Глава вторая. Сенсей. Все началось с блестящей монетки в воде и девушки, в которую так легко можно влюбиться
Хотел бы я сказать тебе, что все это чушь, сон, выдумка… Но ты же знаешь, что все мои истории – это правда. Подсмотренная, услышанная, случившаяся со мной. И даже с тобой. Сучка. Когда и кто сказал ей об этом? Подарил ей это оскорбительное прозвище? Ты знаешь, ей теперь нравится называть себя так. Нечасто. Но в этом слове ей слышится смех и секс. Неудовлетворенность, чувственность и грубость. На грани. Да, ей нравится это слово. А мне – нет.
Я расскажу тебе все коротко или в подробностях. Как пойдет. Ты знаешь, Мари еще не знала, что будет сучкой, когда встретила Сенсея. И он, конечно, не знал. И первая их встреча была совсем не про это. Ладно, вернемся к нашей истории, пока я не сдал тебе весь сюжет заранее.
Еще не сломанный. Уже скрипящий, но прочный. С грубыми сильными руками, тяжелым взглядом и темным, цвета вечного загара, лицом, состоящим из глубоких оврагов морщин. Обозлен неудачами последних нескольких лет. Знаешь, черт с ними, с этими именами. Я не буду тебе их называть. Пусть будет Сенсей. Хотя звали его Георгиос. Вот так, одним именем. Было это имя или фамилия, никто уже не помнил. А я назову его Сенсеем для удобства и еще потому, что люди называли его именно так. У меня есть друг, которого так зовут.
Сенсей стоял в тот летний день у каменного старого колодца – широкой чаши с высоким бортиком. Когда-то фонтан, теперь воспоминание о фонтане. Из местных, пожалуй, только он еще называл каменный полуразрушенный колодец фонтаном. Иногда даже бросал туда монетки. Два-три раза в год. В память о прошлом. Нечасто. Только когда совсем прижимало. Как сейчас, например. Серебряная монета на удачу. Небольшая цена.
Знаешь, в старом городе много таких мест. Мест, где остатки силы скапливаются в трещинах камня, бетона, в глубоких оврагах или храмах.
Сегодня Сенсею не нужно было много. Всего лишь чуть-чуть везения. Горсточку удачи, так он думал, бросая монетку. Просто, чтобы квартира, в которой он жил, продолжала оставаться его квартирой. Чтобы пара учеников постучали к нему до конца месяца. На это он рассчитывал, бросая монету в давно неработающий фонтан. Верил. Не верил. Для тех, кому далеко за сорок, вопрос веры уже не так важен, как для молодых. Они уже успели поверить во многое. Успели разочароваться. Надежда и вера были редкими гостями Сенсея.
Тихий всплеск. Блеск в отстоявшейся прозрачной воде. Сверкнула серебряная капля на дне фонтана, среди темного ила. Среди потемневших монет прошлого. Сенсей иногда спрашивал себя: не были ли все эти старые монеты на дне фонтана его монетками? Его крошечными взятками удаче? Он не помнил и не считал, сколько раз приходил к этому заброшенному фонтану. Много раз. Много лет. И никто никогда не подбирал монетки со дна. Ни детвора, ни бездомные. Странно. Он не в первый раз думал об этом. И это укрепляло его веру в старый фонтан. Его веру.
– Вы действительно в это верите? – спросил его голос из-за спины.
Молодой и мягкий голос. Знаешь, если бы голос был вином, а я дегустатором… я бы сказал, что в этом женском, безусловно, красивом голосе звучали цитрусовые нотки свежести, и добавил бы что-нибудь про трубочный табак, сочетание легкой горечи и пряностей… Но дело, конечно, не в пряностях.
Сенсей повернулся на голос, но никого не увидел. Только ощутил движение воздуха за спиной. Снова обернулся, чувствуя раздражение от того, что крутится на месте. На край каменной чаши старого фонтана присела девушка. Она, теряя равновесие, качнулась, снимая босоножки правой рукой, и ее левая рука нашла опору в руке Сенсея. Глаза. Необыкновенно светлые, почти прозрачные глаза – это то, что Сенсей увидел в первую секунду. Она качнулась, но не упала. Сенсей удержал. И посмотрел ей в глаза. Какая легкая рука и какие необыкновенные глаза. Девушка улыбнулась.
– Ты чуть не упала, – Сенсей часто переходил на ты. С теми, кто моложе, и с теми, кто старше. Возраст не имел значения. А что имело? Он и сам не знал.
– С чего вы так решили? – девушка ответила насмешливо, не обращая внимания на его хмурый вид, и забрала у него свою руку. Выскользнула из его ладони и опустила босые ноги в фонтан. Сенсей обратил внимание на ее узкие изящные ступни и тонкие лодыжки. Красиво. Вода была прозрачной, день теплым. Но никто на его памяти никогда не купался в этом фонтане. «Почему, кстати? – подумалось ему. – Почему купались в любых фонтанах Большого города, но только не в этом?» Даже он сам в детстве, маленький сорвиголова, никогда не запрыгивал в этот фонтан. Странно. Он, не отрываясь, смотрел на ее голые ноги в прозрачной воде. Он хотел к ним прикоснуться. Потянулся и остановился. Бред.
– Там моя монетка, видишь? – он показал ей на дно фонтана, где среди многих позеленевших монет сверкала одна совсем новая.
– Вы думаете, я хочу выловить вашу монетку? – засмеялась девушка. – Думаете, я сейчас начну собирать все эти старые монетки? Зачем? На мороженое?
Смех ее был звонким и негромким. Мягким и ласковым. Как будто капли летнего дождя пробежали по черепичной крыше. Почти неслышно, но радостно и ласково. Сенсей окончательно смутился. Ничего не понимая в том, что происходит, он опустился на стертый и теплый от солнца каменный бортик старого фонтана.
– Вы всегда так? Молчите или говорите глупости? – если бы не ее смех, это бы прозвучало оскорбительно.
– Я всегда по-разному, зависит от собеседника, – хмуро ответил он. – Некоторым нужны глупости, тебя я пока не знаю.
– Хотите узнать? – с любопытством спросила она.
– Не решил, – Сенсей наконец отвел взгляд от ее ног. Посмотрел в глаза. Нашел их восхитительными. У него давно не было женщины. Вернее, у него давно не было секса. Женщины были в его жизни постоянно.
– Ты можешь оказаться странной дурочкой с красивыми ногами. А я не хочу таких узнавать, – Сенсей говорил медленно. Это придавало ему уверенности. И давило на его собеседников. Обычно. Не сейчас.
Девушка снова засмеялась:
– Мои усталые ноги прошли тест, это уже хорошо! Что вы здесь делаете: хотите искупаться или монетки собрать? – она дотянулась до его монетки пальцами узкой белой ступни. И шевельнула ее. Со дна поднялось мутное облачко. – Здесь много монеток, хватит на двоих, если вы не очень жадный. Вы жадный? – она смотрела на него с любопытством. Ветер шевельнул ее длинные темные волосы, она отбросила их с лица и снова засмеялась своим тихим и мягким смехом. Она часто смеялась.
«Я могу слушать, как она смеется, целый день, – подумал Сенсей. – Весь этот долгий летний день я могу сидеть рядом с ней у фонтана и слушать, как она смеется. И ждать, когда ветер снова коснется ее легких волос. И смотреть на ее длинные голые ноги в теплой воде.
– Что ты здесь делаешь? Сюда редко кто приходит. Это старый фонтан. Когда-то здесь была летняя веранда с мороженым, молочными коктейлями и детьми. Сейчас здесь совсем нечего искать. Эта часть города почти заброшена. Много пустых заколоченных деревянных домов. Здесь может быть опасно вечером. Для тебя.
Его тяжелые медленные слова. Они складывались в предложения, как большие тяжелые кирпичи укладывались в стены каменщиками сто лет назад. В этой части старого города еще сохранились такие дома. И Сенсей был частью этого старого города. Такой же правильной и уместной частью, как этот неработающий фонтан с растрескавшимися бортиками и дном, покрытым илом.
– Вы не отвечаете на мои вопросы, а я должна отвечать на ваши? – смешливая девушка не ждала продолжения. Она наклонилась к воде и дотянулась рукой до блестящей новенькой монетки, которую бросил Сенсей. Когда она наклонилась, Сенсей увидел ее грудь в вырезе шелковой блузки. Маленькая грудь без всякого бюстгальтера. Темные небольшие соски. Красиво. Естественная и красивая. Вот что подумал Сенсей.
Ее пальцы сжали серебряную монету. Она подняла глаза на Сенсея, не выпрямляясь. Свои большие светлые глаза. Без всякой улыбки. Прикусила губу. Она видела его взгляд. Она знала, что он будет смотреть на ее грудь под блузкой. И, глядя на него спокойно и уверенно, она дала ему возможность рассмотреть свою маленькую грудь в подробностях. Наконец, выпрямилась с монеткой Сенсея в руке.
– Возьму себе на счастье, – она продолжала смотреть на Сенсея. И улыбнулась. Улыбка вышла неожиданно печальной. – Мне нужно немного счастья сегодня. Всем нужно немного счастья сегодня, но красивая серебряная монетка всего одна. Если я заберу ее, фонтану все равно останутся все эти старые монеты. Их много. А эта недавняя, и он еще не привык к ней. Не заметит, что я ее взяла.
– Это была моя монета, – Сенсей вздохнул, – и я надеялся, что это будет моя удача. «Старый… – так он подумал, глядя в ее странные огромные глаза. – Слишком старый, чтобы интересовать таких молодых девушек. Она просто играет, относится к нему, как к части этого старого города. Как к музейной реликвии. Сейчас она встанет с его монетой в руке и пропадет из этой опустевшей части города и из его давно опустевшей жизни тоже».
Девушка действительно встала. Босыми ногами на темные шершавые камни бортика фонтана. Сделала шаг. Один шаг. И встала прямо перед Сенсеем. Ее светлая юбка в узкую складку («Плиссированная», – вспомнил давно забытое слово Сенсей.) заканчивалась чуть выше колен. Незагорелые мокрые ноги. Колени перед глазами Сенсей. На правой коленке ссадина. Вода стекала с ее узких ступней на серый камень, и пальцы ее ног почти касались его бедра в темно-синих заношенных джинсах, потерявших свой цвет уже лет пять назад. Сенсей провел тыльной стороной своей ладони по этой ссадине. Тыльной – потому что его шершавые пальцы были слишком грубыми для ее кожи. Поднял глаза вверх. К ее лицу в облаке длинных волос. «Против солнца», – подумал он, оценивая экспозицию. Мысленно формируя кадр и понимая, что солнечный свет сквозь эти волосы слишком красив, чтобы выйти хорошо даже на среднем формате.
Он чувствовал ее нежную кожу. Девушка присела. Ее лицо оказалось прямо перед ним. Ее глаза напротив его глаз.
– Я забираю сегодня вашу удачу. Что вы хотите взамен?
Он молчал и смотрел в ее глаза. Что ему нужно было, кроме удачи? Что он вообще называл удачей? Три месяца неоплаченной квартиры. Год, как ушел его последний ученик… Что еще? Его планы и молчаливые надежды? Его пустота, которую нечем было заполнить? Он был для самого себя как старая зачитанная книга. От нее не оторваться в юности, ее с удовольствием листаешь в зрелости, а потом с усталостью откладываешь с годами, запомнив в ней уже каждое слово, каждую мятую или надорванную страницу. Что он мог ей ответить? Они были из разного времени. Это почти как с разных планет. Они были случайной встречей. Невозможной случайной встречей. Ее взгляд, ее молодость и легкость, ее маленькая грудь под тонким шелком. Сенсей молчал.
Тогда она провела своей ладонью по его лицу. Пальцы скользнули, коснулись его губ. Сенсей закрыл глаза. Это было так, как будто солнечный зайчик пробежал по лицу. Оставив только ощущение тепла и света. Мгновение. Он не открывал глаза, чувствуя ее движение рядом с ней.
«Уходи, – подумал он. – Уходи, хватит с меня этой забытой радости. Я не готов сейчас. Я еще не готов». Эти мысли в его голове остановились, когда он почувствовал ее руки на своих бедрах, на своем поясе, на ремне, который начал выходить из петель, на молнии, которая опустилась вниз. «Это все сон», – последнее, что сказал себе Сенсей, прежде чем почувствовал, как его члена коснулись ее губы. Горячий рот обжег его, и дыхания не хватило. Он сжал обеими руками теплый грубый камень бортика. Он боялся открыть глаза, он боялся шевельнуться.
Его член мгновенно затвердел. Почти забытый восторг. Сенсей не видел, что она делает, ее горячий рот, скользящий язык, ее дыхание на открывшейся головке члена. Все это смешалось внутри него, закрутилось водоворотом восторга. Никаких мыслей.
– Только не останавливайся, девочка, – прошептал он почти беззвучно. И она, конечно, не услышала.
Сенсей открыл глаза и увидел, как двигается вперед и назад ее голова, ее светлые волосы полностью закрывали лицо, и то, что она делала с его членом, было скрыто этими густыми легкими волосами. Девушка стояла на коленях. Как будто отталкиваясь напряженными пальцами ног от мостовой. И то, что она на коленях, потрясло Сенсея еще больше. Он тронул ее волосы левой рукой, боясь спугнуть и не в силах не касаться этих волос.
Девушка подняла взгляд на него и убрала волосы с лица. Смотрела прямо ему в глаза. Губами сжимая его член. Почти полностью исчезавший у нее во рту. Одной рукой она придерживала член за самое основание. И медленно двигала губами и головой выпуская и снова сжимая его. Ее прозрачные глаза. Необыкновенные глаза. Нереальные бесконечные глаза.
Судорога прошла по телу Сенсея. Оргазм захлестнул его. Он не мог отвести глаз от ее лица, не мог оторваться от ее глаз. Кажется, у него из глаз потекли слезы. Он этого почти не заметил. Его сперма показалась в уголке ее рта.
Но она не отпускала член, сжимая его уже обеими руками, чтобы каждая его капля осталась внутри рта. Сенсей закрыл наконец глаза, не в силах больше выносить ее пристальный взгляд. Он дрожал, как мальчик, впервые узнавший девочку. Он почувствовал, как она выпустила его член. Бережно убрала его в брюки и застегнула молнию. Когда он открыл глаза снова, она уже сидела в шаге от него, застегивая босоножки. Улыбаясь.
– Ну, спрашивайте уже что-нибудь, – с улыбкой сказала она. Ее мягкая улыбка, ласковый умный взгляд. Все это настолько контрастировало с тем наслаждением, что она ему подарила…
– Спросите телефон, иначе потом пожалеете, – и она, смеясь, положила ему руку на плечо. Но Сенсей ничего не спросил и не сказал. Он смотрел на нее, запоминая каждое движение, улыбку, глаза, руки. Как будто это было самое важное в его жизни – запомнить ее всю. Запомнить так, как запоминала все его камера, среднеформатный Fuji.
Он смотрел ей вслед, когда она встала и легкой походкой, чувствуя, конечно, его взгляд, скрылась в ближайшей узкой улочке, извивающейся куда-то на восток Большого города.
– Хотел бы я увидеть, как ты танцуешь, девочка, как ты танцуешь босиком. Хотел бы я снять этот танец. Хотел бы я… – сказал он, когда она уже не могла слышать. Наверное, это все, что он сказал в этот день.
На следующий день, в субботу утром, пришел хозяин квартиры. И разрешил ему остаться еще на месяц. Без оплаты. Но это будет последний месяц. Хозяин квартиры хорошо относился к Сенсею. Его отец когда-то дружил с Сенсеем. Был фотографом, так же как Сенсей. Профессия, давно ушедшая в прошлое. Со всеми ее пленками, фотоувеличителями, тяжелыми зеркальными камерами со сменной оптикой. Прошлое. Сенсей тоже был прошлым. И он уже давно сам согласился быть прошлым. Если бы не эта девушка с маленькой грудью под тонким шелком, с узкими тонкими ступнями, с которых капала на шершавые горячие камни теплая вода старого фонтана. С горячими мягкими губами. С глазами, в которых отражался Сенсей.
Не было свидетелей у этого странного события. Почти не было. Старый, высохший, как игуана на солнце, владелец кофейни на площади у старого фонтана почти не высовывал носа на улицу. Сидел, читая книжки, доставшиеся еще его отцу от деда. А прогуливающиеся парочки стали редкостью в этой части старого города. Здесь уже почти никто не жил. Почти никто не гулял. Только на башне с часами, давно замершими на четверти второго, – темный силуэт. Это ворон. Большой черный ворон. Словно причудливая часть фасадных украшений здания библиотеки, изрядно потрепанной временем, но по-прежнему величественной. Сенсей не видел ворона. Мари не видела ворона. Пропитанный запахом кофе хозяин кофейни и подавно не видел ворона. А вот, что видел ворон, никто не знает. И я не знаю тоже. Может быть, он вообще спал, в надежде на ночную охоту – летучих мышей, которые нашли приют на чердаке библиотеки.
Сенсей приходил к заброшенному фонтану каждый день после полудня. В одно и то же время. Он не ждал и не надеялся. Но это все, что он мог сделать. Иногда мы делаем все, что можем, зная, что этого недостаточно.