На второй день Влад проснулся на диване, открыл глаза. Мысли о смерти. О том, что немного осталось. Забилось сердце, воздуха не хватило. Глубокий вздох. Потом ещё и ещё.
– Ма! – позвал он и вспомнил тут же, что она собиралась уйти в монастырь. Наверно, уже там.
Придумали эти обители, подумал парень. Зачем? Если бы все стали монахами, то и людей бы не стало на планете. Род человеческий прервался бы. И остались животные. Пошёл естественный отбор, как учили в школе. Битва за выживание. И победили бы крысы и тараканы. А может, хвощи. Ха!
Влад потёр глаза. Посмотрел на стену. Картина без Ленина висела на своём месте. Свихнуться можно от всего этого.
Ах, мысли, думы… Да, наверно, права мать. Вот не было его, Влада, на Земле, сколько планете лет? Пять миллиардов? Вот родился он на мгновение по сравнению с этим периодом. И всё. Солнце, говорят, тоже через пять миллиардов погаснет. Ну и ладно. Всё равно род не продолжил. Как там поговорка: ни дома, ни дерева, ни сына.
А как же эти… Возле пруда. А как же русалки? Их существование перечёркивает эволюцию? Или это галлюцинации после аварии? А Ленин с картины? Вон нет его. Пустой квадрат. А ванна? Зарина? Чудеса или обыденность? Видения? Бред? Или всё-таки реальность?
Влад медленно поднялся, сел на диване. Подумал, не сходить ли к знакомому психиатру. Позвонил ему. Договорились о встрече в этот же день, на утро. Пошёл.
На крыльцо наркологической больницы одновременно с подошедшим Владом вышли двое мужчин в одинаковых полосатых пижамах. Тот, что постарше, был полный, с жёлтой кожей и глазами. Другой был примерно в возрасте Влада, с красным лицом. Первого кликали Бобром, второго Гошей. Влад остановился посмотреть и послушать их.
Бобёр попросил прикурить от Гошиной сигареты и сказал:
– Вот у Пушкина в сказке о царе Салтане сплошные глюки. Например, белочка. Сидит бедная, орехи грызёт для царя. Заметь, не для еды вовсе. Там ядра чистый изумруд. И не может она одновременно грызть орехи и петь.
– Может, это к Пушкину белочка приходила! – засмеялся Гоша.
– Не, Александр Сергеевич не бухал, шампанское только пил, – защитил поэта Бобёр. – А вот мать с сыном плыли в бочке с бормотухой. А когда вылезли, им привиделись коршун с лебедем. Там вообще одни видения! Богатыри из воды вылазят, Гвидон в комара превращается, летает над морем.
– Да, – вздохнул Гоша. – А дети читают.
– Читают, – согласился Бобёр. – И кормят ребятишек всяким непотребством, и хотят, чтобы из них патриоты выросли. Ха! Прикинь, зём, зайчики в трамвайчике, жаба на метле, как там дальше…
– Едут и смеются…
– Пряники жуют!
Мужчины засмеялись, потом синхронно затянулись сигаретным дымом, вместе его выпустили вверх, на берёзу возле диспансера, на которой сидела ворона. Она недовольно каркнула и улетела.
– Я сам любил читать, – продолжил Гоша. – Но бывает такая несуразица. Жуть. Вот в сказке о рыбаке и рыбке бабка-дура послала своего старика корыто просить. Машину стиральную надо было с прямым приводом, потом президентом Америки. И жизнь мёдом бы стала. Или лиса-дура в сказке о Колобке. Съела это пекарное чудо с пылью, опилками, когда бабка по сусекам да по амбарам мела. Да ещё Колобок на себя насобирал сколько лесной грязи.
– Да, – подтвердил Бобёр. – Можно целую диссертацию на тему сказок написать.
– С психическим уклоном, – сказал Гоша.
На крыльцо вышел нарколог, он же и психиатр Лыков, небольшого роста ровесник Влада. В белом халате. Руки в карманах.
– Привет! – поздоровался с Владом, пристально всматриваясь в глаза. – Хаудьюду?
– Здорово. Хаудьюду, – поприветствовал Влад.
Пожали руки.
– Интересные тут экземпляры у тебя, – усмехнулся Влад, кивнув на пациентов.
– А, эти? – улыбнулся Лыков. – Да, бедняги. Не хотят жить.
– Чего? – возмутился Бобёр.
– Я им продлеваю немного бренное существование. Но я не Бог. Печень новую не вставлю, – пояснил врач.
– Это да… Печень, – задумался Влад. – А душу?
– Что? А, ну да, – засмеялся Лыков. – Душа лечится.
– Водкой! – нашёлся Гоша.
– Словом, – сказал Лыков. – И колёсами.
– Как? – не понял Влад.
– Таблетки, – пояснил Лыков. И пациентам: – Идите в палаты. Приём лекарств.
Те шутливо отдали честь и ушли.
– Бедняги, – повторил Лыков им вслед и обратился к Владу: – Ну что у тебя? Пойдём. Поговорим.
Прошли в кабинет Лыкова. Сели друг напротив друга. Влад на диване, Лыков за столом. На стене икона Богородицы «Неупиваемая чаша».
– Как дела? – спросил Лыков. – У тебя царапины вроде.
– Да… Я не могу сказать некоторые вещи. Потому что сам пока не понимаю до конца, что творится, – ответил Влад.
– Разберёмся.
– Может быть. Понимаешь, стали происходить непонятные вещи. С одной стороны, мистика какая-то. С другой, как бы глюки. По твоей части… В общем… Я попал в аварию. На байке.
– Вот как!
– Вот! – радостно сказал Влад. – Скажи, могут быть после сотрясения мозга галлюцинации?
– Могут.
– Значит, всё это лишь деятельность сознания. Значит, я могу говорить.
– Говори.
– Я, – медленно начал Влад. – Я… Встретил Троих.
После этих слов раздался страшный рёв в одной из палат.
– А! – крикнул Влад.
– Да это белочка у одного, – махнул рукой Лыков. – Он связан.
Снова раздалось:
– Завет! Завет!
– Вот! Вот! Не могу говорить!.. – испуганно поведал Влад. – Сам понимаю, что чушь, но… Как ты думаешь, это болезнь? Шиза?
– Ну-у, – протянул врач. – До паранойи, думаю, не дойдёт. С алкоголем как?
– Да не так, чтобы много.
– Понятно. Знаю я тебя давно. Но люди меняются.
– В смысле? – не понял Влад.
Лыков достал из кармана таблетки, дал Владу. Налил из графина воду в стакан. Отдал.
– На, – предложил. – Успокоит.
– Спасибо, – поблагодарил Влад.
Выпил. Отдал стакан.
– Ты сложный человек, Влад. В тебе, как, впрочем, во всех людях есть и положительные качества, и всякие другие. Но ты всегда был пофигистом.
– Это да, – согласился Влад.
– Хорошо это или плохо?… – задумался Лыков. – С одной стороны, так проще жить. Этакий дзен. Но есть другая сторона… Дело в том, что мы, люди, находимся во власти чего-то такого, о чём можем только догадываться.
– Понятно. Но ты же врач. Так сказать, материалист, – предположил Влад.
– Ну да. С этой точки зрения мы во власти мозга, психики. Другой аспект, идеалистический, – Лыков посмотрел на икону. – Здесь тоже есть логичные объяснения. Но и то, и то объединяет одно. Отсутствие свободы. Да, свободы выбора. Вот звери живут инстинктами. Нет свободы. А человек? Знаешь, что такое настоящая свобода? Выбор без условий и без последствий. А если ты родился, открыл глаза и тебе говорят, вот твой мир с законами. Вот твоя страна с законами. Вот твоё тело. А ты не хочешь этого или такого. А потом ты выбираешь тёмную сторону, – Лыков усмехнулся. – И тебя за это наказывают. Разве всё это свобода?
– Да-а, – выдохнул Влад. – А индусы? Как пел Высоцкий, отдав концы, не умираешь насовсем.
– А! Колесо сансары? Тоже тюрьма… Влад! Мы сами себе не принадлежим! Понимаешь? Эти гаврики, – Лыков кивнул на дверь. – Они ни в чём не виноваты. Кто-то родился с генами, в которых нет функции расщепления алкоголя. Кто-то в семье, где родители пили, как лошади. Кто-то…
– Но они же выбирали, идти в магазин за вином или нет.
– Выбирали? Чушь! Они заложники. Тела, социума, обстоятельств. Но мы, врачи, затем и существуем, чтобы им помочь освободиться из плена. На время.
– На время?
– Да. Потому что свободы нет. Рано или поздно они возвращаются в свою тюрьму.
Влад протянул:
– Да-а. Значит, выхода нет?
– Выхода нет. Но есть лечение. Как таблетка? Подействовала?
Влад кивнул головой.
– Вроде легче.
– Ну и хорошо. Принимай по одной три раза в день.
– Спасибо, – поблагодарил Влад.
– На здоровье… Слушай, ты какой-то бледный. Не сдать ли тебе кровь? Проверить гемоглобин. Ты физически как себя чувствуешь?
Влад пожал плечами.
– Да ничего вроде. Устал.
– Вот. На втором этаже есть лаборатория. Выпишу направление. Сходи сейчас.
Лыков что-то написал на листке бумаги.
Влад пошёл наверх, сдал кровь и сел в коридоре ждать. Через несколько минут вышла медсестра и озабоченно сказала:
– Я не понимаю!
– Что? – спросил Влад.
– То ли аппарат сломался, то ли… Но анализы… Все параметры выходят за нормальные рамки, – глупо улыбалась медсестра.
Влад посмотрел распечатку. Все строчки были серые.
– Ну и ладно, – сказал он и смял бумагу.
К Лыкову он не пошёл. На крыльце открыл пузырёк и высыпал в рот кучку таблеток. Разжевал, морщась, проглотил. Постоял немного.
Из больницы вышел худой старик с длинными волосами. В пижаме и сандалиях.
– Выпить есть? – спросил старик.
– Нет, – ответил Влад.
– Плохо, – сказал старик.
Влад достал из кармана и протянул деньги.
– Здесь хватит, – сказал.
Старик взял.
Влад хотел домой пойти. Но голова закружилась, сел.
– Слушай, мил человек, – наклонившись, прошептал старик. – Мне бы смазать отсюда. Надоело. Поможешь? А я тебе – задумался, – какую-нибудь книгу подарю.
– Книгу, – кивнул Влад. – Зачем? Долго читать. А времечка нету.
– А есть книги, которые не нужно читать.
– Как это?
– А просто взял в руки крепко, чтобы не сбежала, прислонил к уху, и они сами всё расскажут и покажут. Как в кино, – улыбнулся старик.
– Прикольно, – улыбнулся и Влад. – А что надо-то?
– Штаны.
– А-а, – понял Влад, – Может, такси? Сразу сел и уже дома.
– Можно, – согласился старик. – Я Толюня.
– Прямо так?
– Прямо так, просто.
– Тогда просто Влад.
Пожали руки.
Влад вызвал такси, со стариком доехали до его дома, маленького бревенчатого, с кухней и передней. Со старой шиферной крышей.
– Заходи! – старик пнул дверь ногой, и она отворилась. – Я никогда не запирал. И никто не влазил. Хочешь верь, хочешь не верь.
Прошли в переднюю, где был большой книжный шкаф и два продавленных кресла. Сели.
Влад с каждой минутой чувствовал, как пьянеет от таблеток. Начала искажаться реальность, будто мир стал картинами Ван Гога с крупными мазками красок, которые плавали, кружились перед глазами.
– Прикольно, – сказал Влад.
– Да, – не понял его мысль Толюня. – Бабка моя умерла, и стало мне скучно. Только вино и спасало. Но, как говорят, это полумера. Да… Допился я до чёртиков. Они за мной по улицам бегали. Я даже от них на дерево залез и кричал, милицию вызывал… Так оказался в наркушке.
– Прикольно.
– Пить будешь? – спросил старик.
– Не. Что-то голова кружится.
– Ну как хочешь, а я выпью. Всё равно пропащий, – весело сказал старик.
Из дыры в кресле достал бутылку и гранёный стакан. Налил в него, выпил.
– Как тебе коллекция? – спросил старик, показывая на шкаф.
– Чего?
– Книг. Правда, это всё жена покойная собирала. Сам знаешь, в советское время хорошие книги были в дефиците. И дорогие. А водка…
– Помню. Но я больше любил детские газеты и журналы. «Мурзилка», «Пионерская правда». Мать выписывала. «Юный натуралист», «Юный техник». Много всего было и дёшево… Да, – задумался Влад. – Счастливое советское детство.
Влад запел песню из фильма «Гостья из будущего»:
– Слышу голос из прекрасного далёка.
Голос утренний в серебряной росе.
Слышу голос, и манящая дорога
кружит голову, как в детстве карусель.
Прекрасное далёко, не будь ко мне жестоко.
Не будь ко мне жестоко, жестоко не будь.
От чистого истока в прекрасное далёко,
в прекрасное далёко я начинаю путь.
– А русская водка была по четыре рубля двенадцать копеек, – вздохнул Толюня.
– А это вообще на века, – сказал Влад и спел, заплетаясь, из Modern Talking:
– You're my heart, you're my soul.
I keep it shining everywhere I go.
You're my heart, you're my soul.
I'll be holding you forever,
Stay with you together.
– А после подорожания в восемьдесят первом пять рублей тридцать копеек, а потом вообще десять, – махнул рукой Толюня.
– Копейка, – усмехнулся Влад. – Что на неё сейчас купишь? А тогда коробок спичек. Газировку без сиропа.
– С сиропом – три копейки.
– Доллар меньше рубля был! – нашёлся Влад.
– Вот бы слетать туда и с баксами назад. А? – шутливо предложил старик.
– Хорошая идея, – улыбнувшись, согласился Влад.
Толюня почесал затылок.
– Ну я хряпну ещё соточку и покажу библиотеку, – сказал он, выпил и отпер один шкаф.
Влад развалился в кресле. Комната и всё, что в ней, плавали перед глазами. Шкаф стал мягким, как часы на картинах Дали. Стал стекать по полу. Влад качнул головой.
– Чего-то мне нехорошо, – сказал.
Толюня усмехнулся:
– Это хорошо. Изменение сознания.
– Я… Я думаю, что всё это мираж, – сказал Влад, показывая на комнату.
– Конечно, – согласился старик. – Всякое восприятие человеком мира иллюзорно. Все вещи имеют причину и следствие. Если их убрать, то исчезнет сама вещь. Если изменить условия, изменится жизнь.
– Условия?
– Восприятие действительности. Вот выпил человек и смотрит другими глазами. Глядит на настоящий цветной, радостный мир. А не тот, который по-трезвости. Мрачный, скучный, тоскливый.
– А смерть?
– Что смерть?
– Смерть не иллюзия. Как остаться жить и никогда не умирать? – спросил Влад.
– Ну я скажу банальность, что мы не умираем, – ответил Толюня. – Перефразируя одну книгу, скажу: из спирта наши тела выплыли, в спирт и вернутся. В великую формулу алкоголя… И больше ничего не останется.
– А душа? – почему-то спросил Влад.
– Душа? Глупость. Мы есть совокупность психических процессов.
– Да?
– Да, – подтвердил старик. – Так что в этом поганом и тоскливом мире одна радость – бухать.
Влад усмехнулся:
– Много радостей.
– Я о себе ж, – сказал Толюня.
– Понятно, – вздохнул Влад. – Каждому своё.
– Каждому своё… – повторил старик и задумался: – Если бы.
– Что?
– Если бы жили каждый на своей планете, как этот… Маленький принц. Но в реальности все мы связаны. Все люди. И меж собой, и с миром. Да… Невидимыми нитями. Даже резинками. Они то натягиваются, то растягиваются. Образуются новые. И никуда не деться. Можно лишь забыться с помощью…
– Забыться… – повторил Влад.
– Да. А вот мои книги. Это – память о супруге, – сказал Толюня.
Старик сбоку от шкафа отпер какой-то замок и, к удивлению Влада, вытащил длинный трос.
– Книги, книжоночки, книжулики. Все – жулики! – радостно сказал Толюня.
Он достал несколько экземпляров и дал Владу.
Парень нехотя полистал и обнаружил, что все они дырявые.
– Они с дырками, – сказал.
– Они на тросе. А как же! Жена почила, и я их всех заковал.
– Чтобы не украли? А! Чтобы не убежали, – предположил Влад.
– И нет, и нет.
– Тогда зачем, как тебя… Толюня?
Старик засмеялся.
– Книги же живые, Влад. И они – преступники!
– Как это? – удивлённо спросил Влад.
– Из-за них, точнее из-за того, что в них написано, ведутся войны. Люди спорят, ненавидят друг друга.
– Но не сами же книги… Это те, кто написал их…
– Тех уж нет, другие далече. А эти бумажные вражины существуют. Их читают, забивают мозги дурацкими идеями и воюют. Хоть одна книга сделала людей счастливыми? – спросил Толюня и сел на стул.
– Ну, может, философские, – предположил парень.
– Религиозные! Вот они-то больше всего принесли людям страдания. Ты думаешь, есть богодухновенные? Там одни противоречия.
Влад отдал книги, встал, хотел уйти. Голова кружилась.
– Я пойду уж, спасибо. Такси вызову.
– Выбирай любую книгу, – предложил Толюня.
Влад подумал и почему-то спросил:
– А Библия тоже с отверстием?
– С самой огромной дырой! – радостно ответил старик.
– Беру, – сказал Влад.
Старик отдал книгу.
– Ну, давай, – попрощался он. – Приятно было пообщаться.
– Да уж, – усмехнулся Влад.
Старик протянул руку и схватился за сердце.
– Опа! Дисульфирам играет.
– Что? – не понял парень.
– Лыков, гад, закодировал. Но меня так просто не возьмёшь. Не…
Старик упал.
– Эй, Толюня! – крикнул Влад. – Ты чего падаешь?
Он легонько пнул ногой старика. Присел.
– Ты чего? Забылся? Ей! – потряс за плечи. – Или помер? Загвоздка, блин… Ну и лежи.
Парень взял Библию и вышел на улицу.
Когда он ехал на такси домой, то сказал как бы себе:
– Жалко книги. Больно им, наверно.
И заснул. И приснился ему сон, как сидит он в библиотеке, где все книги сцеплены тросами. Они плачут, кричат. Кровь стекает со стеллажей. И одна книга говорит Евангелию: