Издали я принял его за баска. И даже обрадовался.
Да чего врать – я хотел, чтобы он был баском. Подлым грязным террористом, которого я возьму. Первым за три месяца этой бесполезной работы. Три месяца блужданий по нестерпимой жаре под видом счастливого идиота-туриста, который впервые увидел парк Гуэль. Если бы этот тип оказался вандалом из БАСФ, появился бы хоть какой-то смысл, чувство причастности к настоящей работе, которую теперь делают за меня другие.
Раньше не понимал стариков, которые бесятся, когда начальство намекает им, что пора на покой. Это ведь только в кино люди нашей профессии – супермены. А по жизни никаких долгих и красивых перестрелок не бывает. Либо стукач даёт верную наводку и ты успеваешь выстрелить первым, либо наоборот – сам получаешь из-за угла. Казалось бы, радоваться надо, когда отпускают на пенсию. А старики бесятся. Чего уж говорить обо мне, инвалиде в тридцать пять! Семь грамм свинца в коленку – и друзья уже смотрят на тебя с эдаким противным сочувствием. А начальство с фальшивой важностью предлагает «другую, не менее ответственную работу».
Одна радость, что работу не специально для меня придумали. Пара-тройка взрывов в год – для Мадрида это уже норма. Но в прошлом году появилась «Баскская Армия Свободного Фронта» с более творческим подходом. Им подавай не кафе и парадные подъезды, как любят боевики из ЭTA, а памятники культуры. Ну и аудитория гораздо шире получается – толпы иностранных туристов. И география – от музея Дали в Фигерасе до могилы Колумба в Севилье.
Про Барселону и говорить нечего: шесть актов вандализма только за полгода. К счастью, без жмуриков. Зато эффект долгоиграющий, все последствия на виду – настоящая визитная карточка БАСФа. Больше всего досталось «Святому Семейству», зашвырнули в лик Христа на южном фасаде ёмкость с какой-то гадостью, разъедающей даже гранит, не то что извёстку с песчаником. А фигуру девицы на площади Каталонии облили зелёной радиоактивной краской. Потом ещё в Готическом квартале старинную кованую дверь одного из соборов расписали матерными словами, как кусок масла – вилкой. Пока наши спецы разбирались, что за инструмент использовался – то ли газовый резак особый, то ли вообще лазер – парни из БАСФ успели тем же инструментом срезать балконную решётку на знаменитой Педрере. И где только технику такую находят, собаки баскервилльские!
Правда, в нашей службе ребята тоже не бараны. Понимают, из какой задницы ноги растут у этих вандалов. Едва ли настоящим баскам так нужны новые гадости на свою голову. Другое дело, что скоро выборы в Парламент. И кое-кто из политических шишек сможет справедливо упрекнуть кое-кого другого – мол, даже с хулиганами не справляетесь, куда уж вам выше лезть.
Но шишки на макушке, а наше дело маленькое – ловить, пресекать… и профилактика. Работа моя ответственная – после получения семи граммов в колено – заключалась в том, чтобы бродить по парку прогулочным шагом, улыбаться и время от времени наводить камеру на подозрительных типов. Щёлк! – и картинка полетела в центр. А дальше уже работа центра – пробить подозрительную рожу по разным «чёрным спискам» и в случае чего дать сигнал опергруппе.
Что и говорить, за три месяца ощущение высокой ответственности пропало начисто. Как назло, ничего не происходило. Профилактика, само собой, дело полезное… Да только ведь баска от каталонца не особенно отличишь. Есть у них, конечно, в горах такие особые горные козлы, которых ни с кем не спутаешь. Но надо быть полным идиотом, чтобы посылать на дело человека, которого и так в течение дня пять раз остановят явно и ещё двадцать раз снимут скрытно.
А этот темнокожий тип при ближайшем рассмотрении оказался вообще индийцем. Сухой такой, вроде копчёной курицы, а рубашка белоснежная – не человек, а просто негатив ходячий. Глаза собачьи, малость навыкате. Нос из разряда «одинокая слива». И брови густые, сросшиеся. Мне сразу вспомнилось, как в детстве брат притащил домой огромную чёрную гусеницу и прямо на обеденном столе долбанул её ножом посередине. Но несильно долбанул, из любопытства, так что на две части она не развалилась, и даже не вытекло из неё ничего. А только видно было, что с ней уже не всё в порядке, потому что она стала шевелиться как две сросшиеся брови, а не как один здоровый организм.
Вообще, за три месяца в этом парке я разных психов наблюдал. Туристы сами по себе люди не очень нормальные. Да и местные тоже, когда оказываются рядом с достопримечательностями. Статую Колумба на набережной видели? Который пальцем в море указывает? Так имейте в виду: это единственный целый статуйный палец во всей Барселоне. Дед мне рассказывал – когда он маленький был, Колумб этот стоял внизу, безо всякой колонны. И все обязательно лазили, чтоб потрогать знаменитый палец. В конце концов этого каменного мужика поставили на высокую колонну, только потому его палец и сохранился. А все остальные статуи внизу, по периметру колонны, давно уже беспалые.
Так что к чокнутым туристам мне не привыкать. Но индиец был все-таки чересчур. Я почти час за ним ходил, прежде чем понял, что он вытворяет.
Заприметил я его у «крокодила». Мы так называем между собой этот фонтанчик в центре, хотя вообще это наверное ящерица. Сидит себе такая двухметровая тварюга, мозаикой весёлой украшенная, изо рта воду пускает. Но главное, на неё забраться можно, все там фоткаются.
Это и есть мой главный объект. Самое популярное место парка, не считая конечно музея Гауди. Я уж от скуки какого только вандализма с этим «крокодилом» не придумал за три месяца! Ну, там хвост отбить или вообще весь экспонат украсть – такую банальщину в первые же дни прокрутил в голове. Потом более изощрённые схемы пошли. К примеру: что будет, если плохие парни из БАСФ сумеют чем-нибудь заткнуть эту пасть, из которой вода хлещет? Разорвёт «крокодила» на части или просто потечёт из ушей?
Занимаясь такой вот ответственной работой, я и засек индийца – слишком уж долго он тут ошивался. На фонтан как раз влезла парочка здоровенных тёток из большой группы то ли финнов, то ли немцев. Ну ясно, теперь пока все по очереди не сфоткаются верхом, не отойдут. А индиец вокруг них так и вьётся. Но на расстоянии. Вроде и не у «крокодила», и не у группы… Я даже подумал: уж не карманник ли?
Потом ещё одна группа, англичане как будто. И та же история с индийцем. Словно он с этим «крокодилом» поговорить хочет, но как раз тогда, когда туристы подходят и мешают.
Через полчаса он поглядел на часы и быстро куда-то двинул. Я за ним. Оказалось, он решил подняться на террасу с мозаичными скамеечками, которые во всех проспектах Гуэля обязательно рисуют. Что и говорить, не дурак был сеньор Гауди, умел сделать просто и приятно. Вроде как собраны осколки битой посуды, набросаны кое-как в цемент. А со стороны поглядишь – такой цветник получается, душа радуется.
Хотя если в сотый раз смотреть, как я, то уже тошнит. Да и во время сиесты на этой площадочке как на сковородке. Но время было к вечеру, а индиец меня заинтриговал. Так что я был не против сделать вид, будто снимаю чудо-скамейки. В конце концов, парни из БАСФ могут и здесь что-нибудь отмочить. Залить красивые скамеечки клеем, например.
Ага, индиец мой и здесь начал чудить. На часы поглядел, покрутился рядом с одной группой фотографирующихся, потом с другой.... Э-э нет, не просто рядом! Тут я и понял: он старается попасть в кадр.
Между тем толпа с террасы схлынула, мой подопечный прошёл ещё кружок вдоль красивых скамеечек, поглядел опять на часы и снова спустился к «крокодилу». И я убедился, что разгадал его манёвры. Этот бровастый делал своё дело прямо-таки профессионально. Влезал в кадр очень ненавязчиво, как бы случайно проходя позади, где-то с краю, так что туристы даже не трудились отводить камеру. А многие наверняка и не замечали его манёвров! Ведь рамка видоискателя обычно захватывает меньше, чем объектив. Поэтому на краях снимка иногда оказываются детали, которых ты даже не видел, когда наводил аппарат. Странный индиец, похоже, знал эту тонкость.
Однако в таких действиях нет ничего противозаконного. Тем более для нашего отдела: ребята меня засмеют, если я начну их дёргать из-за таких глупостей. Конечно, если бы кто из туристов заметил и пожаловался… На такой случай в парке есть обычная охрана. Это её забота – гонять подростков, покуривающих травку в укромных кустах, да бомжей, которые норовят уснуть на тихой скамеечке. В принципе, я могу подойти к одному из этих красавцев в фуражках, показать свою корочку и сдать им этого извращенца…
Но тогда вся местная охрана будет знать, кто я. А это крайне нежелательно. У террористов из БАСФ могут оказаться свои люди в здешних фуражках, благо на такую работу набирают обычных сезонников.
Тем не менее, я хотел понять, в чём фокус. Ситуация казалась особенно необычной, поскольку за годы работы в особом отделе привыкаешь к противоположной модели поведения: люди не любят попадать в кадр. Это касается не только мафии, кинозвёзд и секретных агентов, но и автолюбителей, которых снимают на въезде в город, и футбольных фанов, которых снимают при входе на стадион… да и вообще всех нормальных людей. Мало кто любит в чужие камеры попадать.
Конечно, есть такой вид развлекухи-подлянки – строить рожки за головой тех, кто позирует для снимка. Но час за часом влезать в чужие кадры, безо всяких рожек-ножек, просто в уголок… Особая форма эксгибиционизма?
Или… х-мм… новая форма стеганографии. Может, для кого-то лицо индийца в уголке снимка – особый знак, секретное сообщение. Что-то подобное рассказывал мужик из британской МИ-5, когда приезжал к нам опытом делиться. Как раз после его приезда у нас министра связи грохнули.
Кто-кто, а я не мастак долгих теорий. Когда индиец спустился в самый низ парка и сел в кафе у южных ворот, я решил взять быка за рога. Тем более что пустых столиков в кафе всё равно не было.
Вялой походкой я подвалил к кафе, немного поизображал растерянность – ах, все занято! – и положил свою «Кодику» на столик индийца. Объектив оказался с солнечной стороны, и линзы тут же нарисовали на белом пластике стола светящуюся балерину.
–Извините, вы не против, если я здесь присяду?
Раньше я думал, что у меня самый жуткий английский на свете. И даже немного стеснятся подкатывать к американкам. Но когда до меня донеслось ответное карканье этого копчёного индюка, я понял, что мой папа Шекспир и мне пора открыть Америку. Слова он расставлял правильно, по произносил их как ребёнок, который издевается над репетитором. Я даже не могу это повторить. Ну, что-то типа:
–Нет-нет, саджитись пхаджаласта!
Я ответил улыбкой, сел и стал думать, с чего начать. Он опередил меня. Указал на мою «Кодику» чёрным узловатым пальцем, похожим на вымоченный корень, и прокаркал:
–Лупхите пхатаграпхирават?
В общем-то он попал, и это сразу меня сбило. Я ведь не случайно на такую работу согласился. Ещё в школе ходил на фотокружок, и застал, как говорится, старую магию. Там была и ручная настойка для каждого кадра, и жонглирование в темноте с бачком для проявки плёнки – и конечно, печать. Сумрак ванной комнаты, переделанной в лабораторию с помощью трёх табуреток и красного фонаря, инопланетные образы негативов под увеличителем, и наконец, то чудо в ванночке с проявителем, когда на мокром листе фотобумаги понемногу проступает образ, и можно ещё приложить тёплый палец к тому месту на фотке, где хочешь ускорить реакцию – например, чтобы черты лица проявились получше. Вместо глянцевателя и сушилки я использовал стеклянную дверь кухни, и тут даже родители отрывались от своих важных дел, чтобы поглазеть, чего я наколдовал в этот раз.
Потом накатил бум «мыльниц» и сервисов, которые всё за тебя делают: и проявку, и печать. А за ними накатили и цифровики – ещё проще, даже экономить плёнку не надо, нажимай кнопку сколько влезет, да рассылай знакомым свои свалки фотольбомов с однообразными рожами. Теперь фотографом может стать кто угодно, вся магия старых аппаратов как будто пропала, но… Я всё равно любил побродить с камерой.
Конечно, не с этой служебной, которая со «спецвозможностями». Но моя собственная «Кодика», отдыхающая сейчас дома, была не хуже. И через два месяца, получив заслуженный отпуск, я как раз собирался взять в охапку мою маленькую вредину Ги и отправиться куда-нибудь за рубеж. Хоть на своей ответственной работе я и наелся по горло толпами туристов, но вот парадокс – иногда ужасно хочется побыть на их месте. Вроде как сапожник мечтает наконец пройтись в новых сапогах.
–Да, люблю пощёлкать, – честно ответил я, теребя ремешок «Кодики». – А вы? Кажется, я видел вас там наверху, около ящерицы.
И тут он попал второй раз. Дело в том, что в отпуск я собирался именно в Париж.
–Ятшерица, да-да! На ней очинь удопно снимацца, она фся пхопхадаит в каджр! Не то что Эпхелева пхатшня… Липха пхаймаишь толикха самьий тшпиль, липха толикха аджну ногу, кха-кха-кха!
Ветки рук взлетели, изображая ту самую башню, на которую я давно мечтал навести свою «Кодику». А глазами он, видимо, изображал растерянный объектив – по крайней мере, они метались ещё быстрее, чем руки. Может, парень накурился дури? Хотя черт их знает, этих азиатов. У них и в нормальном состоянии глаза как у психов.
–А где же ВАША камера? – спросил я и широко улыбнулся, задержав рот в таком растянутом состоянии чуть ли не на минуту. Вышло очень по-туристски. Прямо как у идиотов-американцев, что улыбаются по любому поводу.
–Они фсе мои, фсе! – Рука-коряга протянулась вперёд и нежно постучала указательным по моему фотоаппарату. Жест был очень странный и в то же время получился так естественно – я бы не удивился, если бы в ответ из объектива вылетела птичка.
–Вы работаете в компании «Кодика»?
Чёрные гусеницы бровей сжались, словно их владелец попытался соединить их вторыми концами.
–Удже нет… Меня выкхнали… Но эта мая текхналокхия! – Он снова коснулся моей камеры. – Они укхрали маю иджею! Интеракхтивный пхотопханк!
И тут на меня полилось. За полчаса общения на языке копчёных куриц я узнал не только историю несчастного индийца, но и основы той технологии, которую «Кодика» якобы украла у него, выбросив его самого на улицу.
Первая часть рассказа, про крах карьеры, не представляла собой ничего оригинального. Типичная история нелегального иммигранта, которого наняли с красивыми обещаниями, выжали как зубную пасту и сдали иммиграционной службе, а она прижала его за все оставшиеся органы и вытурила из Штатов.
Зато технология, о которой он рассказывал, заставила призадуматься. С одной стороны, звучало это как бред сумасшедшего. Но некоторые вещи, на которые он намекал, были… да, почти бесспорными. Особенно качество снимков, позволившее «Кодике» в очень короткое время занять лидирующие позиции на рынке.
Кроме того, меня не покидало ощущение, что кто-то – или тот английский пижон из МИ-5, или даже кто-то из моих боссов по пьяни – рассказывал нечто подобное. На другую тему, но всё равно похоже. О некой новой системе надзора с дурацким кодовым названием, напоминающим название телепрограммы. То ли «Сам себе режиссёр», то ли «Конкурс народных талантов». Суть была в том, что все фотоаппараты и мобильники, находящиеся в руках населения, можно скрытно использовать в качестве камер наблюдения. Если уж такие сумасшедшие проекты возникают даже в нашем ведомстве…
В общем, каким бы психом не выглядел этот тип с бровями, но говорил он интересно. Я даже поймал себя на мысли: хорошо, что он всё-таки не террорист. Выражение «горизонтальный параллакс» едва ли услышишь от дуболомов из БАСФ. А с этим индийцем я нескучно провёл время, слушая хоть и странные, но любопытные для фотолюбителя идеи.
Что оказывается в фокусе, когда снимаешь человека на фоне «Святого Семейства»? Это зависит от прихотей камеры, если мы говорим об автоматических «мыльницах». В принципе, они умеют брать в фокус объект на переднем плане, просто отлавливая контраст в центре кадра. Но ведь каждый видел и обратное: когда на снимке особенно чётко получается какое-нибудь дерево или угол дома, зато человек на переднем плане выглядит как медуза, которую швырнули об стену.
Конечно, на приличном аппарате ты сам можешь вывернуть объектив как надо. Старый трюк: если фоновое здание далеко, надо поставить фокусное расстояние, равное двум расстояниям до человека. У хорошего фотографа таких трюков навалом. И для леса, и для поля, и для горгулий, сидящих на верхотуре храма в шеренгу по четыре. Но таких знающих фотографов – единицы. И даже им зачастую приходится чем-то жертвовать при наводке на резкость. Что же говорить о миллионах простых туристов с «мыльницами», которым хочется получить чёткий во всех отношениях снимок одним нажатием кнопки!
Индиец и придумал эту штуковину, которую он назвал «интерактивным фотобанком». На большинстве туристических фоток в качестве заднего плана используются известные достопримечательности: Белый дом, Голубая Мечеть, Чёрная Пагода, Красная Площадь… Если собрать большое количество снимков этих сооружений, можно построить из них вполне приличные виртуальные модели достопримечательностей. А затем использовать эти модели для коррекции новых снимков в цифровых камерах разных лохов. Пусть «мыльница» ловит в автофокус лишь клиента – а собор за его спиной скорректирует система искусственного интеллекта, на основе уже имеющихся у неё снимков того же собора. Но если турист сам сделает качественный снимок собора, такие снимки можно использовать для обновления фотобанка и улучшения моделей. Нужно лишь организовать сервис так, чтобы все фотки до превращения в «конечный продукт» пролетали по беспроводной связи через общий суперкомпьютерный комбайн.
В устах индийца всё звучало просто и логично. Я мысленно пытался опровергнуть эту теорию глобального цифрового подлога, но вместо контраргументов вспоминались лишь факты, косвенно подтверждающие его рассказ.
Когда «Кодика» только начала продавать свои аппараты, никакого особого отличия от продукции других фирм не наблюдалось. Будочки сервис-центров неизвестной фирмы вызывали лишь усмешки: стоит ли тягаться с признанными лидерами рынка? Однако потом стартовала их знаменитая рекламная кампания: «Я выбираю «Кодику», потому что теперь на моих снимках ничего не расплывается». Тупо, но ведь правда!
А главное, ты и вправду не знаешь, что происходит внутри твоего цифрового аппарата, где оказываются фотки невиданного качества. А «Кодика», само собой, не спешит разоблачать своего компьютерного спрута-коллажиста, который сунул щупальце в каждый фотик и втихаря подменяет расплывчатые силуэты любительской съёмки на более чёткие картинки из своей огромной коллекции.
–Там, около фонтана-ящерицы, вы как будто высматривали туристов с «Кодиками», – тактично напомнил я, когда собеседник замолчал и уставился в пространство печальным собачьим взглядом. – Скучаете по своему детищу?
–Да-да, пхотому я и прикхожу в такхие мьеста. – Индиец нежно провёл пальцем по кожуху моей камеры. – Кхочецца снова икх увиджеть, просто окхасаться ряджом… Кхто-то наджимает кхнопкху, и я срасу прештавляю, как потшла опрапхотка новыкх исопраджений…
–А этот ваш искусственный интеллект, как много памятников он уже оцифровал?
–Мнокха, очин мнокха! Пхоэтому я каджый раз кхуляю в разных мьестах. Смотхрю, кхак люджи дхелают снимкхи. И мне не такх крустно спхоминать, что миня выкхнали… Если люджи раджуются…
Узловатые ветки рук и мохнатая гусеница бровей взлетели одновременно, как бы демонстрируя всенародную радость. Но тут же вновь опали. Нет, не очень-то он рад, что другие используют его изобретение.
Зато мне пришла в голову весёлая мысль. Я представил вдруг, как это со стороны: два человека, которые занимаются похожими странными делами, но по разные стороны объектива. Я втихаря навожу на кого-то камеру. А он втихаря влезает к кому-то в кадр. И вот эти два человека сошлись за одним столом…
–Хотите, я вас щёлкну? – предложил я. Улыбка в этот раз получилась совершенно натуральной.
Индиец взглянул на часы. Ну да, типичный жест «Извините, мне пора». Но он ответил иначе:
–Некхоторие народжы верьят, что каджая пхотограпхия краджет у человьека част его джуши. А вы не верьите? Кха-кха-кха!
Он бешено захохотал, выпучив глаза и подняв ветки-руки. Но тут же резко оборвал смех и обратился ко мне с очень серьёзным лицом:
–Я кхочу пхить на ватшем снимкхе с пхивом, моджно?
Я кивнул, и он засеменил к бару – чёрный паук, вставший на задние лапы. Делая вид, что вожусь с настройкой аппарата, я приглядывал за ним. Нет, драпать он не собирался. Стал болтать о чем-то с барменом. Прошло целых две минуты, прежде чем он снова оказался у столика. И сразу встал в такую комичную позу, что я не мог сдержать усмешки. Счастливый паук, салютующий тебе бутылкой пива – это надо видеть!
Я поднял камеру, но индиец вдруг замахал руками.
–Нет-нет, нуджен кхрасивий пхон…
Он указал на пряничную башенку прямо перед воротами парка. Я кивнул. Он быстро перебежал через пятачок, отделявший кафе от ворот, и принял всю ту же комичную позу на фоне башенки.
Но как раз в тот момент, когда я нажимал на кнопку, весь видоискатель заволокло чёрным. Я поднял голову. Передо мной стоял усатый официант, демонстративно загораживая обзор:
–Будете заказывать?
Надо же, как не вовремя! За три месяца этот усач уже несколько раз видел меня здесь. Естественно, он запомнил клиента, который заказывает минералку и сидит с ней два часа, занимая лучший столик и не оставляя чаевых.
Теперь он мрачно завис надо мной и всем видом намекал, что я его уже достал. Но не показывать же ему корочку спецотдела!
–Нет, не буду, – отрезал я, пытаясь заглянуть за его массивный корпус. Официант нарочно сделал шаг в ту сторону, куда потянулся я. И снова заслонил ворота. Я сурово глянул ему в лицо, прочёл там недоумение и наконец сообразил, что если я ничего не заказываю, то по неписаным ресторанным законам мне и сидеть здесь не положено.
–Вернее, буду, – исправился я. – Только спрошу у приятеля, чего он хочет. Вы не могли бы отойти?
Но там уже никого не было. Я, прихрамывая, добежал до ворот и выглянул наружу. Увы! Имея такую фору, нетрудно сбежать от бывшего оперативника с простреленной ногой, который к тому же слишком вжился в роль фотолюбителя.
Не скажу, чтобы я совсем забыл этот случай. Но уже через месяц он стал просто «одним из», отошёл на задний план. Психов же в парке навалом, я говорил. Буквально через два дня один пьяный русский показывал любовь своей девице: встал на руках на парапет той самой террасы с гаудевыми скамеечками, и начал орать, что пройдёт таким раком полный круг. Половину прошёл, да и рухнул вниз. Высота-то всего три этажа – казалось бы, как тут можно череп проломить?
А через неделю ещё веселее история. Швырнули наконец в «крокодила» ёмкость с голубоватой жидкостью, по всей мозаичной спине растеклась. Я, само собой, проявил чудеса бега на короткие. По дороге успел через «Кодику» вызвать подкрепление из наших. А они в свою очередь и обычную охрану свистнули. Выходка вандалов из БАСФ, ясно дело! – все тут как тут, пальцы на спусковых. Даже пара репортёров вездесущих откуда-то выскочила.
А жидкость оказалась молочной смесью. На террасе, что как раз над фонтаном, мамаша-англичанка кормила ребёнка. Пацан чего-то разревелся да как швырнёт бутылочку вниз через кусты! Вот и весь терроризм.
Зато в сентябре, в Париже как раз, я вспомнил эту баечку про фотобанк. Когда уже отщёлкал и Эйфелеву, и Версаль. Мы сидели в кафе на Монмартре – последний день отпуска, все такое. Ги только что нарисовала пару голубей, благо они болтались под ногами, и стала читать газету. Попутно она в сотый раз объясняла мне, что фотография это не искусство. Я вяло отбивался, хоть я и не такой образованный.
Тут Ги и прочитала мне вслух эту заметку, про взлом одного из серверов «Кодики». Якобы нашёлся там какой-то «чёрный ход». Ги сразу вставила шпильку насчёт моего аппарата.
Я в ответ расчехлил «Кодику», протянул к ней и пролистал последние несколько кадров, добавив, что с моим аппаратом всё в порядке, если конечно она имела в виду этот аппарат, а не тот, который на улицах расчехлять неприлично, но и там у меня вроде нет проблем.
Ги бросила презрительный взгляд на камеру и заявила, что всё равно ни черта не видно.
«Ну, уж тебя-то видно везде!», отшутился я. Хотя она права: что там увидишь на экранчике размером в один квадратный ноготь? Лицо Ги на переднем плане ещё можно различить, но что там сзади – какие-то контуры зданий, микроскопические фигурки прохожих…
И тут мне сделалось не смешно. И голуби сразу стали звучать так, словно они издевательски хмыкают. Я вспомнил индийца. И ещё кое-что вспомнил. Но это уже по дороге к сервис-центру, куда я тут же рванул, невзирая на крики Ги о том, что она не допила.
Насчёт хакеров разговор у нас был в отделе, год назад. Ну, не разговор даже, просто трёп по дороге домой. Хосе в очередной раз пытался подколоть нашего системщика Мануэля. И начал громко рассказывать Трамонтане, что все хакеры – это на самом деле уволенные программисты, у которых свои «дырки» везде понаделаны заранее. Трамонтана, которого мы обычно используем как таран для дверей, поддержал разговор идиотскими вопросами – почему, для чего? Ну Хосе и понёс свою пургу дальше. Мол, программисты обязательно оставляют в своих программах «закладки», чтоб в случае увольнения можно было отомстить фирме.
Долго он это расписывал, пока Мануэль не сказал спокойно, что это чушь собачья. И что никакой нормальный программер не будет так глупо палиться с личными «дописками», по которым его же и вычислят. Нормальному программеру, чтоб нагадить, достаточно просто знать общие «недокументированные возможности».
Это как, спросил Трамонтана. А это, говорит Мануэль, вот так: если на ноутбуке нашего Хосе одновременно нажать все клавиши верхнего ряда и все клавиши нижнего, то на экране все его пароли высветятся. Хосе, как услышал, тут же побелел, выхватил ноутбук и давай над ним каракатицей прыгать, пытаясь сразу две дюжины клавиш нажать. Трамонтана бросился помогать. Когда я увидел, как эти два спецназовских быка изображают юных пианистов, чуть живот не надорвал. Я ж сразу заметил, как Мануэль губы кусает, чтоб не заржать. Он всегда умел отвечать на подколки.
Только у него была ещё одна черта: Мануэль никогда не врал напропалую. Конечно, про два ряда клавиш он пошутил. Но сама идея очень напоминала странные действия уволенного индийца....
Будка с надписью «Кодика» стояла тут же на краю бульвара. Девица в форменном сине-зелёном вспыхнула дежурной улыбкой. Я выдернул из фотоаппарата карточку памяти и попросил напечатать последние два десятка снимков. Причём не обычным форматом, а двойного размера.
Пока разогревался принтер, форменная девица – видно, просто от скуки – ляпнула что-то насчёт моего заказа. Мол, редко сейчас встретишь человека, который решил столько напечатать. Теперь все просто пересылают друг другу цифровые снимки через инет, хотя бумажную фотографию конечно приятней в подарок получить, так романтично…
От этой болтовни я слегка остыл. Действительно, чего сорвался? Да и Ги небось злится, что я усвистал непонятно куда.
Но неприятное предчувствие продолжало царапаться внутри. Что там говорил этот копчёный индюк про обновление фотобанка? Обратная связь через новые снимки туристов. Белый дом, Голубая мечеть, Чёрная пагода, Красная площадь… Недокументированные возможности? Да, что-то такое было в его интонациях. И потом, если он просто хотел быть ближе к своему изобретению, зачем всегда смотрел на часы перед тем, как попасть в чужой кадр?!
Через пару минут я получил назад свой чип – и толстый конверт с фотографиями. Не успев расплатиться, разорвал конверт.
Он был на всех снимках. И у подножья Эйфелевой башни, и на втором ярусе. И на набережной Сены, и среди версальских фонтанов. Даже на самом первом снимке – я щёлкнул Ги на фоне аэропорта де Голя – индиец торчал на заднем плане в правом верхнем углу. Маленький случайный прохожий с бутылкой пива. В каждом кадре.
Фотоаппарат я прямо там разбил, об пол сервис-центра. Хотел и охраннику врезать, да Ги меня вовремя увела. Она хоть и маленькая, но умеет так на руках повиснуть, что не хуже наручников-липучек.
Но это ещё не все. Через неделю, на своей прежней работе в парке, я снова его увидел. Десятка два японцев снимались на входе в дом-музей Гауди. Облепили всю лесенку, а фотоаппараты, все два десятка, отдали одному добровольцу, чтоб он каждой камерой по очереди щёлкнул. Я тоже остановился на это чудо поглядеть – мелкий жёлтый японец, весь увешанный «Кодиками». Уж не знаю, есть ли у них в Японии рождественская ёлка, но получилось похоже. Ещё подумалось, что он мог бы сразу с двух рук снимать, как эдакий японский Рэмбо.
А потом я проследил взглядом, что у него попадает в кадр. Индиец с кожей копчёной курицы, с мохнатыми сросшимися бровями, стоял позади японцев, в дверях дома-музея. Белая рубашка светилась в тени.
Естественно, я опять побежал. Да, с моим дурацким коленом. Но в этот раз я точно знал, что он вошёл внутрь, а выход только один!
Ги потом сказала, что он наверное спрятался под кроватью сеньора Гауди. Ещё она сказала, что я просто свихнулся от своей чересчур ответственной фотоработы. И добавила, что возможно, все мозги у меня находились как раз в том колене, которое прострелили.
Но когда она это третье сказала, я взял одну из её кисточек, сломал пополам и бросил через плечо, без комментариев. Больше она про колено никогда не говорила. Очень понятливая.
С ответственной работой я после этого завязал. Осенью и зимой торговал здесь, на Рамбле, картинками, которые Ги рисует. Помогал ей холсты грунтовать, рамки делать, ну и всё такое.
От фотоаппаратов вначале дёргался, потом как-то отпустило. А в апреле даже решил попробовать себя в роли «артиста». Сначала долго наблюдал за этими чудиками. Влезет такой на чемодан, замрёт в позе – и стоит полчаса, живая скульптура. Видок у каждого свой, кому на что фантазии хватило. Один просто балахон марлевый накинет, а другой забабахает страшную маску инопланетянина, да золотой краской покрасится весь, от носа до подошв. И меч джедайский в руках, само собой.
Девицам с хорошими фигурами проще, но это уж кому что досталось. Зато не всякий может долго стоять неподвижно. А мне с моей коленкой как раз самое то – ни бегать, ни ходить не надо.
Да и роль я себе неплохую подобрал, камзольчик и глобус-постамент сразу всё объясняют: тот самый Колумб, собственной персоной. Особенно детишкам нравится – укажешь пальцем на какую-нибудь егозу и замрёшь на четверть часа. Я пока с вами болтал, всего два раза позу сменил, заметили?
Ну а если захотите оригинал этой статуи посмотреть, так просто вниз по Рамбле спуститесь, там он и стоит на набережной, на столбе высоченном. Я вам уже говорил, что это единственная фигура во всём ансамбле с целым указательным пальцем? Ах да, говорил, и про деда тоже.
Нет, сам я достопримечательности теперь не посещаю. Разве что на его, прототипа моего, поглядываю временами. Не специально, а так, когда в трамвае по набережной еду. Но всё равно на лицо стараюсь не глядеть. Ага, только на палец. Мне и этого хватает, неприятное зрелище.
Почему? А вы, когда до него дойдёте, присмотритесь. Слыхали небось, что этот парень Америку открыл? А указывает-то совсем в другую сторону! И палец у него странной формы. Словно и не палец вовсе, а бутылка от пива.