Ночи здесь проходят быстро. То ли потому, что от безделья устаешь больше, чем от какого-либо занятия, то ли потому, что сама атмосфера здесь достаточно гнетущая, в течение дня организм выматывается, а потом вырубается словно из розетки. Так что, если не «повезет» с шумно храпящим соседом по палате (или если повезет с полным отсутствием восприимчивости к такого рода внешним раздражителям), то выспаться в принципе получится. Тем более, как было сказано ранее, к номинальным шести часам (к которым мы все привыкли в режимных учреждениях, а пребывание в них составляет львиную долю нашей жизни) вас будить никто не собирается. Подъем тут примерно к девяти, потом сразу завтрак, после которого, на уровне 10.00-10.30 час происходит обход.
Обходы здесь два раза в неделю – утром в понедельник и утром в пятницу. Как будто врачу важно «благословить» вас, скрепя сердце, прожить выходные, а потом своими глазами посмотреть, что из этого вышло. В действительности же процедура очень формальная. Выглядит так – толпа врачей (в большинстве своем – интерны) во главе с заведующей отделением, Натальей Ивановной Аносовой, женщиной крайне интересной и сложно-своеобразной (мы о ней еще отдельно поговорим), на бешеной скорости проносится по всей палате, задавая каждому дежурный вопрос «Как дела?», но не проявляя ни малейшего интереса к ответу. Смотрят больше на физиогномику – как ты проявляешь свои эмоции от только что состоявшегося помещения в «Серпы» или от длительного пребывания в них. Все, что касается вербальных контактов, это отдельная история, они еще успеют и вас порасспросить, и сами с вами наговориться. Обход – элемент наблюдения, ради которого в большинстве случаев и назначаются стационарные судебно-психиатрические экспертизы.
Вообще наблюдение ведут здесь и санитарки, и медсестры, и даже кастелянши. Со стороны может показаться, что они тут вообще ничем не занимаются и получают зарплату зазря, но это – кажущаяся видимость. Действительно, здесь не классическое медицинское учреждение, где те и другие заняты оказанием помощи больным, и функционала у медперсонала куда меньше. Но сосредоточен он в другом – в наблюдении за больными и фиксацией их поведения в специальный дневник. Надо сказать, что в других учреждениях судебно-психиатрической экспертизы, в которых мне приходилось бывать, такого тщательного наблюдения я не отмечал. Ну посмотрят пару дней, поспрашивают тебя в общих чертах о жалобах, и бросают. Потому, наверное, что учреждения это были в основном лечебные, больше внимания там уделялось не трем-пяти подэкспертным, а десяти-двадцати реально больным, которым на постоянной основе требовались уход и терапия. Здесь же учреждение профильное, и готовьтесь к тому, что санитарки и сестры глаз с вас спускать не будут. Каждый шаг, каждое движение, каждый контакт с другими подэкспертными и каждая тема для, казалось бы, минутного, ничего не значащего разговора – все будет фиксироваться в дневнике наблюдений. Проверять его будут врачи, которые дважды в неделю будут вас созерцать всем составом – так ли все на самом деле, как пишут их подчиненные относительно вас.
Конечно, как и в любой постсоветской организации, основные решения принимает руководство в лице все той же Васяниной и заведующей отделением Аносовой. Остальная толпа – интерны, собиратели материала. Но де-юре они тоже являются экспертами, и, возможно, в процессе обходов Аносова захочет продемонстрировать вам, насколько они самостоятельны, независимы, своенравны и вольны в принятии судьбоносных решений. Это делается наглядно и преследует своей целью заведомо расположить больного к взаимодействию именно с назначенным экспертом, который вскоре появится в поле вашего зрения. Показать, что заведующая здесь так, «принеси-подай», а 20-летние «эксперты» «сами с усами». Укрепившись в этой мысли, вы будете с интерном откровенны, а чего еще надо при производстве такого рода исследования?
Приведу такой пример. На первом же моем обходе заведующая отделением остановилась возле лежащего рядом депрессивного симулянтика и участливо спросила у него, не обострился ли депрессивный эпизод:
–Не загрустил?
–Загрустил, – ответил он. – Пропишите мне капельки какие-нибудь…
–Может, правда, пропишем? – «робко» спросила заведующая у совсем юной докторши, за которой симулянтик был закреплен. Та в ответ стала с напускной строгостью и решительным упрямством мотать головой:
–Делать нечего. Мы ему сейчас таблеток да капелек пропишем, а на чистоте эксперимента это как скажется? Вдруг симптомы затуманятся, не сможем правильно диагноз поставить? Нет.
Наталья Ивановна в ответ только развела руками – вот, мол, какие принципиальные интерны, даже она им не указ. Понятно, что ерунда – все в этой стране решает начальник, а подчиненные за него только техническую работу в определенной части делают, – а продемонстрировать надо было. Только для того, чтобы расположить пациента к доктору, зацементировать внутри него уверенность в силе и профессионализме юного врача.
Конечно, только лишь формальным осмотром соматического состояния больных обход не ограничивается – приличия ради вам, сразу после поступления, напишут колоссальный по объему план лечения, включающий сдачу всех возможных видов анализов крови, мочи, ультразвуковые обследования, консультации невролога, эндокринолога, уролога, стоматолога и еще десятка специалистов, даром поедающих свой хлеб в стенах этого учреждения. Здесь надо сразу оговориться – целью такие исследования имеют никак не уточнение вашего психиатрического диагноза (который чаще всего устанавливается только анамнестическим путем, то есть путем беседы с больным), а получение денег из Фонда социального страхования. Дело в том, что учреждение, в котором вы оказались, является частью системы здравоохранения. Значит, там должен быть ряд специалистов, оказывающих не только психиатрическую, но и общую терапевтическую помощь. И такие специалисты есть (причем, не только узкопрофильные, но и вспомогательные – медсестры, санитарки, есть даже собственная лаборатория по проведению анализов). На их содержание ФСС ежегодно выделяет учреждению немаленькие денежные суммы. И нехорошо получится, если в своих годовых отчетах эти специалисты будут указывать прочерки в строчках о выполненных объемах. Тогда финансирование центру по этим статьям урежут. Чтобы этого не допустить, коллеги из психиатрического цеха обильно снабжают товарищей работой.
С другой стороны, оптимисты даже на кладбище одни плюсы видят. Большое ли удовольствие сидеть в палате, когда, имея на руках назначения о прохождении обследований, вы будете прогуливаться по здешним корпусам, внося хоть какое-то разнообразие в просиживание пятой точки?
Как правило, профильные специалисты находятся в соседнем с лечебным корпусе – мраморном, 7-этажном. Таких корпусов два – первый занимает администрация центра, второй, чуть подальше вдоль Кропоткинского переулка оборудован под бесчисленных профессоров, научных сотрудников и смежников. Тут вам будут делать УЗИ, ЭЭГ (электроэнцефалография или, как здесь говорят, «шапочка»), РЭГ (радиоэлектрография – «вторая шапочка»; такое название этим исследованиям присвоили, исходя из метода их проведения, заключающегося в плотном закреплении на голове прорезиненной сетки с электродами), здесь же сидят психологи. Рядом – кабинеты научных сотрудников. Такие же благородные интерьеры, хоть и оскверняемые то там, то тут обилием людей в форме ФСИН, но все же производящие впечатление старого, «чинно-благородного» лечебного учреждения, напичканного учеными и кожаной мебелью. Тишина… Все это, в отличие от жутковатых интерьеров здешней палаты, навевает приятные впечатления и мысли о том, что все еще не так плохо – ну не могут в таких условиях обитать темные люди, не способны они на зло! (Хуже то, что с этой прогулки вы будете возвращаться в обстановку, в которой как раз-таки одно дерьмо и обитает, но не будем о плохом.)
Гулять вы будете не только, обходя соседний корпус в поисках разбросанных по нему в хаотичном порядке специалистов. Еще примерно по часу в день – после обеда – вы, по своему желанию, будете описывать неправильные окружности вдоль бетонного забора небольшого прогулочного дворика с обратной стороны приемного отделения, что, как вы помните, на первом этаже лечебного корпуса. Площадь дворика небольшая – метров 50 в квадрате. Есть скамейка – для тех, кто устал, – и пара огромных вековых дубов – для создания видимости лесопосадки, контакта с цивилизацией, которого местным обитателям так не хватает. Только вот дубы изуродованы прибитыми к ним жестяными пластинами вдоль всей окружности, которые служат удерживающим механизмом для мотков колючей проволоки, окружающей здешний периметр по верхнему краю. Без нее никуда, сами понимаете – Россия.