Низко припав к земле, не отрывая взгляда от добычи, Серафина кралась сквозь густые заросли залитого лунным светом леса. Всего в нескольких футах от нее крупная лесная крыса, а точнее, молодой крыс, пожирал жука, которого только что выкопал из земли. Сердце Серафины билось сильно и ровно, не мешая медленному и беззвучному приближению к крысу. Ее мускулы напружинились, готовые к рывку. Но она не торопилась. Двигая лопатками вперед-назад, чтобы выбрать правильный угол броска, она выжидала подходящий момент. И, когда крыс наклонился, чтобы схватить другого жука, она метнулась вперед.
В тот миг, когда она прыгнула, крыс успел краем глаза уловить движение. У Серафины никак не укладывалось в голове, почему многие лесные обитатели словно каменели от ужаса, когда на них нападали. Вот если бы на нее из темноты вдруг бросилась смерть, вооруженная когтями и клыками, она защищалась бы до последней капли крови. Ну, или кинулась бы бежать. Короче, она бы что-то делала. Понятно, что мелкие лесные зверюшки вроде крыс, кроликов и бурундуков никогда не отличались бесстрашием, но каменеть-то зачем? Какая от этого польза?
Серафина метнулась к крысу, схватила быстрее, чем у него дрогнул ус, и сжала в руке. И только теперь, когда было слишком поздно, тот затрепыхался, начал кусаться и царапаться. Меховое тельце вертелось ужом, крошечное сердце отчаянно колотилось. «Вот оно, – подумала Серафина, ощущая бешеный стук сердечка у себя в кулаке, – вот это борьба».
От этой мысли ее пульс тоже ускорился, все чувства обострились. Она видела и слышала все, что происходит в лесу вокруг нее – как передвигается по ветке древесная лягушка в тридцати футах у нее за спиной, как скрипит вальдшнеп где-то вдалеке, как промелькнула в проглядывающем меж крон ночном небе летучая мышь.
Конечно, она делала все это только ради тренировки – выслеживала, подкрадывалась, наскакивала и хватала. Серафина не убивала добычу, у нее не было такой необходимости, да только ее жертвы, черт возьми, этого не знали! Для них она была воплощением ужаса, самой смертью! Так почему же при виде нее они замирали на месте, почему не спасались бегством?
Серафина уселась на палую листву, прислонилась спиной к стволу старого, корявого, покрытого лишайником дуба и опустила руку с зажатым в ней крысом на колени.
Только после этого медленно разжала ладонь.
Крыс рванулся со всей скоростью, на какую был способен, но Серафина тут же поймала его и опустила сжатый кулак себе на колени. Она подержала крысенка в плену несколько мгновений, затем опять разжала руку. На этот раз он не бросился бежать, а остался сидеть на ладони, задыхаясь и дрожа, слишком растерянный и измученный, чтобы двигаться.
Серафина приподняла перепуганного грызуна чуть выше на ладони и, склонив голову набок, принялась разглядывать его. Лесной крыс не был похож на своих мерзких, серых, помоечных собратьев, которых она ловила в подвалах Билтморского поместья. Порванное левое ухо говорило о том, что в его жизни уже случались неприятности. У него были темные глазки и вытянутая мордочка, на которой подрагивали длинные усы, и он больше напоминал уютную симпатичную мышку, чем хищных грызунов, на которых обычно охотилась Серафина. Девочка с легкостью представила этого крысенка одетым в широкополую шляпу и жилет на пуговицах. Она чувствовала себя немного виноватой оттого, что поймала его, но знала, что, стоит крысу рвануться с места, она, не успев даже подумать, мгновенно схватит зверька снова – не сознательно, инстинктивно.
Крыс пытался отдышаться, одновременно стреляя глазами-бусинками во все стороны в поисках спасения. Но не смел шевельнуться. Он тоже прекрасно понимал, что при малейшем движении будет опять схвачен, что это в природе охотницы – играть с жертвой, ловить ее, хватать до тех пор, пока та не умрет.
Но Серафина еще немного посмотрела на крыса, а затем опустила его на лесную подстилку:
– Извини, малыш, я просто тренировалась.
Крыс растерянно уставился на девочку.
– Давай, беги, – мягко сказала Серафина.
Крыс посмотрел на заросли чертополоха.
– Я не обманываю, – заверила девочка.
Но крыс, кажется, не верил ей.
– Иди домой, – проговорила Серафина. – Только сначала двигайся помедленнее, не кидайся опрометью, тогда у тебя все получится. И в следующий раз держи глаза и уши открытыми, даже когда лопаешь жука, слышишь? В этих лесах водятся существа пострашнее меня.
Лесной крыс с рваным ухом в растерянности принялся тереть мордочку передними лапками, наклоняя голову, как будто кланялся. Серафина тихонько фыркнула от смеха, и это наконец-то привело его в чувство. Опомнившись, он помчался в заросли.
– Хорошего тебе вечера, – сказала ему вслед Серафина.
Она подумала, что, убегая все дальше и дальше, крыс будет все больше и больше воображать себя бесстрашным и сильным и, к тому времени, когда добежит до дому, уже сочинит целый рассказ для жены и малышей, ожидающих его к ужину. Девочка с улыбкой представила, как крыс сидит, окруженный семьей, и рассказывает длинную запутанную историю о том, как он в лесу тихо-мирно занимался своими делами, грыз жука, и вдруг на него накинулся свирепый хищник, и ему пришлось биться не на жизнь, а на смерть. Интересно, как он опишет ее, Серафину, – кошмарным могучим зверем или просто девочкой?
В этот миг она услышала легкий шорох где-то вверху, как будто летний ветерок коснулся верхушек деревьев. Но ветра не было. Полночный воздух был холодным и неподвижным, словно Бог затаил дыхание.
Серафина вновь уловила тончайший, едва слышный, почти что призрачный звук. Она посмотрела наверх, но увидела лишь ветви деревьев. Поднявшись на ноги, девочка отряхнула простое рабочее платье зеленого цвета, которое ей накануне подарила миссис Вандербильт, и пошла через лес, прислушиваясь, пытаясь определить, откуда идет звук. Она склонила голову влево, потом вправо, но у звука, казалось, не было четкого направления. Серафина поднялась на каменистый холм, с которого начинался пологий спуск в поросшую лесом долину. Отсюда можно было видеть далеко вперед, на много миль над туманной дымкой, аж до самых Голубых гор по ту сторону долины. Полупрозрачные, светящиеся серебристо-белые облака медленно проплыли, заслоняя луну. Ее яркие лучи окутывали пушистые облачка сиянием, мерцали сквозь них, освещали Серафину, отчего она отбрасывала длинную неровную тень на землю позади себя.
Стоя на каменистом выступе, девочка внимательно осматривала лежащую перед ней долину. Вдали из лесного сумрака вырастали острые башни и черепичные крыши Билтморского поместья. Бледно-серые известковые стены были украшены горгульями в виде мифических животных и скульптурами древних воинов. В сводчатых окнах отражались звезды, и обитые золотом и медью края крыши блестели в лунном свете. На втором этаже роскошного дома спали мистер и миссис Вандербильт, а также их племянник и друг Серафины Брэден Вандербильт. Гости – родственники Вандербильтов, приехавшие издалека, бизнесмены, знаменитости, известные художники, – спали на третьем этаже в роскошных, предназначенных специально для них спальнях.
В обязанности отца Серафины входило следить за отопительной системой, электричеством, стиральными машинами, работающими благодаря вращению кожаных приводов, и всеми прочими новомодными приспособлениями в поместье. Жил он вместе с Серафиной в мастерской, расположенной в подвальном этаже по соседству с кухонными помещениями, прачечными и кладовыми.
В отличие от всех людей, которых она знала и любила, Серафина по ночам не спала. Она дремала урывками в течение дня, свернувшись клубком на подоконнике или в темном уголке где-нибудь в подвале, а по ночам крадучись обходила дозором коридоры Билтмора, как невидимый и неслышимый страж. Она исследовала петляющие тропинки обширных садов и сумрачные лощины окружающего поместье леса, а еще она охотилась.
Серафина была двенадцатилетней девочкой, но никто, кроме нее самой, не назвал бы ее образ жизни обычным. Она занималась тем, что ловила крыс в бесконечных подвальных коридорах хозяйского дома. Когда-то отец Серафины назвал ее в шутку «С.Г.К.», что означало «Самый Главный Крысолов». Но девочка приняла звание с гордостью и отнеслась к нему со всей серьезностью.
Отец воспитывал Серафину как умел, в свойственной ему грубоватой манере, но неизменно с любовью. И девочка не чувствовала себя несчастной, ужиная с папой по вечерам в мастерской, а позже пробираясь сквозь ночную тьму в стремлении избавить огромный дом от грызунов. С какой стати? И все же в глубине души ей было немного одиноко. А еще она никак не могла до конца понять, почему большинству людей требуется в темноте фонарь, и почему они так шумят при ходьбе, и что заставляет их укладываться спать по ночам, когда все вокруг становится особенно прекрасным. Она достаточно много следила за местными ребятишками, чтобы понять, что не похожа на них. Подойдя к зеркалу, она видела девочку с янтарно-желтыми глазами, острыми скулами и растрепанной гривой пестрых, словно окрашенных отдельными прядями, волос. Нет, Серафина совершенно определенно не была обыкновенным ребенком, какого можно повстречать на улице в любой день. Такого ребенка вообще ни в какой день на улице не повстречаешь. Ведь она была созданием ночи, а не дня.
Остановившись на краю долины, Серафина вновь услыхала звук, который привел ее сюда: легкий трепет, словно чей-то шепот, принесенный высоко поверху порывом ветра. Звезды и планеты висели в почерневшем небе, мерцая, как будто были населены десятками тысячам душ, но никак не помогали ей разгадать загадку.
Крошечный темный силуэт мелькнул на фоне луны и пропал. У Серафины на мгновение замерло сердце. Что это было?
Она всмотрелась. Еще один силуэт промелькнул перед луной, и еще. Сначала она решила, что это летучие мыши. Но летучие мыши не летают по прямой!
Серафина недоуменно нахмурилась. Крошечные тени метались перед луной. Она подняла лицо к небу – звезды исчезали из виду. Глаза Серафины расширились от страха, но тут она вдруг поняла, что же все-таки происходит. Прищурившись, она разглядела огромные стаи певчих птиц, кружащих над долиной. Не одна, не две, не дюжина, а длинные, какие-то бесконечные вереницы, облака птиц. Они заполонили все небо. А звуком, который она слышала, был шорох тысяч маленьких крыльев воробьев, крапивников, свиристелей, улетающих на юг. Они были подобны драгоценным камням: зеленым и золотым, желтым и черным, с полосками и в крапинку. Тысячи и тысячи птиц. Казалось бы, время осенних перелетов давно прошло, но вот же они, птицы. Они проносились по небу, трепеща крыльями, и улетали на юг, улетали тайно, под покровом ночи, чтобы не заметили орлы, которые охотятся днем. Они находили дорогу, ориентируясь на вершины гор и расположение сверкающих звезд далеко в вышине.
Стремительные, порывистые движения птиц всегда завораживали Серафину, заставляя пульс биться чаще, но сейчас ее охватили совсем иные чувства. Этой ночью яркость и красота широкого пути из тел пернатых, протянувшегося вдоль горного хребта континента, проникла ей в самое сердце. У Серафины было такое чувство, словно ей посчастливилось лицезреть редчайшее явление, которое случается раз в жизни. Но тут же она сообразила, что птицы летят в том направлении, которое им указали их родители и родители их родителей; точно так же летали их предки на протяжении миллионов лет. Редчайшим явлением это было только для Серафины, ведь она впервые в жизни видела столько птиц, одновременно улетающих на юг. И это было потрясающе.
Серафина сразу вспомнила Брэдена. Он любил птиц и вообще всех, самых разных, животных.
– Вот бы ты это тоже увидел, – прошептала она, как будто он не спал в своей постели и мог услышать ее через огромное расстояние между ними.
Серафине так хотелось разделить свою радость с другом. Хотелось, чтобы он стоял рядом, глядя на звезды и птиц в вышине, и окаймленные серебром облака, и сияющую луну во всей ее красе. Конечно, она обязательно расскажет ему обо всем при встрече, но дневным словам нипочем не передать прекрасное чудо ночи.
Всего несколько недель назад Серафина и Брэден одолели Человека в черном плаще, а черный плащ разорвали в клочья. Они с Брэденом были союзниками и просто друзьями, и сейчас Серафина особенно остро почувствовала, что не видела его уже несколько ночей. Каждую ночь она ждала, что Брэден заглянет в мастерскую, и каждое утро ложилась спать разочарованная. Сомнения охватывали ее все сильнее. Чем он был занят? Что мешало ему увидеться с Серафиной? Или он нарочно ее избегал? А она была так счастлива, что у нее наконец-то появился друг, с которым можно поговорить. У Серафины внутри все начинало гореть при мысли, что она была для Брэдена лишь новой игрушкой, а теперь, когда ощущение новизны притупилось, ему стало с ней неинтересно. И она снова бродила по ночам в полном одиночестве.
Нет-нет, они были друзьями, Серафина это точно знала. Но ее беспокоила мысль о том, что она не очень-то вписывается в дневную жизнь верхних – господских – этажей, ей там нет места. Неужели Брэден так быстро о ней забыл?
Еще через мгновение птиц стало меньше. Серафина окинула долину задумчивым взглядом. После победы над Человеком в черном плаще она причислила себя к хранителям Билтморского поместья – мраморным львам, возвышающимся по обе стороны от входа в дом и обороняющим его обитателей от колдунов, демонов и прочей нечистой силы. Серафине хотелось думать, что она защищает поместье не только от маленьких четвероногих грызунов, но и от всех, кто попытается напасть на Билтмор. Папаша всегда предупреждал ее об опасностях внешнего мира, о злых силах, желающих отнять у нее душу, и после того, что случилось, Серафина не сомневалась, что вокруг полно демонов.
Уже несколько недель подряд Серафина внимательно осматривалась и караулила, как часовой на башне, но она совершенно не представляла, когда и в каком обличье могут напасть демоны. Серафина не решалась признаться в этом даже самой себе, но в глубине души знала: больше всего она боится, что ей не хватит смелости, твердости, ума в борьбе с ними. Станет она охотницей или добычей? Возможно, мелкие зверьки вроде лесных крыс и бурундуков привыкли к тому, что смерть всегда рядом. Интересно, думают ли они о себе, как о добыче? Вполне вероятно, что они свыклись с мыслью о смерти и готовы к ней. Но Серафина умирать не собиралась! У нее еще была куча всевозможных дел.
Они с Брэденом только-только начали дружить, и Серафина не готова была прервать эту дружбу из-за какого-то мелкого недоразумения.
Серафина еще только пыталась осмыслить свою связь с лесом, понять, кто она и что она такое. Но после ее личного знакомства с Вандербильтами отец постоянно подталкивал Серафину к тому, чтобы она вела себя, как обычная «дневная» девочка. И миссис Вандербильт была к ней очень внимательна и так ласково разговаривала с ней. Теперь, когда у Серафины появилась возможность исследовать не только подвал, но и лес, и верхние этажи дома, она уже не могла пожаловаться на то, что у нее мало друзей. Наоборот, их стало даже слишком много. И Серафину тянуло сразу ко всем. Долгие годы у нее не имелось на свете никого, кроме папаши. Зато теперь так приятно было начать новую жизнь, полную близких людей.
Да, это было прекрасно, и Серафине хотелось жить, бороться с новыми опасностями, одерживать над ними победу. Да и кому не хочется того же? Но что, если опасность настигнет ее так стремительно, что она не успеет ее заметить? Как сова на лету хватает мышь, так опасность падет на нее сверху, вцепится когтями и прикончит раньше, чем она сообразит, что происходит. А если главная проблема вообще заключается не в том, сумеет ли она справиться с опасностью, а в том, успеет ли она ее вовремя заметить?
Чем больше Серафина думала о птичьем столпотворении, тем тревожнее ей становилось. Действительно, на улице все еще было очень тепло, и все же – не поздновато ли начинать перелет на юг в декабре? Серафина, нахмурившись, принялась искать на небе Полярную звезду. А, отыскав, поняла, что птицы вообще летят не в ту сторону. И, если подумать, она даже не была уверена, что эти виды птиц должны зимой улетать на юг.
Ее вдруг охватил пронизывающий до костей страх. Стоя на каменистой вершине холма, девочка проследила взглядом за птицами, а затем оглянулась туда, откуда они прилетели, – на темнеющий лес. Несколько мгновений она сосредоточенно думала. И вдруг поняла.
Птицы вовсе не улетали на юг.
Они спасались бегством.
Серафина глубоко вдохнула, собираясь с силами. Ее сердце забилось сильнее. Мышцы рук и ног напряглись.
Что бы это ни было, но оно надвигалось.
Надвигалось прямо сейчас.