Глава 2
Больше всего Ника боялась, что кто-нибудь остановит ее и спросит: «Девушка, что вы здесь делаете?» Но, похоже, если ты уже оказалась внутри здания Министерства полетов, то вопросы о цели твоего присутствия ни у кого не возникнут; предполагалось, что ты здесь находишься с полным правом.
И потому Ника, стараясь придать себе уверенный вид человека, который точно знает, куда и зачем идет, шла за Ванессой и Вильмой, время от времени перекладывая тяжелый саквояж из одной руки в другую.
В любой другой день Ника залюбовалась бы коридорами министерства; мраморные полы, высокие стрельчатые окна с изумительными витражами, лампы, похожие на произведения искусства, и высокие потолки, расписанные полотнами, запечатлевшими сцены исторических боев на мысе Горн. И конечно, авионеры в красивой голубой форме… Но сейчас все внимание Ники было сосредоточено на том, чтобы не отстать от Ванессы с Вильмой.
Вопрос, что она будет делать, когда окажется в Зале аэролитов, Ника гнала от себя прочь. Вот придет и на месте обязательно что-нибудь придумает.
Увидев впереди высокие двойные двери с красочными изображениями воздушных баталий и конечно же девизом министерства над ними, Ника поняла: вот он, тот самый Зал аэролитов, где рождаются авионеры. Каждая из героинь неба, даже легендарная Кейва рей Линн, когда-то стояла перед этими самыми дверями, за которыми начинался их путь к славному будущему. А сейчас здесь стояла она, Ника, и ей очень хотелось верить, что за порогом ее тоже ждет триумф, а не разочарование.
Тем временем Ванесса, не колеблясь, толкнула тяжелые створки и вошла внутрь. Вильма шагнула за подругой, а Ника, не мешкая, проскользнула за ними вслед. Лямка саквояжа, как назло, зацепилась за ручку двери, и несколько мгновений девушка упорно с ней боролась, прежде чем сумела освободиться. Подняла глаза – и обмерла.
Зал аэролитов был огромен. Сногсшибателен. Великолепен. Он поражал и подавлял. Откуда-то с высоты доносилась негромкая, торжественная мелодия. Свет газовых шандальеров отражался сотнями отблесков в зеркальных панно, украшавших стены. Под потолком парило три старинных авиона, в одном из которых, ярко-желтом с черными полосами на крыльях, Ника тут же узнала биплан Кейвы рей Линн, чьи фото-граммы не раз появлялись в журналах, посвященных авионавтике. Именно на этой летной машине легендарная авионера открыла далекие земли Синих льдов и архипелаг Золотого дна у Южного полюса, а также провела немало боев на мысе Горн.
А по всему периметру зала тянулись массивные столы, накрытые черным бархатом, и на них, словно драгоценные ювелирные украшения, лежали главные сокровища Империи, самая суть величия Арамантиды – аэролиты.
Тихонько юркнув куда-то вбок, Ника завороженно рассматривала летные камни. Они походили на россыпь драгоценностей: одни сверкали синим и зеленым, другие отливали розовым или золотистым, какие-то были почти прозрачными, какие-то – почти черными, а то и вовсе сочетали в себе сразу несколько неповторимых оттенков. Круглые и продолговатые, гладкие и острые, правильных и неправильных форм – среди них не было двух похожих. Размером от перепелиного яйца до яблока, они торжественно лежали на черном бархате и ждали, когда их разбудят.
На одной стороне зала выстроились кандидатки летной школы. Их было несколько дюжин, все щеголяли нарядами один другого красивее; одни от волнения раскраснелись, другие, наоборот, побледнели. Почти все – ее ровесницы, но Ника заметила и несколько дам постарше; не все шли в авионеры сразу после гимназии, некоторые решались на этот шаг позже. Как, например, ее собственная мать, которую она не знала… Интересно, встретит ли она ее когда-нибудь?
Ника успела к самому началу Церемонии: по сигналу одной из преподавательниц школы первая кандидатка ступила на расстеленную вдоль столов красную дорожку и медленно пошла по ней, внимательно глядя на разложенные аэролиты.
Ника сотню раз читала о том, как происходит Церемония камней, но сейчас наблюдала, широко раскрыв глаза. Сколько ни читай про какое-то событие, это все равно не то же самое, что увидеть его по-настоящему. И потому, когда один из аэролитов, мимо которого проходила девушка, вдруг вспыхнул, Ника громко ахнула вместе со всеми. Первый летный камень сделал свой выбор. А это значит, быть той девушке авионерой!
Распорядительница Церемонии, невысокая темноволосая дама в изобилующем рюшами сине-белом костюме, подняла камень и положила его в дрожащие ладони счастливицы. Аэролит искрился и переливался в ее руках. Девушка медленно шла на противоположную сторону зала, не сводя с аэролита глаз и неся его бережно, словно величайшую драгоценность мира. Да, собственно, сейчас для нее это и была величайшая драгоценность на свете.
Наблюдая за счастливицей, только что обретшей свой аэролит, Ника почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд и вздрогнула. Быстро просмотрела очередь волнующихся девушек. Нет, на нее никто не обращал внимания, все были слишком озабочены предстоящим, чтобы попусту озираться по сторонам.
А вот преподавательницы летной школы – другое дело. Они на своем веку повидали немало Церемоний камней, и те давно уже не казались им чем-то особенным.
Вот и источник взгляда – стройная дама в ярко-бирюзовой блузе и черном атласном камзоле, с длинными черными волосами и холодными голубыми глазами в ярком обрамлении черных ресниц. Строгие черты лица почему-то казались Нике знакомыми. Через несколько мгновений она сообразила – это же Анелия эр Мада, знаменитая авионера, прославившаяся не только громкими победами в воздушных боях у мыса Горн, но и тем, что проводила разведку над Третьим континентом. Несколько лет назад мадам эр Мада возглавила летную школу.
«Если я стану авионерой, меня будет учить сама эр Мада!» – подумала Ника, увидела недоуменно вздернутую бровь директрисы и покраснела: вид у девушки был, конечно, совершенно неподобающий для столь торжественной церемонии. Собственно, ей тут вообще находиться не полагается; за прошедший месяц директриса наверняка запомнила всех кандидаток, отобранных к Церемонии, и точно знает, что этой девушки в пыльном дорожном костюме среди них не было.
Мадам эр Мада даже сделала было движение, словно собиралась подойти к незваной гостье и выставить ее вон, но все же решила не прерывать Церемонию. Ника съежилась и непроизвольно шагнула назад. Но тут же упрямо вскинула подбородок. Она никуда отсюда не уйдет! И добьется того, чтобы ей тоже дали шанс!
Следующая девушка начала свой путь по периметру столов – сияющая, взволнованная, с трудом сдерживающая нетерпение.
Она прошла три полные стороны квадрата, когда ее подбородок жалобно задрожал, а на глаза навернулись слезы. Ни один аэролит до сих пор так и не загорелся.
Последнюю сторону квадрата кандидатка не шла, а брела, словно обреченная на казнь, умоляюще глядя на холодные камни. И лишь когда до конца красной дорожки осталось всего несколько шагов, неожиданно вспыхнул один из аэролитов. Маленький, размером с воротничковую брошь. Но это не имело значения. Уже потерявшая всякую надежду, девушка облегченно всхлипывала и смеялась сквозь слезы, глядя на то, как распорядительница отдает ей летный камень… Позже она поймет, что с таким аэролитом обречена на малые авионы, способные лишь на короткие, низкие полеты; иначе говоря, доставлять ей теперь почту и мелкие грузы или в лучшем случае пару пассажиров, да и то на небольшие расстояния. Но это потом. А сейчас девушка была просто счастлива тем, что ее все-таки выбрал летный камень.
Следующая кандидатка не успела сделать и трех шагов, как один из аэролитов вспыхнул. А вот девушке за ней не повезло: она прошла весь периметр, но так и не дождалась заветного света ни от одного из летных камней, даже самого крошечного. Девушку вывели из Зала две преподавательницы, держа ее под руки, – несчастная рыдала взахлеб и совершенно не понимала, что происходит.
Ника наблюдала за ней и невольно вспоминала ходившую в народе легенду, утверждавшую, что на самом деле аэролиты – живые, что у них есть сердце. И сердце аэролита, как и сердце человека, начинает сильнее биться только при встрече со своей настоящей второй половиной…
Одна за другой, почти все кандидатки прошли свой путь по красной дорожке; камни отказали примерно половине из них. Оставались лишь Вильма с Ванессой.
Белокурая красавица даже не стала дожидаться сигнала распорядительницы. Уверенно расправив плечи, она зашагала вдоль дубовых столов и демонстративно не смотрела в их сторону.
Она не сбавила шага, даже когда остался последний отрезок красного пути. И, только дойдя до крайнего стола, Ванесса обернулась и недоуменно уставилась на оставшиеся позади аэролиты. Ни один из них так и не загорелся.
Две преподавательницы уже двинулись ей навстречу, чтобы вывести из зала, когда красавица безапелляционно заявила:
– Этого не может быть. Тут какая-то ошибка!
– Летные камни не ошибаются, – участливо ответила распорядительница Церемонии и взяла Ванессу за руку, но та вырвала ладонь.
– Я хочу пройти еще раз! – потребовала девушка.
– Если вы не разбудили аэролит с первой попытки, то это окончательно, ни вторая, ни третья попытки ничего не изменят. К тому же по правилам Церемонии не положено… – начала было распорядительница, но Ванесса перебила ее с тем надменным высокомерием, что присуще лишь самому высшему классу:
– Мне плевать, что положено, а что нет. Я – Ванесса рей Торн, и я пройду еще раз!
Распорядительница беспомощно обернулась к директрисе. Анелия эр Мада прищурилась, глядя на Ванессу, а затем едва заметно кивнула.
Но девушка и не дожидалась разрешения: она уже вернулась к первому столу и вновь шла по периметру квадрата. На этот раз Ванесса не игнорировала разложенные аэролиты и шла очень медленно, всматриваясь в каждый из них.
И вновь ни один из летных камней не зажегся.
В отличие от остальных кандидаток, которым не повезло, Ванесса и не думала рыдать или покидать Зал. Негодующе фыркнув, она отошла в сторону, скрестила руки на груди и приняла вызывающую позу: а ну-ка попробуйте меня выкинуть!
Оставалась Вильма. Она не обладала самоуверенностью подруги и с самого начала шагала по дорожке медленно, внимательно глядя на летные камни.
Ей повезло уже на второй стороне периметра: один из аэролитов вспыхнул. Держа в ладонях драгоценную ношу, радостная Вильма нашла взглядом подругу.
Ванесса не улыбнулась, лишь злобно прищурилась в ответ. Вильма растерянно отшатнулась. Похоже, как и многие другие, она не помнила про вторую часть обещания «и в горе, и в радости». Про то, что и дружба, и любовь испытываются горем, знал каждый. А вот то, что радость – это тоже испытание, понимали не все. Настоящая, казалось бы, дружба могла вполне успешно устоять перед трудностями, но частенько не выдерживала, когда к одному из друзей приходил подлинный успех.
Доносившаяся из-под потолка музыка стихла, и в наступившей тишине отчетливо прозвучал голос мадам эр Мады:
– А что здесь делаете вы?
Ника вздрогнула. Ей не нужно было видеть, на кого смотрит директриса, чтобы понять, к кому она обращается.
– Эм-м… – Вся накопленная решимость, все заранее заготовленные слова мигом вылетели у Ники из головы. Но она заставила себя говорить. – Понимаете, мадам эр Мада, я живу за пределами столицы и не видела список кандидаток. Я только сегодня узнала, что меня там нет. Но я подумала… я надеялась, что, может быть… вы разрешите мне… раз уж я приехала в Сирион…
Ника замолчала; в великолепии этого огромного зала ее слова звучали как-то особенно жалко.
– Это невозможно. Мы проводили тщательную проверку всех тех, кто подал заявление. Если вас нет в списках, это означает, что вы ее не прошли.
– Да, я все понимаю, но…
– Никаких исключений, – разом перечеркнула все надежды мадам эр Мада. – Церемония камней закончена.
«Вот и все», – тупо повторила про себя Ника, глядя на то, как расходятся присутствующие. Но когда мимо прошла одна из нарядных девушек, бережно прижимая к груди искрящийся аэролит, словно какая-то неведомая сила подтолкнула ее вперед.
– Мадам эр Мада! – громко позвала Ника и, бросив саквояж прямо у входа, побежала к директрисе.
Ника собиралась просить, настаивать, упрашивать, умолять… Она пересекла половину зала, когда поняла, что вокруг внезапно воцарилась гробовая тишина.
Девушка недоуменно огляделась.
Из середины стоящего справа от нее дубового стола шло сияние. Ника не сразу поняла, что оно исходит от массивного невзрачного булыжника, лежавшего среди драгоценных аэролитов для антуража, – именно в такой горной породе добывали летные камни.
Несколько долгих мгновений все присутствующие в зале не двигались и, казалось, даже не дышали. Наконец мадам эр Мада разрушила это оцепенение; подойдя к столу и с трудом приподняв булыжник, она с силой бросила его на пол. Порода треснула, и из-под серой осыпающейся корки показался ярко светящийся аэролит.
Самый большой аэролит, который только был в Зале, в разы превосходящий даже самых крупных своих собратьев.
– Это против всех правил! Она не прошла проверку! Мы так и не выяснили кое-какие семейные обстоятельства, а обстоятельства там весьма подозрительные!
– Вы видели размер того аэролита? Представляете, какие авионы он сможет поднять? И как их можно будет использовать? А на мысе Горн нам совсем не помешает еще одна мощная летная машина типа «Грозы»!
– Почему никто не догадался, что в этом куске породы скрывается летный камень?
Ника сидела на скамейке в одном из коридоров Министерства полетов, куда ее привели сразу после Церемонии камней. У ног девушки стоял саквояж, а сама она слушала доносившийся из-за двери жаркий спор. Ее руки нервно сжимались и разжимались, словно вспоминая притягательную тяжесть сверкающего аэролита, который выбрал ее… И который у нее сразу же забрали. Но это ничего не меняло; Ника почти физически ощущала незримую связь с летным камнем. С его сердцем. Как бы далеко он от нее ни был, теперь она всегда будет его чувствовать.
Вспомнив то невероятное, ни на что не похожее ощущение правильности и завершенности, которое ее охватило, когда она держала в руках летный камень, Ника внезапно успокоилась. Да, за дверью кабинета директрисы летной школы сейчас решалась ее судьба, но девушка понимала, что это не имеет значения, ведь ее судьба решена на другом, куда более важном уровне.
Задумавшись, Ника не заметила, как рядом с ней появилась еще одна дама. Седые волосы забраны в строгий пучок, в резких чертах лица ни намека на мягкость. Она скользнула по Нике быстрым, цепким взглядом и без стука вошла внутрь.
– А кто будет ее обучать? – отчетливо донесся до девушки тонкий, взволнованный голос распорядительницы Церемонии. – Для управления аэролитом с такой мощью требуется особенно тщательная подготовка…
– Мадам министр! – раздался тут нестройный хор голосов, и Ника обмерла: получается, эта седовласая дама – сама министр полетов?
– Зайди, девочка, – бросила мадам через плечо, держа дверь приоткрытой.
Ника неловко вскочила, торопливо подхватила саквояж и, отчетливо осознавая, как сильно помято и запылилось ее скромное дорожное платье, неуверенно проскользнула внутрь. Всю свою храбрость, которая у нее была, она израсходовала на Церемонии камней.
– Николь рей Хок, поздравляю, ты принята в летную школу, – с ходу заявила министр не терпящим возражений тоном, глядя при этом не на Нику, а на директрису.
– Как скажете, мадам министр, – не стала спорить мадам эр Мада. – Но как быть с ее обучением? Ей потребуется специализированная подготовка, а у нас в школе нет инструкторов с аэролитами даже приблизительно такого же размера, как ее летный камень… Собственно, я сомневаюсь, что во всей Империи найдется авионера с таким летным камнем, как у нее.
– Найдется, – ответила мадам министр. – Трис рей Дор.
Нике показалось, что директриса едва слышно застонала. Но ее лицо при этом осталось совершенно невозмутимым.
Даже слишком невозмутимым.
– Трис рей Дор, – ровно повторила она. – Мадам министр, вы же понимаете, что…
– Я понимаю, что мы находимся на грани войны с Третьим континентом, – перебила министр. – На мысе Горн не проходит и дня без вооруженных стычек с врагом; кому, как ни тебе, Анелия, этого не знать. И мы не можем позволить себе отказаться от еще одного мощного военного авиона. Вторая летная машина типа «Грозы» заметно усилит наши силы на базе мыса Горн. Арамантиде нужна еще одна авионера с таким мощным летным камнем, и соображения блага Империи перевешивают все сомнения по поводу того, кто родители девочки и кто будет ее обучать.
Глядя на по-прежнему абсолютно невозмутимое лицо мадам эр Мады, министр внезапно смягчилась.
– Анелия, поверь, будь какой-то другой вариант, я бы тоже предпочла его. Но поскольку выбора нет, девочку будет обучать рей Дор. Это мое окончательное решение.
– Да, мадам министр, – только и ответила директриса.
Министр резко кивнула и, не прощаясь, вышла.
Ника с облегчением выдохнула и осознала, что все это время невольно сдерживала дыхание.
– Трис рей Дор? – ошеломленно произнесла распорядительница Церемонии и покачала головой. – Ее будет обучать Трис рей Дор? Поверить не могу!
– Я тоже, – мрачно согласилась директриса и бросила на Нику укоризненный взгляд.
Ника не опустила глаз. Она не знала, кто такая Трис рей Дор и почему директриса так ее не любит, но не собиралась чувствовать себя из-за этого виноватой. Собственно, недовольство мадам эр Мады ее сейчас и не волновало, ведь после распоряжения самой министра полетов из школы ее точно не выгонят!
Вот уже который раз Ансель бродил в гуще ночной темноты по сонным улицам Сириона. Столица затихала лишь на несколько коротких часов поздней ночью, и, размеренно шагая по булыжным мостовым вдоль спящих жилых домов, замерших заводов и витрин закрытых магазинов, Ансель словно узнавал ее заново – таким незнакомым, таким другим казался этот пустой, тихий город. Мягкий свет газовых фонарей, скрип колес проехавшей вдалеке конки, отдающий фабричным дымом смог, тощая пугливая кошка, юркнувшая в подворотню, тихонько покачивающиеся на ветру вывески контор и магазинов – ничего этого днем он не замечал.
Впрочем, вовсе не желание получше узнать Сирион гнало Анселя на улицу в столь неурочные часы. И не пьяные вопли, которые всю ночь раздавались под окнами его тесной комнатушки в доходном доме Пестрого квартала, одного из худших – потому что на лучший не хватало денег – районов города. И даже разговорчивый, смазливый блондин Тайрек, с которым ему пришлось снимать комнатушку вскладчину, чтобы сэкономить, его не раздражал; к тому же сегодня тот и вовсе не ночевал дома. Безработный и беззаботный, Тайрек, казалось, ничуть не тяготился тем, что вот уже которую неделю не может никуда устроиться. Впрочем, вчера он хвастался, что наконец-то получил должность клерка в каком-то министерстве, и сегодня вечером отправился отмечать это дело.
Ансель отказался от приглашения соседа составить ему компанию. Но вскоре пожалел: мысли, которых он успешно избегал днем на работе в Конструкторской, всегда настигали его по ночам. И сегодняшний вечер не стал исключением. Горькие, безрадостные мысли, которые буквально распирали его изнутри, требовали не терять время попусту, а вскочить и начать действовать! И неважно, что еще слишком рано, что Ансель сделал лишь самый первый шаг на своем долгом пути…
Вот он и вставал, одевался и шел бродить по ночным улицам. Чаще всего он оказывался в Дымном квартале, где располагались фабрики и заводы, склады и цеха; именно там по ночам работало больше всего монкулов: они подметали грязные улицы, прочищали постоянно забивающуюся канализацию, заправляли газом уличные фонари… Ансель выбирал тень поглубже, нырял в нее и смотрел, смотрел за этими странными существами, которые когда-то были людьми… И за их надсмотрщиками, то и дело прикладывающими к губам что-то похожее то ли на маленькие дудочки, то ли на свистки; те издавали не слышимые обычным человеческим ухом звуки, которые управляли монкулами. Говорили, для того, чтобы выучить все виды этих беззвучных команд, будущие надсмотрщики даже практиковались в игре на флейте.
Конечно, Ансель понимал, что в столице – тысячи монкулов, а значит, и шанс случайно встретить среди них Мию очень мал. Понимал и продолжал заглядывать в лицо каждого встреченного им монкула…
Вместе с тем Ансель не представлял, что он станет делать, если и впрямь столкнется с Мией. А может, он ее уже видел, но просто не узнал; застывшие, словно маски, безволосые, безжизненные лица монкулов настолько походили друг на друга, что иногда не удавалось даже определить, мужчина это был прежде или женщина.
Правда, в глубине души Ансель почему-то думал, что даже безжизненная маска монкула не смогла бы полностью стереть выразительные черты лица Мии – эти медные брови вразлет, яркие глаза цвета жженого кофе, густые каштановые волосы… Хотя нет, ни волос, ни бровей с ресницами у нее, конечно, не осталось.
Ансель поежился.
В ночную тишину вкралось ритмичное пыхтение двигателя. Ансель обернулся. По улице медленно ехал черно-белый мобиль Жандармерии. Поравнявшись с Анселем, мобиль замедлил ход. Юноша невольно напрягся. И что же есть такое особенное в появлении представителей власти, что заставляет чувствовать себя виноватыми даже тех, кто не совершил ничего противозаконного? Он, например, совершенно точно ничего плохого не сделал. По крайней мере пока…
Две жандармы из окна мобиля смерили Анселя подозрительными взглядами, но, не усмотрев ничего подозрительного, поехали дальше. Ансель облегченно выдохнул…
И тут мобиль Жандармерии резко затормозил.
«Неужели решили меня проверить?» – подумал Ансель. Но тут двигатель громко рыкнул, мобиль резко рванул с места и, разогнавшись так, словно преследовал улепетывающего вора, свернул на ближайшем перекрестке.
Невольно заинтересовавшись тем, что случилось, Ансель ускорил шаг, а затем и вовсе перешел на бег, когда услышал шум, доносящийся с улицы, куда умчались жандармы.
Он едва успел добраться до перекрестка, когда из узкого проема между мрачными безоконными складами перед ним выскочило трое: дама с юношей, все в черном и с капюшонами на головах, и… монкул в обычной серой хламиде! Увидев неожиданного свидетеля, они остановились так резко, словно налетели на стену.
Дама сориентировалась быстро: выхватила из-под плаща револьвер и наставила на Анселя. Из-под темного капюшона возбужденно блестели темные глаза.
– Кто ты такой? Следишь за нами?
Ансель замер, не сводя глаз с дула, – оружием ему еще никто никогда не угрожал.
– Да вы что, нет конечно! – совершенно искренне заверил он. – Я просто гулял.
– Гулял? В Дымном квартале? В четыре часа утра? – Дама покачала головой, отчего черный капюшон сполз на плечи, открыв резкие, жесткие черты лица и черные волосы, уложенные в тугой пучок на затылке. – Хочешь сказать, любовался заводами и дышал свежим смогом? Не смеши меня! – воскликнула она и взвела курок.
Ансель даже не успел испугаться, когда вмешался спутник дамы:
– Остынь! Мы не одобряем неоправданных убийств. Вдруг он говорит правду? Хотя… где-то я уже видел этого парня…
Ансель выдохнул и бросил быстрый взгляд на юношу, который, кажется, только что спас ему жизнь. Ну, или, как минимум, отсрочил смерть. На вид около двадцати лет, бесцветное худое лицо, длинный нос, какие-то странные блеклые глаза – нет, Ансель его определенно точно раньше не встречал!
– Вспомнил! Это же тот самый тип! Мы его заметили на прошлой неделе под мостом у набережной! А позавчера он прятался у керамического завода…
Дама ткнула револьвером в Анселя, и он ощутил холод металла возле ребер.
– Значит, шпион… Ты из Жандармерии? Или Гардинарии?
– Да нет же! Это вообще какое-то недоразумение…
Пронзительный свисток нарушил тишину ночных улиц.
– Жандармы! Рина, бежим! – крикнул юноша и, не мешкая, нырнул в ближайшую подворотню, на ходу сунув в рот свисток, такой же, каким пользовались надсмотрщики. Через несколько мгновений, получив беззвучную команду, монкул побежал за ним.
Дама приставила дуло револьвера ко лбу Анселя, и юноша замер. Неужели сейчас она и впрямь выстрелит? Неужели вот так нелепо закончится его жизнь? Как глупо! Он ведь совсем ничего не успел, кроме как полюбить и потерять свою любовь…
– Ты! Идешь с нами! – Резкий голос привел его с себя.
Ансель не колебался ни секунды. Как ни крути, наставленное на тебя дуло револьвера очень убедительный довод.
