– Сделай так, чтобы я тебя больше не видел сегодня!
Крик мужчины, голос которого звучал невнятно из-за сильно заплетающегося языка, пронесся по всему дому за мгновение до того, как двенадцатилетний парнишка, выскочил за дверь. За его спиной раздался грохот разбивающейся посуды и Матвей, по инерции втянул голову, ему уже не раз приходилось ловить спиной летящие от пьяного отца предметы и, хотя они ни разу не причинили ему даже малой ссадины, инстинкт самосохранения не покидал мальчика. Граненый стакан, врезавшись в уже закрытую входную дверь, разлетелся на сотни мелких осколков, дождем брызнувших на пол прихожей.
Матвей обернулся, оглядев облезлую деревянную дверь и поспешил по заросшему сухим сорняком двору в сторону калитки.
Дом, где он жил со своим отцом находился на самом краю поселка. Построенное на отшибе не большое одноэтажное здание, было ближе остальных к опушке леса, благодаря чему мимо него за редким исключением проезжали машины или проходили местные жители.
Глава семейства Иван Астапов, уже давно оставил работу и стал просиживать все свое время дома, тратя пособие, выдаваемое на лечение сына. У сорокапятилетнего мужчины практически не было друзей, с которыми он мог бы проводить свой досуг и поэтому, напиваясь, Иван вел разговоры с самим собой и часто прибывал в нервозном состоянии.
Матвей, в очередной раз, стерпев новые оскорбления, взял со стола кусок хлеба и поспешил в сторону опушки леса, на ходу улыбаясь новой возможности вырваться из провонявшего табаком дома. Он пересек небольшой луг и через несколько минут нырнул в густую тень леса.
В это время года уже было достаточно прохладно, но лес, сдерживая порывы ветра, сохранял спокойствие и только макушки деревьев раскачивались, словно мачты кораблей, скрипя при этом своими стволами. Каждый раз, когда по тишине леса разносился очередной древесный хруст, мальчик замирал на одном месте, прислушиваясь. Ему казалось, что где-то там, в глубине, ходят большие великаны и это их голоса разносятся эхом по округе, разлетаясь на десятки километров.
Матвей вновь спешил к озеру, он знал, что дикие утки уже улетели в теплые края. Все кроме одной. Таких как она, называют подранками. Во время последнего сезона охоты, несколько дробинок прострелили ей крыло, но утка сумела уплыть от охотника и, скрывшись в камышах, осталась там, пока Матвей случайно не наткнулся на нее пару недель назад. Мальчик долго выслеживал птицу и когда понял, что она не может летать, стал прикармливать ее, воруя хлеб или спрашивая его у соседей.
Он спустился по склону к поваленному дереву. Озеро по периметру было усыпано, жухлой листвой, но по центру, все еще сохранялась довольно-таки чистая вода. Матвей, огляделся и, набрав полные легкие, выкрикнул.
– Кряква! Ты где?
Он присел на корточки и стал бить ладонью по воде. Всплеск разносился эхом по водной глади и вскоре Матвей услышал знакомое кряканье, идущее со стороны камышей. Улыбнувшись тому, что птица все еще здесь, он поспешил вдоль берега, раскрыв рот от удовольствия.
Утка плавала между тростниками сухого камыша и, приблизившись к ней на максимально возможное расстояние, Матвей, опустившись на колени, отломил небольшой кусок хлеба и бросил его в воду.
– Ешь, Кряква, – сказал он и утка настороженно отплыла в сторону от угощения, словно пытаясь спрятаться в камышах. Она никогда не брала еду сразу, но обязательно возвращалась к ней, как только Матвей отходил на несколько шагов от края озера. Накидав хлебных мякишей в воду, он, стараясь не делать резких движений, отошел назад и, сев возле дерева на землю, стал наблюдать. Холодный ветер одним мощным порывом раскачал деревья, сопровождаемый хрустом ветвей и среди этого разносящегося по лесу звука Матвей расслышал несколько глухих ударов. Они не были похожи на звуки природы, скорее в них ощущалось человеческое вмешательство, словно кто-то, размахивая топором, рубил ствол дерева.
Парень поднялся на ноги и посмотрел в сторону, откуда, по его мнению, шел звук. Он, не переставая, растирал руки, словно они мерзли и звук глухих ударов повторился вновь.
Бросив беглый взгляд в сторону дикой утки, все еще не решившейся собрать хлеб с поверхности воды, Матвей направился в сторону от озера, туда, где через пару десятков метров начиналась лощина, густо поросшая дикой ежевикой. Уже три года подряд Матвей спускался в ее низину, чтобы, удобно устроившись среди вьющегося растения насладиться вкусом лесных ягод. И хотя они были намного мельче тех, что продавались на рынке, выращенных в теплицах, вкус доставлял мальчику массу удовольствия.
Стараясь высматривать среди деревьев источник звука, он неторопливо пробирался вперед, перешагивая через сухие ветки. Хорошо ориентируясь в лесу, Матвей сумел достаточно быстро определиться с направлением. Здесь было немного мест, куда приходили люди из города, чтобы нарубить дров для костра. И, преодолев расстояние в сотню метров, он замер за деревом, опустившись вниз и наблюдая за человеком в длинном черном плаще.
Он не был похож на лесоруба, скорее на человека из большого города. Расстегнутый плащ, после каждого резкого движения раскрывал под собой одежду, которая больше подходила офисному работнику. И пускай Матвей не знал, что существует такая профессия как офисный менеджер, он все же сумел понять, что этот человек приехал к ним издалека.
Белая рубашка, с расстегнутыми двумя верхними пуговицами и черные брюки, испачканные от влажной растительности, ровно, как и туфли выглядели в лесном интерьере, словно иноземные гости. Но не внешний вид незнакомца заставил Матвея притаиться за деревом, а то, чем этот человек занимался. Вопреки всем ожиданиям в его руках был не топор, а штыковая лопата, которой мужчина усердно копал яму, постоянно борясь с корнями растений, сросшимися под землей, словно один большой узел.
Матвей, прикусив зубами, большой палец правой руки, наблюдал за человеком, до тех пор, когда тот, выкопав достаточно глубокую яму, откинул лопату в сторону. Мужчина вынул из кармана носовой платок и вытер им с лица капли пота, затем, наклонился вниз и поднял с земли достаточно громоздкий предмет, завернутый в черный полиэтилен. Корчась от тяжести, он подтащил его к краю ямы и вынул из кармана плаща складной нож.
Наблюдавший за ним мальчик в этот момент ощутил чувство тревоги, при виде блестящего лезвия. Для него нож, являлся самым опасным оружием, и Матвей боялся ножа с тех пор, как отец в очередном приступе, начал размахивать кухонным тесаком выкрикивая проклятия и стараясь задеть затупленным лезвием образы, которые он мог видеть только сам. После того дня, Матвей часто просыпался ночью от кошмара, в котором лезвие все-таки достигло своей цели. Но он знал, с чем именно боролся его отец и эти образы, часто досаждали не только Ивана Астапова, но и еще нескольких людей живущих по соседству.
Мужчина вспорол ножом полиэтилен и, развернув его в стороны, убрал нож, затем обойдя сверток, потянул за края пленки и в яму свалился труп человека.
Матвей в испуге, чуть ли не лег на землю, сползая все дальше в низину до тех пор, пока незнакомец не исчез из виду. Закрывая рот обеими руками мальчик, трясся всем телом, стараясь не произнести ни единого звука. Его сердце бешено колотилось, словно разогнавшийся механизм, который начинал грохотать, стоило его только перегрузить сверх нормы. Не зная, что ему делать дальше, Матвей продолжал лежать на одном месте, озираясь по сторонам. Несколько раз ему казалось, что незнакомец вот-вот появится из-за деревьев, сжимая в руках свой нож. В его воображении он смотрит на мальчика обезумевшими глазами, готовый устранить свидетеля и закинуть его тело в ту же выкопанную яму.
Этот образ так сильно начинает пугать его своей правдоподобностью, что Матвей уже не в состоянии усидеть на одном месте.
Сгорбившись возле корней высокого вяза, словно загнанный зверь, Матвей ощущал, как его тело и разум, борются с оцепенением, сковавшем руки и ноги. Прислушиваясь к звукам леса, он слышал пение птиц и как перелетают с ветки на ветку вороны, иногда каркающие над своими гнездами. Но мальчик уже не слышал звуков лопаты, он не слышал ничего такого, что мог делать незнакомец. Напрягая слух и, не шевелясь, Матвей ощутил, как его ноги начинают отдавать болью и в конце концов, он сдался. Перевернувшись на живот, он пополз наверх пригорка, словно военный партизан, аккуратно выглядывая поверх наваленной жухлой листвы.
Он присматривался, до тех пор, пока не понял, что вновь находится в этой части леса совершенно один. Человек исчез, его больше нет и только образы, всплывающие в памяти Матвея, рисовали мрачный силуэт с лопатой в руках, разгуливающий между деревьев.
Поднявшись на трясущихся ногах и цепляясь руками за дерево, он сделал несколько шагов по направлению к месту, где орудовал незнакомец. Казалось, что даже лес в этот момент замолчал, погружаясь в тишину. Вечно каркающие вороны и те умолкли, наблюдая с высоты за тем, как местный мальчик, учащийся в классе коррекции средней школы, медленно и боязливо пробирается вперед, перешагивая через крупные ветки. Он то и дело оглядывался по сторонам и замирал на месте, забыв про подстреленную утку, которая, скорее уже полакомилась его угощениями. Пересилив себя, Матвей добрался до нужного места и здесь увидел небольшой земляной курган, состоявший из перекапанной земли. Сверху он был засыпан листвой и завален ветками, но все равно, сильно отличался от царящего вокруг ландшафта.
Матвей присел на корточки и, вновь оглядевшись по сторонам, приложил ладонь к земле, словно пробуя ее температуру и в этот же момент, с ним случилось то, о чем он никогда и никому не рассказывал. Несколько раз он уже испытывал что-то подобное, особенно, в моменты сильного эмоционального стресса, когда приходилось прятаться от отца или, когда в семь лет он заблудился в лесу. Но такого сильного приступа у него еще не было.
Он закрыл глаза и сжал зубы, чтобы не проронить ни звука, голова резко пошла кругом, словно карусель, которую раскрутили до того сильно, что ее посетители рисковали в любой момент вылететь из своих мест. Сильный образ врезался в голову, превратившись на несколько секунд в настоящее действие, которое он мог наблюдать со стороны и это сопровождалось болью, идущей из самого центра мозга и распространявшейся по всему телу.
В своем видении Матвей увидел человека в джинсах и коричневой кожаной куртке, он шел по улице поздно вечером, засунув руки в карманы. Его походка была неторопливой и легкой, словно мужчина, возвращаясь, домой после тяжелого рабочего дня позволил себе расслабиться и переключиться на приятные мысли. Он свернул в темный проулок, где остановился, увидев, как человек в черном плаще, ломает замок двери, ведущей в здание.
– Эй, ты что делаешь? – выкрикнул мужчина и человек в плаще, посмотрев на него, отошел от двери. Но он даже и не собирался убегать, а наоборот, шагнул вперед, вынув из кармана нож.
Лезвие сверкнуло в темноте, отразив блики уличного фонаря, но мужчина в кожаной куртке заметил его блеск слишком поздно. Лезвие прошло по горлу и, хватаясь за шею, мужчина упал на колени.
Затем Матвей увидел, как человек в черном плаще, загружает в багажник автомобиля, завернутый в полиэтилен сверток и, бросив на него сверху лопату, уезжает в сторону леса.
Матвей раскрыл глаза и, отталкиваясь от земли руками и ногами, стал отползать подальше от могилы, хватая воздух ртом. Он отползал до тех пор, пока не наткнулся спиной в дерево и в этот момент, размахивая руками, словно отбиваясь от невидимых птиц, напавших не него с ветвей деревьев, поднялся на ноги и побежал в сторону поселка, огибая деревья и спотыкаясь о корни. Он бежал, не разбирая дороги сдерживаясь от крика, который стремился вырваться наружу вместе с ужасом и паникой, порождающими в его голове невероятные мрачные образы.
Вадим Сенчин и Кирилл Самойлов расположились с доской шахмат на улице, неподалеку от своих домов. Деревянный стол и две скамейки по бокам, сделанные из досок и стволов деревьев, уже много лет служили им местом для отдыха. Два пенсионера, честно отработавшие на местной фабрике по тридцать с лишним лет, теперь часто наслаждались безмятежностью своей жизни, играя партию за партией, в бесконечном споре сильнейшего.
В это утро было еще относительно тепло, не смотря на осень, но мужчины предпочли одеться потеплей, опасаясь простудиться, и Кирилл прихватил с собой свою излюбленную фляжку, которую бережно наполнил перед выходом.
– Это для сугрева, – сказал он, заметив на себе строгий взгляд супруги, а затем поспешил на улицу, пока она не начала задавать ему тысячи вопросов, больше похожих на упреки. Несмотря не на что, жена продолжала пилить его как в молодости, даже в те моменты, когда Самойлов, казалось бы, уже ничем не был ей обязан. Он простой старик на пенсии, который отдал свои лучшие годы работе и семье, вырастив троих сыновей, теперь был волен заниматься тем, чем считал для себя нужным.
– Постарайся опять не застудить спину, старый ты болван, – сказала она ему напоследок и Кирилл, что-то пробормотав невнятное в ответ, вышел на улицу. Вадим уже стоял возле калитки его дома с потертой от времени шахматной доской под мышкой.
– Отпустила? – спросил, улыбаясь, Сенчин и Кирилл, махнув рукой в сторону своего дома, ответил:
– Мне шестьдесят восемь лет, а я все еще должен отпрашиваться для того, чтобы сыграть с другом в шахматы?!
Вадим рассмеялся и, открывая другу калитку, добавил:
– Ты всю жизнь был каблуком.
– Это не самое страшное для мужчины, поверь мне. Куда страшнее стать импотентом как ты в тридцать лет.
В ответ Кирилл рассмеялся, хлопнув по плечу приятеля, оценив сарказм. Конечно, Сенчин имел неосторожность развестись со своей единственной супругой в тридцать лет и с тех пор, Самойлов не упускал возможности подколоть своего друга по этому поводу. Тем более масло в огонь добавляло еще и то обстоятельство, что мужчина с те пор так больше и не женился. Предпочитая вести образ жизни закоренелого холостяка, он дотянул до пенсионного возраста и остался один в своем доме. Лишь иногда навещаемый дочерью, давно переехавшей в большой город, Сенчин ощущал себя в меру счастливым. Временами одиночество давало о себе знать и в такие моменты, мужчина уходил в воспоминания, которые словно возвращали его к молодости, где он находил для себя призрачные утешения.
– А ведь были времена, когда ты мне завидовал, – сказал Вадим, раскрывая шахматную доску и вынимая из нее фигуры.
– Это было давно. Сейчас все поменялось, – пробубнил ворчливым голосом Кирилл, забирая белые фигуры. Он всегда играл белыми, любил ходить первым и Сенчин всегда был уверен, что игра в шахматы раскрывает внутренний мир человека. По его наблюдению, от стиля игры всегда зависел характер человека. Например, Самойлов всегда ходил первым, что подтверждалось его характером, особенно, в молодости, когда мужчина часто делал первый шаг в направлении решения проблем. Он никогда не отсиживался на вторых ролях и часто рисковал, что помогло Кириллу дослужиться на фабрике до заместителя цеха. Так и в шахматах, риск, всегда был его основной стратегией и нередко, она заставляла Вадима уйти в долгие раздумья над следующим ходом.
– Ничего не поменялось, просто мы постарели. Если хочешь знать, то у меня есть за кем ухаживать, даже в моем почтенном возрасте.
Самойлов посмотрел на приятеля взглядом изучающим, как смотрит преподаватель на студента, когда тот пытается найти правильный ответ.
– И кто она? Продавщица из магазина?
Вадим перевернул доску игровым полем вверх и, расставляя черные фигуры, ответил, не поднимая глаз:
– Все-то ты знаешь.
– Я так и думал, старый ты кабель. Она же вдова уже как пять лет и вряд ли кого-то пустит к себе под подол.
Самойлов взялся за свои фигуры и Сенчин решил не продолжать. Все, что он хотел сказать по вопросу своей личной жизни, уже сказал, а дальнейшее поддержание их разговора может привести только к новым остротам со стороны Кирилла. Но Самойлов не успокаивался, продолжая развивать тему, словно она и вправду могла быть ему настолько интересной.
– А знаешь, кто был ее муж?
– Да, он местный участковый, говорят, воевал в Афганистане и был награжден.
Вадим сделал жест, предлагая ходить Кириллу первым, но мужчина даже не пытался начать игру, он вынул из внутреннего кармана фляжку и, открутив колпачок, сделал пару больших глотков, морщась от высокого градуса напитка. Затем, скривив лицо, скрипучим голосом проговорил:
– А еще он голыми руками забил до смерти одного парня, когда поймал того за воровством.
– Это всего лишь легенда, не более того, – отмахнулся Вадим, уже точно зная в какую сторону пойдет развиваться этот разговор.
Речь шла о продавщице из магазина продуктов, и Самойлов заклеймил пятидесятилетнюю Екатерину Дыбову как новую пассию своего друга. Сам же Вадим в действительности довольно часто заходил в магазин и иногда даже не с целью приобрести что-нибудь из продуктов. Ему нравилось общаться с довольно интересной женщиной, которая, не смотря на свое тяжелое прошлое, сохранила в себе страсть к жизни. Екатерина любила посмеяться над остротами Сенчина, а мужчина все никак не мог решить перевести их общение за приделы магазина.
– Легенды на чем-то строятся, – сказал Кирилл и сделал первый свой ход королевской пешкой.
Вадим усмехнулся и, погрузившись в шахматную игру, подумал о том, что говорил его друг. Погибший при исполнении супруг Екатерины Дыбовой, был местным героем, если не сказать большего. О нем часто говорили в региональных новостях, а в администрации поселка фото этого человека висело на доске почета. Конкурировать с ним, равносильно борьбе со стихией, но Сенчин видел в общении с Екатериной перспективы дальнейшей дружбы и к старости лет, проведя большую часть жизни в одиночестве, ему нравилось думать, что однажды в его доме появится женщина.
– Я бы не стал приписывать слишком многое одному человеку, – ответил Вадим и сделал свой ход.
– Боишься мстительного призрака? – засмеялся Кирилл, хлопнув ладонями по деревянной поверхности стола и Сенчин, сведя брови, посмотрел на приятеля. Конечно, тот иногда перегибал палку, не думая над своими словами, но исправлять горбатого нет смысла.
– Боюсь остаться один на смертном одре, – серьезно ответил он и Самойлов, прервал свой смех, затем сходил конем и, посмотрев в сторону опушки леса, пробормотал, вновь потянувшись за фляжкой:
– Обычные старческие россказни.
Голос его стал суровым и мужчина, превратился в сжатую пружину, словно покрывшись защитным панцирем при одном только упоминании о смерти. Он сделал большой глоток и, занюхивая рукавом старого, поношенного пальто, ткнул фляжкой в сторону леса.
– Это там не наш Матвейка несется как на пожар?
Вадим, оторвав взгляд от фигур, посмотрел в указанном направлении. В действительности вдоль опушки леса бежал соседский паренек, сын Ивана Астапова, местного пьянчуги, который сумел утопить в бутылке свой природный дар кузнеца.
– Да, это он, – ответил мужчина, провожая взглядом Матвея. Мальчик несколько раз споткнулся, с трудом сдержав равновесие, но все же продолжал свой бег, не оглядываясь по сторонам. Вадим определил, что парень бежит в сторону дома и хотел уже вернуться к игре, когда Самойлов вдруг крикнул:
– Эй! Ты куда так несешься? Что-то случилось?
– Да домой он бежит, чтобы от отца вновь не получить, почем зря. Ты же знаешь Ивана, он как напьется так настоящий дурак становится, – пробормотал Сенчин, отвечая на вопрос, но Матвей посмотрел в их сторону и встал как вкопанный. Несколько секунд он, не моргая смотрел на двух стариков, сидевших за самодельным деревянным столом, словно пытаясь понять, кого видит перед собой, а затем направился в их сторону, выкрикивая короткие фразы и тыча пальцам в сторону леса.
– Что-то случилось, – пробормотал Вадим, позабыв на какое-то время про партию в шахматы. Матвей хотя и был местным душевнобольным, за которым ухаживали практически все обитатели местных домов, жалея мальчика в его нелегкой судьбе, но в таком состоянии его еще не приходилось видеть никогда.
Сенчин и Самойлов, позабыв про игру, повернулись в сторону бегущего мальчика, который уже захлебывался от возбуждения и попыток что-то им рассказать.
Матвея Астапова знал весь поселок. Он был здесь вроде местной знаменитости. Ходил в школу в специальный класс коррекции, а поскольку в ближайших поселениях больше не было ему подобных детей, парнишка обитал в своем собственном мире. Только чудом его не забрали в интернат, когда защитники прав детей, узнали о неблагополучном состоянии семьи. Из большого города нагрянула целая делегация, люди с папками документов в руках, строгими лицами и знанием законов о том, как лишить ребенка родительского дома.
В то время отец Матвея, вроде как еще не сильно провалился в синюю яму и временами, даже возвращался в свой сарай, оборудованный под кузницу. Там он делал заборы и ограды для частных домов, иногда брался за интерьерные вещи, за них платили хорошие деньги и в какой-то момент, у Ивана была возможность стать обеспеченным человеком, держащим в руках настоящее мастерство. Но все понеслось в тартарары после рождения сына, диагноз которому был поставлен при рождении. Приехав домой с роддома, держа в голове неутешительную новость, Астапов одним броском стула вынес весь оконный проем, выкрикивая проклятия, адресованные всем святым на земле и на небе. Затем он собрал все накопленные на кузнечном деле сбережения и неделю его никто не видел. Мужчина так сильно переживал за умственную отсталость своего сына и за то, что его супруга больше не может дать ему наследников, что на какое-то время жизнь потеряла первоначальный смысл.
Жанна Астапова вернулась из родильного дома с младенцем на руках, спустя десять дней после родов, не в состоянии смотреть мужу в глаза. Никто не знал, как им удалось пережить это, но Матвей рос, превращался в подростка, разгуливающего по улицам поселка и по опушкам леса. Часто соседи слышали крики Ивана, который буквально рычал от злости всякий раз, когда сын делал что-то не так, обещая оторвать тому голову. Но когда впервые приехали органы опеки, мужчина выставил всю тройку белых воротничков со своего двора и пообещал, что если хоть кто-то прикоснется к его сыну, то они пожалеют, что родились на свет.
Можно было сказать о том, что Матвей рос в неблагополучной семье, его отец с годами так и не смог смериться с болезнью сына, а Жанна скоропостижно скончалась через три года после родов. И мальчик, живя с отцом, не смотря на все крики, адресованные в его адрес, за двенадцать лет так и не узнал тяжести отцовской руки. Бить своего отпрыска Иван не решался понимая, что и без того парню приходится не сладко. У него практически не было друзей и, хотя в школе над ним мало кто издевался, но и звать в компанию не торопились. Парнишка слонялся без дела целыми днями напролет, иногда из любопытства захаживая в отцовскую кузницу.
Несколько раз Иван заставал сына за изучением молотков, клещей и прочей утвари кузнечного ремесла, Матвей кончиками пальцев водил по шероховатому металлу, с благоговением разглядывая инструмент.
– Нравится? – спросил мужчина, прислонившись плечом к косяку дверного проема. Он скрестил на груди свои жилистые, с проступающими венами руки несколько минут молча наблюдая за сыном.
Матвей обернулся и отдернул руку от наковальни, которая в лучах солнца блестела, словно отлитая из серебра.
– Пап, я ничего не брал. Ага, точно, не брал. Твое это, я знаю, брать нельзя. Я только глазами смотрел, – протараторил парнишка, испуганно засунув руки в карманы. Он сверкал взглядом в сторону мужчины продолжавшего смотреть на сына.
– Всегда хотел, чтобы мой сын по стопам своих дедов пошел, – сказал Иван и в его голосе слышались нотки досады. Сам мужчина был мастером кузнечных дел в третьем поколении и кроме работы с железом и огнем, в его семье ничего более делать не умели. Астапов, узнав, что у него будет сын, даже инструмент приготовил, с которого начнет обучать Матвея своему ремеслу и теперь все это осталось лежать без дела в большом деревянном ящике под верстаком. Как можно было учить тяжелой и сложной работе дурочка, гоняющегося за воробьями, мужчина не имел не малейшего понятия.
Он прошел вглубь мастерской, поглядывая на сына и, проходя мимо, взлохматил своей огромной ладонью ему на голове русые волосы. Матвей заулыбался, этот жест всегда воспринимался как проявление отцовской нежности и Иван сказал, оглядывая мастерскую:
– Молоток держал в руках хоть раз?
Матвей яростно замотал головой, да так сильно, что его волосы, достигавшие длинной кончиков ушей, растрепались еще больше.
– Нет, не брал. Ты не разрешаешь, и я не брал.
Мужчина ничего не ответил, подойдя к верстаку. Он вынул средний по тяжести молоток и, посмотрев на сына, подозвал его к себе. Парнишка, прикусывая нижнюю губу, нерешительно сделал несколько шагов вперед. Не сводя с сурового, покрытого пятидневной щетиной отцовского лица, взгляд, он замер на месте.
– Бери, – сказал Иван и протянул увесистый инструмент. Матвей оглядел молоток с засаленной, деревянной ручкой и потянулся к нему рукой.
– Двумя руками бери! – прорычал мужчина, оглядывая хилые, тонкие как спички руки мальчика.
– Я в твои годы по пять часов в день от этой печи не отходил. Махал молотками как тот Данила мастер из сказки, что тебе мать покойница перед сном читала. Бери, не бойся!
Матвей ухватился обеими руками за деревянную рукоятку и как только мужчина отпустил молоток, мальчик испытал всю тяжесть инструмента. Руки моментально устремились вниз и, разжав пальцы, Матвей выронил инструмент на пол. Тот с гулким ударом упал на деревянное покрытие и остался лежать на месте, под пристальным взглядом мужчины и его сына.
– Тяжееелый, – протянул Матвей, растирая ладони рук. Иван, молча, поднял молоток с пола и, посмотрев на сына, размахнулся и что есть сил, обрушил удар по наковальни. По всему помещению раздался такой сильный лязг, что Матвей, отскочив в сторону, ладонями зажал уши. Он даже увидел, как во время соприкосновения двух металлов образовалась искра и это, произвело на него большое впечатление. Он уже хотел было поделить этим с отцом, ощутив, как в груди, разгорелся огонь возбуждения, превращающийся в восхищение, но Астапов, отбросил молоток на верстак и, резанув парня острым взглядом, пробормотал:
– Да что б тебя Матвей. Ты даже молоток не можешь удержать.
Он сплюнул на пол и вышел из мастерской, размашистыми, длинными шагами отмеряя расстояние через двор к дому.
Матвей смотрел отцу в след, выкручивая кисти рук, а затем и сам вышел на улицу, растерянный, словно ему так и не удалось решить тяжелую задачу. С тех пор он почти год не заходил в кузницу, не решаясь вновь огорчить отца, но однажды, любопытство вновь привело его к тому месту, где огонь высекался из металла от одного только взмаха руки и этот момент Матвей запомнил навсегда.
Он бежал через поросший сухой травой луг, бежал так быстро, словно за ним гнались лесные черти, а когда увидел двух соседских стариков, что-то выкрикивающих ему, то Матвей на какое-то время завис. Еще секунду назад он бежал к отцу, который выгнал его из дома, находясь в очередной алкогольной депрессии, ненавидя всех и вся в этом мире, но старики, они ведь тоже могли помочь. И сделают это куда лучше, чем в стельку пьяный отец.
Матвей повернул в их сторону и припустил бежать, на ходу показывая в сторону леса и пытаясь объяснить то, что он там увидел.
– Что-то случилось, – пробормотал Вадим, поднимаясь на ноги из-за стола.
– Может быть, его утка улетела в теплые края? – предположил Самойлов, не сводя взгляда с приближающегося к ним парня.
– Я был бы только рад, если все именно так, – ответил Сенчин и, выставив руки вперед, сказал:
– Эй, парень, стой! Давай помедленней, хорошо?
Матвей, все-таки сбавил скорость и не в состоянии справиться со сбитым дыханием, остановившись, согнулся, уперев ладони в колени. Тяжело дыша, он простоял так несколько секунд, затем выпрямился и вновь, ткнув пальцем в сторону леса, сказал:
– Там, человек, там. Он копает.
Вадим и Кирилл переглянулись, Самойлов пожал плечами и жестом предложил приятелю, продолжать опрос:
– Что за человек и почему тебя это так беспокоит?
Матвей, все еще пыхтя после пробежки, смотрел на старика, округлив глаза, он пытался что-то сказать, но слова, словно застревали в горле и тогда он схватил Сенчина за рукав и потянул за собой.
– Подожди, куда ты меня тянешь? – возмутился Вадим, пытаясь освободить руку, но Матвей на удивление сильно вцепился в рукав своими тонкими пальцами, продолжая тянуть за собой.
– Перестань парень, лучше объясни, в чем дело! – вмешался Самойлов, поднявшись со своего места. Его голос был настолько строгим и громким, что Матвей наконец-таки остановился и, обернувшись, сказал:
– Он копает, тело.
– Какое тело? Что ты несешь? – продолжал возмущаться Кирилл, выйдя из-за стола. Вадим к тому моменту уже освободил свою руку и, положив ладони на плечи Матвею, посмотрел парню прямо в глаза. Стараясь полностью завладеть его вниманием, он спросил, медленно и вкрадчиво:
– Что ты видел?
Матвей набрал полные легкие воздуха и ответил:
– Он копает яму с телом.
– Кто копает? – продолжал Вадим, не сводя с него взгляда и только тогда, Матвей наконец, успокоился и его дыхание, стало ровным. Глаза смотрели на старика с нескрываемым блеском страха перед тем, что ему довелось увидеть, но вот только мозг никак не мог подобрать правильных слов и от этого мальчик только нервничал.
– Я не знаю, он там, он черный, он копает.
Матвей опять стал тыкать в сторону леса пальцем и Сенчин с Самойловым уставились в сторону лесной опушки. Осенний ветер раскачивал верхушки деревьев, заставляя их словно кружиться в медленном, ленивом танце, на фоне серого пасмурного неба. Отсюда, было буквально видно, как лесная чаща постепенно уходит в непроглядную сумеречную темноту, скрывающую под собой бесконечные лощины, чащи и озеро.
– А что ты там делал парень, опять утку свою кормил? – спросил Кирилл и Матвей закивал головой.
– А отец знает, что ты туда ходишь? – присоединился Вадим и парень пожал плечами, но и без этого было ясно, что Матвей скрывает от своего отца большую часть своей жизни. По мнению Астапова, его слабоумный сын должен целыми днями, находится дома, и чтобы не пугать людей, не выходить за приделы двора. Но стоило только Ивану перебрать с алкоголем, как его сын тут же начинал ходить по всей округе, заходя в соседские дома, где его всегда встречали с распростертыми объятиями.
Сенчин повернулся к парню, который крутил кисти рук, склонив голову на бок. Вид у него был не настолько испуганный, сколько жалкий, словно то, что он увидел, заставило паренька еще больше провалиться в свою болезнь, забирающей у него последние остатки разума.
– Иди домой. Мы посмотрим, что ты там увидел. Обещаю тебе, – сказал Вадим и Матвей, кивнув, побрел в сторону своего дома, поглядывая на лес и довольно часто спотыкаясь на ровном месте, как будто ноги совершенно перестали его слушаться.
Проводив взглядом паренька, Сенчин вернулся к Самойлову, который засунув руки в карманы, продолжал изучать опушку.
– Что ты об этом думаешь? – спросил Вадим и получил в ответ укоризненный взгляд, исполненный сарказма.
– Ты хочешь проверить слова местного дурочка? – спросил он, ухмыляясь и всем своим видом показывая, что не поверил ни единому слову.
– Но ведь что-то его напугало, – продолжал настаивать Сенчин. Он знал Матвея с самого его детства и если быть честным, то еще никогда не видела таким напуганным. Много раз пареньку приходилось убегать от своего отца и от взрослых детей, которые пытались всячески позабавиться над слабоумным, но каждый раз Астапов младший выходил из этих потасовок победителем, поскольку не воспринимал жизненные удары слишком близко к сердцу. Но сегодня, все было по-другому, страх в его глазах не просто блестел, а он горел огнем и Сенчин был уверен, что этой ночью Матвею вряд ли удастся уснуть.
– Он увидел собственную тень. Я уверен в этом. Пошел кормить утку и испугался того, чего нет.
Самойлов хлопнул приятеля по плечу и почти радостным голосом добавил:
– Неужели ты думаешь, что кто-то в лесу и вправду закапывал труп?
Кирилл пожал плечами, ничего не ответив и, вернувшись за свой стол, они постепенно переключились на шахматную партию. Кирилл вновь стал что-то рассказывать из своей жизни, повторяя историю в десятый раз, а Сенчин никак не мог выкинуть слова парнишки из головы. Они выглядели безумными, но порой мужчина ловил себя на том, что просто обязан проверить все сам.
Ближе к вечеру, когда солнце приблизилось к горизонту и на улице температура снизилась на несколько градусов, Сенчин Вадим вышел из своего дома и, опустившись в кресло на веранде, оглядел покрывающуюся полумраком опушку леса. Шахматный турнир закончился уже много часов назад, сразу после того, как фляжка Самойлова опустела и четыре партии, были сыгранны вничью. Старики разбрелись по домам, ковыляя по проселочным дорогам, в разные друг от друга стороны. Кирилл, что-то рассказывал из своей молодости, вспоминая времена, когда он сам мог провести в лесу несколько дней подряд, при этом заранее совершенно не запасаясь никакой провизией. А когда Сенчин наконец, вернувшись домой, погрузился в долгожданную тишину, он смог поразмыслить над словами Матвея.
Поставив на плиту чайник, Вадим опустился на стул возле кухонного стола и, придвинув к себе чашку, налил утренней заварки. Ему сильно захотелось закурить, но сжав волю в кулак, он оттолкнул от себя эти мысли, вызывающие сдавливающие фантомные боли в области легких. Вадим бросил курить два года назад из-за резко ухудшающегося состояния здоровья и из всех советов, которые ему давали врачи, он воспользовался только этим. Пить лекарства совершенно не хотелось, они казались ему еще хуже, чем сама болезнь, как говорила его дочь, когда в последний раз навещала старика отца: «Одно лечат, другое калечат».
Она внимательно изучила список, составленный в больнице и, пометив только те лекарства, которые считала нужными, вернула его отцу. Но как только дочь уехала, Вадим выкинул весь список в мусорное ведро вместе с пачкой сигарет.
Отказ от никотина принес результат достаточно быстро, уже через пару месяцев Сенчин ощутил себя намного легче. У него уменьшились приступы головокружения, и нормализовался сон. К тому же голова перестала реагировать спазмами боли на малейшее изменение погоды. Старик позвонил дочери и сказал ей, что у него все в полном порядке и что лекарства даже и не понадобились, но она настояла на двух препаратах и, скрипя зубами, Сенчин согласился.
Теперь же, жажда закурить, хотя и посещала его очень редко, но временами, приходилось сжимать кулаки. Его организм уже научился существовать без табака, но по-прежнему не забыл вкус никотинового допинга.
Когда чайник закипел, Вадим поднялся со стула, налил кипяток в чашку, разбавил его заваркой и, кинув две ложки сахара, вышел на веранду, где опустился в старое кресло.
Отсюда открывался замечательный вид на опушку леса, к тому же хорошо просматривалась и подъездная дорога к дому. А при наступлении темноты, на веранде зажигались две лампы, освещающие переднюю часть двора, где раньше он ставил свой старенькой автомобиль отечественного производителя, проданный в прошлом году почти за бесценок.
Из головы не выходил образ бегущего через луг Матвея и слова, которые выкрикивал парень сбивчивым голосом, звучали так, словно за ним гнались все демоны, выпрыгнувшие из ада. Что могло твориться в голове у человека с диагнозом слабоумия, не ведомо никому и, главное, как понять, способен ли он отличить правду от вымысла? Когда Матвею было лет пять, он приходил к дому Сенчина и старик, выйдя на улицу, находил парнишку, игравшего возле пустой собачей конуры. Пес Вадима, уже давно покоился в земле и лишь из сентиментальных чувств Вадим оставил конуру. Матвей, сидя на земле напротив деревянной конструкции на том самом месте, где пес по кличке Тайфун, часто любил лежать, прячась в тени в летний зной и, раскачиваясь из стороны в сторону, словно находясь в медитации, бросал куски хлеба между собой и конурой, периодически произнося кличку собаки.
Тайфун умер через год, после рождения Матвея и мальчик никогда не видел пса, но часто приходил к нему и в эти минуты, Сенчин ощущал, как по спине бежит холодок. Мальчик, словно общаясь с призраком собаки, сидел в позе лотоса, медленно отламывая куски черствого хлеба и, когда впервые Вадим решился прервать этот ритуал, подойдя к мальчику ближе, сказал:
– Тайфун не очень любил хлеб. Ты бы ему кость принес.
Мальчик поднял на него глаза и с совершенно серьезным видом спросил:
– А кто это, Тайфун?
Не много растерявшись, Вадим показал в сторону пустой конуры и ответил:
– Мой пес, он когда-то жил здесь.
Мальчик оглядел конуру, внимательным взглядом окинув ее так, словно оценивал не высокое строение и опять, посмотрев на старика, сказал:
– Мне нравится Тайфун. Он хороший.
И, кинув последний кусок хлеба, Матвей поднялся на ноги, пообещав, что постарается в следующий раз принести что-нибудь вкусное, хотя и не обещает, поскольку отец не сильно любит готовить. Он убежал, оставив Сенчина одного с чувством волнения, которое возникает всякий раз, когда понимаешь, что столкнулся с чем-то неординарным и выбивающимся за приделы привычного для тебя и разумного.
С тех пор Матвей приходил еще много раз, и старик старался принимать поведение соседского мальчика как простую детскую забаву, хотя точно знал, что одним своим бурным воображением Матвей не ограничивался. И спустя годы, когда парнишка запыхавшийся от быстрого бега, испуганный и размахивающий руками, кричал про человека в лесу, оставалось только гадать, какой процент фантомов в этот момент породило его сознания.
Делая не большие глотки горячего чая, Сенчин не отрываясь, смотрел в сторону леса. Его любопытство разгоралось с каждой минутой все сильней. Он вспоминал глаза Матвея, которые не врали. Даже если парню привиделось что-то, то однозначно он верил в это. Его мозг порождал образы, которые становились правдоподобными и только для него они оживали в этом мире.
Но насколько Вадим, человек, преодолевший жизненный отрезок в семьдесят лет, должен доверять словам двенадцатилетнего умственно отсталого паренька? Что мог подсказать его опыт, который пытался рационально расставить все по своим местам? С одной стороны, Самойлов был прав, кто мог в их глубинке заниматься закапыванием тел, но мир сейчас совсем не тот, что был раньше. Стоит только включить телевизор как понимание того, что Матвей не один на этой земле сумасшедший приходит уже с первых репортажей вечерних новостей.
Сделав еще пару больших глотков и прикинув, что окончательно стемнеет примерно через пару часов, Сенчин поднялся со своего места и вернулся в дом. Поставив стакан недопитого чая на кухонный стол, он прошел в кладовую, где, взяв с полки мощный фонарик, несколько раз щелкнул выключателем, пробежавшись по режимам. Устройство было полностью заряжено и отлично работало, Вадим закрыл дверь кладовой и, накинув на себя плащ с капюшоном, вышел из дома.
Где точно Матвей видел то, как некто закапывал тело, старик не знал, но мог предположить, что это если и происходило, то неподалеку от озера. Парнишка туда бегает еще с сентября месяца, когда Станислав Мишин, местный любитель пострелять по диким зверям, оставил после себя подранка. Дикая утка, с перебитым крылом, в котором находилось с полдюжины дроби, осталась жить на озере и каким-то чудом, Матвею удалось ее приручить. Он бегал к ней каждый день, принося куски хлеба и, если бы у паренька, была возможность, он бы забрал своего дикого питомца домой.
Преодолев по жухлой траве расстояние до опушки леса, Вадим, посматривал в сторону домов поселка, в надежде, что ему удастся заметить Матвея. Совсем неплохо будет, если паренек сам покажет, то место, чем сэкономит кучу времени. Не включая свет фонаря, старик, перешагивая через первые поваленные ветки, шагнул вглубь леса, ориентируясь на озеро.
Более полувека назад, когда местные поселения еще не обретали статусы поселков городского типа и были самостоятельными автономными селениями, одно из небольших русел ответвления реки Медведицы, выходило из этих краев. Богатая на родники местность питала растительность, позволяя деревьям создавать лесные массивы, поросшие кустарниками и бесконечными вьющимися дикими растениями. В летнее время здесь невозможно пройти не через одну низину, чтобы не запутаться в поросшей по земле дикой ежевике. Сенчин еще в действе, часто бегал в лес, чтобы набрать ягод, не далеко от озера, которое тогда было в разы больше и соединялось с Медведицей небольшой речкой.
Сейчас это озеро поросло камышом и, с рекой его соединяла небольшая протока, которая с годами все больше превращалась в ручей, грозящий навсегда исчезнуть.
Подобрав с земли полутораметровую палку, Вадим, используя ее как посох, пробирался через лес, время от времени, постукивая ею перед собой. В прошлые годы эти места просто изобиловали змеями, поселившимися неподалеку от пресноводного источника и немало, покусали лодыжек. Сенчин с подросткового возраста знал, что хорошая палка – это надежный друг, когда собираешься пробираться через лес. С ее помощью можно уберечь себя от нежелательного столкновения с обитателями местной фауны и вспоминая все свои навыки, мужчина через двадцать минут вышел к озеру, которое узнал не сразу.
Двадцать лет он здесь не был, погрузившись в домашний быт, Сенчин позабыл, что живет возле леса, куда так часто любил ходить еще подростком. Лесной мир, он всегда очень сильно отличается от поселковой жизни. Находясь в окружении высоких вязов, всегда ощущаешь себя словно на другой планете, где даже земля укрыта от влияния солнечных лучей. За двадцать лет, лес изменился. Что именно в нем стало не так, старик не мог сказать так сразу, но в целом он ощущал это. Раньше казалось, что он сможет в любой момент с легкостью здесь ориентироваться, память все еще хранила некоторые обрывки воспоминаний, которые теперь оказались совершенно никчемной информацией. Лес стал другим и озеро, превратилось из большого и прекрасного водоема, в огромную лужу, поросшую камышами и кустарниками. На его дне еще пробивались слабые источники, но если так будет продолжаться и дальше, то это место через полвека станет превращаться в болото.
Поваленное дерево, частично уходящее в воду, сразу же привлекло внимание Сенчина и старик, решил, что на нем можно будет немного передохнуть. Опустившись на ствол, с которого уже облезла вся кора, он посмотрел на солнечные блики, тусклыми точками, пробивающимися сквозь голые кроны. Лучи света, играли на абсолютно ровной поверхности воды, создавая прекрасное природное зрелище.
Над головой начали щебетать птицы, перелетая с ветки на ветку и вздохнув с чувством умиротворения, Вадим решил, что в любом случае он не зря пришел сюда. Под ногами он увидел несколько хлебных крошек. Старик оглядел темнеющее в полумраке озеро, затем включил фонарь и осветил им камыши. Поводив белой точкой света по растениям и ничего не найдя между ними, он встал на ноги, оглядываясь по сторонам. Теперь, нужно было правильно выбрать направление для поисков. Не сильный ветер раскачивал деревья, создавая легких лесной шум, в котором невозможно было различить никаких звуков, кроме птичьего щебета.
Он направился вверх по не большому склону, уводящего его дальше от озера. Прокладывая себе путь палкой и выключив фонарик, Вадим не спеша пробирался в чащу леса, где совсем скоро должен был выйти на лощину. Здесь его память вырвалась из заточения времени, раскрашивая все новыми красками и дополняя образами события полувековой давности. Одновременно с тем, что он вспомнил, Сенчин приходил к мнению, что знает, отчего все реже и реже посещал протоку, озеро и лес, даже не отдавая себе отчета, как давно это было.
В памяти всплыл образ десятилетнего мальчишки по имени Никита, который навсегда остался в памяти Вадима ребенком, так и не достигшим совершеннолетия. В те времена они очень сильно дружили и играли в шахматы дни напролет. Никита был подвижным подростком и в их компании стал бы настоящим лидером. Казалось, этому парню все нипочем. Он подбивал Вадима на всевозможные авантюры и вот однажды, ребята так и не смогли выйти сухими из воды.
Сенчин остановился в нескольких метрах от протоки, вспоминая поваленное дерево, которое создавало собой импровизированный мост на другую сторону. Ледяные потоки совершенно не прогретые лучами солнца воды неслись под ним, вырываясь из источников озера. Даже в жаркий день, стоило только опустить в воду руки, как их моментально начинало сводить от холода.
«Давай слабак, ты просто боишься упасть в воду! Я всем скажу, что ты не смог перейти ручей!»
Голос Никиты прозвучал эхом, проносясь по всему лесу, словно призрак, вернувшийся из прошлого и Сенчин, огляделся по сторонам. Он почти увидел перед собой парнишку, бегущего в сторону протоки, к тому месту, где не так давно упало дерево, давая возможность попасть на другую сторону не замочив ноги.
Он скользнул взглядом по уходящей к протоке низине, за многие годы сильно поросшей травой и вспомнил про небольшой пляж из желтого песка. Именно туда они направлялись, прихватив шахматную доску, в тот день, когда упали в воду, испугавшись бездомной собаки. Ледяной поток накрыл подростков с головой, и быстрое течение унесло большинство шахматных фигур вниз по течению. Затем они сидели и дрожали всем телом на берегу, в промокших одеждах, толкая друг друга локтями в бок, даже не зная, что через пару недель, Никиты не станет из-за двухсторонней пневмонии.
Сенчин, стиснув зубы, подавил воспоминания, возвращая себя в реальность. Он стер тыльной стороной ладони образовавшуюся под глазами влажность, ощущая, как ком в горле, медленно проваливается вниз. Прошло более пятидесяти лет, а память все еще настолько жива, что он слышит голоса подростков, бегущих наперегонки, подгоняемых короткими фразами, нацеленными подстегнуть друг другу на самую неудачную авантюру в их жизни.
Двинувшись дальше по склону, Вадим уже начинал закрывать детские воспоминания под замок, когда увидел в сумраке леса силуэт, заставивший его забыть обо всем и замереть на месте, не двигаясь и не дыша.
Матвей закрылся в своей комнате, как только вернулся домой. Его отец спал в зале на диване, уже частично сползая на пол. На столе стояла грязная посуда с остатками еды и пара пустых бутылок. Проскочив мимо и не обращая внимания не мусор, который пареньку придется спустя несколько часов убирать, он забрался на кровать и, зажавшись в угол, словно загнанный зверь, остался сидеть в полумраке.
В голове пульсировал без остановки один и тот же образ, разукрашенный больным воображением, наполненный мрачными красками, вырисовывающими настоящего демона. Его черные, непроницаемые глаза, смотрят на дно выкопанной ямы, а руки продолжают откидывать землю в сторону, раз за разом углубляя импровизированную могилу.
Матвей закрыл глаза, опустив голову и постарался выгнать образы из головы, но как он не старался у него не получалось, более того, воображение с неистовой силой только начинало все сильнее набирать обороты, создавая из реальности ужасающий вымысел. Но самое страшное заключалось в том, что он готов был поверить в этот вымысел и принимал его за реальность.
Теперь этот человек в черном плаще, стал выше, капюшон, покрывающий голову, превратился в ужасающий дьявольский нарост, из которого исходили острые, костные шипы. Земля, вылетающая из могилы, падая, рассыпалась, и в ней копошились сотни червей, слепо расползающихся во все стороны. А завернутое в черный полиэтилен тело, шевелилось, оно двигалось, словно тот, кто был в него завернутым, находился в сознании, но при этом почти обессилен.
Матвей, сполз вниз по склону, чтобы не видеть тот момент, когда демон опустит тело живого человека на дно могилы, чтобы лишить себя зрелища самого погребения, но страх сковал его руки и ноги, не давая сдвинуться с места. Прильнув спиной к дереву, Матвей сидел на одном месте, тяжело дыша и не спуская взгляда с вершины пригорка, на который медленно, вынюхивая перед собой землю, поднялся черный волк. Он фыркал всякий раз, когда находил интересующий его запах и как только оказался на вершине, его острый взгляд переключился на мальчика. Волк несколько секунд стоял неподвижно, изучая, наблюдая и находясь в ожидании. Затем он опустил голову вниз и его шерсть на загривке поднялась дыбом, морда расплылась в жутком оскале и грозный рык донесся до Матвея, как смертельное предупреждение.
Он резко поднял голову, раскрыв глаза и моргая без остановки, оглядывал погружающуюся в темноту комнату. Волк еще какое-то время жил в его воображении, а затем растворился, распавшись на молекулы. Матвей не отдавал себе отчета, что все это ему приснилось, что он просто задремал и его воображение сделало все само. Решив, что это не что иное, как видение, которое для него превратилось в реальность, Матвей спустился с кровати и выглянув в окно, прошептал, глядя в сторону опушки леса:
– Кто придет из темноты, тот оставит здесь следы.
А затем он, пройдя по комнате, открыл дверцу стенного шкафа, где на дне лежали старые одеяла и несколько подушек, забрался внутрь, закрыв за собой дверцу.
Фонарь включать было еще рано, его свет улучшит возможность разглядеть некоторые детали погружающегося в темноту леса, но при этом отрежет все остальное. Сенчин в своем преклонном возрасте все же не жаловался на плохое зрение и полчаса, еще мог пробираться по лесу доверяя самому себе.
Воспоминания он на время оставил там, где им и должно быть место, а именно в прошлом. Продолжив путь вверх по склону, он все чаще опирался на палку, понимая, что если его глаза еще способны видеть, как и тридцать лет назад, то вот ноги уже подводили довольно часто. Завтра утром он вряд ли сможет подняться с кровати после сегодняшней прогулки. К тому же поясница постепенно начинала напоминать о себе пока еще тихой, но уже ноющей болью.
Вадим решил, закончить свои поиски, как только поднимется наверх и осветит все фонарем и если не найдет ничего, на чем можно заострить внимание, то вернется домой. Гоняться за призраками выдуманными слабоумным подростком всю ночь напролет, станет не самым лучшим занятием для пенсионера, тем более, что лес сам собой уже являлся местом повышенной опасности.
Преодолевая последние метры подъема, Сенчин почувствовал, как его дыхание участилось и стало тяжелей. Он сделала небольшую остановку, вдыхая полной грудью свежий лесной воздух. Старик уже и забыл, насколько хорошо проводить время в лесу и решил, что, возможно, в будущем еще несколько раз совершит прогулку к озеру.
Ветер еще сильней раскачал верхушки деревьев и Сенчин взобрался на холм, поросший плющом. Деревья, которые здесь росли, были наклонены в стороны в зависимости от их местоположения на склоне, создавая иллюзию падения. Прислонившись к одному из них плечом и переводя дыхания, Вадим включил фонарик, свет которого ярким лучом прорезал сгустившуюся темноту и в тот же момент, старик ощутил огненный поток, который охватил его с такой неистовой силой, что, превращаясь в страх, приковал к одному месту.
Ожидая увидеть все, что угодно, вплоть до действительно существующей в лесу могилы, Вадим, пришел к выводу, что не всегда нужно надеяться на свою интуицию. Очень часто ему приходилось сталкиваться в лесных чащах с дикими животными и каждый раз, такая встреча заканчивалась простым наблюдением и после этого Сенчин медленно уходил. Он точно знал, кто в лесу хозяин и всегда уважал права лесных жителей, но в этот раз Сенчин впервые испытал чувство, что встреча с диким животным может стать для него роковой.
Свет фонаря осветил двух лесных волков, один из которых передними лапами раскидывал сырую землю, почти до половины погрузившись в образовавшуюся яму. Его серая шерсть была перепачкана кусками грязи, а морда покрыта землей. Второй волк стоял рядом, словно наблюдая за происходящим и не вмешиваясь. Но по зверю было видно неистовое возбуждение, в котором он прибывал. То, что находилось под землей, буквально сводило животных с ума, поскольку они даже не сразу почуяли приближение человека. А когда яркий свет осветил их, волки посмотрели в сторону источника и их глаза, отразив лучи, словно засветились, создавая жуткий образ.
Сенчин сделал несколько шагов назад. Кто знает, готовы ли волки оставить свою находку ради новой жертвы или может быть, они будут защищать то, что по праву принадлежит им. Он, стараясь не делать резких движений, стал спускаться вниз, держась за дерево, лучом фонаря все еще освещая хищников, один из которых, опустив голову вниз, смотрел на старика исподлобья. Второй волк вновь принялся разрывать землю, фыркая и не обращая внимания на незваного гостя. Когда Вадим уже почти скрылся из виду, свет фонаря осветил как волк, что-то зацепив зубами, с силой потянул вверх, упираясь лапами в землю. При этом зверь даже зарычал и сильными рывками, продолжил вытаскивать добычу из-под земли, пока Сенчин не увидел, как на поверхности появилась человеческая рука.
Вадим замер на месте, он уже хотел уйти, но теперь не смог сдвинуться с места. Все то, что говорил Матвей, оказалось правдой. Кто-то в действительности закопал здесь тело. И если бы не волки, то Вадим вряд ли смог бы в сгущающихся сумерках обнаружить свежую могилу.
Второй волк, не обращая вниманье на своего сородича, сделал несколько шагов по направлению к человеку и показал оскал. Рычания старик не слышал, но понял, что его просят уйти и, не мешкая более не секунды, поспешил с места преступления.
Он спешил через лес, переступая через ветки и корни деревьев, освещая себе путь и постоянно оглядываясь назад, словно опасаясь погони. Но звери, найдя человеческое тело, увлеклись его раскопкой. Свежий запах плоти дурманил им голову и, терзая человеческие останки, они становились единственными участниками ужасного пиршества. Перед глазами старика все еще стаял образ появившейся руки. Пальцы, скрюченные и расставленные в стороны, как будто махали Вадиму в приветствии каждый раз, когда волк делал мощные рывки, вытаскивая тело на поверхность. Измазанная землей кисть, покрывшаяся синевой и искусанная волчьими зубами, уже не источала кровь. Это зрелище было настолько невыносимым, что Сенчину пришлось остановиться на полпути. Он, выключив фонарик, уперся ладонями в ствол дерева и, согнувшись пополам, ощутил приступ тошноты. Изуродованная рука, машущая из могилы, все еще стояла перед его глазами, и отражающийся свет играл на безымянном пальце ярким бликом.
Вадим набрал в легкие воздуха и выпрямился, яркий отблеск золота моментально впился в его память. На пальце без сомнения блестело кольцо, свет фонаря очень хорошо сыграл на его поверхности. Он обернулся и осветил деревья. Волков не было видно и ветер, поднявший шум в кронах деревьев заставил воображение старика разыграться с еще большей силой. На мгновение Сенчин представил, что за ним гонится целая стая, вкусивших человеческой плоти хищников и теперь, жаждущих добавки. Он стал продвигаться дальше, глотая воздух пересохшим ртом и совсем скоро вышел на опушку леса, где уже были видным огни частных домов.
В свои годы Сенчин Вадим, думал, что его уже ничем не удивить. Он прожил долгую и вполне насыщенную событиями жизнь. Потеря друзей и близких всякий раз сказывалась на нем, но мужчина преодолевал все неприятности, быстро смиряясь с судьбой. Ему приходилось сталкиваться с плохими людьми, с жадными и алчными, с завистниками и теми, кто жаждал мести. Попадались и воры, не брезгающие мелочью, но вот перед лицом убийства ему еще никогда не приходилось стоять.
Живя в полном одиночестве в спокойном поселке, плавно перерастающем в провинциальный городок, Сенчин был уверен, что в таком ритме его жизнь и подойдет к логическому концу. Он будет играть со своим другом Кириллом Самойловым в шахматы, до тех пор, пока один из них не сможет больше выйти на улицу и если судьбой Вадиму суждено пережить еще одного друга, то тогда он постарается найти занятие и для своего одиночества. И так бы оно и продолжалось, если бы не Матвей, с его внезапно появившейся дикой уткой, подстреленной Станиславом Мишиным в начале сезона охоты. Если бы не его походы в лес, то парнишка никогда не увидел бы как совершается преступление. И теперь сам Сенчин впервые в жизни увидел то, насколько человеческое тело может быть отделено от жизни и превращается в корм для диких животных.
В первые минуты Вадим думал о максимально быстром возвращении домой. Ему не терпелось набрать номер местного отделения полиции позвать к телефону Марата Сорина. Ведь если Матвей сам сумел позвонить и постарался рассказать увиденное, то вряд ли ему кто-то поверит. Но затем Вадим решил самостоятельно добраться до дома начальника полиции, живущего всего в десяти минутах ходьбы от дома Сенчина. Поскольку им нужно будет как можно быстрей вернуться в лес, чтобы успеть прогнать диких животных и только человек с оружием сможет сделать это.
Вадим прибавил шаг, ощущая, как его дыхание переходит в сбивчивый режим и через несколько шагов, он замер, глядя прямо перед собой и растягивая верхнюю пуговицу пальто. Он несколько секунд стоял в оцепенении, не веря в то, что с ним только что случился сердечный приступ. Опустившись на землю и положив включенный фонарь рядом с собой, Сенчин огляделся по сторонам, понимая, что в ночной темноте ему ждать помощи неоткуда.