Плат – летная платформа, разработанная артефакторами специально для Сагерта. Платы делятся на грузовые – более медленные; индивидуальные – скоростные и предназначенные только для одного пилота – и на семейные. Семейный плат треугольный, с высоким бортом, и находится этот плат в середине линейки – не такой медленный, как грузовой, но и не такой быстрый, как индивидуальный.
С потолка капала вода. Медленно-медленно, по капельке в полминутки. Пол был склизким и грязным, стены ничуть не лучше. Зато нам с лисонькой выделили грубо сколоченную лавку. Стевену, закрытому напротив нас, и того не досталось. Правда, вместе с лавкой мы получили и несколько заноз, ну да ладно. Все не на полу сидеть. Жаль только, что здесь экономят на освещении – потолок едва-едва светится, все вокруг однородно-серое и непонятное.
– Давай перетащим лавку в тот угол, – тронула я Нольвен за локоть.
Подруга сочувственно вздохнула и как маленькой объяснила:
– Там грязь.
– И капли воды, – с намеком произнесла я.
Увы, в камере было темно, и я не могла скроить какое-нибудь особенно выразительное лицо. Однако подруга меня поняла и тут же схватилась за другой конец лавки.
Раздражающая капель тут же прекратилась – это Лилей подставил поникшие листочки под редкие порции живительной влаги.
– Я только понять не могу, как все это вышло, – вздохнула моя лисонька и со смешком добавила: – Зато мы теперь точно знаем: со времен Меры тут ничего не поменялось!
Я только кивнула и попыталась припомнить, как вышел этот великолепный дебош. Но лисонька не планировала восстанавливать картину произошедшего в тишине и покое, она стремилась все это обсудить:
– Сначала ты пыталась сманить Лилея от Стевена.
Тут я поперхнулась смешком и мысленно понадеялась, что этого никто не заметил. Всем известно, как подманить собаку на кусочек ветчины, но чтобы то же самое проделывалось с бокалом вина и одним слишком свободолюбивым растением…
– Потом мы с тобой вместе придумали уважительную причину, чтобы подойти к Тенеану, – продолжала вспоминать Нольвен. – В конце концов, Тревёр заслужила все те добрые слова, что ты ей сказала.
– Но мне кажется, – я нахмурилась, – что мы ее напугали.
– Ну да, – хихикнула Нольвен, – она ведь подарила тебе свой значок лучшей ученицы. И неплохо так подколола Стевена. Как же она сказала? Эх, не помню. Я в этот момент пыталась выпутать корешок Лилея из волос Стевена и при этом не привлечь его внимания.
– Ты вырвала ему клок волос, – фыркнула я. – Это теперь называется "не привлекать внимания"?
– Во-первых, я извинилась, – тут же отреагировала моя лисонька. – А во-вторых, лучше грива этого поганца, чем корешки нашего цветочка.
А я прикрыла глаза, вспоминая наш короткий разговор с Валикой:
"– Ты была самым достойным соперником, Вал, – подытожила я и криво улыбнулась, – жаль, что теперь у меня не будет такого впечатляющего стимула рваться вперед.
Тревёр прищурилась, скосила взгляд на Стевена, который делал вид, что ничего не видит и не слышит, и отколола от своего платья значок лучшей ученицы:
– Пусть он будет у тебя. Вернешь, когда окончишь военку. Для меня было важно победить тебя. Или пройти вперед вместе с тобой. Сейчас этот значок потерял половину своей привлекательности. Такую же половину потерял и вкус победы.
– Ты сдурела?! – заорал Стевен, и мы с Тревёр ошеломленно уставились на него.
– Ой, извини, – мило улыбнулась Нольвен и протянула ему что-то. – Вот, возьми. Я случайно".
– Отец-Хаос, ты еще и выдранный клок волос ему вернула, – я поперхнулась смешком. – А я-то вначале подумала, что он так разорался из-за поступка Вал.
– Она уже Вал? – с прохладцей спросила моя лисонька.
– Валика, – поправилась я. – А ты вредная.
– У меня всего одна подруга. – Судя по шороху, Нольвен пожала плечами. – Проверенная временем, совместным незаконным бизнесом и совместными же пакостями. Готова передать часть тебя достойному мужчине, а вот всякие зазнайки-целительницы обойдутся.
Камера озарилась слабым красноватым светом – это наш цветочек немного обвыкся и начал излучать энергию.
– Вопрос в том, откуда взялся огонь. – Я ссадила с плеча Лилея и ахнула: – Лавка обугливается!
Нольвен тут же подхватила наш цветочек и спихнула на каменный пол. Наши взгляды скрестились на явно смущенном растении.
– Чувствую, что это он приложил свой листочек к дебошу, – протянула я.
А Нольвен, погладив Лилея, добавила:
– Прости, но на лавку тебе нельзя. Нам тут следы огня не нужны. Мы будем стоять намертво: ничего не видели, ничего не слышали.
– Мне кажется, это реакция на спирт, – задумчиво произнесла я. – Вино было отвратного качества. Первые пару бокалов еще можно было пить, а потом…
– А потом подавали компот со спиртом, – кивнула Нольвен. – Я тоже заметила. Думаешь, пожар – это случайность?
Нахмурившись, я постаралась восстановить цепочку событий. Вот только голова была тяжелой, а мысли неповоротливыми и медленными.
– Смотри, мы забрали Лилея и вернулись на свои места. До салюта оставалось с полчаса, да? Бабочки уже начали сливаться друг с другом так, чтобы на каждого выпускника приходилась только одна иллюзия.
– Эти иллюзии нехило тянули силу, – кивнула Нольвен.
– Обязательное условие качественного салюта. И потом, минут за двадцать до салюта, Лилея вновь понесло на приключения. Кстати, про компот – это не преувеличение. Он запустил корешок в мой бокал и вытянул весь спирт, оставив только вишневую сладкую жижу. – Я погрозила цветку пальцем. – Лилей, у людей алкоголизм почти не лечится, а у тебя и подавно не пройдет!
Лилей поник, его соцветия в очередной раз сменили цвет и истончились, неестественно вывернувшись.
– Не обижай ребенка, он больше так не будет, – тут же заступилась за него лисонька. – А когда он успел сбежать? Мы вроде следили за ним.
– Ты как раз объясняла Миале, как качественно и с гарантией проклясть человека поющими фурункулами, – усмехнулась я. – А Лилей рванул на другой конец стола, вспрыгнул на него и со смачным шлепком отвесил Стевену пощечину целым пучком листочков. Как раз в то же место, куда и я ему засветила. После чего наш цветочек скрылся под столом. Все это было настолько быстро, что вряд ли кто-то что-то заметил. Я это увидела только потому, что сама примеривалась сдернуть с Тенеана иллюзию.
– О, так вот кто снял иллюзию, – захихикала Нольвен. – Я-то уже на результат любовалась. Ребята сгрудились вокруг Тенеана и принялись врачевать фурункулы. Это я очень хорошо помню.
– А вот Тревёр отказалась, – с удовольствием произнесла я. – Причем диагностировала верно: модифицированное проклятие четвертого круга. Но лечить не стала.
– И вот в этой суматохе, где каждый хотел попытать удачи в исцелении твоего проклятья, загорелся пол. А потом вообще что-то дикое началось. – Нольвен нахмурилась, что в неярком свете Лилея выглядело жутковато. – Ни за что не поверю, что наши сокурсники и сокурсницы могли так испугаться. Мы все же целители. Спокойные и уравновешенные люди. Уже к третьему курсу никто не падал в обморок в анатомическом театре, а тут огня испугались! Да еще и такого слабого.
– Тот огонь, – я посмотрела на довольного Лилея, – и был работой нашего цветочка. Только зачем, Лиль?
Чувствуя, что его никто не осуждает, он распушился и выдвинул вперед несколько покалеченных листочков.
– Ого, – Нольвен слезла с лавки и присела на корточки перед цветком, – на тебя в суматохе наступили?
И Лилей согласно склонил соцветия.
– А что потом было? – Я нахмурилась. – Дым был странный, у меня голова тяжелая, как будто я не два бокала вина выпила, а раз в десять больше.
– Может, у парней было что-нибудь травнически-незаконное? – пожала плечами Нольвен. – Я больше не понимаю, почему из всех прихватили только нас.
– Потому что Стевен в драку полез, – фыркнула я. – Забыла, что ли? Когда всех вытащили во двор, он полез к нам.
– Я помню, – оскорбилась подруга, – но он полез, а не мы.
Немного помолчав, я задумчиво сказала:
– Вокруг нас уже не было бабочек. Так что нас, скорее всего, посчитали выпускницами военки, которые и заварили всю эту кашу. Готова поставить на это все свои конспекты. Но это неважно. До утра осталась всего пара часов, а нам нужно придумать, куда прятать Лилея.
Цветок заинтересованно встрепенулся.
– Прятать?
– Мы его украли, – напомнила я. – Да, с полного согласия работника парка, но – украли. И сейчас мы, на минуточку, в казематах.
Лилей тут же принялся менять свой внешний облик, но ему не хватало сил. Или питания? В общем, он постепенно возвращался к прежнему облику. Только цветы были тощенькими и все так же неестественно вывернутыми.
– Ты больше не поджигаешь? – спросила я цветок, и тот неловко пошевелился. – Тогда забирайся мне на голову и попробуй притвориться частью прически.
И уже через пару минут я остро пожалела, что все это затеяла. Тонкие корешки, оплетающие отдельные волосинки, порождали непередаваемо мерзкие ощущения. Я вытаращила глаза и крепко вцепилась в лавку, потому что больше всего мне хотелось запустить пальцы в волосы и со смаком почесаться. Так почесаться, чтобы разодрать кожу головы в кровь.
– А теперь я знаю, что чувствуют блохастые псы, – сдавленно просипела я.
– Зато Лилей спрятался почти полностью, наружу только цветочки торчат, – утешила меня Нольвен.
– У меня нет столько волос, – усомнилась я. – Он же крупный.
– Жить хочет, – пожала плечами Нольвен. – Давай поиграем?
– Ты взяла карты? – заинтересовалась я.
– Не, поназываем медицинские проклятья, – пояснила моя лисонька. – Кто меньше знает, тот забирается на лавку с ногами и кукарекает.
– Ну давай, – прищурилась я.
Битва вышла славной. Мы азартно перекрикивали друг друга, вспоминая самые старые и изощренные проклятья, но, увы, я проиграла. Это даже не было обидно – проиграть в такой игре одной из рода Лавант совсем не стыдно.
Одна беда: именно в тот момент, когда я (весьма музыкально) кукарекала, дверь в нашу камеру открылась и внутрь вошла Мера. В сопровождении того толстячка, который нас сюда определил.
– Преемственность поколений, – хмыкнул он и кивнул на стену. – Вон там ваша бабушка, квэнти Конлет, нацарапала неприличное слово. А сверху заполировала его каким-то хитрым проклятьем – ни закрасить, ни соскоблить.
– Мэль, детка, рассвет еще не наступил, – усмехнулась бабушка, – рано ты глотку драть начала. Давайте, девоньки, на выход.
– А что хоть случилось? – спросила Нольвен. – Мы как-то даже понять ничего не успели.
– Там еще работают специалисты, – толстячок заговорщицки улыбнулся, – скажу по секрету: кто-то из ваших сокурсников притащил одну, м-м-м, сушеную травку, которая сгорела и оставила после себя, мгм, не слишком хороший дым. Но, будто этого было мало, ваша сокурсница, Миала Росхем, упала прямо в огонь и ее бабочка, уже полностью готовая к созданию фейерверка, этот самый фейерверк и устроила.
– А все остальные иллюзии были настроены по принципу цепной реакции, – кивнула я. – Ну а нас-то за что?
– Не признали вас мои стражники, – засуетился толстячок. – Алвориг Тенеан кричал, что все из-за вас, вот вас и прихватили. Подумали, что боевики в преддверии Турнира воду мутят.
– Хорошо, – согласилась я. – Тогда Стевена за что?
– Ну а где же это видано, чтоб мужчина с кулаками на женщину лез? – удивился толстячок. – Да еще без объявления дуэли? Вот и его упаковали. Остальных отвезли в столичный дом исцеления.
Мы с Нольвен переглянулись и, готова поспорить, подумали об одном и том же: "Этот выпускной запомнят надолго".
Вслух же я сказала совсем другое:
– Спасибо вашим стражникам, что увезли нас сюда, а не в дом исцеления. Нам там потом работать, а такие вещи забываются очень долго.
– Или не забываются никогда, – с хорошим чувством момента произнесла Мера и добила нас: – Ну, за мной, курочки. Ко-ко-ко.
– Ку-ка-ре-ку, – поправила ее я.
Стевен, подошедший к решетке своей камеры, проводил нас растерянным взглядом. И, когда мы уже подошли к лестнице, он крикнул:
– Я не знаю, почему пытался тебя ударить!
– Я знаю, – фыркнула Нольвен, – потому что ты, мх-х-х, низко интеллектуальный индивидуум с ограниченной социальной ответственностью.
– Это, прости, какое слово было? – с уважением спросила у лисоньки.
– Нормальное, – буркнула сердитая подруга. – Подходящее для этого… Аргх! Подходящее для этого ничтожного представителя мужской части Сагерта.
Наклонившись к Нольвен, я шепотом произнесла два слова, и она, хмыкнув, буркнула:
– Второе. Хотя первое тоже он, но как-то оно недостаточно экспрессивно. Не передает всю гамму чувств, так сказать.
Перешептываясь, мы выбрались наружу, жадно вдохнули свежий ночной воздух и погрузились в плат. Я уже успела облегченно выдохнуть – Лилей остался незамеченным, – как этот толстяк указал на меня рукой:
– У вашей внучки изысканный вкус, одно непонятно: как вы придали цветку столь необычный оттенок?
Бабушка скептически посмотрела на меня, пыхнула трубочкой и спокойно сказала:
– Вам для дела или так?
– Для дела. – Толстячок промокнул лоб платочком. – Жена у меня до чего любит такие вещи!
– Девочки пришлют вам письмо, где все подробно и обстоятельно опишут, – уверенно произнесла Мера и запрыгнула в плат. – А сейчас, уж простите, не до того: я старая, у меня режим.
Плат поднялся вверх, а мы с Нольвен приготовились к головомойке.
– Что, жмуритесь от ужаса? – хмыкнула Меровиг. – Бойтесь-бойтесь, бабушка сердита.
– А можно узнать, на что конкретно ты злишься? – осторожно спросила я.
– У вас было столько свободного времени, – прищурилась бабушка, – неужели не угадали?
Мы предпочли промолчать. Глядишь, какие-то наши выкрутасы мимо пройдут.
– Я была спокойна, – Мера смотрела вперед и уверенно правила платом, – ну сожгли кабак, туда ему и дорога. Вечно вино спиртом разбавляют. Вот только парнишка, присланный алворигом Солсом, радостно выболтал мне, что огонь был особенный. И что даже Гарт не смог его погасить с первого раза. Сразу оговорюсь, что это за "Гарт", я понятия не имею. И тогда я решила разобраться в произошедшем.
У меня в прическе началось активное шевеление. Казалось, что Лилей пытается полностью слиться с моей прической.
– Значит, вы не сердитесь? – опасливо уточнила Нольвен.
– Я разочарована. – Мера перевела на нас взгляд. – Я выпустила из дома двух взрослых девиц, дипломированных целителей. А оказалось, что вы просто гырбы безмозглые! И даже сейчас вы не понимаете, что происходит, да? Вот скажи мне, Мэль, что за существо притаилось в твоих волосах?
– Это Лилей, – улыбнулась я, – мы…
– Украли его из парка, – вместо меня продолжила бабушка. – Это я уже знаю. Как там? Погиб из-за случайного огненного шара.
– Он хороший, – робко произнесла Нольвен. – Тот парнишка хотел убить несчастного.
– А что вы о нем знаете? – тяжело вздохнула Мера. – Вы знаете, как за ним ухаживать? Вы знаете, опасен ли он? И если опасен, то что делать, если нападет? Вы хоть что-то знаете о ложных лилейниках?!
– Мы планировали заглянуть в библиотеку, – тихо призналась я.
Больше мне хотелось сказать, что у нас не было выбора: все-таки Лилей сам решил к нам присоединиться. Но за фразу: "У меня не было выбора" – бабушка сразу бьет по губами. И до того хлестко бьет! Мне хватило ровно двух раз.
– У нас был выбор, – уверенно произнесла Нольвен. – Искалечить живое и чувствующее растение или забрать его с собой. У него половина жгутиков изорвана: он пытался найти того, кто заберет из парка, но получал в ответ только жестокость. Он ведь не может говорить, как ему просить о помощи? Этот паренек, служащий, шел к нам и одновременно надевал толстые рукавицы. Он не собирался распутывать жгутики Лилея, нет. Он планировал легко и быстро оторвать их и бросить несчастного обратно на землю.
Меровиг прищурилась и, опустив плат во дворе своего особняка, сказала:
– Эти жгутики отрастают заново, и довольно быстро.
– Но ему больно, – возразила я. – Может, недолго. Но это не повод рвать его на части.
– Не повод, – согласилась бабушка, – но и ты не можешь отрицать, что вы поступили совершенно безответственно. В нашем мире так много опасностей, и вы просто берете и забираете с собой разумное растение. Он ведь может быть ядовит, Мэль. А еще он может удушить тебя или запустить корни в твое тело. Как сейчас он оплетает твои волосы, так же он может оплести твои легкие.
Я опустила глаза и вздохнула. Да, наверное, мы и правда повели себя безответственно, но я не жалею. Лилей своеобразное существо, но он не злой.
– По твоему упрямому виду мне ясно, что стыдливого покаяния можно не ждать, – покачала головой бабушка. – Балбески вы. Вся моя седина – ваша вина.
– Но у тебя нет седых волос, – возмутилась я.
Меровиг на мгновение запнулась и тут же кивнула:
– Да, снаружи нет. Но ты даже не представляешь, какая седая у меня душа! Все, быстро в дом и спать. Вам с утра еще алворигу Солсу письмо писать.
– Но мы не знаем, как перекрасить цветок, – Нольвен сцедила зевок в кулак и развела руками, – совсем не знаем.
– А разве это моя проблема? – удивилась бабушка. – Что мешало спрятать цветок под блузку? Снять жакет и завернуть его в него?
Мы с Нольвен переглянулись и тяжело вздохнули:
– Не подумали.
– То-то же. Значит, утром и новое заклинание придумаете, – бабушка широко улыбнулась, – доброй ночи.
– Доброй ночи, – уныло отозвались мы. – Только где мы спим-то?
Бабушка как-то рассеянно оглядела свой темный особняк и кивнула на мансарду:
– Там. Я постелила вам на полу, на матрасах. Не вижу смысла делать ремонт: занятия в военке вот-вот начнутся. А вы еще даже собеседование не прошли. Сколько дел, сколько дел.
Покачивая головой, Мера прошла на кухню. Мы сунулись было за ней, но были отправлены спать.
– Не в вашем возрасте по ночам кофе пить. – Меровиг махнула на нас полотенцем. – Оставьте бабушку в покое, бабушке надо запить стресс.
Поднявшись на второй этаж, мы с Нольвен вошли в приготовленную для нас комнату. И в унисон выдохнули:
– Да на нее весь Кальстор шпионит!
Между двух плотных и высоких матрасов стоял горшок с черной жирной землей. И кувшин с чистейшей водой. Все это великолепие подсвечивалось гроздью осветительных шаров нежно-розового оттенка.
– Лилей? – позвала я, и цветок тут же принялся выпутывать корешки из моей прически.
– У тебя такое лицо, будто ты готовишься убивать, – хихикнула лисонька.
– Есть такое, – согласилась я и, едва Лилей шмякнулся на пол, запустила пальцы в волосы и яростно почесалась.
– Смотри-ка, ему нравится, – Нольвен кивнула на нашего друга-алкоголика, – впервые вижу, чтобы цветок частью корней сидел в горшке, а часть запустил в кувшин с водой.
Я только посмеялась, подобрала с одеяла ночную рубашку и ушла за ширму, стоящую в углу. Переодевшись, я вытащила из сундука старую мягкую щетку и села разбирать волосы. Хорошо, что у бабушки достаточно наших с Нольвен вещей. Сколько раз нам доводилось ночевать в мансарде? Раз пять, наверное. Но это всегда было интересно и захватывающе.
– Что будем делать с заклятьем? – Моя лисонька тоже переоделась и плюхнулась на свой матрас.
– Сначала выспимся. Мы в казематах провели часов пять-шесть, – я зевнула, – и ничего не делали. Но устала я так, будто к выпускным экзаменам готовилась, а в перерывах целину копала. Как тогда, на практике с травниками.
Нольвен передернулась:
– Я после той практики неделю кровавые мозоли сводила. Доброй ночи.
Я собрала волосы в простую косу и, забравшись под одеяло, отозвалась:
– Добрых снов. Погасни.
По кодовому слову шары перестали светиться и прилипли к потолку. Закрыв глаза, я полностью расслабилась и практически мгновенно уснула. Еще успела подумать, что надо наколдовать будильник, но, увы, сделать этого не успела.