбовался на исчерченные формулами доски, заглянул в мастерскую, где вертелись токарные станки с ручным приводом и на опытном прессе пытались штамповать гильзы. Тапок знал, что хрен гильзу отштампуешь, но не говорил, пусть помучаются. В химической лаборатории подсказал, какие присадки нужно искать для пороха, у стеклодувов задержался, любуясь красотой стекольной массы. Потом зашёл к Александру Борисовичу.
Захваченный в плен в битве при Обсерватории бывший идеологический работник пытался наладить работу установки по производству сыворотки. Мастер Гоша собирал экспериментальные облучатели, руководствуясь воспоминаниями Александра Борисовича о работе погибших Спиц Колеса и рекомендациями самого Тапка, но вероятность получения препарата была нулевой, и Тапок понимал это. Это всё равно, что пытаться приручить крылатого демона, которого в природе не существует.
– Колдуете, еретики? – спросил Тапок.
– Во имя Колеса Изначального, – отозвался Александр Борисович
– Во имя Обода Его, – подхватил мастер Гоша.
– Вы мне зубы не заговаривайте, – сказал Тапок. – Есть результат?
– Мне бы хоть одним глазком этот облучатель увидеть! – воскликнул Гоша. – Я бы уж тогда в точности воспроизвёл.
– Ну-ну, – сказал Тапок.
Он уже был в коридоре, когда к нему подъехала девчонка-арка и громким шёпотом сообщила:
– Дядя Тапок, а мастер Гоша с Александром Борисовичем в шахматы в слепую играли.
– Кто выиграл? – заинтересовался Тапок.
– Не доиграли. Гоша забыл, что в начале партии пешку на Е5 потерял.
– Где уж ему, против Борисыча, – засмеялся Тапок. – А ябедничать не хорошо.
Он дал девочке конфету и вышел на площадь перед Лабораториумом. При виде его народ начал торопливо разъезжаться, стражники вытянулись, отстранив костыли, задрали подбородки. Скука, подумал Тапок. Покушение может на себя организовать? Пойду изолятор проверю, кто там у меня в заточении томится гляну. Он не спеша брёл по пыльной улице, когда из-за угла на него вылетел Сланец.
– Формалисты, Ваша Окружность!
Тапок с тоской поглядел на Сланца. Был он весь пыльный, мятый, небрито-лохматый и перегаром от него пёрло.
– Ты на кого похож, чучело? Ты же начальник штаба, твою мать.
– Виноват, Ваша Окружность, исправлюсь. Формалисты!
– Да где формалисты, толком говори?
– Так едут. Двое. Не прячась. На дурацких великах своих. Уже к окраине подъезжают.
– Так это же очень хорошо, что к нам едут формалисты, – сказал Тапок.
– Да? – удивился Сланец.
– Точно тебе говорю. Ты гарнизон «в ружьё» поднял?
– Нет, сразу докладывать побежал.
– А ты подними.
– Слушаюсь!
– А с докладами бегать – у тебя на это гонцы должны быть.
– Да есть гонец, но пока он на коляске своей докатит!
– Это верно, это я не подумал. Ты теперь обратно беги. Формалистов вежливо, слышишь – вежливо! – встреть и ко мне проводи. Понял?
– Так точно!
– Ну, давай.