В начале ноября, по пятам за туманом, нахлынул шторм. Шведский институт гидрологии и метеорологии объявил третий уровень опасности, поэтому все исступленно подготавливали территорию. Закрепляли всё, что лежало на земле, загоняли животных в сараи, тестировали резервный генератор.
София зашла в Интернет, посмотреть, что означает это предупреждение. «Большие материальные потери, крупные сбои в важных сферах общественной жизни, опасность для населения». Ей еще не доводилось бывать на острове во время шторма. Буссе рассказал Софии о прошлогоднем осеннем шторме, когда уровень воды поднялся больше чем на метр и находиться на улице было невозможно – деревья падали, как кегли. Тогда они целую неделю сидели без электричества.
– У них там, на материке, было по уши забот с починкой электросети, поэтому нам пришлось ждать. Но теперь у нас есть собственный резервный генератор, – с гордостью сказал он.
Ветер начал свистеть и завывать ближе к вечеру. София сидела в библиотеке и выверяла список книг. В этот список она буквально вложила душу. Освальд говорил, что хочет его посмотреть, но София хорошо подготовилась. Точно знала, сколько полок займут книги, как их следует каталогизировать и почему она выбрала именно эти книги.
У нее также имелся другой, более короткий список с книгами спорного или эротического содержания, которые Освальд едва ли одобрил бы, если б прочел их. Впрочем, она была почти уверена в том, что он их не читал. София собиралась, когда все закончит, объединить списки, перемешав спорные книги с другими. Проект полностью поглощал ее, и она часто думала о том, как хорошо по завершении он будет смотреться в ее резюме.
Шторм набирал силу. Уже стемнело. Было пять часов, а ветру предстояло достичь кульминации около полуночи.
От его порывов клонились осины позади здания и дребезжали стекла. Ветер отыскал все щелочки в старом доме, и внутри стало промозгло и холодно. Перед уходом на ужин София закрутила термостат. Когда она пересекала двор, ветер подхватил ее пуховик, и ей пришлось остановиться и обрести равновесие, чтобы не швырнуло вперед. По воздуху откуда-то прилетела и упала на землю ветка дерева, по двору катался один из цветочных горшков. Последний участок пути София шла, наклоняясь вперед и борясь с ветром.
За ужином Буссе встал и произнес маленькую речь о правилах поведения ночью. Всем следовало оставаться в доме и быть готовыми подключиться, если что-нибудь произойдет. Никаких прогулок!
София фыркнула. Будто кому-нибудь могло взбрести в голову прогуляться в темноте, рискуя быть убитым падающим деревом…
Когда настало время отхода ко сну, ветер еще больше усилился и стало так темно, что ничего не было видно; слышался лишь шум. Пара веток, пролетая мимо, ударились в стекло. В воздухе настолько чувствовалось статическое электричество, что зудело под кожей. Софии начало становиться не по себе. Она немного поговорила с Мадлен и Эльвирой, но, когда пришло время гасить лампу, все стало казаться ей неправильным.
– Не можем же мы просто лежать в темноте и слушать этот кошмар. Неужели нам обязательно опускать шторы? А если что-нибудь случится?
Мадлен собиралась было возразить, но Эльвира поддержала Софию.
– Я тоже не хочу лежать в темноте и слушать ветер, мне безумно страшно, – сказала она.
В виде исключения они оставили шторы поднятыми.
Софии было трудно уснуть из-за завываний шторма. Со двора доносились грохот и удары от летающих в воздухе предметов, но под конец она погрузилась в похожее на сон состояние. Долгое время то засыпала, то просыпалась, пока ее внезапно не выдернуло из сна. Вся комната на мгновение осветилась, а следом раздался сильный удар грома.
София рывком села. Снова сверкнула молния и послышался удар, но на этот раз он был настолько громким, что она выскочила из постели и подбежала к окну. Во дворе валялся кусок сломанного пополам флагштока. Две фигуры, борясь с ветром, двигались к сараям.
Произошедшее потом останется запечатленным у нее в памяти в ультрарапиде, хотя все случилось за долю секунды. Небо пересекла молния, и одновременно раздался оглушительный удар грома. Молния попала в большую сосну позади хлева; та, похоже, раскололась, повалилась на хлев и потянула за собой линии электропередачи. Из соломенной крыши вырвались огромные языки пламени.
Мадлен и Эльвира тоже проснулись и теперь сидели в постелях, вытянувшись в струнку.
– Черт возьми, пожар! – закричала София.
Она сразу вспомнила пожарные учения, которые с ними проводил Буссе в конце лета. Тогда эти учения ее раздражали. Следовало разбудить всех криком «Пожар!» и сказать, где горит. София натянула ботинки и набросила поверх ночной рубашки пуховик.
– Пожар, вы что, не понимаете?! – крикнула она Мадлен и Эльвире так громко, что те выскочили из постелей и начали искать одежду.
Выбежав из комнаты, София принялась стучать по дверям в коридоре.
– Пожар в хлеву! Пожар в хлеву! – кричала она, перебегая от двери к двери.
Когда уже мчалась на первый этаж, позади нее возникла Эльвира.
– Проследи, чтобы все проснулись и спустились вниз! – крикнула ей София.
Во дворе царила полная темнота, только на крыше хлева бушевало пламя. Вероятно, из-за обрыва линии электропередачи отключилось электричество. Но тут послышалось тарахтение резервного генератора, и освещение во дворе снова зажглось. Теперь стали видны Буссе и Стен, тащившие в сторону хлева пожарный насос. Ветер немного утих, но гроза свирепствовала. Сверкали молнии, грохотало, и София подумала, что находиться на улице, наверное, опасно для жизни.
Со стороны хлева доносились мычание, блеянье и истерическое кудахтанье.
– Я выпущу животных! – прокричала она Буссе.
– Нет, они тебя затопчут! – заорал тот в ответ, направляя шланг на огонь. В сторону крыши взмыла струя воды, но пламя лишь поднималось выше, к кронам деревьев.
Вой из хлева стал непереносимым.
Мысли возникали быстро, но тело действовало еще быстрее. Оно, словно фигура в компьютерной игре, все время на шаг опережало мысли. София уже открыла дверь хлева, решив, что лучше пусть животные ее затопчут, чем сгорят внутри.
В хлеву царил полный хаос. Огонь трещал на крыше в самой глубине, где находилась клетка с курами. Пахло дымом и горелым деревом. Животные инстинктивно чувствовали опасность; они топтались, вопили, и глаза у них закатились от страха так, что виднелись белки.
Первым делом София открыла калитку загона для овец, и те сразу бросились к дверям, придавив ее к стене, но ей удалось выгнать их наружу. Коровы в стойлах, совершенно перепуганные, начали бросаться на двери.
София забралась на одну из загородок, оставив проход свободным. Одну за другой она выпускала коров, и те сразу кидались в проход и исчезали через дверь.
Огонь уже проник через крышу, и языки пламени лизали клетки с курами. Проход начал заполняться просочившимся внутрь густым дымом. София боролась с дверцей клетки. Но когда та наконец открылась, куры стали просто бесцельно порхать, крича и кудахтая.
Она схватила стоявшие в проходе вилы и принялась гнать ими кур в направлении двери.
– Пошли вон, черт возьми, выметайтесь!
Наконец они разобрались, в чем дело, и ринулись по проходу, но две сбитые с толку птицы, внезапно повернув прямо в огонь, принялись носиться там, точно горящие факелы, издавая кошмарные звуки. В то же время раздался жуткий грохот от рухнувшей в дальнем конце хлева балки.
Густой дым заполнил проход, дышать было больно. Потом воздуха вообще не стало, в глазах зарябило и начало темнеть. Позади Софии затрещало, и жар от огня обдал ей спину, вбросив в кровь последнюю каплю адреналина, которая отправила ее на подгибающихся ногах вон из хлева. Снаружи она повалилась на спину, вдохнула холодного воздуха и осталась лежать, уставившись на мчащиеся по черному небу тучи.
– София, как ты? – Это подоспел Беньямин. Присев возле нее на корточки, он до боли сжал ей руку и велел: – Дыши, София, дыши!
– Спасибо за напоминание, – произнесла она и попыталась засмеяться, но из ее легких вырвался лишь хрип.
– Нужно найти врача.
– Нет, я в порядке. – Ее голос казался уже более твердым. Тут подошел Буссе вместе с еще двумя членами персонала.
– Черт, София, тебе следовало меня послушаться!
– Но я не послушалась – и почти все животные спасены, – проговорила она и села.
Во дворе толпился народ, персонал и гости вперемешку. Некоторые боролись с огнем, другие загоняли животных в пустой сарай поодаль. Они действовали на удивление слаженно, все были в движении, каждый чем-то занимался.
В этот момент пошел сильный ливень. Соединившись со струями из пожарных шлангов, он погасил огонь, так что остались только дым и едкий запах пожара. Дальняя часть хлева сгорела, и от обуглившегося каркаса поднимался густой серый дым. Стоял жуткий холод, но это не имело значения. Все продолжали работать.
Когда все было закончено и пожарные шланги свернуты, они просто стояли под дождем и смотрели друг на друга. От облегчения их лица казались красивыми. София подумала, что никогда не забудет эту картину.
Поискав глазами Освальда, она поняла, что его здесь нет. Повсюду стояли гости в перепачканной мокрой одежде – кое-кто в пижамах и ночных рубашках, – но Освальд отсутствовал. София подняла взгляд на усадьбу и увидела стоящую на балконе фигуру. Силуэт мужчины, который смотрел на них сверху со скрещенными на груди руками. Казалось, будто он кивает.
Словно приглядывающийся к ним сторонний наблюдатель.
В дни после пожара София постоянно возмущалась Освальдом перед Беньямином.
– Какого черта он делал там, на балконе?
– Не знаю, София. Наверное, хотел посмотреть, как мы справляемся.
– Весь хлев чуть не сгорел, вместе с животными и всем прочим…
– Кончай зудеть. Франц любит держаться немного в стороне.
– Гости тоже были там, в ночных рубашках…
– Послушай, если б я знал тебя хуже, то сказал бы, что ты немного зациклена на Франце.
– Зациклена? Да ведь здесь все на нем зациклены.
– Я – нет. На самом деле он просто обычный парень; лучше воспринимать его с долей скепсиса, а не делать из него какого-то бога.
Так они препирались несколько дней, пока Освальд не пришел на собрание и не наградил Софию за вклад в тушение пожара премией и двумя свободными днями. Он сказал, что в тот день на острове присутствовал начальник полиции лена Вильгот Эстлинг и видел, как она спасала животных.
Проглотив обиду, она взяла премию и выходные. Поехала на пару дней домой, в Лунд, чтобы повидать родителей и встретиться с Вильмой.
Мама волновалась больше, чем когда-либо. Софии потребовался почти целый день, чтобы успокоить ее, многократно заверяя, что ей там нравится и все у нее хорошо. О пожаре она не обмолвилась ни словом.
Возвращение домой вызывало у нее странные чувства и регулярную перемену настроения. Иногда на нее нападала такая тоска, что хотелось остаться в Лунде, а временами она не находила себе места и рвалась поскорее уехать обратно на остров.
Вильма держалась несколько напряженно, словно надеялась избежать в разговоре какой-то темы.
– Вильма, в чем дело?
– Да ни в чем.
– Черт возьми, я же чувствую, ты что-то скрываешь.
– Я не хочу тебя волновать.
– Выкладывай!
– Я получила мейл от Эллиса. Не знаю, как эта свинья добыла мой адрес, ведь я его несколько раз меняла. Он спрашивал, где ты.
– Что ты ответила? Надеюсь, ничего не рассказала?
– С ума сошла? Я сказала, что ты получила работу во Франции.
– Что он ответил?
– Он написал: «Ты врешь, сука».
– И всё?
– Всё.
– Какая же он скотина… – Из глаз Софии хлынули слезы, потом появилось знакомое ощущение неприязни и паники, связанное с Эллисом. – Что мне делать? Он будет преследовать меня до бесконечности.
– Ах, у вас ведь есть охранники, стена и все такое… Что он сможет сделать? Будет продолжать писать о тебе разные вещи в Сети, но если ты не станешь отвечать, ему это надоест.
В день ее возвращения на остров выпал первый снег. Крупные снежинки кружились, образуя пред паромом пятнистый туманный занавес. Сосны на вершине острова уже побелели, и гавань казалась сотканной из хлопка.
Возникло ощущение, что она вернулась домой.
Что-то пошло не так.
Совершенно неожиданно, необъяснимо и адски неправильно. Но всему виной была она.
У нас есть ясные и четкие правила игры. Она их нарушила.
И вышло то, что вышло.
Вечер мы подготовили до мельчайших деталей.
Она лежит в соломе на накидке. Руки вытянуты над головой. Волосы разметались, как горящий огонь. Перед ней свечи с трепещущим пламенем.
Я стою и смотрю на нее, пока член окончательно не затвердевает, и тогда достаю ремень.
Она к этому привыкла, испуганной не выглядит, а жаль – я люблю этот ее взгляд.
Существует один трюк, которому я научился: входя в нее, одновременно затягивать ремень. Так получается лучше всего. Максимальное наслаждение.
Я тщательно слежу за тем, чтобы в этот, последний раз все было правильно.
Обвиваю ее горло ремнем. Наклоняюсь над ней. Трахаю ее и одновременно тяну ремень. Она тяжело дышит и стонет. Мне так хорошо, что я ненадолго почти забываюсь, но тут она начинает упираться и дико брыкаться.
И кричит, надрывно, пронзительно. Это вовсе не входит в условия игры.
Ее кто-нибудь может услышать. Надо, чтобы она прекратила.
Я еще немножко затягиваю ремень, только чтобы заставить ее замолчать.
Глаза у нее странно закатываются, виднеются одни белки. Внезапно я чувствую, что она как-то подозрительно обмякла на соломе.
Ослабляю ремень. Пытаюсь трясти ее, чтобы привести в чувство. Но она будто сделана из желе, мягкая и безжизненная.
Вдруг мою ногу пронзает дикая боль. Обернувшись, я вижу огонь. Вероятно, она перевернула ногами свечу, потому что солома позади меня пылает и большие языки пламени лижут мне пятки.
Я с криком вскакиваю и хватаю брюки. Швыряю их на огонь, пытаясь подавить его, но становится только хуже.
Брюки пылают, огонь, потрескивая, распространяется по соломе. Тут я осознаю, что совершенно голый. Натягиваю трусы – первое, что попалось под руку.
Мысли у меня завертелись со страшной скоростью: необходимо разобраться с этим, необходимо себя обезопасить…
Я складываю ей руки на груди. Накрываю ее тело накидкой. Больше я ничего сделать не могу.
Я тороплюсь, поскольку огонь распространяется и уже достиг ее ног.
Я выскакиваю из сарая. И мчусь как безумный.