Мучаясь от усталости и головной боли, я закрыла глаза и проснулась только после того, как таксист, протянув ко мне руку, потряс меня за плечо:
– Приехали, гражданка. Еле разбудил. Расплачиваться будем?
Я полезла в свою сумочку за деньгами и протянула ему из кошелька тысячную купюру:
– Хватит?
– Это что? – Пожилой таксист с огромным изумлением на лице стал разглядывать бумажку с обеих сторон. – Это деньги?
– Неужели мало? – с вызовом спросила я.– Обычно этих денег до моего дома хватало. Там даже лишнее.
– Вот, что, гражданка, – посуровел голосом таксист, – или Вы со мной расплачиваетесь, или я Вас везу сейчас в отделение.
– Я там уже была, – огрызнулась я, – чем Вам мои деньги не нравятся? Мало? Возьмите ещё.
Я протянула ему еще двести рублей, больше в кошельке наличных не было. Ну и хапуга! Надо будет номер его такси запомнить и в сети про него написать или в таксопарк позвонить. Ах, мне же старушка еще денег сунула – вспомнила я наконец о заказанных ею сосисках и деньгах, которые она успела дать мне. Получается, я не вернула бабуле деньги. Ну и ладно! Если она наводчица, то так ей и надо, не обеднеет! Доля от продажи моей машины, небось, намного перекроет эту сумму. Я быстро сунула руку в карман юбки и вынула наружу бумажки. Мне стало смешно. Я чуть не расхохоталась нервно. Она мне дала старые деньги! Я такие денежки еще помню, мы ими пользовались в советские времена. На них запечатлен незабываемый лик Ильича. Ну и старушка, вот пройдоха! И тут меня обманула!
– Хотите, я Вам этих денег дам? – с усмешкой спросила я водителя.
– Давно бы так, – вздохнул таксист, – а то голову морочите, стыдно должно Вам быть. Мне столько не надо, беру два рубля, на счетчике рубль девяносто, вон, можете посмотреть. Вот эти заберите, а десять копеек сейчас сдам.
– Не надо, оставьте себе, – сказала я и выбралась из машины. Ничего себе! Еще один чокнутый!
– Спасибо! – услышала я из открытого окна отъезжавшей машины.
Машина завелась и уехала, а я некоторое время в недоумении продолжала стоять на месте. Голова опять разболелась так, что я почти ничего не соображала. Я пришла к разумному выводу – решила не заморачиваться. Если у водителя не все в порядке с головой, то это его проблемы. Как ему доверили сесть за руль такси людей возить?
Быстро дойдя до своего подъезда, я заметила, что на двери нет домофона. С утра был. Дверь открылась без проблем. Видимо, как обычно это у нас случается, затеяли ремонт, да до вечера не успели его завершить. Вот и лифт не работает. Очень мило. Давненько он не ломался. Грузовой тоже встал. Тихо ругаясь про себя, я поднялась на свой четвертый этаж. Я уже двигалась на автомате, почти ничего не соображая – голова гудела. Тут я встретилась еще с двумя проблемами – на площадке горела тусклая лампочка – кто-то заменил что ли? И ключи не лезли в замочную скважину. Пока я нервными руками ковырялась в замке, открылась дверь напротив, и оттуда вышел долговязый парень в клетчатой рубашке. Наверное, один из близнецов соседских.
– Здравствуйте, Анна Максимовна. Что, дверь не можете открыть? Давайте помогу.
Не успела я ничего сказать, как парень забрал у меня ключи из рук, и принялся сам отпирать замок. Я видела, что у него тоже ничего не выходит.
– Что-то как будто не те. Вы не перепутали? – глянул он на меня через минуту озадаченно.
– Я? Нет, у меня нет других. – Я пошарила в сумочке. – Может, правда чужие ключи случайно на работе взяла? Тем более, я не Анна Максимовна.
– Ну, ладно, просто тётя Аня, – улыбнулся парень, – это не проблема, давайте я свои ключи дам, сейчас вынесу.
– Не надо мне Ваших ключей, зачем они мне? – сказала я в спину парню, метнувшемуся обратно в соседскую квартиру. Он недолго там задержался, почти сразу выскочил обратно.
– Да они не мои, а Ваши, Вы же нам и дали запасные, чтобы мы с бабушкой цветы в Ваше отсутствие поливали. Держите, эти настоящие, а те Вы точно чужие прихватили. Поспрашивайте на работе, найдёте хозяина.
Парень сунул мне в руки ключи и заскакал вниз по лестнице. Вскоре внизу хлопнула дверь подъезда. Что-то непонятное крутилось в моей голове, но я никак не могла додумать эти свои мысли. Отмахнувшись от них, я вставила ключ в замок.
В этот раз дверь легко открылась, и я вошла внутрь квартиры. В прихожей включила свет и обомлела. Квартира была не моя! И в то же время – моя. Но она такой была много лет назад. Я тогда ещё была школьницей, примерно, как моя Кирка, и жила вместе с папой, мамой и старшим братом Антоном в этой квартире. До нее, то есть до возвращения в Москву, мы успели поездить всей семьей по гарнизонам, в которые переезжали с папой–военным. Когда папа поступил в военную академию в Москве, мы с радостью вернулись в родной город, а бабушка и дедушка переехали в деревню, оставив нам свою квартиру. С тех пор вся моя жизнь связана с этим домом. Я до сих пор живу здесь со своей дочерью Кирой. Только обстановка с тех пор уже неоднократно менялась. Ничего не понимая, с заколотившимся вдруг сердцем, я пошла по квартире, включая везде свет.
Ну вот, конечно, это наша кухня с, модным в те времена, польским гарнитуром, которым мама ужасно гордилась и берегла от всяких царапин, нещадно ругая нас, если нам вздумывалось вдруг порезать что-нибудь прямо на столешнице или поставить без подставки горячую посуду. Гарнитур этот маме помогла купить ее коллега по работе, так как у этой женщины брат мужа работал в мебельном магазине, уже не помню кем. Занавески на окне голубенькие, их мы вместе с мамой в виде ткани, удачно купили в универмаге возле казанского вокзала, а потом мама сама их раскроила и сшила на швейной машинке. Машинка была старенькая, еще от бабушки досталась, и стояла у мамы в спальне.
Я достала из сумочки парацетамол и быстро проглотила, запив водой из-под крана, налив ее в граненый стакан, стоящий на столе возле раковины. Позже растворю порошок от простуды, надо будет воды согреть в чайнике. Сейчас не до этого. Я быстро прошлась по всем комнатам и отметила про себя, что все находится на своих местах ровно так, как это было в те годы. Вон и машинка швейная в футляре на своем месте – в спальне родителей, сбоку от шкафа!
Я медленно вернулась в кухню. Что за наваждение? Неужели я сплю? Тут мой взгляд упал на календарь, висящий на стене возле холодильника «Бирюса», и я едва устояла на ногах. На календаре значилась нереальная дата: двадцать шестое июня тысяча девятьсот восемьдесят девятого года. Я стала медленно оседать на пол, успела еще за край стола ухватиться, но это мне ничуть не помогло.