Хотелось бы посмотреть на человека, который никогда не имел проблем с трубами, вентилями, смесителями и прочей сантехникой. Да и есть ли такие счастливчики? Мне, например, решительно не везет на краны и сантехников – представителей крайне важной профессии.
Когда мы однажды залили горячей водой пять этажей, в том числе одну свежеотремонтированную квартиру, в которой упали на пол дорогущие обои, а потолок напоминал мокрую спину крокодила-альбиноса, мне долго снились водопроводные кошмары. Слесарю, который за пять секунд прикрутил трубу, выскочившую из соединения, заикающимся голосом я твердила:
– Это надежно? Точно надежно? Я вам вдвойне заплачу, только хорошо сделайте, как на космическом корабле: улетел – и никакой инженерной поддержки.
Слесарь снова выкрутил трубу горячей воды, посмотрел на нее, дунул три раза и завинтил.
– Надега! Платите!
Ушел, а я почти каждую ночь вскакивала и бежала проверять трубы…
В другой раз засорился слив в ванной. По вызову прибыл немолодой мужчина заметно подшофе.
– Собак моете? – первое, что он спросил.
– Каких собак? – поразилась я. – Мы детей моем, и сами…
– Некоторые собак купают, шерсть забивается, – пояснил он. – Если животные, то другие расценки.
Я заверила, что животных у нас в квартире не имеется. Слесарь быстро, грубо, с мясом вырвал декоративную панель, которая закрывала несимпатичный бок ванны. Лег на пол и полез к трубе слива. Через несколько минут, слышу, бубнит:
– Все, хозяйка, несите стакан.
Как я рассуждала? Человек в неудобном положении тела скрючен, под ванной места мало, ему нужно какой-то засор слить, подсунуть можно только стакан. Как назло, в тот момент в доме побились все стаканы, кроме одного в подстаканнике, персонального, из которого муж любил пить чай. Придется жертвовать. С трудом выкрутила стакан из серебряного подстаканника и пошла с ним в ванную.
Слесарь уже стоял на ногах. Увидел меня, опешил, глаза вытаращил, перешел на «ты»:
– Ну, ты даешь! Пустой принесла!
Оказывается, он имел в виду стакан с выпивкой…
Но это все мелочи – разминка.
Мы переехали в новую квартиру, сделали ремонт – трубы-краны новехонькие, только из магазина. Слесарь, который их монтировал, дал гарантию и уехал на Украину, где проживает с семьей.
Через месяц началось светопреставление. Всего в квартире имелось пять вентилей – это конструкция, которая соединяет две трубы, а сверху рубильничек открыть-закрыть. Вентили оказались бракованными, сделанными из металла чуть толще фольги. Зафонтанировали они не одновременно, а по очереди, с интервалом в неделю, но случалось это обязательно поздней ночью, от двенадцати до трех.
Так мы познакомились с начальником жэковских сантехников Василием Петровичем. Он обладал чем-то, по значимости не меньшим, чем маршальский жезл, дающим право спуститься в подвал и перекрыть воду. Подчиненным Василий Петрович данное право делегировать отказывался. Мы оплачивали ночной приезд Василия Петровича на такси как с другого конца города, хотя он жил в соседнем подъезде. Василий Петрович перекрывал воду всему подъезду (за что нас очень любили) до следующего дня, пока не приходил слесарь и не менял очередной злополучный вентиль.
Поскольку мы были «больны» на сантехнику, на регулярные ежедневные утренние визиты Василия Петровича я поначалу не обратила внимания. Хороший педиатр, например, обязательно заглянет к хворающему ребенку, когда пришел на вызов в соседнюю квартиру.
Но вот уже последний вентиль поменяли, а Василий Петрович все ходит. В восемь утра раздаст наряды на работу, а в девять звонит в мою дверь. Входит, по-свойски переобувается в тапочки, достает расческу, приглаживает волосы перед зеркалом, шагает на кухню. Его вкусы я изучила: если кофе, то с молоком, если чай, то с лимоном, если бутерброды, то с сырокопченой колбасой, ветчину не уважает, сыру российскому предпочитает швейцарский… Внешне Василий Петрович был шкафообразен, как боксер-тяжеловес, переставший выступать на ринге.
Особо подчеркну: в квартире я пребывала не одна. Муж и дети – на работе, но в наличии имелись мои мама и сестра, а также приехавшая в гости родственница. Иными словами, Василию Петровичу рассчитывать на интимную обстановку не приходилось, но он упорно заявлялся по утрам.
Возмутилась моя сестра.
– Почему к тебе повадился сантехник? – строго спросила Тамара.
– Он – не просто сантехник, – печально ответила я, – он – сантехников начальник. – И тихо добавила: – Мочалок командир.
– Какая разница? И это не первый сантехник в твоей жизни! – напомнила сестра.
Каюсь, было. Еще на старой квартире. Как-то потек унитаз, я вызвала слесаря. Он пришел, что-то резко дернул, сливной бачок стал боком.
– Менять надо ВСЕ! – вынес приговор слесарь. А потом попросил: – Чайком не угостите?
Разве откажешь человеку? Сидим, пьем чай. Один час сидим, второй пошел… Сантехник рассказывает, как в школьные годы пел в детском хоре радио и телевидения. Я киваю и внутренне переживаю надвигающуюся катастрофу. У нас семья из пяти человек, плюс сестра с мужем временно живет. Итого семеро, при неработающем унитазе – настоящее экологическое бедствие. А сантехник мне подробно репертуар детского хора описывает, кое-что даже спел…
Пришел Тамарин муж. Я бросилась в прихожую, прижала руки к груди, панически зашептала:
– Коля! Катастрофа! Бедствие! Цунами! Унитаз не работает, а сантехник на кухне песни поет!
– Почему ты его не выставишь? – разумно спрашивает Коля.
– Как я могу выгнать человека, которого угощаю? Кроме того, похоже, человеку некому душу излить, негуманно его прерывать.
– Гуманистка! – обозвал меня Коля. Заглянул в туалет, показал пальцем на унитазную конструкцию, спросил: – Какой козел бачок своротил?
– Тише! – прижала я палец к губам. – Он на кухне.
Коля распахнул дверь на кухню, осмотрел уютно устроившегося сантехника и грозно процедил:
– Подкрепился? Теперь двигай отсюда!
На обиженное сопротивление слесаря, мол, мы тут с Натальей хорошо беседуем, Коля отреагировал грубо:
– Выметайся! Мастер!
Провожая сантехника до двери, я корчила извинительные гримасы, чтобы компенсировать нанесенный моральный удар.
В случае с Василием Петровичем сестра вновь предложила услуги своего мужа Коли.
– Нет! – отказалась я. – У Василия Петровича маршальский жезл.
– Чего-чего? – удивилась Тамара.
– Штука, которой воду всему подъезду отключают. Обидим Василия Петровича, а завтра у нас смеситель полетит. Сантехников начальник станет в позу и жезл не даст. Томочка, ты, пожалуйста, не рассказывай ни моему мужу, ни своему, ни детям, что ко мне изредка каждый день сантехник ходит! Я сама справлюсь, без посторонней грубой мужской помощи, знаю, как действовать.
А действовать уже пришло время, потому что Василий Петрович решил покончить с церемониями, стал называть меня по имени, из Натальи Владимировны я превратилась просто в Наташу. Его же, соответственно, было предложено называть по-дружески Васей.
К очередному приходу Василия Петровича я готовилась по медицинскому справочнику для сельских фельдшеров. Начало визита было традиционным: звонок в дверь, тапочки, расческа, кофе, бутерброды. Забыла упомянуть о теме наших бесед с Василием Петровичем. Собственно, тема была одна – биография Василия Петровича (как и у первого сантехника – очевидно, профессиональная особенность). К моменту, когда я решила визиты прекратить, мы добрались до его службы в армии.
Уяснив, в чем заключается разница между боевой и политической подготовкой, я мягко подвела к сумме прожитых лет.
– Мне сорок исполнилось, – сообщил Василий Петрович.
– А мне – пятьдесят восемь, – с ходу прибавила я пятнадцать лет и смущенно потупилась (врать нехорошо).
Надо отдать должное Василию Петровичу: он оторопел, уставился на меня в полнейшей растерянности, из открытого рта вывалился кусочек недожеванной сырокопченой колбасы.
– Надо же, как сохранилась! – проговорил он.
Точно я была отрытой из-под земли античной статуей с минимальными повреждениями. – Это потому, что больная, – пояснила я. – На пенсию ушла по комплексу заболеваний. Больные часто внешне выглядят свеженькими, а внутри!
И принялась перечислять свои «хвори». Начала с ларингита и фарингита, подробно растолковала разницу между ними (мелкая месть за боевую и политическую подготовку) и способы лечения.
– При фарингите надо обязательно закапывать масло в нос, чтобы размягчались голосовые связки. Но только не облепиховое! Оно сушит горло! Самое лучшее – масло шиповника…
От заболеваний ухо-горла-носа я перешла к бронхотрахеиту, потом вспомнила все, что читала про эмфизему, следом настала очередь сложного комбинированного порока сердца…
Если обычно Василий Петрович видел на моем лице деликатную улыбку, я вежливо кивала в ответ на его рассказы, то теперь Василий Петрович лицезрел «пожилую» даму в состоянии возбужденного словоизвержения. Меня несло, симптомы, диагнозы, методы лечения сыпались без остановок и пауз. Василий Петрович и междометия не мог вставить в поток моей «медицинской исповеди». Он ерзал на стуле, кряхтел, покашливал, смущенно стрелял глазами по сторонам, а меня знай несет.
Делясь своими сомнениями по поводу того, заменять ли бракованный от природы клапан в сердце на искусственный, я думала: «Экий ты, дружок, Василий Петрович, крепкий! Так мы и до женских болезней доберемся. Гинекологией я тебя точно додавлю!»
Не пришлось. Василий Петрович сломался на заболеваниях органов пищеварения. Пробормотал что-то вроде «мне пора» и рванул на выход. Пока он переобувался, я продолжала трындеть:
– Воспаление желудка – это гастрит, раньше его катаром называли. А дуоденит – это воспаление поджелудочной железы. Плохо, когда они вместе выступают, как у меня – гастродуоденит. Лечение трудно подобрать, потому что воспаление печени – холецистит – многие лекарства исключает.
– Вы… это… выздоравливайте! – попрощался Василий Петрович и рванул вниз по ступенькам, как ошпаренный.
А я испытывала легкое чувство досады из-за невысказанного. Напрасно читала про заболевания нервной системы, толстого и тонкого кишечника, столько могу поведать про врожденные вывихи…
Визиты Василия Петровича, ясное дело, прекратились. Мои сыновья удивлялись: «Странный этот Василий Петрович. Каждый раз, когда во дворе сталкиваемся, он спрашивает, как здоровье мамы, качает головой и скорбно добавляет: какая женщина!» Со мной Василий Петрович здоровается издалека, мы ручкой друг другу машем. Наверное, боится, что я схвачу его за грудки и буду терзать каким-нибудь менингитом.
Богатый опыт общения с сантехниками привел к тому, что, как только намечается визит слесаря в нашу квартиру, я под любыми предлогами стараюсь улизнуть из дома.