ЧЕТВЕРГ – ДЕНЬ ПЕРСОНАЖЕЙ, и я ждала его всю неделю. Мы с Питером часами обсуждаем, кем будем. Я предлагаю Александра Гамильтона и Элизабет Скайлер[11], но отказываюсь от этой мысли, когда понимаю, как дорого стоит аренда костюмов колониальной эпохи. Парные костюмы, кажется, становятся моей любимой частью отношений, после поцелуев, поездок на машине и самого Питера.
Он хотел нарядиться Человеком-пауком, а я бы надела рыжий парик и была Мэри-Джейн Уотсон. Вообще-то, он предложил это потому, что костюм у него уже был. Раз он спортсмен, почему бы не дать людям то, чего они хотят, и не продемонстрировать его шикарную фигуру? (Это его слова, а не мои.) В конце концов мы решили одеться Тайлером Дерденом и Марлой Сингер из «Бойцовского клуба». Эту идею подала моя лучшая подруга Крис. Мы с ней и Китти смотрели фильм у меня дома, и Крис сказала: «Вы с Кавински должны одеться этими психами» и что это всех шокирует. По крайней мере, если я так оденусь. Сначала я отказалась, потому что Марла не азиатка, а я всегда одеваюсь в костюмы азиатов, но потом мама Питера нашла на распродаже красный кожаный пиджак, и все сложилось само собой. Мисс Ротшильд одалживает мне вещи из своего гардероба для костюма, потому что в девяностых она была молодой.
Сегодня утром мисс Ротшильд приходит до работы, чтобы помочь мне собраться. Я сижу в кухне за столом в ее черном узком платье, жакете из искусственного мохера и в парике, который Китти увлеченно ерошит, чтобы придать ему растрепанный вид, словно я только что встала с кровати. Я отталкиваю ее руки с муссом для волос, а она говорит: «Но образ этого требует!».
– Тебе повезло, что я ничего не выбрасываю, – говорит мисс Ротшильд, прихлебывая кофе из термоса. Из пакета она достает пару туфель на очень высокой платформе. – В двадцать лет я была королевой Хэллоуина. Могла собрать любой костюм. Теперь твоя очередь носить мою корону, Лара Джин.
– Вы все равно можете быть королевой, – говорю я.
– Нет, костюмы и маскарады – это для молодых. Если я сейчас оденусь сексуальным Шерлоком Холмсом, то буду выглядеть жалко. – Она взъерошивает мой парик. – Все в порядке. Мое время прошло. Китти, как думаешь, не добавить ли серых теней?
– Давайте не будем перегибать палку, – говорю я. – Я все-таки в школу иду.
– Костюм для того и надевают, чтобы перегнуть палку, – легкомысленно заявляет мисс Ротшильд. – Сделай много фотографий. Пришли мне, чтобы я могла похвастаться на работе. Все будут в восторге… Господи, работа! Сколько времени?
Мисс Ротшильд всегда опаздывает. Папу это сводит с ума, потому что он всегда все делает на десять минут раньше. И все равно!
Когда за мной приезжает Питер, я открываю дверь со стороны пассажирского сиденья и вскрикиваю: он стал блондином!
– Господи! – не могу не кричать я, трогая его волосы. – Ты их высветлил!
Он самодовольно ухмыляется.
– Это краска-спрей, мама ее для меня нашла. Пригодится, когда мы будем Ромео и Джульеттой на Хэллоуин. – Он оценивающе рассматривает меня и мой костюм. – Мне нравятся эти туфли. Очень сексуально.
Я чувствую, что краснею.
– Молчи!
Отъезжая от дома, он косится на меня снова и говорит:
– Это правда.
Я толкаю его в плечо.
– Я хочу одного – чтобы меня и мой костюм узнали.
– Не волнуйся, я прослежу, – успокаивает он меня.
Когда мы входим в коридор школы, Питер включает песню «Where Is My Mind?» группы Pixies, и нам аплодируют. Никто не спрашивает, из какой манги мой персонаж.
После уроков мы с Питером валяемся на диване. Он все еще в костюме, а я переоделась в обычную одежду.
– У тебя всегда такие милые носки, – говорит он, приподнимая мою правую ногу. Сейчас они серые, в белый горошек и с желтыми мишками.
Я гордо сообщаю:
– Моя двоюродная бабушка присылает их из Кореи. В Корее делают все самое милое.
– Можешь попросить ее прислать и для меня? Не с мишками, а, например, с тиграми. Тигры – это круто.
– Для таких милых носочков у тебя слишком большие ноги. Ты их порвешь большим пальцем. Но я уверена, что можно найти тебе подходящие носки… например, в зоопарке.
Питер садится и принимается меня щекотать. Я ахаю, но пытаюсь продолжать:
– Уверена, что панды… или гориллы… как-то греют ноги… зимой. Может, у них есть и технология дезодорантов для лап! – Меня одолевает смех. – Хватит, хватит!
– Тогда перестань говорить гадости про мои ноги!
Я засовываю руку ему под футболку и яростно принимаюсь щекотать. Но тем самым подставляюсь новым атакам.
– Ладно, ладно, перемирие! – кричу я.
Питер останавливается, и я притворяюсь, что тоже остановилась, но украдкой щекочу его подмышку, и он издает высокий визг, совершенно ему несвойственный.
– Ты же сказала – перемирие! – возмущенно говорит он. Мы оба киваем и укладываемся обратно, переводя дыхание. – Ты правда считаешь, что мои ноги плохо пахнут?
Нет, не считаю. Мне нравится, как он пахнет после матча – потом, травой, собой. Но дразнить его весело, тогда у него на лице на долю секунды появляется неуверенное выражение.
– После игры бывает… – говорю я. Питер нападает снова, и мы сражаемся и смеемся, когда входит Китти с подносом, на котором бутерброд с сыром и стакан апельсинового сока.
– Занимайтесь этим в комнате, а не на людях, – говорит она, усаживаясь на пол.
Я отодвигаюсь и сердито смотрю на нее.
– Мы ничего такого не делаем, Кэтрин.
– Твоя сестра говорит, что у меня воняют ноги, – говорит Питер, тыкая ногой в ее сторону. – Она врет, правда?
Китти отбивает его ногу локтем.
– Я не буду нюхать твои ноги. – Ее передергивает. – Вы извращенцы.
Я с воплем кидаю в нее подушкой. Она ахает.
– Тебе повезло, что ты не опрокинула мой сок! Папа тебя убьет, если ты опять испачкаешь ковер. Помнишь, как разлила лак для ногтей?
Питер ерошит мне волосы.
– Неуклюжая Лара Джин.
Я отталкиваю его руку.
– Вовсе нет. Это ты вчера у Гейба споткнулся о собственные ноги на пути к пицце.
Китти хихикает, и Питер кидает в нее подушкой.
– Хватит объединяться против меня! – восклицает он.
– Ты останешься на ужин? – спрашивает Китти, когда перестает хихикать.
– Не могу. Мама готовит стейк из курицы.
– Повезло! – Китти шире раскрывает глаза. – Лара Джин, что у нас на ужин?
– Я вот прямо сейчас размораживаю куриную грудку, – говорю я. Она морщится. – Если тебе не нравится, научись готовить сама. Я не смогу готовить тебе ужин, когда уеду в колледж.
– Да ладно. Ты наверняка каждый вечер будешь приезжать. – Она поворачивается к Питеру. – Можно я приду к тебе ужинать?
– Конечно, – отвечает он. – Вы обе можете.
Китти начинает радоваться, но я ее обрываю.
– Если мы пойдем, папе придется ужинать одному. Сегодня у мисс Ротшильд велотренажеры.
Китти кусает свой бутерброд.
– Тогда сделаю еще один бутерброд. Не хочу есть старую размороженную курицу.
Я резко сажусь на диване.
– Китти, я приготовлю что-нибудь другое, если завтра утром ты заплетешь мне волосы. Я хочу особую прическу для Нью-Йорка.
Я никогда не была в Нью-Йорке. Когда мы в последний раз ездили в отпуск всей семьей, я хотела в Нью-Йорк, но большинство голосов было за Мексику. Китти хотела есть рыбные тако и плавать в океане, а Марго – осматривать руины майя и совершенствовать свой испанский. В итоге я была даже рада результату. До этой поездки мы с Китти ни разу не выезжали из страны и никогда не видели такой синей воды.
– Заплету, но только если у меня останется время после моей прически, – заявляет Китти. На большее не стоило и надеяться. Она так хорошо делает прически…
– Кто будет заплетать мне волосы в колледже? – задумчиво спрашиваю я.
– Я могу, – уверенно отвечает Питер.
– Ты не умеешь, – фыркаю я.
– Ребенок меня научит. Научишь, ребенок?
– Не бесплатно, – говорит Китти.
Они торгуются и наконец решают, что Питер отведет Китти и ее подружек в кино в субботу. Вот так и получается, что я сижу, скрестив ноги, на полу, а Питер и Китти – на диване, у меня за спиной; Китти показывает, как плести французскую косичку, а Питер снимает процесс на телефон.
– Теперь ты попробуй, – говорит она.
Прядки все время ускользают от него, и Питер раздражается.
– У тебя много волос, Лара Джин.
– Если французская косичка не получается, я научу тебя чему-нибудь попроще, – говорит Китти, не скрывая снисхождения в голосе. Питер тоже его слышит.
– Нет, я справлюсь. Дай попробовать. Я освою французскую косичку, как освоил французские поцелуи. – Он мне подмигивает.
Мы с Китти хором на него кричим.
– Не говори об этом перед моей сестрой! – восклицаю я, толкая его в грудь.
– Я пошутил!
– И ты не так хорошо целуешься по-французски. – Хотя на самом деле хорошо.
Питер смотрит на меня с выражением «кого ты пытаешься обмануть?», и я пожимаю плечами, потому что «кого я пытаюсь обмануть?».
Позже я провожаю Питера к машине. Он останавливается перед пассажирской дверью и спрашивает:
– Эй, скольких парней ты целовала?
– Всего трех. Тебя, Джона Амброуза Макларена, – я произношу это имя быстро, словно отклеиваю пластырь, но Питер все равно успевает нахмуриться, – и кузена Элли Фельдман.
– Того косоглазого?
– Да. Его зовут Росс. По-моему, он симпатичный. У нас была вечеринка с ночевкой у Элли; я поцеловала его на спор. Но мне хотелось.
Питер задумчиво меня рассматривает.
– Значит, меня, Джона и кузена Элли?
– Ага.
– Ты одного забыла, Кави.
– Кого?
– Сандерсона!
Я отмахиваюсь от него.
– Нет, это не считается.
– Росс, кузен Элли Фельдман, которого ты поцеловала на спор, считается, но не Джош, с которым ты мне технически изменила? – Питер грозит мне пальцем. – Ну нет, так не пойдет.
Я его толкаю.
– Мы с тобой тогда не встречались, сам знаешь!
– Это детали, но ладно. – Он косится на меня. – У тебя получается больше человек, чем у меня. Я целовался только с Джен, Джамилой и с тобой.
– А та девочка, с которой ты познакомился, когда ездил на пляж Миртл-Бич с двоюродными родственниками? Анджелина?
На его лице мелькает странное выражение.
– Ах да. Откуда ты про нее знаешь?
– Ты всем этим хвастался!
Это было лето перед седьмым классом. Я помню, что Женевьева с ума сходила, потому что какая-то другая девочка поцеловала Питера раньше, чем она. Мы пытались найти Анджелину в Интернете, но слишком мало про нее знали. Только ее имя.
– Значит, ты целовался с четырьмя девочками. И ты не только целовался, Питер.
– Ну ладно!
Но я уже не могу остановиться.
– Ты единственный, с кем я целовалась по-настоящему. И ты был первым. Первый поцелуй, первый парень, все с тобой первое! Тебе досталось все первое, а мне от тебя – ничего.
Он смущенно говорит:
– Вообще-то это не совсем правда.
Я сощуриваюсь.
– О чем ты?
– Не было никакой девочки на пляже. Я все это придумал.
– Анджелины с большой грудью не было?
– Я не говорил, что у нее большая грудь!
– Говорил. Тревору.
– Ладно, ладно, господи. Но суть не в этом.
– А в чем, Питер?
Он прочищает горло.
– В тот день в подвале Макларенов… У меня это тоже был первый поцелуй. С тобой.
Я резко перестаю смеяться.
– Со мной?
– Да.
Я смотрю на него в упор.
– Почему ты мне не рассказывал?
– Не знаю. Забыл, наверное. И мне стыдно, что я придумал девчонку. Никому не рассказывай!
Меня переполняет теплый восторг. Выходит, первый поцелуй Питера Кавински был со мной. Как чудесно!
Я обвиваю руками его шею и запрокидываю голову в ожидании поцелуя на ночь. Он трется щекой о мою, и я рада, что у него гладкие щеки, пока что ему едва нужно бриться. Я закрываю глаза, вдыхаю его запах, жду поцелуя. А он просто невинно чмокает меня в лоб.
– Спокойной ночи, Кави.
У меня распахиваются глаза.
– И это все?
Он самодовольно отвечает:
– Ты же сказала, что я не так уж хорошо целуюсь.
– Я пошутила!
Он подмигивает мне и садится в машину. Я провожаю его взглядом. Мы уже целый год вместе, но это все еще в новинку. Любить мальчика, который любит тебя в ответ. Это чудесно.
Я не сразу возвращаюсь в дом. На случай если он вернется. Уперев руки в боки, я жду целых двадцать секунд, а потом отворачиваюсь к крыльцу. И тут его машина подъезжает задним ходом и останавливается прямо перед домом. Питер высовывается в окно.
– Ну ладно, – окликает он меня, – давай попрактикуемся.
Я бегу к машине, притягиваю его за рубашку и наклоняю голову навстречу, а потом отталкиваю его и убегаю со смехом. Мои волосы развеваются на ветру.
– Кави! – кричит он вслед.
– На этом все на сегодня! – ехидно отвечаю я. – Увидимся завтра в автобусе!
Вечером, когда мы с Китти чистим зубы в ванной, я спрашиваю:
– По шкале от одного до десяти – как сильно ты будешь по мне скучать, когда я уеду в колледж? Только честно.
– Еще слишком рано об этом говорить, – отвечает она, споласкивая щетку.
– Просто ответь.
– На четыре.
– На четыре! Ты сказала, что по Марго скучаешь на шесть с половиной!
Китти качает головой.
– Лара Джин, почему ты запоминаешь каждую мелочь? Это нездорово.
– Ты могла хотя бы притвориться, что будешь скучать! – восклицаю я. – Ради приличия.
– Марго уехала на другой конец света. Ты будешь в пятнадцати минутах езды, так что я не успею заскучать.
– Все равно!
Она прижимает ладони к сердцу.
– Ну хорошо, я буду скучать по тебе так, что каждую ночь буду плакать!
– Так-то лучше, – улыбаюсь я.
– Я буду скучать так сильно, что перережу запястья! – хохочет она.
– Кэтрин, не говори так!
– Тогда перестань напрашиваться на комплименты, – говорит она и отправляется в постель.
А я остаюсь паковать все, что нужно для поездки в Нью-Йорк. Если меня примут в университет Вирджинии, я, наверное, просто оставлю один набор косметики, кремов и расчесок дома, чтобы не возить их с собой каждый раз. Марго пришлось продумывать все, что она брала с собой в Сент-Эндрюс, потому что Шотландия далеко, и она не могла часто приезжать домой. А я могу взять вещи на осень и зиму, все летнее оставить дома, а потом менять.