– Это уже двенадцатый, – директор поднял глаза от своих записей, – нет, даже тринадцатый раз в нынешнем семестре, когда ты попадаешь в неприятности, Агата.
Мы сидели в его кабинете. Воздух казался липким, и дело было не только в жаре, которая стояла на улице.
Я уставилась в пол. Директор прав, и возразить мне было нечего.
Доктор Харгрейв (Рональд Харгрейв, бакалавр философии, магистр педагогики, кавалер ордена Британской империи) любит заполнять паузы. И умеет это делать – так что лучше дать ему сказать всё, что он хочет.
Он не тот доктор, про которого вы сразу подумали, но ему нравится, когда его так называют. У него пять родимых пятен на лбу, складывающихся в созвездие Кассиопеи, и стальной взгляд: цвет его глаз соответствует образцу 4Б по той классификации цвета радужной оболочки, что висит у меня в комнате.
Директор начал зачитывать:
– Первое. Ты пряталась в системе вентиляции в кабинете химии и подсматривала за мистером Стемпом, так как решила, что он ворует серную кислоту и продаёт её в Интернете.
Так и было – химик торговал реактивами, – но доказательств добыть не удалось, и расследование пришлось прекратить. К тому же папа велел мне сидеть дома.
– Второе. Чтобы удрать с уроков и покинуть территорию школы, ты пыталась убедить смотрителя, что ты дендролог-стажёр и тебе необходимо залезть на дерево у забора, чтобы обрезать…
Я переключилась. Это у меня хорошо получалось – я будто нажимала кнопки на пульте от телевизора. Если хотелось посмотреть что-нибудь поинтереснее, я просто вызывала другую картинку у себя в воображении. Я так это и называла – «система переключения каналов».
Стол директора отполирован до блеска, и если смотреть на столешницу, то в светло-коричневой поверхности видно моё отражение. Я в красном берете, а доктор Харгрейв ещё даже не начинал отчитывать меня за такой неподобающий внешний вид. Мои подстриженные в каре волосы обрамляют лицо, брови нахмурены, как будто я внимательно слушаю его лекцию.
И вдруг, в мгновение ока, отражение начало мерцать, расплылось и показало мне кое-кого другого. На меня смотрел невысокий человек в шляпе и галстуке-бабочке. Он разгладил усы, а затем, сделав шаг, изящно спрыгнул на пол и встал за плечом у директора.
– Как ты думаешь, сколько времени le docteur Харгрейв будет говорить сегодня? – спросил он с приятным бельгийским акцентом.
Я снова настроила тот канал, где показывали директора.
– Четвёртое: ты вмонтировала подслушивающее устройство в стену учительской…
Я бросила взгляд на Эркюля Пуаро, великого детектива, а он посмотрел на настенные часы.
– Месье директор говорит уже двадцать две минуты. – Пуаро многозначительно поднял бровь. – Может быть, рекорд в двадцать семь минут будет побит?
Скорее всего директор скоро закончит: у него урчало в животе, ведь час обеда давно прошёл. Я окинула взглядом комнату. Некоторые предметы в ней вдруг стали заметнее, словно их подсветили (не на самом деле, конечно, а на «экране» в моей голове).
– Двадцать четыре, – сказала я вслух.
– Что? – Директор поднял глаза от своих записей.
– Ничего. – Я кашлянула.
Пуаро кивнул – он принял мою ставку.
– Ты меня слушаешь, Агата?
– Конечно, сэр. Вы говорили, что изображать инспектора санитарно-эпидемиологической службы запрещено законом.
– Именно так. Ты понимаешь, что это не шутки?
Я кивнула:
– Конечно, доктор Харгрейв. Я просто начала беспокоиться.
– Беспокоиться? О чём? – Директор нахмурил брови.
– Что вы опоздаете. Вы ведь идёте обедать с женой.
Он явно был сбит с толку тем, как я сменила тему.
– С женой?..
– Ну да. На вас очень красивая рубашка, сэр. И приятный одеколон. И я заметила коробку конфет на столе – это явно подарок даме.
Я улыбнулась, довольная своими дедуктивными способностями.
– Ага, ну да, – пролепетал он, – с женой…
Слова – мои зацепки – светлячками висели над ним в воздухе.
– Как ты правильно догадалась, я как раз иду обедать… с женой, – наконец выговорил директор и посмотрел на часы.
– Я бы не хотела, чтобы вы опоздали из-за меня, сэр, – сказала я.
Доктор Харгрейв встал, смахивая с рубашки невидимые пылинки.
– Да. Я, пожалуй, пойду. – Он покрутил головой, будто бы забыл, где выход. – А что касается тебя, Агата, я призываю тебя поразмыслить о… гм… обо всём, что я сказал.
– Я поразмыслю, сэр.
Доктор Харгрейв, похоже, вспотел. Он проводил меня до двери. Около неё стоял Пуаро и, одобрительно улыбаясь, поглядывал на карманные часы.
– Двадцать четыре минуты – ты оказалась права, mon ami[1].
Доктор Харгрейв открыл мне дверь.
– Bien sur, ну разумеется, – улыбнулась я.
– Что ты сказала? – переспросил директор.
– Я пожелала вам приятного вечера, сэр.
Он поджал губы, как будто с трудом удержался от какого-то замечания, потом пробормотал:
– Будь осторожна, Агата Фрикс. Будь очень осторожна.
За дверью мерил шагами коридор Лиам Лау, мой лучший друг. Когда я вышла, он сразу повернулся ко мне – лицо серьёзное, лоб наморщен. Я даже не сразу поняла почему. А потом сообразила: Лиам ведь знает, что я попала в очередной переплёт, и думает, что меня исключат из школы.
Строго говоря, Лиам ждёт, что меня вот-вот выгонят из Сент-Риджиса, с того самого дня, как мы познакомились, но на этот раз он уверен, что моё последнее приключение стало действительно последним.
Я решила держать интригу, поэтому сделала грустную мину.
Лиам закрыл лицо руками.
– Ну я же говорил! – заголосил он. – С кем я теперь буду ходить на обед?!
Мы с Лиамом действительно обедали вместе – каждый день или по крайней мере каждый раз, как пересекались после уроков. В столовой мы сидели за столиком, который называется Островок Изгоев. За ним ели одни фрики.
– Лиам… – начала я.
– Я знаю, что жаловаться бесполезно, – простонал он.
– Лиам…
– Выгнали… – причитал он. – Слушай. Может быть, его удастся переубедить? Может, если твой папа напишет письмо…
– Лиам! – Я схватила его за плечи и встряхнула. Он наконец замолк.
– Меня не исключили, – сказала я.
Мой друг замер.
– Тебя…
– Не ис-клю-чи-ли, – повторила я по слогам, глядя на свои ногти. Они были выкрашены тёмно-зелёным лаком и обкусаны.
Улыбка расплылась по лицу Лиама. Он чуть не задушил меня в объятиях:
– Что же тебе сказал директор?
Я поглядела на него искоса из-под упавшей на глаза пряди:
– Расскажу по дороге, а то на химию опоздаем.
– Какая же это сверхспособность?
– Я просто говорю, что хорошо бы обладать такой сверхспособностью: не быть исключённым.
– Но ведь сверхспособность – это что-то вроде умения летать или становиться невидимым. А «не быть исключённым» умеют все нормальные люди.
Уроки закончились, но мы с Лиамом остались в классе.
– Нормальным людям не так весело живётся, как мне.
Лиам, подражая нашей школьной библиотекарше, с осуждением посмотрел на меня поверх очков, и я невольно улыбнулась. Он всегда умел меня развеселить. И никогда не осуждал за то, что я переключаюсь или разговариваю с несуществующими людьми.
– Насчёт завхоза-то удалось что-нибудь выяснить? – спросил он.
Я пожала плечами. Ведь именно из-за этого я и оказалась в кабинете директора: я переоделась в санитарного инспектора, чтобы проверить завхоза – тот уже несколько недель вёл себя подозрительно.
Я с детства мечтала быть детективом и обожала переодеваться. Мама всегда это поощряла и устраивала для меня целые квесты. Но, как вы уже знаете, после нескольких… гм, инцидентов директор запретил мне заниматься тем, что он называл «всякие шпионские штучки».
Лиам не был таким ярым фанатом детективной работы, как я, но ему нравилось решать головоломки и подбирать коды. Поэтому мы и организовали «Агентство фриков» (в названии нет слова «детективное», чтобы не раздражать директора).
– Ну что, начнём заседание, Агата?
– Да, – кивнула я. – Не будем терять время, мне ещё надо кое-что купить на ужин.
— Haute cuisine?[2] Кордон блю? – с наигранным бельгийским акцентом спросил Лиам (я так делаю, когда со мной Пуаро).
– Oui, да. По крайней мере, что-то в этом роде.
Он серьёзно кивнул и открыл новенькую тетрадь – регистрационную книгу «Агентства фриков». Над моей фамилией часто издеваются (Фрик, Фрикс-Врикс, Фрикенштейн и тому подобное), и я решила немного обыграть её в девизе: «Для фриков не бывает слишком странных дел». К сожалению, у нашего агентства ещё не было ни одного клиента. Но это же не повод вести записи как попало, правда?
– Первый пункт на повестке дня, – сказала я, – это разработка логотипа, который мы будем использовать на бланках, визитках и печатях. Есть идеи?
Лиам задумался на секунду.
– Пусть будет лев… сжимающий лупу?
Серьёзно?! Я вытаращила на него глаза. Как-то не очень оригинально.
– Потом подумаем о фирменном стиле, – сменила я тему. – Давай лучше потренируемся писать ориентировки.
– Давай. Только сначала объясни, что такое ориентировка, – усмехнулся Лиам.
– Ориентировка – это важные сведения о каком-то человеке. Такие заметки я делаю обо всех, кто может оказаться важен для расследования. – Я улыбнулась и пожала плечами. – С ними проще вспомнить, как человек выглядит, во что он одет, какой у него парфюм и всё такое.
– Ладно, это у меня наверняка получится, – кивнул Лиам. – Давай для начала опишем друг друга?
– О’кей. Бери блокнот и перечисли три мои особенности. Выбирай что-то необычное, что меня выделяет. А я то же самое напишу про тебя.
Мы некоторое время работали – я в задумчивости грызла карандаш, – а потом поменялись блокнотами.
Моя ориентировка на Лиама Лау:
1. Лиам раньше был ниже меня, но недавно у него произошёл скачок роста, так что мы сравнялись.
2. У него очки в чёрной оправе и тёмные волосы, всегда очень аккуратно причёсанные. Стиль – что-то вроде «гик-щик».
3. Неразлучен с Агатой Фриск
Ориентировка Лиама на меня:
1. Агате тринадцать лет, рост 158 см (примерно). У неё русые волосы, она носит каре.
2. Ей нравятся винтажные вещи – платья в цветочек, тренчи, «мартенсы». У неё очень много плащей. Она часто что-то пишет в блокноте.
3. Тусуется с Лиамом Лау.
Только я хотела сказать, что волосы у меня тёмные, а не русые, как кто-то вломился в класс.
– Можем тут засесть, здесь только Фрик и Вундеркинд, – послышался голос.
Можно было даже не оборачиваться. Я знала, чей это голос. Это Сара Рэтбоун, одна из ФФ, и с ней двое остальных: Рут Мастерс и Брианна Пайк. Они говорят, что ФФ – это Факультет Фотомоделей, но все остальные называют их Фракцией Фиф.
У всех троих светлые волосы одного тона, маникюр и другие атрибуты искусственной красоты – в общем, эти девочки воплощают в себе все идеалы Сент-Риджиса. В школе полно богатеньких и красивеньких детишек, но что у этих фиф действительно получается круто, так это заставлять других чувствовать себя лузерами.
Ориентировки, чтоб отличить одну фифу от другой:
1. Сара Рэтбоун. Если остальные – просто фифы, то Сара – фифа оригинальная. Она носит украшения с настоящими бриллиантами, маленькими, но стильными.
2. Рут Мастерс – правая рука Сары. Грубиянка. Её папа работает в сфере рекламы, так что Рут следит за публичным имиджем фиф, выбирая, с кем им общаться, а с кем – нет.
3. Брианна Пайк – ещё одна подружка Сары. Она всё время накручивает волосы на палец и целыми днями постит селфи с губками «уточкой».
Я посмотрела Саре прямо в глаза.
– Видишь ли, нам нужна эта комната, – сказала я.
– Это для чего же? – оскалилась Сара. – Детективные записочки пишешь со своим бойфрендом?
К нам подошла Брианна. Она уверенно расправила плечи и тряхнула волосами, будто оружие достала.
– Кыш отсюда.
– Но мы заняты делом, – возразила я.
– «Мы заняты де-елом», – передразнила Рут. – Так займитесь другим делом: валите отсюда!
Когда она угрожающе приблизила ко мне своё лицо, я машинально отшатнулась. Фифа подняла со стола книгу, которую я читала – «Ядовитые растения Британских островов», – и сунула её мне в руки.
– Хватит ерундой страдать, – вмешалась Брианна. – Вон отсюда! Катитесь!
Она толкнула меня в плечо. Я сделала вид, будто она меня испачкала.
– Пойдём, Лиам, – сказала я, собирая вещи. – У них перевес в силе, – и добавила вполголоса: – Физической, а не умственной.
Мы вышли, не дожидаясь, пока фифы поймут, что их оскорбили. Когда за нами захлопнулась дверь, я сердито фыркнула.
– Да плюнь ты на них, Агги, – попытался успокоить меня Лиам.
Я кивнула:
– Дельный совет. Спасибо.
Иногда я ненавидела Сент-Риджис больше, чем любое другое место на земле. В начальной школе Медоуфилд, где я училась до этого, всё было совсем иначе. Там, может, и не хватало денег на нормальный ремонт или учебники, зато было светло и уютно, и преподаватели учили нас дружить. А меня называли Мозгом – что совсем неплохо.
Вообще, конечно, тупое прозвище, но втайне оно мне нравилось.
В Медоуфилде быть умным считалось нормальным. Если кто-то на уроке не знал ответа на вопрос, он поворачивался ко мне. А потом один из учителей подал мою кандидатуру на стипендию в Сент-Риджисе. Я ведь не хотела показывать папе то письмо. Но показала, и он сказал, что раз уж так вышло, то глупо хотя бы не попробовать написать тест. Он был прав, конечно. «Что мне терять?» – думала я. Даже если мне предложат место, я всегда могу отказаться, верно? Да и вообще, вряд ли такое случится, правда?
Я выполнила тест.
Я получила место.
Папа сообщил им, что я согласна и приступлю к занятиям в сентябре.
Сначала я очень радовалась, что пойду в престижную школу. У Сент-Риджиса было столько денег, что Медоуфилду и не снилось. Новые компьютеры, новые классы, чистенькие стены и ковры. Но на этом блестящем фоне я сама стала казаться замарашкой. Здесь всем было наплевать, насколько я умная. Никого даже не интересовало, добрая ли я, есть ли у меня чувство юмора и какой я вообще человек. Я просто оказалась тут не ко двору. Но потом я встретила Лиама.
В тот день я пообедала в столовой – точнее, в обеденном зале (так здесь все её называют), – а потом достала из сумки воскресный выпуск «Таймс» и стала решать кроссворд. (Вы ведь знаете, что в «Таймс» самые сложные кроссворды? Подсказки там всегда в виде загадок или ребусов.)
«13 по горизонтали. Попал в кильватер – плыви против течения!»
– Может, «плыви против течения» здесь надо понимать как «читай задом наперёд»? – спросил кто-то у меня над ухом.
Я подскочила – не заметила, что прочитала подсказку вслух. Подняв глаза, я увидела мальчика своего возраста, которого встречала на занятиях. Я знала, что его зовут Лиам Лау, и раньше вообще не слышала от него ни слова, кроме «здесь» на ежедневной перекличке.
– Извини, я тебя напугал?
– Нет, я просто не заметила, что говорю сама с собой.
Он улыбнулся:
– Часто с тобой такое бывает?
– Наверное. Иногда.
– Со мной тоже, – кивнул он и усмехнулся. – Говорят, это первый признак безумия.
– Гм. Может, ты и прав насчёт чтения задом наперёд… – А потом мой мозг вдруг заработал на полную мощность: – А что, если не просто задом наперёд, а в другом порядке? Что, если это анаграмма?
– Возможно. Может, надо переделать слово «кильватер»? – сказал Лиам. – В нём достаточно букв.
Мы уставились на буквы КИЛЬВАТЕР, а потом воскликнули хором:
– Вертикаль!
С победной улыбкой я взяла ручку и вписала ответ.
– Агата, – голос Лиама вызвал меня из прошлого. С тех пор прошёл уже год. Я всё ещё изгой, но, по крайней мере, у меня есть друг. Я взглянула на Лиама.
– Чего?
– Можешь мне кое-что пообещать?
– Что именно?
– Постарайся, чтобы тебя завтра не исключили?
– Постараюсь, – ответила я, закатив глаза.
Он улыбнулся:
– Тогда пойдём, проводишь меня до остановки.