Дождь лил так, что казался одной сплошной стеной. Лиля хлопнула дверцей такси, и автомобиль скрылся в темноте, успев обрызгать девушку. Но сейчас это было не важно. И даже не потому, что Лиля всё равно успела промокнуть. Она не спешила убежать от ливня. Хотя, казалось, вот калитка, за ней дом. Но она стояла, подняв голову. Тёплые капли стекали по волосам, будто пробивая тело насквозь. Казалось, это не просто июньский дождь, а туча из самого сердца. Встала над Лилей и разорвалась, чтобы дать ей самой не сломаться от боли. Девушка так бы и стояла посреди огромной лужи, где все её сомнения и разочарования смешивались вместе с грязью. Но громкий лай Пирата, немецкой овчарки, которого Лиля сама ещё пять лет назад подарила подруге на новоселье, заставил сделать шаг вперёд.
– Привет. Привет, мой хороший. – Лиля потрепала пса, который узнав гостью, тут же завилял хвостом. – Где твои хозяева?
Пират, который никогда не знал, что такое сидеть на цепи, и сейчас вольно бегал по двору, словно понял вопрос Лилии и, деловито виляя хвостом, убежал в сторону беседки.
– Пират, фу! – раздался оттуда женский голос, и Лиля улыбнулась. Вита точно дома.
– Привет, подруга. – Лиля вышла из-под навеса и забежала под крышу деревянной беседки. – Не ждала? А я припёрлась.
Дождь и не собирался утихать. Капли с тяжёлым стуком бились о деревянное сооружение, попадая внутрь беседки. Мокрым стало всё: лавка, стол, да и сами Лиля и Вита.
– Ты совсем с ума сошла? – Лиля ненадолго даже позабыла, зачем приехала, увидев, что несмотря на ливень, подруга занималась закруткой черешни в банки.
Лиля терпеть не могла эту возню с банками и никогда ими не занималась. В отличие от Виты. Та знала не меньше сотни рецептов. Вот и вчера звонила Лиле, хвасталась, что откопала новый рецепт варенья, сообщив, что «там и делать ничего не надо, даже на варку время не тратится».
И вот ягоды лежали в большом металлическом тазу, щедро посыпанные сахаром. Рядом стояли уже простерилизованные банки, перевёрнутые дном вверх.
Пират улёгся под стол, решив, что его миссия по охране дома выполнена.
– Не пропадать же черешне? – Вита развела руками. – Посмотри, сколько её. Сейчас чуть напитается, растолку немного, перемешаю и всё – по баночкам. И тебе, между прочим, тоже выделю.
– Вот это правильно, одобряю. – Вита заглянула в таз. – Но можно ж было не в такую погоду. И где твой благоверный?
– Руслан на дежурстве. А когда я начинала, дождя ещё не было. Кто ж знал. Ладно я. Ты чего по такой погоде катаешься?
Вопрос вернул Лилю в реальность. Точнее даже в недавнее прошлое. Совсем недавнее, буквально пару часов назад, когда она сама только вернулась домой со смены в больнице. Казалось, даже дождь немного стих, ожидая ответа.
– Женька от меня ушёл. – Лиля смотрела не на подругу, а на пса, лежащего под столом. Даже он удивлённо шевельнул бровями, но тут же вновь с тоской уставился на то, как дождь превращал их двор в одну большую лужу.
– В смысле, ушёл? Вы поругались?
– Самое интересное, что нет. – Лиля и сама до сих пор не могла объяснить, как всё произошло.
Она вновь окунулась в то, как ничего не подозревая, поднялась на свой этаж. Пришлось идти пешком, так как лифт опять не работал. Лиля ещё мысленно выругалась, что не для того отпросилась на час пораньше, чтобы полчаса потратить на лестнице. Женька уезжал на следующее утро, рано, и Лиле хотелось провести с любимым полноценно и вечер, и ночь. Она успела заскочить в гипермаркет, прикупить свечи и бутылку вина. Женька не ответил на телефонный звонок, и Лиля решила, что он уснул, чтобы выспаться перед дорогой. Но едва она повернула ключ в двери и вошла внутрь, как понятно всё стало сразу. Вот прям сразу. С босоножек в прихожей. Не её, чужих, на тонкой шпильке, этак небрежно брошенных. А рядом, так же неаккуратно стояли его, Женьки, белые кеды. Лиля стояла молча и смотрела на эти две пары обуви, как на тараканов. И тут из комнаты послышался женский голос, и появилась она. Полёт босоножки, визг разлучницы и нелепое бормотание Женьки – это уже, как и начавшийся дождь, звучало фоном в голове. Хотелось истерить, орать, умолять. Хотелось, правда. Но сил не осталось. Или верить отказывалась, что это реально. Та барышня сбежала быстро, даже чёртовы босоножки не обувала, схватила в руки и скрылась за дверью. Женька же долго собирал вещи, ходил по небольшой однушке, как разбуженный лев по клетке. Но он не считал нужным объясняться. И Лиля сидела молча. Долго. Только когда он положил ключ от квартиры рядом с ней на диван, Лиля схватила его за руку и спросила:
– Почему?
– Так вышло. – И даже не кинув банальных извинений, вышел.
В квартире стало пусто. Как в и душе. Только дождь лил всё сильнее. Оставаться дома одна она не могла. Маме звонить тоже не хотелось, зная, что та потом неделю будет сидеть на успокоительных, переживать за единственную дочь. И Лиля вызвала такси на единственный адрес, где, как она была уверена, её примут в любое время и в любую погоду. Даже без звонка.
– Может, это не серьёзно? – Лиля посмотрела, наконец, на подругу, которая перемешивала в тазу варенье.
– А смысл? Тебе он после такого нужен? – Подруга всегда отличалась довольно жёстким характером. Даже мужа – к слову, старшего лейтенанта полиции – держала «в кулаке».
– Витка, я всё равно люблю его. Дура, а не могу. Пусто без него. Не понимаю, как это – одной остаться.
– Вот именно, что ты просто не можешь смириться, что осталась одна. Фигня это всё, ещё и понравится. А этого выкинь из головы. Как старое платье. Представь, что выпачкала его, – сказала Вита облизнула пальцы, ставшие тёмно-красного цвета, – во. В черешне.
– Это как с любимым платьем, когда понимаешь, что оно безвозвратно испорчено. – Лиля подвинула к себе таз и взяла со стола ложку. Уж что, а сладкое она всегда обожала. В больнице её часто называли «ведьмой» из-за того, что она смело ела шоколадки, торты и не толстела. – Вот такущее пятно от варенья. Не отстирать. А выкинуть не можешь, и отдать кому-то тоже. Оно всё ещё любимое, родное. Моё. Понимаешь? Вот и висит это платье. Испачканное в варенье.
– Хреновое варенье получается. С привкусом предательства. Я бы точно выкинула. И варенье, и платье.
– С чувствами так не получается, – вздохнула Лиля и засунула в рот ложку, полную растолчённых в сахаре ягод. – М-м, а вот это шикарно. Ох, Витка, прикинь, если б наоборот? У измены был такой привкус – черешневый. Может, и не так горько было б от неё? Как думаешь?
– Никакую измену не прощу, – уверенно произнесла подруга, отбирая таз. – Хоть под каким соусом: черешневым, медовым или с золотым дождём.
Лиля не стала отвечать. Потому что вроде и понимала, что подруга права. Да и сама она сколько раз зарекалась, что никогда не простит предательства. А самой сейчас так хотелось, чтобы он позвонил, написал, примчался сюда и сказал, что всё было ошибкой. Что сам не понимает, как такое произошло. Но в голове звучало безразлично-холодное: «Так вышло». Как нож вонзил. Предательское лезвие из слов прокручивалось в ране, причиняя острую боль. Лиля, как медик, пусть и не психолог, а процедурная сестра, уже сама себе диагноз за диагнозом ставила. Только легче не становилось. Два года коту по хвост. Точнее, какой-то курице под каблуки.
– Не переживай так. – Вита села рядом. – Найдём мы тебе нормального мужика.
– А они остались?
– У Русика в ментовке мужиков полно. Подберём кандидата, – подмигнула подруга. – Он, кстати, говорил, что какого-то бывшего сослуживца переманил к нам, будет в его отделе работать. Если не старик и не малолетка, тоже можно рассмотреть кандидатуру.
Дождь заметно утих, хоть и не прекратился совсем. Вита встала и начала собирать со стола посуду. – А пока хватай таз и пошли в дом, – скомандовала она подруге. – Будем со свежим джемом чай пить. Ты останешься ночевать?
– Если ты не против?
– Нет, конечно. Одной оставаться, когда такая гроза – так себе. Будем как в том мультике – вместе бояться, чтоб не так страшно было.
Вита с Лилей зашли в дом, Пирату оставалось лишь проводить их грустным взглядом.
***
Утром Лилю разбудили негромкие голоса. Ещё толком не проснувшись, она поняла, что вернулся Русик – Виткин муж. Лиля лениво приоткрыла глаза и посмотрела в окно. Солнце светило сквозь неплотные светлые шторы, пение птиц разливалось такой трелью, что казалось, и не было вчера никакого ливня. Лиля вытянулась на кровати, опустив руки вдоль тела. Вставать не хотелось. Ведь это придётся ехать домой. Туда, где Женькин запах. Где всё просто кричит о том, что её предали.
– Да и пошёл к чёрту, – буркнула она, предварительно на всякий случай, заглянув в телефон. – Какая дура тебя ещё вытерпит.
За стеной, где находилась кухня, продолжались разговоры, раздался щелчок электрочайника. Сразу захотелось кофе. Лиля представила во рту вкус черешневого джема, и это окончательно разбудило её.
– Доброе утро. – Вошла она в кухню, стараясь изобразить непринуждённый вид. Хотя на душе всё ещё было паршиво.
Портить настроение друзьям вовсе не хотелось. Но, едва окинув их взглядом, Лиля поняла, что супруги не просто разговаривали, а видимо, ругались. Руслан сидел за столом, успев переодеться в трико и белую майку. А Вита стояла, облокотившись на холодильник. У Лили тут же промелькнула мысль, что причиной раздора могла стать она. Может, Руслан был против её ночёвки?
– А вы чего? – всё же спросила она.
– Да достал. – Вита отмахнулась и подошла к чайнику. – Видите ли, я не знаю, где его перфоратор. А я даже не знаю, как он выглядит.
Лиля облегчённо вздохнула. Значит, дело не в ней.
– Как ты можешь не знать? Ты сама его убирала, – всё ещё старался говорить тихо Руслан, хотя разбудить уже никого не мог.
– Слушай, – вскипела Вита. – Вот ты знаешь где мой стайлер? Или консилер, бигуди?
– Во! – оживился Русик. – Знаю.
– Да? Ну и где?
– Слово это знаю. Бигуди.
Все трое расхохотались. Напряжение спало. Для Лили этот смех стал, как процедура дефибрилляции: она почувствовала, что жива. Теперь можно было и домой ехать.
После завтрака Вита вручила Лиле баночку черешневого варенья, одну из тех, с которыми возилась вчера под дождём.
– Смотри, – предупредила она, когда провожала подругу, стоя возле подъехавшего такси. – Это варенье не так долго хранится, рецепт такой. Так что особо не береги.
– Это уж могу обещать. – Лиля прижала небольшую баночку к груди и скрылась в автомобиле.
Баночка с черешневым джемом перебралась на кухню Лилии. Сама она на следующее утро уже спешила на работу. Вчера весь день провалялась дома, пила в одиночестве сухое вино и заедала его яблоком – всё что нашлось в холодильнике из фруктов, и смотрела плаксивые фильмы про любовь. А сегодня пришлось вылезать из-под покрывала и собираться на работу. Боль и обида сменились раздражением и злостью. Как на самого Женьку, так и на мужиков в целом. Нет, она не стала их ненавидеть, но когда мужик в такси попытался сделать банальный комплимент, Лиля в ответ одарила таким взглядом, что бедный таксист всю оставшуюся дорогу ехал молча. За двоих отдувалась «Алиса» в навигаторе, постоянно комментируя дорожную обстановку и раздавая команды – куда ехать.
– Доброе утро. – Лиля здоровалась с проходящими мимо коллегами, толком даже не глядя на них. Так, на автомате. – Здравствуйте.
Сегодня особенно не хотелось никого видеть. Лиля, заходя в кабинет с табличкой «Дневной стационар», вдруг подумала, что вот если бы сделать укол побольнее, чтобы и другие хоть немного поняли, как ей хреново! А нельзя.
Началась банальная, монотонная подготовка к рабочему дню: влажная уборка, дезинфекция, ревизия инструментов и лекарств. Снаружи, за дверью процедурного кабинета, уже начали раздаваться, пусть и редкие, шаги и голоса. Голоса преимущественно женские. Почему-то, как за два года работы успела заметить Лиля, с утра приходили в основном именно женщины, причём все глубоко пенсионного возраста. А уже ближе к обеду появлялись и мужчины. Но они вообще были редкими гостями в процедурке.
Лиля повернула голову и посмотрела на большие круглые часы, висевшие над рабочим столом. Меньше минуты до начала приёма. Светка, женщина слегка за тридцать, эмоционально рассказывала про свои выходные Жене Петровне. Почему-то все в больнице, кроме главрача Потоцкой, называли пожилую старшую сестру именно так. Санитарка домывала пол и время от времени вступала в разговор со Светкой и Женей Петровной. У Лили разболелась голова. Только утро, а уже нестерпимо хотелось домой, обратно под покрывало.
– А уже восемь ноль одна. – В процедурную, без стука заглянула фиолетовая кучерявая голова. – Можно?
– Фамилия, – привычно бросила Лиля, открывая журнал назначений.
И рабочий день понёсся, точнее потянулся, как введение укола В12: медленно и больно.