Ничего он не выяснил, что могло бы пролить свет на внезапную смерть Нонны, которую отвезли на кладбище, после чего жизнь потекла своим чередом. Казалось бы, специалисты трудились над происшествием самым тщательным образом, уж им-то должно было стать яснее ясного: совершено преступление или гибель человека – его же вина, следовательно, чего же Шурику не хватало? А он – без каких-либо на то оснований – никак не хотел признать факт несчастного случая, поэтому зачастил к соседям «на огонек». Наверное, причина лежала в его упрямстве: так бывает, когда молодой человек выстраивает пирамиду из собственных фантазий, потом начинает искренне верить в плоды своего воображения и добывать доказательства. Вторая причина: вода имеет свойство скрывать следы преступления, потому труднее всего доказать убийство, когда достают труп из воды.
Марианна занималась детьми, мрачноватый глава семейства скрывался в недрах дома, в основном в кабинете. Второй этаж был разделен лестницей на две половины: на одной – кабинет хозяина, спальня и просто комната. На второй половине – детская, комнаты Марианны и Полины. Шурик в основном общался с Полиной, что послужило поводом к насмешкам со стороны Антона, в общем-то необидным, посему Шурик не обращал на них внимания, мало того, подыгрывал Антону. Антон будто прописался здесь, каждый вечер разбавлял компанию, часто он вообще оставался ночевать в доме. Шурику жутко хотелось знать, что прячут в себе эти люди, а как узнать, если они не собирались распахивать перед ним свои души? Задача не из легких, и пока что он ограничился наблюдениями. И наблюдать было что: дух утопленницы витал где-то поблизости, может быть, он присутствовал повсюду, потому немногочисленные обитатели дома чувствовали себя не в своей тарелке.
Одно из ценных наблюдений Шурика заключалось в следующем: Кирилл Андреевич по вечерам тихонько куда-то линял, никого не ставя в известность, куда он уезжает. Что в таких случаях делают любознательные люди? Разумеется…
Не откладывая дело в долгий ящик, Шурик весь вечер провел в личном автомобиле, подаренном ему папой, поставив его на площадке у своего дома. И зря просидел. Кирилл Андреевич приехал домой, да так больше и не выезжал.
Следующий вечер Шурик тоже провел в автомобиле, слушая музыку и поглядывая на соседние ворота. Около восьми они открылись. Кирилл Андреевич выехал на скромном «Опеле» и промчался мимо него, Шурик – за ним.
Муж утопленницы остановился в каком-то дворе, окруженном многоэтажками, из машины не выходил. Через десять минут из подъезда выбежала девушка, Шурик обратил на нее внимание лишь тогда, когда она садилась в автомобиль Кирилла Андреевича, и не успел заметить, как она выглядит. Поехал за ними.
Молодая телка – этим все сказано. Телка из тех, глядя на которых стареющие мужики пускают слюни (по мнению Шурика). Не костлявая, не кляча, да и рожица у нее симпатичная, правда, глуповатая. Телка и вдовец вошли в ресторан. Шурик метнулся за ними, но, дойдя до входа, повернул назад – ему туда нельзя! Дяденька Кирилл заметит его, начнутся вопросы, а ведь никому не дано знать, сколько раз в будущем Шурику предстоит «случайно» повстречаться с ними. Шурик запасся терпением и приготовился к долгому ожиданию, намереваясь выяснить, в какой квартире живет телочка вдовца.
Тамара отодвинула меню, даже не посмотрев, что ей предлагают. Заказ сделал Кирилл, неплохо изучивший вкус подруги, но вино попросил выбрать ее.
– Какое-нибудь, – равнодушно сказала она официантке. Взглянув на Кирилла, а тот начал сердиться, дополнила заказ: – Красное полусладкое.
Он закурил, нервно стряхнул пепел, а поскольку к сдержанным людям не относился, приступил к прямому выяснению ситуации:
– В чем дело?
Шурик неправильно охарактеризовал Тамару, поставив ей клеймо «телка», впрочем, если бы она это услышала, то нисколько не удивилась бы: ее все мужчины воспринимали как станок для секса. Да ради бога, пусть станок и телка, но ведь нарушается закон рынка – «деньги – товар»: мужикам хочется даром и чтобы при этом обязательно их любили. На самом деле Тамара была вовсе не глупа, но, когда она замечала, что ее воспринимают как безмозглую мартышку, подыгрывала, что давалось ей без труда. Личико у нее было девчоночье, наивное, и как оно обманывало! В данной стратегии имелся большой плюс: мартышка на то и мартышка, что «не догоняет», как ей повезло встретить человека, не имеющего понятия о корысти. Да, он верит в неземные чувства и в то, что Тамара обязана ответить на них чистосердечно, без задней мысли; он готов к «консенсусу» в кровати, всеми приемами тащит ее туда, искренне изумляясь, почему она артачится. А Тамара, как только поймет, что не та она хризантема, которую мужик мечтает иметь в петлице, что перспективами и не пахнет, начинает искусно держать оборону. Она искала-искала и нашла – Кирилла.
Умной он ее не считал, да она и не претендовала, однако из всех мужчин, встречавшихся по дороге к кровати, Кирилл проявил себя как достойный кандидат в мужья. Во-первых, он – успешный, состоявшийся человек, умеющий зарабатывать и не жмот, это немаловажно, а то ведь основная масса мужиков жилится раскошелиться даже на скромный букет, не говоря об ужине в кабаке. Во-вторых, Кирилл культурный, он далеко не безобразен; в-третьих, он ответственный, заботливый. Короче, подходит! Недостатки у него были, но с ними Тамара прекрасно мирилась. Ее не испугало ни количество детей, ни жена (разумеется, стерва, иначе-то не бывает, если муж изменяет), ни его неспособность к решительным поступкам – час придет, и он созреет. Тамара была в этом уверена и просто вылезала из собственной шкуры, чтобы привязать его к себе. Мужики устроены просто, как лопата: могут жить только с той, с кем им хорошо, следовательно, надо обеспечить ему это самое «хорошо» по высшему разряду.
Но проходили недели, месяцы, Кирилл медлил с разводом, и она стала тревожиться, что он так и не созреет. Однажды она сказала ему примерно следующее: «До свидания, меня пригласили на престижную работу, я уезжаю, потому что твои обещания чуть-чуть подождать затянулись на три года». И даже чемоданы собрала! А ехать-то некуда, престижная работа – чистый блеф. Вдруг – подарок судьбы: стерва-жена нахлебалась спиртного, затем водички из бассейна и пошла на кафельное дно. Все, препятствий больше не было, но по большому счету для Тамары ничего не изменилось: она заподозрила, что Кирилл уже не горит желанием просыпаться счастливым в ее объятиях на законных основаниях. И он еще спрашивает, в чем дело!
– Ты не слышишь меня? – вернул ее Кирилл из облака темных мыслей в светлый зал ресторана.
– Извини, задумалась, – улыбнулась Тамара. Ее, конечно, иногда заносило, но она вовремя это понимала.
– Мне не нравится твое настроение.
– Жарко.
– Здесь кондиционер. И в машине. Но ты всю дорогу молчала как рыба.
– У меня дома его нет, я просто растаяла от жары.
– Нет проблем, завтра же установлю тебе кондиционер.
– Установишь? – Нет, это чересчур, чтобы терпеть такое! – подумала Тамара. – То есть все останется как было, ничего не изменится?
– Тамара… – протянул Кирилл, страдальчески прикрыв веки. – Должно пройти время.
Он, видите ли, страдает от одного упоминания о своем же обещании жениться на ней, как только развяжется с женой! Вот интересно: ему нужно время, опять ему! Наверное, ей никогда не удастся дотащить упрямого осла до загса. Но Тамара слишком долго ждала, чтобы встать и гордо уйти. Претенденты имелись только на постель, этот хоть обещаниями кормит. Нет, скандалов ему она закатывать не станет, чтобы, упаси бог, он не сравнил ее с утопленной женой. Тамара взяла бокал с вином и прикоснулась краем к его бокалу со словами, пропитанными горечью:
– Время плохо сказывается на мне, Кирилл.
– В каком смысле?
Не понял элементарного намека! Однако правды от нее он не дождется, во всяком случае, пока что обойдется и полуправдой. Но если только он отправит ее в отставку… пожалеет: она будет очень жестокой, хуже террориста. Впрочем, положение у него незавидное, на мужика с тремя детками не каждая позарится, несмотря на его прочное материальное положение. Да, он не из бедных, но все же не магнат, до олигарха ему тем более далеко, а Тамара реально смотрела на вещи, звезд с неба она хватать не собиралась.
– Понимаешь, Кирилл… – начала она объяснять ему прописные истины голосом небесного ангела, смиренного и тихого. Природа одарила ее личиком целомудренной девы, что весьма удачно иллюстрировало неторопливые фразы. – Три года – большой срок, ты привык быть гостем у меня и теперь, когда ничто не мешает нам соединиться, боишься что-то менять. Я не тянула тебя за язык, ты сам просил меня подождать, пока ты не разведешься с Нонной. И я терпеливо ждала, надеялась. Три года ждала…
– Я свободен, – перебил ее Кирилл раздраженно, – ты это прекрасно знаешь, но со своей свободой я пока не могу делать все, что мне заблагорассудится. Как я буду выглядеть, если приведу новую жену, когда только что похоронил Нонку? Ты ждала три года, неужели нельзя подождать еще несколько месяцев?
– Можно. Можно и год подождать, когда точно знаешь, что твое счастье не убежит.
– Ты сомневаешься во мне?
– Уже не в тебе, а в себе. Я не уверена, потому что вижу только мое желание быть с тобой, а неуверенность рождает вопрос: зачем мне все это нужно? Когда мы с тобой познакомились, мне было двадцать шесть; не хочется вспоминать, сколько у меня имелось перспектив создать семью, но появился ты. Сейчас я бы уже не поддавалась чувствам, а думала бы, где имеется прочность отношений, и приняла бы только ее. Поэтому я и сказала, что время, которое всегда нужно тебе, плохо сказывается на мне.
Опасные слова произнесла Тамара, после них в горлышке у нее запершило. Она отпила из бокала, боясь посмотреть Кириллу в лицо. Если он сейчас станет в позу и пошлет ее, то ей придется купить на блошином рынке старое корыто и лить в него слезы. Неужели ее трехлетние усилия пойдут прахом? Но и тянуть уже невозможно: вдруг он расслабится и поймет, что без жены жить комфортнее? Тамара напряженно ждала его вердикта, и эти минуты оказались длиннее и страшнее тех трех лет.
– Не забывай, у меня еще есть дети, как им преподнести новую мать? – произнес он досадливо, однако без раздражения. – Они недавно узнали, что Нонка… улетела на небеса.
С Тамары будто поток кипятка схлынул: ее упреки он не воспринял в штыки, значит, дорожит ею! Она рассчитала верно, но это еще не успех.
– Вот-вот, ты ищешь причины, а они в тебе, – сказала она все тем же ангельским голоском. – Может, с собой тебе надо разобраться? Но извини, я устала ждать, не видя конечной точки.
– Да пойми, это некрасиво – жениться, когда прошло всего сорок дней. Послезавтра будет сорок. Траур, как-никак.
– Кому какое дело? – пожала плечами Тамара. – Кто сейчас смотрит на формальности? Хорошо, траур… А почему ты до сих пор не познакомил меня с детьми? Необязательно им говорить, что я – будущая мачеха. Может, я и твои дети не понравимся друг другу, тогда тебе не надо будет искать причины…
– Тамара, прекрати! – шикнул он. – В данном вопросе я разрешения у детей спрашивать не стану. Если ты так боишься…
– Боюсь. – Ее ладонь легла на его руку, легла мягко, нежно, глаза светились неподдельной любовью. – Боюсь остаться без тебя. А что плохого в том, что я хочу замуж за человека, которого люблю?
– Глупые у тебя страхи, – окончательно смягчился Кирилл. – Ну, хорошо, давай распишемся тихонько.
– А подвенечное платье? А фата? Я в первый раз выхожу замуж, надеюсь, и единственный, для меня это огромное событие, этот день должен стать особенным и торжественным.
– Ну, тебе решать. Фата и платье – только в конце августа. Да и то рано – положено полгода выдерживать этот чертов траур.
– Ладно, – томно вздохнула Тамара. – Согласна на тайный брак без фаты. Ну хоть кто-нибудь будет у нас на регистрации?
– Только самые близкие. Но заявление подадим после сорока дней, я суеверный.
Наконец-то она одержала победу, трудную, вымученную тремя годами усилий! Тамара может перестать бояться, что однажды Кирилл исчезнет навсегда, а нового кандидата в мужья не так-то просто найти в двадцать девять лет девушке без приданого!
Поздно ночью, в начале первого, Марианна вышла из своей комнаты, решив немного подышать воздухом перед сном – ей не спалось. На всякий случай она заглянула в детскую: Степа может устроить такое – мало не покажется. Как-то зимой мальчик именно ночью надумал проверить огнетушители, залил пеной всю кухню, испугался и поднял крик. Разумеется, досталось Марианне, хорошо хоть сейчас не крепостное право, иначе гувернантку жестоко высекли бы на конюшне кнутом. В детской, к ее радости, все спали в своих кроватках.
Во дворе Марианна устроилась в плетеном кресле-качалке, укрывшись пледом. Она подремывала, когда услышала над своей головой причмокивания: видимо, на балкончике целовались. Но кто? Кирилл уехал, значит…
– Пусти, – сдавленным голосом, – так говорят, когда преодолевают некое препятствие или оказывают сопротивление, – произнесла Полина.
– Теперь-то тебе что мешает?
Марианна узнала Антона. По их интонациям она сообразила, что именно происходит на балкончике. Конечно, он обнимает и целует Полину, конечно, он хочет близости, а она противится и права: сегодня не самый подходящий день для любви – сорок дней исполнилось со дня смерти Нонны, поминки прошли в кафе. Марианна не дышала, ведь если они заметят, что она притаилась внизу, подумают о ней скверно, а злить теперешнюю хозяйку дома в ее планы не входило. Тем временем Полина явно вырвалась из рук Антона, что определилось по ее прерывистому дыханию и звуку шагов к краю балкона.
– Она мне мешает, – сказала Полина. – Мне чудится, она везде! Притаилась за занавеской, стоит за шкафом, спряталась под лестницей…
– Полина, ты взрослый человек или ребенок?
– Не подходи ко мне, – протянула она.
О, слова… Неважно, что слетает с губ, важно, что стоит за словами. Марианна, не видя их, живо представила, как Полина сказала, вернее, как она выглядела при этом: лицо у нее наверняка страдающее и пылающее, в глазах – призыв, и вся она, до кончиков волос, наполнена противоположными желаниями. Кто же услышит слова, кто выполнит просьбу не подходить? Само собой, Антон через несколько секунд вновь обнимал Полину, шепча:
– Нет ее, нет. Все кончилось! Полина, эта змея нам больше не помешает.
И шепот, и вздохи… Они ушли в комнату. Страсть – штука сильная, но проходит быстро. Марианна по себе это знала.
Внезапно она выпрямилась в кресле, замерла, потом посмотрела направо. Как интересно устроен человек: внутренняя аварийная система просигналила раньше, чем она успела подумать об угрозе. Да, так: еще не подумала, еще не увидела, а почувствовала, получив некий бессознательный толчок в грудь. Огнем обдало все тело, так же быстро он схлынул, но пульс забился с невероятной частотой, словно в Марианне зажило своею жизнью некое существо. Это испуг всего-навсего, примитивный страх перед неизвестностью, когда человек ощущает, что кто-то находится совсем рядом, но этот «кто-то» старается остаться незамеченным.
Марианна пригляделась, ее глаза не сразу рассмотрели за углом смутную фигуру. Значит, там притаился человек. Чего он хочет?
– Кто здесь? – глухо выговорила Марианна.
– Я.
Силуэт отделился от стены, начал приближаться, Марианна не узнала голос, привстала:
– Кто – ты?
– Да я, я. Чего ты испугалась?
– О боже, Шурик! – Марианна упала обратно в кресло, потерла лоб пальцами – его усеяли капли пота. – Ну и напугал же ты меня! Ночь, тишина, никого поблизости – и вдруг… Я уж думала, призрак утопленницы сюда пожаловал. Так до инфаркта можно довести человека.
– Извини, я не хотел. Я в призраков не верю.
Он сел в соседнее кресло. Теперь Марианна убедилась, что это Шурик, а не покойная хозяйка, и за схлынувшим страхом пришло недоумение.
– Что ты здесь делаешь в такой час?
– Я работал, стол у окна стоит, а окно моей комнаты на ваш двор выходит. Смотрю – кто-то бродит у дома. Я подумал, чужой забрался, ну, вор… Тихонько перелез через ограду… хотел вора сцапать. Не сцапал, потому что увидел – это ты в кресле сидишь.
– Какой у нас храбрый сосед! И давно ты?..
– Знаю, о чем ты хочешь спросить. Да, я все видел и слышал. Я в печали.
– Шурик, ты серьезно? – изумилась Марианна. – Считаешь, Полина должна была тебя предпочесть Антону?
И она тоже думает, что он влюблен в Полину! Впрочем, это неплохо, отличное оправдание его частым визитам в этот дом.
– Я что, урод? – вздернул подбородок Шурик. – Или недостоин?
Он сказал это с большим чувством собственного достоинства, чисто по-мужски, но вызвал лишь смех, который Марианна старательно скрыла.
– Да нет, я не в том смысле. Видишь ли, Шурик, ты немного не подходишь Полине… э… по возрасту.
– А, помню: я маленький!
– Не обижайся, ты замечательный парень, не похож на все эти «золотые слитки» золотых родителей, но такова жизнь. Неужели в университете нет красивых девочек?
– Есть, – вяло махнул рукой Шурик. – Одни дуры.
Марианна снова рассмеялась и сменила тему:
– Да, а как твоя курсовая? Закончил трактат?
– Нет. У меня есть время, это курсовая будущего года.
Опять солгал – и даже не покраснел, хотя в темноте цвет лица увидеть никому не дано, если бы и покраснел, Марианна не заметила бы. От своей идеи он не отказался, просто его следствие все тащится, как пьяная черепаха, ведь с ним никто не откровенничал, и Шурик обдумывал дальнейшие способы добычи информации. При всем при том он не отказывался от возможности подсмотреть за обитателями дома, подслушать их разговоры – чего не сделаешь ради истины.
– Жаркое начало лета в этом году, – зевнула Марианна. – Шурик!..
А произнесла она его имя как-то очень уж странно, словно увидела нечто ужасное. Он повернул к ней голову:
– Что?
Марианна сказала шепотом:
– Посмотри на ограду… Прямо перед собой смотри, направо от ворот. Видишь? Там кто-то стоит или мне мерещится?
Обзор закрывали кусты роз. Шурик, держась за подлокотники, приподнялся, от напряжения прищурился и подтвердил:
– Не мерещится. Стоит. По-моему, это человек. И смотрит на нас.
Судя по тому, что человек держался за прутья – руки, согнутые в локтях, хорошо были видны, – да, он смотрел на двух полуночников. А может, на дом, во всяком случае, Шурику с Марианной показалось, что он изучает их, хотя вряд ли можно разглядеть ночью, кто сидит в креслах. В этой фигуре было нечто противоестественное и пугающее, вероятно, сам факт того, что она стояла ночью у ограды без малейшего движения, делал ее фатальной, а фатальность в наше время – ненормальное явление, оттого пугающее.
– Кто это?! – прошептала Марианна.
– Я пойду и спрошу…
– Нет-нет, – схватила она за руку Шурика. – Не ходи, прошу тебя…
– Ладно, не пойду.
Фигура простояла минут пять, ни разу не шевельнувшись. Внезапно она отделилась от ограды и засеменила по улице. Ни Шурик, ни Марианна не смогли определить, мужчина это или женщина – половые признаки стерла одежда в стиле унисекс. Они не стали обсуждать ночное явление, оставившее некий неприятный осадок, но почему-то подумали, что это не случайный прохожий остановился у ограды.