Три или четыре пули ударили в стену позади Макса, осыпав его шрапнелью из кусков штукатурки. В ушах зазвенело от оглушительного грохота, левый висок резануло от боли, и по лицу потекла струйка крови. На этот раз страха не было, лишь выплеск адреналина заставил сердце биться чаще. Во вдруг наступившей тишине оно стучало африканским тамтамом.
Фонарь упал, покатился по полу, и желтый луч заметался, отбрасывая ломаные тени. Сгорбленный, с поникшими плечами и пистолетом в полуопущенной руке, Грин застыл посреди комнаты, вперив в пол взгляд блестящих от слез глаз. Постояв так некоторое время, он посмотрел на Макса и молча подошел к старому деревянному буфету.
Раздался скрип открываемой дверцы, и в его руках появился графин, наполненный темной жидкостью. Грин достал два граненых стакана, тускло сверкнувших в свете умирающего фонаря и неспешно их наполнил. Он деревянной походкой направился к дивану, сел рядом с Максом и протянул ему бокал. В ноздри ударил терпкий и насыщенный запах домашнего вина. Грин, не чокаясь, выпил, поставил стакан на пол, приложил ладони к вискам и, облокотившись на стену, закрыл глаза.
– Как умер Умник? – ровным голосом спросил он.
– Его убил кусач, – ответил Максим и пригубил вино.
– Расскажи мне, как все произошло, – тихо попросил Грин, не открывая глаз.
Максим поведал историю своего появления в Стиксе и смерти Умника нарочито будничным тоном, удерживаясь от эмоциональных оценок и скоропалительных выводов. Он снова положился на свою интуицию и не упомянул о таинственной незнакомке, спасшей ему жизнь, потому что Грин явно не знал о ее визите.
В измененной им версии событий кусач убил Умника, уже будучи расстрелянным в упор. Макс пытался отслеживать реакции Грина, но в течение всего рассказа парень сидел, не открывая глаз, и медленно раскачивался взад и вперед. Когда Максим замолчал, в воздухе повисла тягостная пауза.
– Значит, ты – реинкарнация Умника, – Грин нарушил тишину и повернул голову, оценивающе оглядев Максима.
– Можно сказать и так. Но это вопрос терминологии. По сути я – Умник из прошлого, еще не обремененный годами жизни в Улье. Насколько похож на него – не знаю, если я правильно понимаю, мы с ним из разных, хотя и схожих миров.
– Почему-то я вспоминаю одинаковые картинки из детских журналов с предложением найти десять отличий, – ирония Грина явственно отдавала горечью. – Сложно видеть перед собой тебя как две капли воды похожего на Умника, но при этом не видеть его в тебе.
– Попробуй увидеть во мне меня, – предложил Макс, не отрывая взгляда от ставших почти черными глаз Грина. – Не ищи сходства или различия.
– Главное отличие в том, что ты жив, а он мертв! – Грин отвернулся и закрыл глаза ладонями, пряча слезы. – И этого я понять не могу! Он был одним из самых сильных клокстоперов в Стиксе, мог находиться в режиме ускорения до трех минут! Для него даже дюжина кусачей не были проблемой, он бы расправился с ними играючи без оружия, только с твоей сраной битой в руках, не говоря уже об автомате!
– Собственная смерть могла быть частью его плана или случайностью, – предположил Максим.
– Я не могу представить себе подобный план даже гипотетически, – ответил Грин, облокотившись на стену и запрокинув голову. – А в случайности вообще не верю. И еще одна нестыковка: зачем давать тебе белую жемчужину, чтобы через некоторое время убить?
– Что это за жемчужина?
– Она позволяет зараженному стать иммунным, если принять ее в первые часы нахождения в Улье. Здесь это самый дорогой ништяк.
– То есть, он меня спас, угробив целое состояние? – уточнил Макс с сомнением в голосе.
– Да, для того чтобы чуть позже убить, – ответил Грин, горько усмехнувшись. – Ты сам в это веришь?
– Звучит нелогично, согласен, – Макс поставил стакан с недопитым вином на пол и вытянул ноги вперед, немного расслабившись. – Возможно, нам неизвестны какие-то важные обстоятельства, которые могут пролить свет на всю эту странную историю. Он говорил о каком-то эксперименте, связанном с выходом из Улья, о том, что я – идеальный подопытный, потому что у нас одинаковая ДНК, даже интересовался моим самочувствием после приема таблетки, как он ее назвал.
– История звучала бы вполне правдоподобно, если бы речь шла о черной или красной жемчужине, – задумчиво сказал Грин, – но белая совершенно безопасна.
– По мне – хоть зеленая, – Макс вопросительно посмотрел на собеседника. – Я все равно не понимаю, о чем ты говоришь.
– О Стиксе я все расскажу завтра, – Грин поймал его взгляд и скривил губы в подобие усмешки. – Тебе еще надоест слушать мои рассказы. Да и сам Улей надоест до чертиков. А про выход из Стикса, которым был одержим Умник, мы еще наговоримся до икоты. Пока же просто поверь мне: испытывать белую жемчужину на ком-либо – абсолютно бессмысленная затея.
Максим замолчал, потому что версии у него закончились, и с опаской наблюдал за Грином.
– А еще он переодел тебя в свою форму, значит, планировал инсценировку собственной смерти, – Грин с сомнением пожал плечами. – Для чего использовать твою личность как прикрытие?
– Он сказал, что очень устал и хочет спокойствия и безопасности, хочет на пенсию…
– Спокойствия и безопасности? В Стиксе? – Грин округлил глаза от удивления. – Фил сказал бы на это что-то вроде: «Не смешите мои седые яйца»!
– Тогда остается лишь один вариант: рядом с тобой сидит все тот же Умник, и вполне успешно выдает себя за меня, – Макс усмехнулся и натолкнулся на холодный вопросительный взгляд Грина.
– Ты пытаешься мной манипулировать? Привязать к себе эмоционально, чтобы я постоянно сомневался и искал в тебе его черты?
– Их даже искать не нужно, – Макс порывисто прижал руки к груди, – мы с ним разные сборки одной и той же личности. Именно поэтому я хочу, чтобы ты поверил и осознал: я – не Умник.
– Я заподозрил это буквально в первые минуты общения с тобой, – сказал Грин с легкой насмешкой в голосе. – Внешне ты его копия, но есть множество мелких отличий: жесты, мимика, интонации, манера общения. Какое-то время я сомневался, думал, что Умник не похож на себя, потому что размышляет над какой-то проблемой, и мыслями где-то очень далеко. Я общался с тобой все более и более раскованно, даже наглел и не слышал привычных в таких случаях отповедей. А когда ты взял в руки автомат, все сомнения исчезли окончательно. От тебя пахло страхом.
– Я и сейчас боюсь, – честно признался Максим, ища понимания в темно-зеленых глазах.
– А еще ты прокололся с Oxxxymiron, – взор Грина источал сарказм. – Умник не слушал рэп, и при всем желании не смог бы поправить искаженные мною слова песни, да еще и прочитать ее. В этот момент я окончательно убедился, что ты – самозванец!
– Я заметил, что перед боем с бегунами твоя манера общения резко изменилась, – подтвердил Максим, – ирония стала острой, временами даже жестокой.
– Я просто стал самим собой, – отрешенно произнес Грин, мыслями пребывая где-то далеко. – Я испытывал очень странные ощущения: душа пела от невыносимой легкости бытия, а в сердце кипела ненависть и нетерпение, потому что я не знал кто ты, и что случилось с Умником.
– А каким ты был с ним?
– Мы все играем предписанные, навязанные или выбранные роли. В большей или меньшей степени. Я был собой, но с оглядкой. Умник никогда не позволил бы общаться в том тоне и с той степенью сарказма, которые я использовал в разговорах с тобой.
– Вы были друзьями?
– В дружбе всегда кто-то дружит, а кто-то позволяет дружить, – Грин поднялся с дивана, прошел к видавшему виды столу и налил себе вина. – А он не позволял даже, а скорее держал меня рядом на эмоциональной привязи как веселого жизнерадостного щенка. Возможно, видел во мне младшего брата, которого у него никогда не было. А я относился к нему как к старшему. Строгому, сильному, опытному, жесткому, а иногда и жестокому. Плоть от плоти Стикса. С ним я чувствовал себя как за каменной стеной.
– А ты, значит, дружил?
– Сейчас подбираю слова, чтобы сформулировать ответ, и понимаю, что нет, – Грин задумчиво покачивал стакан, рассматривая жидкость в тусклом свете фонаря. – Уважал, боялся, боготворил, испытывал благодарность, но не дружил.
– Ты очень бурно переживаешь его потерю…
– Я что, должен выбросить его из головы через пять минут после известия о смерти!? – глаза Грина блестели от слез. – Умник был частью моей жизни на протяжении трех лет! Он защищал меня, помогал, учил сражаться и выживать, а я в итоге стал причиной его гибели!
– Но он сам попросил тебя приманить зараженных, – медленно произнес Максим. – Кстати, объясни, как ты их чувствуешь, как призываешь?
– Это – дар Улья, каждый иммунный в Стиксе получает какую-то уникальную способность…
– Умник останавливал время, а ты можешь чувствовать и призывать монстров?
– Именно! – Грин подошел к закрытому глухой железной ставней окну и начал внимательно рассматривать крепления. – Он показал мне твой дом и приказал появиться в четко оговоренное время, ни в коем случае не раньше. А за час до этого приманить нескольких зараженных. Если бы я нарушил приказ, он был бы жив…
– Не вини себя, это либо чудовищная случайность, либо часть его плана, хотя второй вариант маловероятен.
– Зачем ты выдавал себя за него? – Грин повернулся к Максу и окинул его тяжелым взглядом.
– Решил, что, если назову вещи своими именами сразу, меня просто убьют, – Макс пожал плечами и выгнул левую бровь. – Ты только что чуть меня не пристрелил.
– Прости, это нервы, – Грин подошел к столу и снова налил себе вина. – А ты поднимаешь бровь точно так же, как он. Я не планировал тебя убивать, если бы хотел, то не промахнулся.
– А как бы ты поступил, признайся я сразу?
– Даже не знаю, – Грин сделал паузу, завороженно глядя в бокал. – Возможно, завалил бы в состоянии аффекта. А может, нет. Я не кровожадный, меня уже мутит от насилия. Когда понял, что ты не тот, за кого себя выдаешь, решил не подавать вида и отвезти тебя к Профу и Филу. И уже всем вместе с тобой разобраться.
– Разобраться – это допрос и бита в заднице?
– Подсознательные желания управляют нашими осознанными фантазиями, – Грин усмехнулся. – Теперь я понял, в надежде на что ты таскаешь ее с собой!
– Вы очень проницательны, Евгений Ваганыч, – желчно парировал Макс.
– Иногда банан – это просто банан, без намеков, – Грин сделал глоток вина и поморщился. – Разобраться – значит пообщаться с тобой, получить необходимую информацию и решить, что делать дальше.
– И какие у тебя планы теперь? – Максим подошел к Грину, взял стакан из его рук и допил вино. – Ты слишком много бухаешь!
– Продолжать знакомиться, бади! – Грин пристально посмотрел на Макса. – Я практически не пью, если не считать живец. А сейчас у меня шизофрения развивается. Глаза подают сигнал мозгу, что передо мной Умник, но разум противится визуальному восприятию. Меня рвет на части. Я должен сложить твой образ заново.
– Как будем складывать, – Макс съежился под тяжестью взгляда Грина. – Вином заливать, в тетрис играть или в пятнашки?
– Задавать друг другу вопросы, отвечать, и рассказывать о себе, нести все, что взбредет в голову, – Грин, не отрываясь, пристально смотрел в глаза Максиму. – Правило только одно: не врать. Если не хочешь о чем-то говорить – просто не отвечай. У нас в распоряжении как минимум сутки.
– Запретные темы есть? – без энтузиазма поинтересовался Макс.
– У меня нет, можешь спрашивать о чем угодно, – Грин отстранился от Макса и сделал шаг назад.
– Почему ты в бандане?
– В бандане? – удивленно переспросил Грин. – Тебя это реально интересует? Какие есть версии?
– Лысина, шрам, третий глаз, хрен во лбу....
Грин молча снял темно-зеленую повязку, под которой скрывались длинные волосы, собранные в пучок на затылке. Все также улыбаясь и не отрывая взгляда от Макса, он молча развязал кожаный ремешок, и по плечам рассыпались густые каштановые локоны.
– Я стараюсь оставаться человеком даже в Стиксе, – Грин отбросил волосы назад, – пытаюсь сохранить частичку себя прежнего, и прическа из моего прошлого – один из якорей. А в бою длинные волосы мешают.
– Как тебя зовут на самом деле?
– В Стиксе нет имен, есть только клички. Традиции зоны. Но для себя я решил, что все дело в сакральности истинного имени. Я открываю его лишь по-настоящему близким людям.
– Значит, для меня ты – Грин?
– Да. Пока так. Но я уникальный персонаж в Улье, потому что у меня две клички. За глаза меня называют щенком.
– Ты похож, да, – Максим засмеялся и немного расслабился, – и мне это нравится.
– Что ты говорил по поводу биты? – уточнил Грин с кислой улыбкой. – Дело не в похожести, я – щенок Умника.
– Тебя это обижало?
– Нисколько, было по барабану, когда меня так называли.
– А Умнику – тоже?
– Он парился, несколько сломанных челюстей и носов шутников решили проблему.
– Вот так сразу – в челюсть за кличку «Щенок»?
– Умник считал ее обидной, – глаза Грина снова смеялись. – Поверь, это детские игры в песочнице по сравнению с тем, что здесь творят другие.
– Выживают самые приспособленные, естественный отбор?
– Да, но мне кажется, что нормальных людей здесь больше, чем откровенного дерьма.
– Философский вопрос, – Макс потер виски. – Возможно, кто-то считает отбросами нас.
– В Улье все проще, – Грин задумался и на мгновение замолчал. – С точки зрения людей, привыкших к сытой и спокойной жизни, таких, каким еще вчера был ты сам, все выжившие здесь – жестокие и беспринципные ублюдки.
– А на самом деле?
– В целом это правильное утверждение.
– То есть, Деда Мороза не существует?
– И розовых единорогов – тоже!
– И как же ты здесь живешь?
– Я не живу, а выживаю, – Грин положил руку на плечо собеседника. – И тебе советую поменьше жалеть об оставшейся в прошлом жизни.
– Я еще не вкусил настоящего, чтобы страдать по прошлому…
– У тебя девчонка была на Земле? Или жена? Родители? Родственники?
– Никого, – Макс с досадой поджал губы. – Дед с бабкой умерли несколько лет назад и дом в наследство оставили. Тот самый, который загрузился в Улей.
– У меня папаша остался. Я, конечно, скотина неблагодарная, потому что по поводу его исчезновения из моей жизни страдаю меньше всего.
– Он тебя обижал?
– Нет, наверное, даже любил по-своему, заваливал деньгами и дорогими игрушками, – Грин убрал непослушную прядь волос со лба и замолчал.
– Тогда почему?
– Я был лишь красивой говорящей игрушкой, живым напоминанием о матери, которая умерла при родах. Ее он продолжал любить даже через много лет после смерти.
– Ты на нее похож?
– Да, она была манекенщицей, победительницей конкурсов красоты и востребованной моделью, – в голосе Грина прозвучала неподдельная грусть. – И очень хотела сына…
– Ты же не винишь себя в ее гибели?
– У нас с тобой не знакомство, а вечер откровений, – Грин смутился. – Я слишком увлекся разговором. Гости пожаловали.
Приглушенное рычание и мощный удар в железную дверь подтвердили его слова.